Kitobni o'qish: «Суперлуние»
Глава 1
За окном электрички медленно проплывали полустанки, их плохо было видно сквозь грязное окно, только фонари размытым своим светом напоминали, что осталось еще две остановки и надо быстренько сходить. Время на выход даётся несколько секунд. Все пассажиры, сходившие на этом полустанке, сорвались с мест, и пошли к выходу.
"Станция "Студенческий городок". Осторожно, двери открываются!" Голос в репродукторе звучал откуда-то из потустороннего мира.
Я взяла тяжелую сумку и покинула деревянное кресло, на котором остался мой тёплый след. Сейчас будет холодно. Мы сошли с вагона и за нами лязгнули створки двери.
Еще долго слышался запах прокуренного вагона, который никогда не выветривался, а только дополнялся признаками остаточных явлений пассажиров усталых, торопящихся с работы по домам.
Толпа сегодня была из человек пятнадцати. Мы ступили на платформу, освещенную оранжевыми фонарями и временем под названием "Восьмидесятые".
До института вела Дорога жизни. Вся в ухабах и промоинах. Длинные лужи простирались вдоль и поперёк дороги доставляли немало неприятностей студентам, которые сегодня попали под дождь и торопились в тёплое общежитие. Фонарей вдоль дороги не стояло. То есть стояли, но только столбы. Мы шли, растягивая колонну, тихо пыхтели под весом своих сумок, которые были забиты домашними продуктами. Так колонна прошла площадь учебного корпуса и стала разделяться на несколько потоков. Мальчишки шли, накинув на головы мокрые капюшоны в свою общагу, промокшие девушки стали бегом разделяться на две шеренги.
Одни побежали во второе, другие в третье общежитие, недавно построенное в этом ещё веке, примерно в 70-годах.
А наше общежитие, наверное, строили еще царские военные инженеры для солдат, такие себе казармы. Все три общежития стояли рядом. В метрах 20, не дальше. Вид из нашего женского общежития открывался напротив мужского, и мы могли наблюдать, что делает мужская половина в своих комнатах, а они, естественно наблюдали за нами. Особенно обширный вид давался владельцам окон четвёртого последнего этажа.
Поэтому нам кастелянша выдавала самые плотные шторы, пока мы занимали первый или второй этажи. А когда расселялись на третий и четвёртый, то шторы могли быть на своё усмотрение.
Вот мы и дома.
В фойе было тепло, на вахте никого не было, из кухни на первом этаже доносился запах жареной картошки. Ну, как всегда. Те девочки, кто не поехал домой на выходные, готовили себе ужин. А что готовить? Правильно жареную картошку с луком.
Мои соседки все уже были в комнате. Двое тоже недавно приехали и тоже попали под дождь. В комнате пахло сырыми вещами, ванильными домашними булочками, открытым малиновым вареньем и котлетами. Холодильник у нас был за окном.
Соня как всегда спала, Катя читала роман, Оксанки не было (может, в туалет пошла, а куда еще).
Мы нежно поприветствовали друг дружку.
Мой плащ был мокрый, сушить его надо было в умывальнике на верёвке. Я пошла в конец коридора, там располагались умывальник, душ и напротив туалет. Из туалета вышла Оксана с накрученным на голове полотенцем и пустой литровой баночкой. А, понятно, куда она.
Сейчас побежит к "своему", раз помылась, улыбнулась ей в сердцах.
– Привет! – кивнула улыбающаяся Оксанка и пошлёпала в комнату, шаркая тапочками в распахнутом халате, под которым была кружевная комбинация.
Мы всегда ходили здесь как хотели, в рамках того приличия, в котором был весь дух восьмидесятых.
Мальчиков в наше общежитие не селили, для них было соседнее и всё что им удавалось так это проникнуть через балконы в торце здания, через щель в оконной раме. Как они это делали сквозь решетку, оставалось загадкой. Но наказание за такое посещение грозило отчислением из института.
На верёвке висели влажные дутые и широкополые модные плащи, бережно прихваченные прищепками к плечикам. Девочки обязаны быть красивыми и ухоженными и всегда наготове.
