Kitobni o'qish: «Жизнь за жизнь»

Глава 1

– Шесть недель.

– Девять, – поправила Юля. – Я за последний год была с мужчиной всего раз. Могу даже точную дату сказать.

– Тем более, – сурово сдвинула брови доктор. – Вам по всем показаниям положено прерывание. Травма, кома, длительное лечение сильными препаратами… Всё это ведь не только на вашем организме сказывается. Если уже на этом сроке наблюдается такая задержка в развитии плода, то здесь и говорить не о чем. Вы его просто не выносите. И себя угробите заодно.

– Ладно, – вздохнула девушка. – Допустим, я соглашусь на прерывание. Мне двадцать восемь, и это первая беременность. Вы можете дать гарантию, что у меня потом ещё будет возможность иметь детей?

– Ну, знаете, современная медицина…

– Я очень хорошо знакома с современной медициной, спасибо, – поморщилась Юля. – Я подумаю.

– Только не слишком долго думайте, – попросила доктор. – Не затягивайте с этим, поскольку потом поздно будет. Через неделю жду вас с окончательным решением.

«Перестраховщики, чтоб их…» – думала Юля, выходя из женской консультации на дышащую майской свежестью улицу. Несмотря на то, что до календарного начала лета оставалось всего несколько дней, воздух всё ещё радовал приятной прохладой, которая горьковато пахла молодой зеленью тополей. На газонах среди солнечной россыпи одуванчиков горделиво покачивались на длинных стеблях бутоны тюльпанов, которые тоже немного припозднились с цветением. С точки зрения погоды и природы весна выдалась замечательной, но от всего остального Юле хотелось выть.

Дела с официальным трудоустройством шли… никак. Имелись так нужные всем образование и опыт, но теперь в довесок к ним прилагалась ещё и интуиция, которая всё портила. Юля ходила на собеседования в разные компании стабильно раз или два в неделю, и каждая такая встреча заканчивалась её же отказом: «Извините, меня это не устраивает». А что конкретно её не устраивало? Взять, например, последнего потенциального работодателя – отличные же условия предлагались. График пять на два, восьмичасовой рабочий день с перерывом, зарплата выше средней, отпуск и всё остальное в соответствии с трудовым законодательством. Но нет, Юле показалось, что кадровый менеджер лукавит. Показалось! И этого хватило, чтобы позволить себе залезть в мысли ничего не подозревающего кадровика. Выяснилось, что всё не так радужно, как он расписывает. Не критично, и можно было бы согласиться, но в последнее время Юлю очень сильно раздражало враньё. А теперь ещё и беременность смешивала все карты, хотя уж эта-та проблема точно была решаемой.

Проблема… Турин ошибался, думая, что его двоюродная бабка Зинаида не хотела иметь детей и всеми силами стремилась добиться того, чтобы у других их тоже не было. Она хотела, но не могла. Чёрная магия – жестокая штука. Она даёт преимущества, но и отнимает тоже многое. Нужно определиться, нормальным человеком ты хочешь быть или колдуном, потому что от этого решения зависи дальнейшая судьба. Хочешь детей – полностью откажись от колдовства. Хочешь колдовать – откажись от детей. Не потому, что такова цена способностей, а потому, что неизбежные откаты бьют в первую очередь по ребёнку.

О своей беременности Юля узнала через несколько дней после того, как Саша решил отпраздновать подачу заявления в ЗАГС грубым пьяным соитием. На таком сроке даже тесты делать бесполезно, а она проснулась однажды утром с твёрдой уверенностью, что в ней растёт новая жизнь. Ещё совсем крошечная и незаметная, но уже пострадавшая от последствий той магии, к которой Юля прибегла, чтобы снять с Яны проклятие Зинаиды. Старуха знала, что так будет. Наверное, у неё всё же был какой-то дар предвидения, раз она сказала, что общих детей Юле с Сашей не видать. «У тебя от другого мужика или у него от другой бабы – да. А общих не будет», – часто вспоминала девушка слова старой ведьмы. Связывать свою судьбу с Александром Юля больше не хотела, а их единственный возможный общий ребёнок оказался обречён только потому, что его покалечил откат от чёрного колдовства матери. Юля тогда ещё ничего не знала о беременности и о том, что у магии могут быть такие последствия, поэтому вины за собой не чувствовала, но ей всё равно было горько и обидно.

