Kitobni o'qish: «Любить своего врага»

Известно, что может сделать с обычным человеком женщина-эршелла. Захочет – убьет силой собственной ярости. Пожелает – поработит его волю. А может стать женой и рабыней, подчинившись ему без остатка. Только для этого надо очень сильно его любить.

Я улыбнулась мужу. Честно: я любила его тонкое, красивое лицо, большие серо-зеленые глаза, светлые вьющиеся волосы… его внимательность, заботливость, надежность. Да, конечно, я его любила. За то, что он больше прочих походил на эршелла.

Я отродясь не встречала мужчин из своего народа. Отец погиб, отвлекая на себя полицейскую погоню. Цена была высока, зато матери удалось сбежать с планеты, носящей гордое и горькое имя Эршелла. Вскоре родилась я. Мать скиталась по разным мирам, выдавая нас обеих за обычных, не измененных людей. Потом я стала скитаться одна, когда мать умерла на Маргарите от какой-то местной болезни, от которой всем делали прививки в детстве, а беглянкам-эршелла, разумеется, – нет. Народу эршелла запрещено покидать свою родину. Мы – измененные. И мы чрезвычайно опасны.

Эд поднял бокал:

– За тебя.

– За наше путешествие, – ответила я с улыбкой. – Чтобы рейс не задержали, чтоб мы без приключений долетели… и благополучно вернулись.

Эд поморщился. Он терпеть не мог дальние перелеты – да что греха таить: попросту их боялся. И то, что он затеял свадебное путешествие с родной Мелинды на блистательную Доминику с короткой остановкой здесь, на захолустной Клементине, было подвигом.

– Я люблю тебя, – шепнула я.

– А я тебя – еще больше, – шепнул он в ответ.

Шептаться было не обязательно. В ресторане космопорта, где мы коротали время в ожидании рейса на Доминику, было малолюдно, и ничьи любопытные уши не поворачивались в нашу сторону. Зато я ловила восхищенные взгляды. Кто из мужчин не заметит красавицу, смоделированную под женщину-эршелла? Сильное, гибкое тело, бронзовый загар, ярко-зеленые глаза, роскошные золотистые кудри, золотой лак на ногтях – точь-в-точь эршелла, какой она представляется людям других миров.

Я гордилась собой. Умно – маскироваться под экзотический образ, будучи самой настоящей эршелла. Волосы приходилось подкрашивать, чтобы сделать их потусклее, сверкание глаз гасили цветные линзы, золотой лак скрывал золотые же ногти, а великолепные зеленые камни лла, доставшиеся от матери, скромно вели себя в серебряной оплетке. Это я недавно придумала – укрыть приметные камни в серебре и затем свободно носить серьги, колье и перстни эршелла. Мать до умопомрачения боялась, что однажды при очередном досмотре в космопорту ее разоблачат, и все же не решалась расстаться с сокровищем… с оружием эршелла.

А я, по глупости, не боялась. Даже имя себе взяла вызывающе-дерзкое – Шелла Эрш. Правда, в удостоверении личности я значусь как Полин Натали Сукк, рожденная на богом забытой Полине, где находится законсервированная военная база. Я и вправду там родилась, а заместитель начальника службы внутренней безопасности Антонио Сукк обеспечил мать необходимыми документами. Порабощенный мужчина сделает для женщины-эршелла что угодно.

Ресторан, приютивший нас с Эдом, был так себе: матово светящиеся стены, «умные» зеркала, которые приукрашивают отражения посетителей, стойки с искусственными цветами. Однако за окнами открывался чудесный вид на предгорья. Пологие холмы переливались иссиня-зеленым, сизым, лиловым, сиреневым – вся гамма местной травы, мелкого кустарника и мхов. Дальше стояли горы. Снежные вершины сияли на солнце, а ниже склоны были синими, с густой прозеленью. Я слышала, что горы на Клементине – ее главное сокровище, приманка для ценителей редкостной красоты и таинственных приключений. Жаль, что рейс на Доминику так скоро, и мы с мужем ничего не успели посмотреть, кроме скучной столицы.