Я повесила на плечики свой серый, я его купила на свои кровные заработанные денежки.
– Он опять написал! – сказала Катя, вытянув из кармана сатинового халата раскрытый конверт.
– Ну, не дурак? Как он меня достал! Каждый день по письму. Ему там, в армии, что, делать нечего? Служил бы себе спокойно. Нет же, пишет, как полоумный! – продолжала сама с собой беседовать Катя.
– Ну, так не отвечай, – сказала я, отправляя домашние котлеты, завернутые в газету и пакет за оконную раму.
Там у нас был крючок, и мы цепляли свои продукты за фрамугу, чтобы не испортились в тёплой комнате. За год мы уже освоились жить без бытовой техники. У нас в общаге не было ни холодильника, ни стиральной машины, ни микроволновки, только старый электрический чайник.
Женское общежитие состояло из четырёх этажей казарменного типа. Кухня была на первом, там было три газовых плиты и мойка. На каждом этаже размещались бытовки с тяжелым резиновым покрытием и вытянутыми с корнями розетками.
Там мы себе начёсывали и накручивали наши знаменитые шевелюры.
В бытовке стояло допотопное кресло непонятного цвета, стол для занятий, стулья, стол для глажки и книжная полочка с томиками трудов Владимира Ильича Ленина, для порядка и политинформации.
Длинный коридор и лестничные пролёты ежедневно намывались дежурной группой.
Здесь не было уютно, но весёлые обитатели общежития, заполнявшие четырёхместные комнатки порхали из комнат в комнаты, таская то еду, то вещи, то плойки, утюги, лаки и всё что только нужно было девочкам для занятий и наши этажи гудели словно улей. И нам некогда было заботиться о заполнении пространства общежития комнатными цветами и другими предметами уюта и декора.
Шумно в общаге было всегда, и только когда были пары – коридор молчал. Мы старались не пропускать занятия, потому, что заработать “н/б” (не был на занятии) было хуже некуда, потому что отрабатывать надо было в свободное время, а свидание тогда пролетало? Нет! Свидания – это было самое ответственное занятие для нас, студентов. Его пропускать нельзя было. Потому, что если ты пропускаешь свидание, то можешь пропустить и судьбу. А девочки берегли отношения. Ну, ладно, старались изо всех сил, хотя у многих это всё равно не получалось.
И редкие парочки встречались весь курс обучения.
Глава 2
У меня парня не было.
И по этому поводу велась тщательная подготовка среди девочек в нашей группе. Мои однокурсницы не могли позволить, чтобы их каллиграфист была одинока.
За эти два курса, что мы были вместе, девочки нашли себе парней и встречались регулярно, некоторые нервные особы регулярно ссорились и мирились со своими мальчиками, чем и заполняли наши скучные вечера, отмечая их слезами, заламыванием пальчиков, буйным гонором, вспыльчивыми ссорами с соседками. Особо одарённые личности, пытались ранить себе кожу на руках и пугая нас до полусмерти. Но мы друг дружку очень понимали, поддерживали, успокаивали, отпаивали чаем, готовили жареную картошку. Или ехали развлекаться в город подальше от студенческого городка и этого тихого посёлочка, где жили в основном преподавательский состав и обслуживающий персонал со своими семьями.
Ехали компаниями.
А там, в городе делали себе черно- белые фото, красили волосы, кушали мороженое и пили молочный коктейль. В кино не ходили, потому что у нас в студгородке был клуб и на сеансы мы ходили регулярно.
Вездесущие парочки. Куда ни глянь вечером, бродили парочки.
У нас на территории студгородка был парк, красивый такой, густо засаженный разными деревьями, кустарниками и цветами. Я только на втором курсе поняла, почему в этом парке так много дорожек и почему они так часто пересекаются.
Оказывается, наш парк был разбит в виде пятиконечной звезды и от неё расходились лучи – тропинки. А в центре стоял памятник защитникам нашей местности. Было очень патриотично, торжественно и романтично одновременно бродить по этим дорожкам.