Слишком поздно пришли знания. У них вообще имелась отвратительная особенность приходить по мере поступления проблем, словно наследие Зинаиды Трофимовны было устроено таким образом, чтобы не загружать сознание и подсознание своего обладателя излишней информацией. Это не школа или институт, где ты вынужден запоминать колоссальные объёмы материала, чтобы не опозориться на экзаменах. Доставшееся Юле магическое наследие работало с точностью до наоборот – все знания уже имелись в наличии, и ничему учиться не нужно было, но требуемая информация выдавалась магической памятью по мере необходимости. Есть проблема – получи решение, и никак иначе. Например, одновременно с уверенностью в собственной беременности Юля получила заодно и полную инструкцию с перечнем побочных действий чёрного колдовства, и несколько разных способов избавления себя от ненужного бремени. Только вот бремя это было ей нужно. Она хотела выносить и родить этого ребёнка, хотя и понимала, что это будет проблемой.

Андрей умеет видеть болезни и лечить их руками – эту полученную от Яны информацию Юля считала своим спасением, поэтому и не торопилась соглашаться на прерывание. Полный запрет на колдовство в период беременности и впредь её вполне устраивал, поскольку магические способности она получила не по доброй воле. Нужно было просто договориться о встрече с Туриным и попросить его посмотреть, что с ребёнком, но… Ей было страшно. А вдруг он скажет то же самое, что в один голос твердят врачи? Невролог, у которого Юля стояла на учёте, постоянно ныл о длительности срока реабилитации после серьёзной черепно-мозговой травмы и комы, сокрушаясь по поводу того, что своей неосмотрительностью пациентка усугубила ситуацию. Коллеги других специализаций ему вторили – рожать нельзя, нужно прерывать. Теперь ещё выяснилось, что плод отстаёт в развитии, хотя Юля знала, что на ранних сроках многие женские врачи допускают погрешность в пару недель. Она хотела верить, что с малышом всё в порядке, и боялась убедиться в том, что это не так.

Подработку в Интернете она нашла довольно быстро, но стабильным доходом там и не пахло. С поиском нормальной работы уже второй месяц не клеилось. На собеседованиях Юля умалчивала о беременности, поскольку не была уверена, что сможет сохранить этого ребёнка. Дома тоже всё встало с ног на голову. После развода Роза Антоновна очень сильно изменилась, причём не в лучшую сторону, и общаться с ней стало очень сложно. Матери о своём деликатном положении Юля не говорила – опасалась, что реакция будет резко отрицательной. И посоветоваться не с кем, потому что все друзья и подруги остались где-то в прошлой жизни, а навязываться… Зачем? Была бы нужна, хоть кто-нибудь пришёл бы осенью в больницу проведать, но, кажется, разрыв Сашей отношений положил конец и всем дружеским связям тоже.

– Между прочим, он тоже имеет отношение к этому ребёнку, – проворчала Юля себе под нос, наблюдая за девочкой, которая ползала по газону на четвереньках, собирая букетик из одуванчиков. – Если хочет стать отцом, поеду за консультацией к Турину. Ну а если Саше это триста лет не надо… Тогда пошло всё к чёрту!

Да, струсила. Да, переложила ответственность за принятие ответственного решения со своих плеч на Сашины. А что ещё оставалось делать? Любой другой в таких обстоятельствах… Любой другой не оказался бы в таких обстоятельствах, и Юля прекрасно это понимала. Магические способности не раздают налево и направо, а источником всех её проблем были именно они.

* * *

В марте Саша говорил Розе Антоновне о своём намерении уехать к родственникам в Сургут. После этого уже больше двух месяцев о нём не было никаких известий, и Юля давно пришла к выводу, что её дважды несостоявшийся жених всё-таки покинул родной город. Судя по настойчивому «абонент недоступен» автоответчика, Александр ещё и номер телефона сменил, но когда и кого это останавливало? У него есть отец, и они наверняка общаются.

Улица Садовая утопала в сочной майской зелени. Кое-где ещё цвели плодовые деревья, но большинство из них уже осыпалось невзрачными сморщенными лепестками на тротуары, на которых в это время буднего дня прохожие встречались редко. Где-то неподалёку жужжал триммер, и Юля очень живо представила, как жёсткая леска сбивает яркие соцветия весенних сорняков, оставляя за собой почти голую землю, покрытую лишь тонким слоем измельчённой травы.

