Kitobni o'qish: «Апологеты ржавого величия»

Shrift:

Расстрельное завтра

Ядовитое семя забытого дня проросло гиблым спутником, рушащим счастье. И живёшь ты, не зная, какой же сорняк вдруг лишит всех надежд, мигом вызвав напасти. Ведь счастливое детство твоё – только сон, что собой закрывает расстрельное завтра. Перестал инородным быть старый патрон

(он теперь часть тебя, ТВОЕГО минотавра).

Ты не сделаешь мне больно

Ты не сделаешь мне больно: я в кольчуге

из мозолей, шрамов и потерь.

Даже если вдруг распустишь руки,

пред тобой – невидимая дверь,

Даже если отхлестаешь словом,

я недосягаема, окстись!

Только потому сейчас здорова,

что от взрывов улетала ввысь.

Брось меня

Глаз у тебя – сибирскою язвою чёрной,

А жизнь моя стала как-то вдруг безоконной.

Вся я – в тебе: центробежность нелепой напасти.

Счастье такое большое – сидеть в тёмной пасти.

Это любовь? Нет, немое больное внушение.

Брось меня, брось – и найду, я, похоже, спасение.

Но на Земле так мало Неба

Когда душа омыта Небом,

порою ничего не надо.

Грехи не тащатся вновь следом,

совсем не та тогда награда.

Когда душа омыта Небом

(а это редко ведь бывает),

Подчас не нужно даже хлеба,

и жадность тела отступает.

Но на Земле так мало Неба

(иль просто ты о нём забыл).

Ты видишь Небо, где б ты ни был,

да редко с ним в объятьях плыл.

Только со мной не ложно

Я не хочу помнить,

Ты забывать не хочешь.

А ведь была в короне

Я лишь на три ночи.

Будет тебе душно

После чужих, подменных.

Только теперь беруши

Строят меж нами стены.

Стала я вдруг богиней:

В святости недотрога.

Коитусы – в могилу,

Коль не фальшива строгость.

Ты оценил так поздно…

Что же, бывает часто.

Но я теперь морозна,

Нынче к тебе бесстрастна.

Тешишь себя, что игры.

Нет! Игры были прежде.

Кажется, нет той силы,

Что укротит нежность.

Страсть утолится скоро

В ручках других, надёжных.

Только ведь я не морок,

Только со мной не ложно.

Словно губы, зашиты дни скорбью

Намагнитился день на сто тысяч причин убежать от себя в пустое. Словно в питерском парке "Кричи – не кричи", не отыщешь в душе волевое. Дни по струнке идут, будто рота солдат. Словно губы, зашиты дни скорбью. Друг, ты не виноват, вовсе не виноват, что житуха твоя – глупой дробью. Обеспечил задраенность кроличьих нор ежедневник. Не думать, не думать! Совесть – глупый укор, очень глупый укор:

можно это подальше засунуть.