Никто здесь не мусорил, так как уборкой занимались сами студенты. Было чисто и красиво. Но уединиться было в таком случае не реально.
Чтобы спрятаться от любопытных глаз, влюблённые уходили к жилым пятиэтажкам и прятались во двориках. Там было всегда темно, не смотря на лампочки над парадными ходами. Их тусклый свет только и всего, что был ориентиром для тех, кто поздно возвращался с работы или студентов, отсчитывающих драгоценные минутки перед закрытием дверей в общежитиях.
– Короче! Не мешай спать, Катя, имей совесть. Завтра пары. Хочу спать, а ты бубнишь там! – нервно пробормотала Соня из-под подушки, в которую уткнулась головой.
– Правильно Аля сказала, не пиши ему больше. Ты же сама строчишь ему вон по четыре листа и сама бегаешь с теми письмами. Брось и почтальонскую нагрузку, отдай кому-нибудь и всё, – сказала, не отрываясь от зеркала Оксана, накладывая розовые тени на нижнее веко.
– Иди уже! Там твой промокший стоит. Грамотная какая, сама знаю что делать! – огрызнулась Катя и вскочила с кровати.
Она одёрнула синий набивной халат и взялась убирать расставленные на столе пакеты с продуктами.
– Оставь булочку, Кааать! – протянула Оксана, докрашивая ресницы тушью.
Катя стукнула по столу кружкой, положила булку рядом, всё остальное одним махом смела в пакеты и зашвырнула на крючок за окно. Еще раз отряхнула халат, переступила через лежащую на животе Соню, та заорала, а Катя залезла на подоконник.
– Девчонки, девчонки! Вырубайте свет, сейчас будем зырить на новеньких!– проговорила Катя, и села отодвинув край плотной шторы. – Вырубай свет!
– Так, дайте, я оденусь, – шаркая полуботинками Соня, она торопилась на свидание.
– А мой там? – второпях накидывая на себя дутую куртку, и поправляя начёс, уже в дверях спросила она.
– Та иди уже, вон, стоит!
Щелкнул выключатель света и в комнате воцарилась тишина. А снаружи по коридору носились девочки, тоже спешили на улицу. Топот стоял, будто в конюшне.
Наша комната располагалась на четвёртом этаже. Северную половину этажа занимала наша группа и девочки выпускницы.
Четверокурсницы сейчас редко выходили на свидания, они писали в учебном корпусе дипломы, и девочек подолгу не было. Но, когда приходили то в таком шуме не могли отдыхать, они разгоняли этот балаган и тогда в коридорах тихонько бегали, стараясь не стучать каблучками третьекурсницы, а только шелестели своими дутыми куртками и плащами. Субординацию у нас соблюдали и не обижались на окрики старших. Комендант не вмешивалась.
У нас всё было по писанным и не писаным законам – правильно.
Мы облокотились на подоконник, Катя вообще села на него, мы расправили тюль и начали наблюдать.
Это было смешное и забавное мероприятие.
Во время окончания самоподготовки и начала вечернего моциона, то есть свиданий, в женском общежитии практически во всех комнатах выключался свет. Ребята приходили к своим девочкам к корпусу, они не имели права входить в общежитие, а ждали на площадке возле крыльца. Из окон кабинета комендатши в фойе разливался мягкий белый свет и освещал площадку перед входом. Там, возле бордюров стояли ребята в ожидании наших красавиц. Они даже не подозревали, что в тот момент, когда ждали девочек, на них были устремлены любопытные взоры из выходящих на площадку окон с выключенным светом.
Там, за тюлями сидели все те, кто не ходил по тем или иным причинам на свидания. Их было не меньше полусотни.
Это представление было ежевечерним ритуалом и во время него прекращались все ссоры, войны и катаклизмы в общежитии. Мы могли сидеть эти два часа и мило обсуждать каждую парочку, мыть им косточки, строить прогнозы и затевать козни.
И никто в этом чудном мире не мог нам помешать.
«Так было, так есть и так будет всегда», – думали мы.