Черный остов сгоревшего дома Рысковых она увидела издалека. С грустью вспомнила об Олесе и её матери, пострадавших, а потом и погибших по вине Сашиной матери. Саша рассказывал о том, что на суде Рысков обвинил Светлану Борисовну в поджоге, за что и отомстил ей. «Он видел, как мама что-то бросила через забор, а потом дом загорелся. Бред полный. Возгорание внутри произошло», – ворчал тогда Александр. Бред или нет, колдовство это было или просто глупая убеждённость одержимой женщины в своём всемогуществе, но в одном Юля была уверена на сто процентов – без вмешательства паразитировавшей на Светлане Борисовне сущности там не обошлось. Да, Раиса Рыскова обеспечила себя и дочь какой-то защитой, но настолько ли надёжной была эта защита, чтобы противостоять намерениям обитателя астрального уровня реальности? Юля склонялась к мысли, что энергетический паразит всё же имел доступ к сознанию и воле Раисы. Он заставил её поджечь дом и оставаться внутри. Он запретил ей спасать себя и Олесю. Это было единственное логичное объяснение случившемуся. Светлана Щупова хотела напакостить соседке, и её желание исполнилось. Не зря ведь она потом звонила с угрозами, что обвинит во всём Юлю. Даже не расстроилась ведь из-за смерти бывшей подруги. Страшно. И горько. Невинных людей жалко.

Чем ближе Юля подходила к дому Щуповых, тем сильнее нервничала. Она волновалась, что хозяина не окажется дома. Боялась результата предстоящего разговора с Сашей. К счастью, у Петра Васильевича в этот день был выходной, и он возился во дворе, ремонтируя собачью будку. Под ногами у него вертелся пузатый лопоухий щенок, который разразился заливистым лаем, стоило Юле подойти к калитке.

– Здравствуйте, Пётр Васильевич! – крикнула она через редкий, требующий покраски штакетник забора.

Мужчина посмотрел на неё внимательно, сощурился, будто что-то вспоминая, а потом положил инструменты на крышу будки и подошёл поближе.

– Юля, если я не ошибаюсь… – адресовал он гостье вопросительный взгляд.

– А я думала, что вы меня в ту нашу единственную встречу и не заметили даже, – нервно улыбнулась девушка.

– Ну отчего же не заметил? Заметил. Запомнил. Значения только не придал. Ты мимо идёшь и просто поздороваться решила, или надо чего?

– Надо, – вздохнула Юля, чувствуя, что здесь ей не особо рады. – Я у вас номер Сашиного телефона попросить хотела. Он сказал, что я могу звонить ему, уехал, а новый номер не сообщил.

– Новый номер… – Пётр Васильевич поморщился и почесал затылок. – Ты ничего не знаешь, да? Ну да. Не хотел он, видать, чтобы ты знала.

– Знала что? – по спине Юли прополз озноб дурного предчувствия, и она, не задумываясь, позволила своему врождённому телепатическому дару забраться в мысли собеседника.

– Я не стану ничего объяснять, раз Санька так решил, – нахмурился Пётр Васильевич. – И не ходи сюда больше. Оставь его в покое. Ты и так уже наворотила достаточно.

– Извините, – машинально пробормотала девушка, отходя в сторону от калитки, но не прерывая ментальной связи.

Мысли Петра Васильевича были о том, какого диаметра цепь нужно купить для пузатого щенка Филимона, чтобы не покупать новую, когда он вырастет. Если этот пёс вообще вырастет – лапы-то у него вон какие тонкие. Казалось, что мужчина старательно пытается не думать о сыне, но разговор с незваной гостьей всё же всколыхнул в его памяти нужные Юле воспоминания. Мало, но хватило и этого – Саша в психушке, потому что пытался свести счёты с жизнью. Когда? Как? Почему? На эти вопросы ответов не было.

Казалось бы, чего проще – оставить идею пообщаться с бывшим женихом, вернуться в поликлинику и взять у врача направление на анализы, которые необходимы перед операцией. Саша – псих. Он не в состоянии принять адекватное решение насчёт ребёнка, и Юле всё равно придётся всё решать самой. А что решать, если «против» больше, чем «за»? Точнее, «за» вообще ничего нет, кроме её нелогичного желания сохранить эту беременность.

– Щупов, что у тебя в голове творится? – проворчала Юля себе под нос, добрела до ближайшей лавочки, села, закрыла глаза и расслабилась, мысленно пытаясь дотянуться до бывшего жениха.

Бессмысленная затея, потому что это ничего не решало. К тому же, девушка понятия не имела, в какой клинике и в каком вообще городе находится Александр. Она цеплялась за идею увидеться с ним только потому, что не хотела соглашаться на аборт. Знала, что всё равно придётся, но…

Дар справился с поставленной задачей неожиданно быстро. Перед мысленным взором замелькали обрывки каких-то видений, а в ушах глухо зашумело, словно кто-то пытался разговаривать через плотный комок ваты. Слов Юля так и не разобрала, зато поняла, где содержится объект её поисков.

