Kitobni o'qish: «Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской»

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

© Первушина Е. В., 2018

© ООО «Рт-СПб», 2018

© «Центрполиграф», 2018

Предисловие

Истории известно несколько имен российских правительниц. О них идет разная слава. К Софье прилип ярлык ретроградки, противницы прогрессивного Петра. Анну Иоанновну считают полуграмотной иноземкой (хотя она была московской царевной и родной племянницей Петра), фактически подарившей Россию своему временщику Бирону Елизавету – веселой и не очень умной вертихвосткой. Екатерину – «матушкой-царицей», по-настоящему русской правительницей (хотя по рождению она была немкой и до конца жизни плохо говорила по-русски). Поспешные оценки всегда грешат неточностью. Для того чтобы понять и оценить этих женщин, нужно погрузиться в историю, погрузиться в их жизнь, понять, что их тревожило, что пугало, на что они надеялись и чего добивались. И не всегда ответы будут однозначными.

После Екатерины в России больше не было самовластных правительниц. (Когда в семье Николая II одна за другой родились четыре дочери, а наследник все никак не появлялся на свет, в числе прочих обсуждался проект возвести на престол старшую дочь – Ольгу, но история предложила другое решение). Но императрицы были, и их истории не менее интересны, чем истории Софьи или Екатерины.

Обычаи Российской империи запрещали цесаревичу венчаться на царство, если он не был женат. Те же законы запрещали отпрыскам царских кровей брать в жены русских девушек, даже принадлежавших к аристократическим семьям.

Невестой великого князя или цесаревича могла стать только «заморская принцесса». С католическими государствами в России предпочитали не связываться, да они и сами неохотно отдавали своих принцесс иноверцам.

Оставались протестантские князья, смотревшие на переход своих дочерей в православие сквозь пальцы. Поэтому все русские императрицы и великие княгини были немками. Их привозили из крошечных, часто весьма захолустных, немецких княжеств, и, как правило, блеск роскошного Петербургского двора ослеплял их. Но вскоре они понимали, что при Дворе действуют строгие и по большей части неписаные правила.

Отличавшаяся острым аналитическим умом София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, или как называли ее дома – маленькая Фике, в свое время сформулировала их так: 1) нравиться императрице, 2) нравиться мужу и 3) нравиться народу. Маленькая Фике, хотя ей так и не удалось понравиться мужу и императрице Елизавете, тем не менее преуспела и стала русской императрицей Екатериной II. Другие принцессы не ставили перед собой таких амбициозных целей и выбирали другие пути, которые, как они надеялись, приведут их к счастью, но правы ли они? И какую цену им пришлось за это заплатить?

Но рядом с троном находились не только они. При Русском Дворе не существовало официальной должности «королевской фаворитки», как это было принято, к примеру, во Франции. Любовные связи императоров и императриц, по крайней мере, официально оставались под завесой тайны. И все же они были: молодые люди, увлеченные блеском Двора и мечтавшие подняться до вершин власти, понравившись императрице; молодые девушки, которых направляли ко Двору их амбициозные родители, которым казалось, что они внезапно встретили «родственную душу» в самом не подходящем для этого месте… Удалось ли им найти то, что они искали? Удалось ли хотя бы на короткое время обрести счастье? Или царский дворец – это такое заколдованное место, где даже самые лучшие намерения не доводят до добра? Давайте попробуем в этом разобраться.

Глава 1
История мудрой царевны

Ей было суждено провести жизнь в заключении. Впрочем, в заключении весьма почетном – в царском тереме. Она родилась шестым ребенком и четвертой дочерью в очень большой семье. Всего их было пятнадцать братьев и сестер, двенадцать из которых приходились ей родными по отцу и по матери, а двое – только единокровными.

Современники говорили о ней: «Она имела много ума, сочиняла стихи, писала и говорила хорошо, с приятной наружностью соединяла множество талантов; они были омрачены только ее честолюбием».

Иностранным послам она казалась вовсе не красивою и отличалась тучностью; но на Руси в XVII веке полнота женщины не считалась пороком.

При крещении она получила имя Софья в честь святой Софии – христианки-мученицы, жившей во II веке в Риме и бывшей матерью трех дочерей: Пистис, Элпис и Агапе, то есть, в переводе с греческого, Веры, Надежды и Любови. Это имя стало традиционным в царской семье, к которой она принадлежала, – так же звалась ее рано умершая тетка, царевна Софья Михайловна.