– Колясик! (это моё технарское прозвище, уменьшительно- ласкательное производное от фамилии ). Тебе пора "завести" парня, – переживали за меня соседки по комнате, поглядывая вниз.
("Завести парня"– это у нас означало – смело "подкатить"; увести, отбить у подружки; пригласить на танец первой, не дожидаясь приглашения).
Господи, это так – противно! Лучше котика завести.
Ребята "заводили" себе девушек, так же как и 20- 30 лет до этого. Знакомились, брали смело за талию и в первую встречу – целовались. А девушки, чтобы закадрить парня настойчиво “строили глазки”, заигрывали, бывало и оскорбляли.
Сейчас уже понимаем, что мы просто флиртовали.
– Идите в баню – у меня курсовая! – огрызалась я. Это не честно и не красиво.
– Не, ну, правда, это не порядок. У нас есть, а у тебя нет, – сказала Соня, протирая очки ночной рубашкой
– Я не умею, да и не буду! – оправдывалась я перед более "опытными" коллегами.
И тут их понесло.
– Слышишь, а ведь в группе инженеров, где Оксанкин Пашка, парень есть и вроде ни с кем не встречается. По крайней мере, я не видела, – сказала Катя. – Вроде Саша его зовут. Я дернулась как от статического электричества и поджала губы.
– Не напрягайся!– махнула на меня, как будто смахивала с меня муху своей длинной рукой моя худощавая соседка по комнате – опытная прожигательница мужских сердец – Катя.
Соня уже стала рассуждать и придумывать дерзкие ходы, как нас свести. Какая умная!
– Да. Может быть у него есть девушка в своей селухе (селе), – рассуждала я.
– Алька! Какая же ты нудная! Может и есть. Разве это проблема сейчас? Если надо, то отобьем! – протянула с важностью и со знанием дела видавшая виды Катя. У которой в это время было, по крайней мере, было два парня – один в армии, другой в селе, а третий бегал за ней здесь в институте. На этого последнего она смотрела так же свысока как сейчас с четвёртого этажа на снующие туда-обратно пары. Катюша иногда позволяла себе выйти к влюбленному на свидание и просто издевалась над парнем.
А мы с сожалением наблюдали всю эту катастрофическую ситуацию. Парень был влюблён в эту неприступную гору с именем Екатерина безответно.
– Придёт со свиданки Оксанка, и мы поговорим об этом,– решительно заявила Катя.
– Да! – утведительно сказала Соня.
У Сони, кстати, парня не было, но был друг в посёлке, где она жила. Оба отличники и долго дружат. Но не считают себя парой, об этом никогда не говорили, но дружат и теплые письма говорят сами за себя. Он поступил в университет, переехав в столицу, она не добрала одного балла и поступила сюда в наш. По приезду домой вечно болтаются то у неё дома, то у него. Родители у них кумовья и так привыкли, что дети вместе, даже не замечают их.
Но на счёт глубоких чувств Соня уверена, что их нет. Она прагматично считает, что замуж пойдёт не за него.
Ко всем чувственным выпадам Кати и Оксаны наша умная соседка относится со спокойствием, она хорошая подруга, ей в жилетку плакаться одно удовольствие. Пожалеет, иногда пожурит, но всегда поставит чайник (кипятильник в пол-литровую баночку), напоит чаем с вареньем и заставит делать домашку. Она единственная причина, по которым мы вообще их делаем. Её спокойствию, уравновешенности и целеустремлённости я удивляюсь до сих пор.
С парнями у меня был всегда полный провал.
Да, эмоции делают своё дело: общество, музыка, некое подобие свободы, когда, наконец, ты сама выбираешь – идти тебе в кино или на дискотеку. А не родители. У них надо было отпроситься, предварительно выполнив Золушкину работу на месяц вперёд.
А тут дискотеки два раза в неделю. Когда тепло – на площадке в парке, когда холодно – в холле учебного корпуса. Отчего же не танцевать и не влюбляться.
А потанцевать я любила. Правда, когда включали "медляк", тогда было скучно. Расфуфыренные мы стояли в сторонке и смотрели на то, как отжигают встречающиеся пары…
Ой, а танцевали оригинально, просто – «отпад».