В областном психиатрическом диспансере ей доводилось бывать всего пару раз – брала справку для института, а потом для комиссии на водительские права, что не состоит на учёте. Вход на территорию больницы только через небольшой административный корпус, где расположены и регистратура, и приёмный покой. Справа от административного корпуса есть приземистое здание из красного кирпича, где, судя по количеству труб на крыше, размещается кухня. Где-то там, кажется, имелись и ворота, но Юля узнала именно красную постройку. Точнее, не саму постройку, а раскидистую берёзу возле неё и узкий шиферный навес над крыльцом – вроде бы и видела это всё мельком, но в памяти унылый пейзаж почему-то сохранился.

«Да ну, не поеду я туда», – решила девушка, вынула из сумочки телефон и набрала номер Яны, но Турина на звонок не ответила. Новый телефонный номер Андрея Юля не знала, да и вообще не была уверена, что он пользуется телефоном. Из Ярославля Турины куда-то переехали, возвращаться намерения не имели, а Ерёменко уже два месяца ломал голову над тем, как после чудесного воскрешения вернуть школьного друга к нормальной жизни без негативных последствий для его сестры, которая пусть и невольно, но всё же была соучастницей преступления. Яна вроде бы что-то говорила о том, что можно всё свалить на спятившего и погибшего в ДТП Шаркова, а она как бы не при делах, но нужно было тщательно продумать стратегию, чем Ерёменко и занимался. Он ведь и сам запятнал свою репутацию честнейшего человека, когда вызволял Андрея из лап похитителя, поэтому ситуация была сложной.

Решив, что позже попробует дозвониться до Яны ещё раз, Юля посидела на лавочке ещё немного, а потом вернулась домой. Визит к врачу за направлением она отложила на следующее утро – один день ведь всё равно ничего не изменит. Нужно было немного поработать, потому что дедлайн по задачам уже поджимал, но сколько Юля не таращилась в экран своего ноутбука, мысли её были заняты совершенно другим. Сашка… Он, конечно, гад, но не по своей же вине стал таким. Его мамочкин «пассажир» искалечил. И Юлина вина в этом тоже была, хоть и косвенная – это ведь из-за неё Саша попал под влияние астральной сущности. От неё Светлана Борисовна хотела отвадить сына, тем самым дав паразиту повод вцепиться в свободную и ранее запретную кормушку.

Часы показывали четверть третьего, когда Юля второй раз за этот погожий майский день вышла из дома. Меньше, чем через час, она уже сидела в салоне автобуса, выезжающего с автовокзала в направлении областного центра. В половине шестого водитель городской маршрутки открыл для неё дверь на остановке «Психиатрическая больница». Ещё пятнадцать минут было потрачено на то, чтобы добраться до административного корпуса и выяснить у сердитой медсестры в регистратуре, что посторонним сведения о пациентах не предоставляются.

– А с его лечащим врачом я могу поговорить? – упавшим голосом уточнила Юля.

– Девушка, вы про врачебную тайну когда-нибудь слышали? – нахмурилась вредная тётка. – У вашего парня есть родственники, вот с ними и разговаривайте.

– Спасибо, – поблагодарила её Юля, но не за совет, а за прочитанную мысль о лечащем враче Саши.

Рабочий день у Геннадия Алексеевича Морозова заканчивался ровно в восемнадцать часов, и пятнадцать минут на то, чтобы дождаться его у входа – сущий пустяк. Прогуливаясь по вечерней аллее перед больницей Юля думала о том, что иногда телепатия может быть очень полезной. Да, нехорошо копаться в чужих мыслях, но что делать, если по-человечески добиться желаемого не получается. Она ещё раз потянулась мыслями к Саше и остолбенела, явственно услышав в своей голове одновременно Сашин и чей-то женский голос, говорящие одновременно: «…Каша. Вкусная, с маслицем. Кушай, Саша, кашу. Ложечку за маму, ложечку за папу…»

Юля зажмурилась и помотала головой, пытаясь справиться с наваждением. Перед глазами стояла чёткая картинка – яркая лампочка под потолком, зелёная краска на стенах, решётка на окне и Светлана Борисовна в сиреневой медицинской спецовке с колпаком на голове и с тарелкой в руке. «У него галлюцинации», – поняла Юля и обречённо вздохнула.

Геннадий Алексеевич вышел из административного здания в двадцать минут седьмого. Юля всё ещё ждала его, хотя уже не была уверена, что ей это действительно нужно. Догнала на парковке у больницы, подошла, поздоровалась, представилась Сашиной невестой.

– Невеста? – заинтересовался доктор, и Юля невольно перехватила его мысль о том, что она могла быть причиной категорического нежелания его пациента жить.