Кажется, Эд думал о том же. Он смотрел вдаль, на горы, а в уголках губ притаился намек на улыбку. Мне вдруг отчаянно захотелось во всем признаться. Выложить разом, что я – измененная, эршелла, преступница. Что моя мать – дважды преступница, ибо не просто покинула родную планету, а еще и воспользовалась своим даром измененной, подчинив себе человека. Что сама я никогда-никогда не пущу в ход собственный дар, Эд может не сомневаться. Конечно же, он все поймет, он будет гордиться женой-эршелла…

Вздор. Опасный бред. Пока муж ничего не знает, его нельзя считать соучастником моего преступления. Хоть и невелик грех – стремление жить на свободе, без патрулей в каждом переулке, без облав, проверок, допросов, запугиваний, издевательств. Однако закон есть закон. Моему народу нет места нигде, кроме превращенной в тюрьму Эршеллы.

Эд даже не представляет, насколько я ему благодарна. Пусть он не подозревает обмана, пусть считает меня ветреной кокеткой, которая привлекает взоры броской красотой проклятого остальным человечеством народа. Но он стал мне мужем, приютил под крылом, дал ощущение безопасности и покоя. Оплатил путешествие на сказочную Доминику, продумал маршрут, заказал номера в отелях, места в театрах, на круизном лайнере, в какой-то древней крепости… Спрашивается, зачем нужны места в крепости? Эд загадочно улыбался: сюрприз.

Что ж, я никого не убью, не превращу в раба. Однако я могу стать женой, как принято у эршелла. Кто-то назвал бы это добровольным рабством. Чепуха. Я всего лишь хочу исступленно любить своего избранника, раствориться в нем, как умеют растворяться только эршелла, хочу дарить ласки и радости, неведомые другим, обделенным, людям. Да, я, Шелла Эрш, готова воспользоваться своим даром. И это – не преступление!

В мыслях мелькнуло: а заслужил ли Эд бесценный подарок? Обычный человек – разве он достоин? Да; разумеется, да. Он – самый внимательный, самый любящий, понимающий… все равно лучше его никого нет.

Я собралась, сосредоточилась; мать успела кое-чему научить. Подчиняя, направляешь свою внутреннюю силу на другого, подчиняясь, обращаешь ее на себя. Как будто лупой собираешь солнечный свет и наводишь горячий лучик на то, что хочешь поджечь.

Я старалась изо всех сил. Внутри как будто собрался тугой жгучий ком, мир перед глазами раздвоился, затем качнулся и поплыл по кругу, в голове зазвенело, сердце пустилось вскачь, воздуха не хватало. Еще минута – и я стану женой своего мужа, как должно настоящей эршелла.

– Остановись, – велел над ухом властный мужской голос. – Не делай глупостей, Шелла Эрш.

Я вздрогнула, едва не опрокинув бокал. Кружащийся мир остановился, звон утих, только сердце отчаянно колотилось. Кто вмешался? Взгляд по сторонам. Соседние столики пусты, чуть дальше воркует влюбленная парочка, два предпринимателя увлеченно обсуждают будущую сделку, в дальнем конце зала – тихая компания каких-то сумрачных типов. Не они. Может, Эд? Он – услышал мысли? Он – эршелла?!

Муж оторвал взгляд от снежных вершин за окном и вяло ковырнул вилкой в салате:

– Дорого, а есть невозможно. Одно слово – захолустье. На Доминике все будет по-другому, вот увидишь.

Я перевела дыхание. Если не Эд, то кто?

– Что ты всполошилась? – он заметил мою тревогу. – Что-то не так?

Все и вправду стало не так: я увидела черно-белую форму службы безопасности. Мужчина в годах, седой, загорелый, темноглазый, уверенной походкой направлялся к нашему столику. Это же по мою душу – по душу беглой эршелла.

«Рональд Ринг», – значилось на бэйджике с эмблемой космопорта. Судя по выражению лица и осанке, Рональд Ринг – не простой охранник. Екнуло сердце: он вообще не обычный человек, он – измененный. По телу прошла сладкая дрожь, и закованные в серебро камни лла оживились, блеснули зеленым из-под ювелирной оплетки. О-о. Ринг больше, чем измененный.