Семья

Ее род пребывал на русском троне не очень давно. Первый царь в семье – ее дед – Михаил Федорович Романов, сын боярина Федора Романова, племянника царицы Анастасии, первой жены Ивана IV Грозного, и неудачливого соперника Бориса Годунова в борьбе за царский трон. Именно по приказанию Годунова Федора насильственно постригли в монастырь под именем Филарета.

Годунов полагал, что на этом притязания Федора на трон закончатся. Но не тут-то было! Когда умер Годунов и был низложен последний русский царь из рода Рюриковичей, Василий Иоаннович Шуйский, наступило так называемое Смутное время. Спустя почти триста лет насмешник Алексей Константинович Толстой напишет:

 
Взошел на трон Василий,
Но вскоре всей землей
Его мы попросили,
Чтоб он сошел долой.
 
 
Вернулися поляки,
Казаков привели;
Пошел сумбур и драки:
Поляки и казаки,
 
 
Казаки и поляки
Нас паки бьют и паки;
Мы ж без царя как раки
Горюем на мели.
 
 
Чтоб трон поправить царский
И вновь царя избрать,
Тут Минин и Пожарский
Скорей собрали рать.
И выгнала их сила
Поляков снова вон,
Земля же Михаила
Взвела на русский трон.
 
 
Свершилося то летом;
Но был ли уговор —
История об этом
Молчит до этих пор.
 

В самом деле, после победы над польскими интервентами на престоле оказался юный Михаил Романов, племянник Шуйского, родной сын Филарета, в ту пору митрополита Ростовского и Ярославского, поддерживавшего связи с поляками. Возможно, его выбрали как заведомо слабого и молодого царя, который не стал был мешать остальным группировкам бороться за власть. 21 февраля 1613 года обнародовали решение Земского собора об избрании Михаила Федоровича Романова на московский престол. Бояре целовали крест и поклялись в своей верности новому царю. Что они думали при этом, осталось неизвестным.

Инокиня Марфа

Патриарх Филарет

Г. Угрюмов. Призвание Михаила Федоровича Романова на царство 14 марта 1613 г.

Михаил Федорович провел первые годы царствования, сражаясь с поляками, литовцами, шведами, казаками. Федор Никитич переехал в Москву и взял правление в свои руки.

И одна из первых «подковерных» схваток развернулась вокруг невесты царя. В 1616 году Михаилу исполнилось 20 лет и настала пора жениться. По заведенному еще при Рюриковичах обычаю, во дворец стали собирать невест – это были русские девушки. Уже много лет русские цари, как и византийские императоры, не женились на иноземках, а заключали союз с тем или иным могущественным боярским родом. Мать царя, инокиня Марфа, не менее властолюбивая, чем ее муж, и так же, как и он, в свое время насильно постриженная в монахини, прочила за сына девушку из знатной боярской семьи польского происхождения – Салтыковых, с которым она когда-то породнилась через брак сестры.

И. Ведекинд. Портрет царя Михаила Федоровича Романова

Но молодой царь неожиданно для всех выбрал Марию Хлопову – писаную красавицу, дочь ничем не примечательного боярина. Марфа не могла отказаться от поддержки Салтыковых, и Мария, теперь нареченная Анастасией и взятая «наверх» в терем царской невестой, начинает чахнуть. У нее болит желудок, ее постоянно рвет, белки ее глаз пожелтели. Все это «доказывало», что невеста «испорчена». И Марфа потребовала ее удаления из дворца. Хлопов бил челом и клался, что расстройство желудка случилось у его дочери от сластей, которыми в непривычном ей изобилии потчевали ее в царском дворце. Михаил настоял на проведении следствия, которое установило вину Салтыковых. Как раз в это время вернувшийся из плена патриарх Филарет поддержал сына, но Марфа неумолима. Она пригрозила возражавшему ей сыну, что покинет его царство, если он все же женится на Хлоповой. Марию отправили в ссылку в Тобольск, где она сразу выздоровела. Но было уже поздно.