Откуда пришло это движение тел, когда покачиваясь из стороны в сторону, в такт музыке, парень с девушкой ещё вращали, переплетёнными пальцами ладоней вырисовывая такие круговые движения руками “восьмёркой”. Уму непостижимо.
Это было начало сексуальной эволюции конца восьмидесятых, начала девяностых. Какая из нас отказалась бы от такого чувственного танца?
Мы, не танцующие под лирические композиции, ждали, когда же, наконец, этот кошмар закончится. И все опять задвигаемся, выбираясь из своих тёмных закутков, оторвавшись от подоконников заваленных куртками. Будем стоять на одном месте, размахивая руками и бёдрами в такт песен “Миража" (некоторые движения я уже переняла тут, у продвинутых студенток, которые жили в городе) и вносили свою моду в наше закрытое сообщество
под гордым названием "Студенческий городок".
Какие мы всё же разные…
Глава 3
Эти странные городские студентки с нами в общежитии не жили, они приезжали на электричке, осознанно распугивая своим видом пассажиров вагонов. Начесанные окрашенные перекисью и зелёнкой ирокезы медленно входили в наш студенческий мир, и мы боялись не только с ними общаться, но и подходить близко. Надо же так навести тени вокруг глаз! Смерть, да и только.
Черные дерматиновые куртки, наручные украшения, болтающиеся цепи… Бр-р-р-р-р!
Но девочки эти, недолго у нас учились, они перевелись в городской институт и оставили нас в покое.
Хотя воспоминание о себе всё же оставили хорошее.
Однажды, мы готовились к КВНу, и нам нужен был музыкальный номер.
Мы все были задействованы в номерах и не успевали сделать что-нибудь музыкальное. Репетиции заходили в тупик на этом вопросе задачка не решалась.
На самую последнюю репетицию в зал вошли эти наши две рокерши и сели возле сцены. Я сейчас подозреваю, что с ними, всё же, кто-то из воспитателей поговорил, и они пришли, чтобы как-то отметиться в общественной жизни техникума.
Сидя перевалив ногу за ногу, в кожаных брюках с цепурами в палец, они томно наблюдали за нашей репетицией и громкими спорами.
Отчаяние подбиралось в наши головы все настойчивее, и мы стали понимать – проиграем соперникам! Только потому, что у нас не готов музыкальный номер.
Мы подготовили шикарные костюмы, которые шили всей общагой, сочинили сценарий, отработали танец на все сто. И вот только из-за неподготовленного номера мы проиграем, а на нас будут смотреть мальчики, а мы такие красивые и – пф-ф-ф-ф.
Тут на сцену поднимается одно из существ преисподней и подходит к нам. Девушка перестала жевать свою жвачку и сказала: "Не проблемы, бейби!"
Боже, оно умеет говорить! И голос оказался такой приятный.
Она подошла к фортепиано, стоящему у края сцены, сняла черную куртку, бросила её подружке. Под курткой у неё оказалась белоснежная рубашка, застегнутая на все пуговки, а на шее тонкая – веревочка, завязанная узлом. Подвернув рукава, она подставила стул и села за инструмент, открыла крышку. И мы все сейчас же представили концерт Bon Jovi. Да?
Она поставила тонкую обтянутую в блестящую кожу правую ногу на педаль и так же плавноопустила руки на клавиши.
Только тогда мы заметили, какие у неё тонкие, красивые пальцы.
Мы стояли как кучка бройлеров. Вытаращили свои глаза, молча ожидали, что клавиши из инструмента сейчас полетят по залу и бес начнёт выходить из неё. А мы даже не знаем где запасный выход из зала, если что.
Мы остолбенели, Оксанка зажала уши руками и закрыла глаза.
Неожиданно, музыка зазвучала из нашего пианино, которым владеет только наша препод Елена Кимовна.
Что? Музыка? Это подобие чудовища, играло, перебирая своими тонкими длинными пальчиками. Кисти, то взлетали вверх, то опускались вниз. На это нужно было смотреть, и это надо было слушать.