– Начальник службы безопасности космопорта, – представился он. – Мне необходимо поговорить с вашей женой, эр Эдвард. Конфиденциально. Прошу пройти со мной, эр Шелла.

Звучит-то как – эр Шелла! Знала бы, что на Клементине принято вежливое обращение «эр», – не заявила бы себя как Шеллу, прибыла как Полин Натали.

– Позвольте, а в чем, собственно, дело? – Эд возмущенно привстал.

– Это конфиденциально, – внушительно повторил начальник службы безопасности. – Эр Шелла, прошу, – он указал на дверь ресторана. – Эр Эдвард, подождите здесь.

Я как будто превратилась в пух, который подхватило ветром и понесло к выходу.

«Умная» зеркальная дверь отразила нас обоих. Я смотрела на Ринга; зеркалу не было нужды его приукрашивать. Немолодой, но поджарый и гибкий, как дикий зверь. Волосы белее снега, темные линзы глушат сверкание глаз, шоколадный загар маскирует золотистую кожу, ногти то ли обесцвечены, то ли удачно покрашены. Эршелла. Свой! Хотелось завизжать от восторга.

Когда Ринг открывал передо мной дверь, я увидела отражение мужа. Растерянный Эд сидел за столиком и крутил в руках вилку.

Мы поднялись на один этаж по служебной лестнице, затем Ринг отворил какую-то дверь и отступил, пропуская меня внутрь.

Я шагнула через порог, внутренне замирая от счастья.

За окном виднелись те же иссиня-зеленые, сизые, лиловые и сиреневые холмы и заснеженные горные вершины, что я видела из ресторана. В скромном кабинете был рабочий стол, на нем – экран работающего компа, еще один экран во всю стену, сейчас отключенный, и несколько кресел для посетителей – или для подчиненных.

– Присаживайтесь, эр Шелла.

Я угнездилась в кресле. Вот бы Ринг сел совсем рядом. Так хочется ощутить его тепло, перенять его уверенность, почувствовать себя защищенной от всех напастей на свете…

– Эр Шелла, будьте осторожны.

Начальник службы безопасности прислонился к стене, скрестил руки на груди. Я прямо-таки чувствовала, как ему хочется подойти ближе, коснуться меня, привлечь к себе, обнять крепко-крепко. Нельзя. У него кольцо на руке – женат. И я замужем. О Проклятые Высшие, у меня же есть муж!

– Я буду осторожней дикой кошки, – я вымучила улыбку. Все бы отдала за объятия, которые соединят навек со своим. За это жизни не жалко.

Под темными линзами блеснули глаза. Без линз полыхнули бы так, что последний тупица признает эршелла.

– Эр Шелла, вас не учили скрывать свои мысли?

Меня бросило в жар. Нет, не учили. Мать была уверена, что в чужих мирах мы не встретим других беглых эршелла. А больше никто наши мысли читать не способен. В общем, с Рингом получилось ужасно неловко. Через силу, я опять улыбнулась:

– Можно не отвечать, эр Рональд?

– Можешь, девочка, можешь, – проговорил он мягко.

От этой мягкости, сочувствия, нежности перехватило горло. Несказанное счастье – быть с тем, кто тебя понимает. Со своим. С измененным. С эршелла.

– Вот что я хотел сказать вам, эр Шелла. – Ринг сделался отстранен и серьезен. – За последний стандартный год я подметил некую странную вещь. Вы – шестая… м-м… путешественница, кто через Клементину направляется на Доминику. Конечно, всем известно: Доминика блистательна, притягательна и во всех отношениях непревзойденна. Но, – Ринг поднял указательный палец, подчеркивая важность своих слов, – до сих пор ни одна из ваших предшественниц не вернулась. Они остались там, все пять. Вы, несомненно, знаете: Доминика – конечная точка Большого Трансгалактического Пути, с нее есть путь назад только через Клементину. Через наш – мой – космопорт. И ни одна из… м-м… женщин, привлекших мое внимание, не появилась здесь снова.