Н. Неврев. Хлопова Мария

Но и Салтыковой не суждено было стать царицей – разгневанный Михаил отправил в ссылку всю ее семью, включая свою тетку. Царю сосватали новую невесту – Марию Долгорукову. Свадьба состоялась в сентябре 1624 года. Но через несколько недель после венчания молодая царица заболела и вскоре скончалась. И 5 февраля 1626 года Михаил венчается с Евдокией Стрешневой. От этого брака родилось десять детей. Старший сын и третий ребенок в семье – будущий отец Софьи, Алексей Михайлович.

Отец

В первый раз Алексей Михайлович женился на Марии Ильиничне Милославской. Перед свадьбой снова состоялась церемония выбора невест, и Алексей, как и его отец, «выбрал неправильно». На этот раз приглянувшаяся жениху невеста не понравилась царскому воспитателю Борису Морозову. Русский историк XIX века H. H. Костомаров рассказывает нам, что происходило: «Царь выбрал Евфимию Федоровну Всеволожскую, дочь касимовского помещика, но когда ее в первый раз одели в царскую одежду, то женщины затянули ей волосы так крепко, что она, явившись перед царем, упала в обморок. Это приписали падучей болезни. Опала постигла отца невесты за то, что он, как обвиняли его, скрыл болезнь дочери. Его сослали со всею семьею в Тюмень, впоследствии возвращен в свое имение, откуда не имел права куда-либо выезжать».

Алексей Михайлович Романов

Происшествие с невестою так подействовало на царя, что он несколько дней не ел ничего и тосковал, а боярин Морозов стал развлекать его охотою за медведями и волками. Молва, однако, приписывала несчастья Всеволожской козням этого боярина, который боялся, чтобы родня будущей царицы не захватила власти и не оттеснила его от царя. Морозов всеми силами старался занять царя забавами, чтобы самому со своими подручниками править государством, и удалял от двора всякого, кто не был ему покорен. Одних посылали подалее на воеводства, а других – и в ссылку. Последнего рода участь постигла тогда одного из самых близких людей к царю, его родного дядю по матери, Стрешнева. Его обвинили в волшебстве и сослали в Вологду.

Более всего нужно было Морозову, для упрочения своей власти, женить царя так, чтобы новая родня была с ним заодно. Морозов нашел этот способ. Был у него верный подручник, дворянин Илья Данилович Милославский, у которого были две красивые дочери. Морозов составил план выдать одну из них за царя, а на другой жениться самому. Боярин расхвалил царю дочерей Милославского и, прежде всего, дал царю случай увидеть их в Успенском соборе. Царь засмотрелся на одну из них, пока она молилась. Вслед за тем царь велел позвать ее с сестрою к царским сестрам, явился туда сам и, разглядевши поближе, нарек ее своею невестою. 16 января 1648 года Алексей Михайлович сочетался браком с Мариею Ильиничною Милославскою. Свадьба эта, сообразно набожным наклонностям царя, отличалась тем, что вместо игры на трубах и органах, вместо битья в накры (литавры), как это допускалось прежде на царских свадьбах, певчие дьяки распевали стихи из праздников и триодий. Брак этот был счастлив; Алексей Михайлович нежно любил свою жену. Когда впоследствии она была беременна, царь просил митрополита Никона молиться, чтобы ее «разнес Бог с ребеночком», и выражался в своем письме такими словами: «А какой грех станетца, и мне, ей-ей, пропасть с кручины; Бога ради, моли за нее». Но не таким оказался брак Морозова, который, через десять дней после царского венчания, женился на сестре царицы, несмотря на неравенство лет; Морозов был женат в первый раз еще в 1617. Поэтому неудивительно, что у этой брачной четы, по выражению англичанина Коллинса, вместо детей родилась ревность, которая познакомила молодую жену старого боярина с кожаною плетью в палец толщиною. Эта трагическая история в XIX веке вдохновила Всеволода Сергеевича Соловьева, старшего сына историка С.М. Соловьева, брата философа Вл. С. Соловьева, написать роман «Касимовская невеста».

Г. Седов. Выбор невесты царем Алексеем Михайловичем

Морозову, однако, эта свадьба не пошла впрок: его самовластие стало причиной народных волнений, его дом разграбили и сожгли, а сам он чудом избежал смерти и уже не смог восстановить своего влияния.