– Если честно, я не уверена, что он хотел на мне жениться, – призналась девушка. – Сделал предложение, а потом разозлился, что я его приняла. Говорил, что не хочет со мной жить, но я его приворожила. Мы в начале марта заявление подали в ЗАГС, но он через пару дней сообщил моей маме, что уезжает в Сургут и оставляет мне право выбора.

– Какого выбора? – уточнил Геннадий Алексеевич.

– Приехать к нему туда или забыть о его существовании, – пожала плечами Юля.

– И вы предпочли забыть?

– Я предпочла не забивать себе голову его бзиками. Это уже второй раз, когда он меня незадолго до свадьбы бросил. Первый был в прошлом году. Я бы и сейчас сюда не приехала, но, как выяснилось, я от него беременна. Хотелось бы знать, наследственное у него заболевание или нет.

– Нет, – покачал головой доктор. – У него тяжёлая затяжная депрессия, но это лечится.

– А вы разрешите мне с ним повидаться? – закинула удочку Юля.

– Зачем? – нахмурился Морозов.

– Ну, я же от него ребёнка жду. Вдруг это поможет как-то вернуть ему интерес к жизни.

Геннадий Алексеевич посмотрел на неё долгим внимательным взглядом и пообещал подумать. Записал номер Юлиного телефона, вежливо попрощался, но потом всё же предложил подбросить её до автовокзала. Юля согласилась, но не потому, что так было быстрее и проще, а потому, что получила длительный доступ к мыслям нужного человека. Когда Морозов остановил свой автомобиль возле автовокзала, она уже знала, что Саша действительно пытался уехать в Сургут. Улететь. Купил билет на самолёт из Москвы, сел в автобус до столицы, но через два часа вышел на одной из промежуточных остановок, вернулся в родной город, добрался до кладбища и попытался повеситься на дереве неподалёку от могилы матери на собственном шарфе. Красном таком шарфе длиной в два метра, который несколько лет назад связала для сына Светлана Борисовна. Из петли Сашу сторож кладбищенский вытащил. Чуть не опоздал, потому что ожидал застать постоянного посетителя на обычном месте. Сторож и вызвал «неотложку», заодно сообщив прибывшей бригаде о том, что общался раньше с этим молодым человеком и собственными ушами слышал, что жить Александр не хочет.

Об отношениях с Юлей Саша никому не сказал. Он вообще никому ничего не говорил с тех самых пор, как попал в психбольницу. Молчал, отказывался от еды, с постели вставал только для того, чтобы сходить в туалет. Лечение антидепрессантами положительного результата не давало, хотя Геннадий Алексеевич и сказал Юле, что «это лечится». Саша твёрдо решил умереть, и столкнуть его с намеченного пути докторам пока что не удавалось. Его кормили то через капельницу, то с ложечки, как немощного, но только после изрядной дозы лекарств, от которых молодой человек почти полностью терял связь с реальностью. И Пётр Васильевич, которому полагалось бы проявлять заботу о сыне, за два месяца появился в больнице всего два раза.

Домой Юля вернулась в десятом часу вечера. Раньше Роза Антоновна, волнуясь о дочери, уже телефон бы разрядила бесчисленными звонками и сообщениями, но теперь всё было по-другому. Теперь Юля стала для неё злом, разрушившим семью. Из-за этих беспочвенных обвинений ссоры случались с завидной периодичностью. Это ради Юли Роза Антоновна пошла на сделку с ведьмой. Ради Юли отказалась иметь других детей, хотя Павел всегда хотел много наследников. Жила ради Юли, заботилась, растила, воспитывала… А неблагодарная дочь снова полезла к той самой ведьме, из-за чего семейное счастье и рухнуло. «Ты! Ты беду накликала!» – твердила девушке мать, как заведённая. Самое обидное, что она действительно так думала. Не хотела искать причину в себе или в Павле, поэтому нашла самого удобного виноватого – Юлю. Перечеркнула собственные поступки, вывернула всё наизнанку и принялась изливать негатив на голову дочери. Её больше не волновало, хорошо себя Юля чувствует или плохо. Не заботило, где дочь проводит время и с кем общается. Гиперопека закончилась, только радости в этом было мало.

В этот вечер Роза Антоновна не сочла нужным даже выйти из своей комнаты, и это было хорошо, поскольку к очередной ссоре Юля не была готова. Ей было, о чём поразмыслить, кроме того, сколько же негатива в семье накопилось за двадцать лет, как долго может при таком раскладе длиться откат, и когда этот кошмар наконец-то закончится. Она думала о Саше. Точнее, о его матери, которая, кажется, не угомонилась даже после смерти и вознамерилась увести сына вслед за собой.