Кстати говоря, Алексей Михайлович вовсе не был таким тихим и благостным юношей, как можно подумать, глядя на его титул «Тишайший» или на портрет. Напротив, современники отмечали, что он весьма горяч, вспыльчив и при случае может пересчитать зубы проштрафившемуся боярину, а титул позаимствован из Византийской империи и означал «царь-миротворец». Существует легенда, что его Алексей Михайлович получил после умиротворения Соляного бунта, тот же титул носили и Федор Иоаннович, и Борис Годунов.

Алексей оказался весьма деятельным царем. Он не только успешно ходил в военные походы, как это и полагалось государю, но делал нечто, чего до него не делал ни один русский царь – при нем начала издаваться первая русская газета «Куранты». Зарождалась эта газета в Посольском приказе и должна была ставить царя и боярскую думу в известность о событиях за рубежом. Для этого поступающие в Посольский приказ зарубежные газеты, журналы и ведомости переводились на русский язык, затем из них отбирались важнейшие материалы и составляли, как сказали бы сейчас, «дайджест», дополняя сведениями из писем русских людей, находящихся за рубежом, и отчетов послов.

Да, именно так. Еще до Петра русские цари пристально следили за Европой и не стеснялись при случае перенимать все, что считали полезным. Например, Алексей основал в Москве новую Немецкую слободу – поселение, как сказали бы сейчас, «иностранных специалистов». Потом его сын будет проводить в этой слободе немало времени и почерпнет здесь немало идей.

А пока Алексей Михайлович женат еще первым браком и царица, Мария Милославская, каждый год рожает ему младенца.

Быть царицей

Женская половина, где жили царицы, царевны и малолетние царевичи, напоминала одновременно греческий гиникей и монастырь. При Дворе боялись «сглазу» и берегли своих правительниц.

«Ни одна государыня в Европе, – писал личный врач Алексея Михайловича курляндец Якоб Рейтенфельс, – не пользуется таким уважением подданных, как русская. Русские не смеют не только говорить свободно о своей царице, но даже и смотреть ей прямо в лицо. Когда она едет по городу или за город, то экипаж всегда бывает закрыт, чтобы никто не видал ее. Оттого она ездит обыкновенно очень рано поутру или ввечеру. Царица ходит в церковь домовую, а в другие очень редко; общественных собраний совсем не посещает. Русские так привыкли к скромному образу жизни своих государынь, что когда нынешняя царица (Наталья Кирилловна Нарышкина. – Е. П.), проезжая первый раз посреди народа, несколько открыла окно кареты, они не могли надивиться такому смелому поступку. Впрочем, когда ей объяснили это дело, она с примерным благоразумием охотно уступила мнению народа, освященному древностью.

Русские царицы проводят жизнь в своих покоях, в кругу благородных девиц и дам, так уединенно, что ни один мужчина, кроме слуг, не может ни видеть их, ни говорить с ними; даже почетнейшие дамы (боярыни) не всегда имеют к ним доступ. С царем садятся за стол редко (он обедает обыкновенно один, ужинает по большой части вместе с царицею.) Занятия и развлечения их состоят в вышивании и уборах».

Эти женщины пользовались косметикой. Английский врач Сэмюель Коллинз, побывавший в Москве, писал: «Румяна их похожи на те краски, которыми мы, англичане, украшаем летом трубы наших домов и которые состоят из красной охры и испанских белил. Они чернят свои зубы с тем же намерением, с которым наши женщины носят черные мушки на лице: зубы их портятся от меркуриальных белил, и потому они превращают необходимость в украшение и называют красотой сущее безобразие. Здесь любят низкие лбы и продолговатые глаза и для того стягивают головные уборы так крепко, что после не могут закрыть глаза, так же как наши женщины не могут поднять рук и головы. Русские знают тайну чернить самые белки глаз. Маленькие ножки и стройный стан почитаются безобразием. Худощавые женщины почитаются нездоровыми, и потому те, которые от природы не склонны к толстоте, предаются всякого рода эпикурейству с намерением растолстеть: лежат целый день в постели, пьют Русскую водку (Russian Brandy) (очень способствующую толстоте), потом спят, а потом опять пьют». Возможно, британец несколько сгущает краски, чтобы по контрасту с «дикой варварской страной» его родина выглядела более цивилизованной. Но несомненно одно: русские царицы наводили красоту, и чтобы понравиться царю, и чтобы не ударить в грязь лицом перед своими подданными: хотя они жили замкнуто, слухи о них расходились по всей России.

Как обычная боярыня, хозяйка своего дома, царица должна была ведать запасами, одеждой. Она шила и вышивала, вместе с нею вышивали и царевны. Через двести лет другая маленькая девочка из царской семьи, великая княжна Мария Павловна, будет любоваться вышитыми ими изображениями. В своих мемуарах она напишет: «Старая часть Кремля состояла из небольших сводчатых помещений, часовен и молелен всех размеров. Одну из них я особенно любила. Она была очень маленькая, в ней едва помещалось десять человек. Святые образа на иконостасе были вышиты в семнадцатом веке дочерьми царя Алексея Михайловича. Вид этих искусно выполненных работ, потребовавших кропотливого труда, вызывал в моем воображении образы принцесс, заточенных на восточный манер в своем тереме и сидящих за пяльцами. Я видела их в высоких, украшенных драгоценными камнями головных уборах и отливающих золотом парчовых платьях, их пальцы, подбирающие по цвету шелка, были унизаны кольцами».

Царица должна была устраивать обеды для боярынь. За стол гостьи садились в зависимости от степени родства. За соблюдением правил «рассадки» следили не менее ревниво, чем на пирах царя. Чем ближе оказывалась та или иная боярыня к царице, тем большее влияние она могла на нее иметь.

Если царице нужно было куда-нибудь ехать (обычно – на богомолье), окна ее кареты или зимний возок закрывали со всех сторон плотной тканью. В церкви царицы стояли в особых местах, завешанные легкою тафтою, но все равно присутствовать здесь в это время разрешалось только самым близким к царской семье людям.

Милославская Мария Ильинична мать царевны Софьи

Другой путешественник – барон Август Мейерберг, побывавший в Москве при царице Марии Милославской, матери нашей героини, – рассказывает, что «за столом государя никогда не являлись ни его супруга, ни сын (Алексей Алексеевич), которому тогда было уже десять лет, ни сестры, ни дочери его. Уважение к сим особам столь велико, что они никому не показываются. Из тысячи придворных едва ли найдется один, который может похвалиться, что он видел царицу или кого-либо из сестер и дочерей государя. Даже и врач никогда не мог их видеть. Когда, однажды, по случаю болезни царицы, необходимо было призвать врача, то прежде чем ввели его в комнату к больной, завесили плотно все окна, чтоб ничего не было видно, а когда нужно было пощупать у ней пульс, то руку ее окутали тонким покровом, дабы медик не мог коснуться тела. Царица и царевны выезжают в каретах или в санях (смотря по временам года), всегда плотно и со всех сторон закрытых; в церковь они выходят по особой галерее, со всех сторон совершенно закрытой. Русские так благоговеют пред своею царицею, что не смеют на нее смотреть, и когда ее царское величество садится в карету или выходит из нее, то они падают ниц на землю». Этот обычай кажется стародавним, заведенным еще пращурами. Но на самом деле затворницами царицы стали не так давно – сказывались последствия Смутного времени.

Быть царевной

Царица могла быть неграмотной. Ее могли обучать дома, но «сдавать экзамены» ей, конечно, не приходилось. Священные книги ей читали, молитвы она знала наизусть. Однако что касается дочерей Алексея Михайловича, то они получили хорошее образование.

Им давал уроки Симеон Полоцкий – сподвижник Алексея Михайловича, один из образованнейших людей своего времени, духовный писатель, проповедник, богослов, поэт, драматург, переводчик и придворный астролог. Софья училась вместе со своими братьями и была не просто грамотна, но и начитанна, владела несколькими иностранными языками.

Симеон Полоцкий

«Терем московских царевен раскрыл свои двери для мужчин, – пишет историк М. Помяловский. – В числе первых, проникших в эти запретные прежде покои, был известный Симеон Полоцкий. Он давал уроки царским дочерям, и Софья была одной из усерднейших его учениц». Симеон давал уроки и другим царевнам, но все же, видимо, выделял Софью. Именно ей он подарил свою «Псалтырь рифмотворную» – сборник стихотворных переводов псалмов для Алексея Михайловича. Книгу украшала миниатюра с изображением царя Давида, а на первых страницах помещено посвящение Софье в серебряной узорчатой рамке.

На другой книге Симеона – катихизисе под заглавием «Венец Веры» – стихотворное посвящение, обращенное непосредственно к Софье:

 
О благороднейшая царевна Софиа,
Ищеши премудрости выну небесныя.
По имени твоему жизнь твою ведеши:
Мудрая глаголеши, мудрая дееши…
Ты церковныя книги обыкла читати
И в отеческих свитцех мудрости искати…
 

Затем Полоцкий сообщает, что царевна, узнавши о том, что сочиняется эта новая книга, «возжелала сама ее созерцати и еще в черни бывшу [черновую] прилежно читати» и приказала переписать и переплести для себя. Симеон восхваляет милосердие царевны, говорит, что оно елей и что елей мудрым девам необходим бывает.

 
Мудрейшая ты в девах! у бо подобает
Да светильник сердца ти светлее сияет:
Обилуя елеем милости к убогим,
Сию спряжа доброту к иным твоим многим.
Но и сопрягла еси, ибо сребро, злато, —
Все обратила еси милостивне на то,
Да нищим расточиши, инокам даеши,
Молитв о отце твоем теплых требуеши.
И аз грешный многажды сподобихся взяти,
Юже ты милостыню веле щедро дати…
 

Какая судьба ожидала царевну? Царских дочерей не отдавали замуж – нельзя давать такой козырь в руки одного из боярских родов, а выдать русскую православную царевну замуж за иноверца и вовсе немыслимо. После того как один из их братьев становился царем, они обычно постригались в монахини.

Но пока царевны жили во дворце, где были устроены специальные «Потешные палаты» с целым штатом «разного рода потешников», они могли порадовать себя, если не участвуя в различных развлечениях, то хотя бы наблюдая за ними.

Иван Забелин в своей книге «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетии» пишет: «Во дворце, как видели, устраивались обычные народные игры, например качели на Святой и горы на Маслянице; во дворце постоянно играли в шахматы и шашки, тавлеи, саки, бирки, а также и в карты… Есть свидетельство, что „треклятые“ органные гласы раздавались из дворца перед лицом всенародного множества… часы с музыкою в XVI ст. уже украшали этот дворец и забавляли царское семейство своею чудною игрою». Он же рассказывает о шутах и шутихах и карликах и карлицах, которые веселили хозяев и гостей царского дворца.

Царевна Софья Алексеевна

Царевна Марфа Алексеевна

Но, вероятно, самую большую радость Софье доставляли визиты князя Василия Васильевича Голицына. Связанный с царской семьей родством и дружбой, он имел привилегию навещать царицу и царских детей. Князь был из тех русских, кто живо интересовался европейской политикой, европейским образом жизни, европейской культурой. (А таких при Дворе Алексея Михайловича становилось все больше.)

Вот слова о нем французского посла Фуа де ла Невилля (в передаче С. М. Соловьева): «Я думал, что нахожусь при дворе какого-нибудь италиянского государя. Разговор шел на латинском языке обо всем, что происходило важного тогда в Европе; Голицын хотел знать мое мнение о войне, которую император и столько других государей вели против Франции, и особенно об английской революции; он велел мне поднести всякого сорта водок и вин, советуя в то же время не пить их. Голицын хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей, сделать их людьми, трусов сделать храбрыми, пастушеские шалаши превратить в каменные палаты. Дом Голицына был один из великолепнейших в Европе».

Василий Васильевич Голицын

Голицын, несомненно, произвел очень сильное впечатление на Софью, и она сильно привязалась к нему. В письмах она звала его «свет братец Васенька», «свет батюшка, душа моя, сердце мое», а однажды собственноручно сделала такую надпись на его портрете:

 
«Камо бежиши, воин избранный,
Многажды славне честию венчанный!
Трудов сицевых и воинской брани,
Вечно ты славы дотекше, престани.
Не ты, но образ Князя преславнаго
Во всяких странах, зде начертаннаго,
Отныне будет славою сияти,
Честь Голицынов везде прославляти».
 

Была ли она влюблена в этого мужчину, который на четырнадцать лет ее старше? Может быть. Были ли они любовниками? Это, кроме всего прочего, было бы возможно только при большой свободе нравов и некоторой развращенности обоих. Голицын мало того, что был гораздо старше Софьи, мало того, что находился с ней в родстве и пользовался доверием ее отца и матери, он еще был женат, и у него было пятеро детей.

Несомненно только одно – Голицын – верный друг Софии в дни ее «теремного затворничества» и верный сподвижник в дни ее царствования.