Kitobni o'qish: «Мир Иной. Часть 1»

Глава 1

Никогда бы не подумала, что меня угораздит вляпаться в нечто подобное. Во всём ведь старалась быть осторожной и предусмотрительной: ремнём даже не заднем сиденье автомобиля пристёгивалась, дорогу только по пешеходным переходам переходила, а в магазине при покупке продуктов всегда сроки годности проверяла. Можно сказать, считала свою жизнь наивысшей ценностью. Вот правду говорят ― Его Величество Случай непредсказуем. Ничто не предвещало беду, а она ― бац! И меня уже почти нет. Именно «почти». Если бы не наклонилась совершенно случайно в самый нужный момент за кем-то оброненной монеткой, было бы «совсем».

– Девушка, с вами всё в порядке? ― заботливо поинтересовалась незнакомка, глядя то на меня, то взволнованно озираясь по сторонам.

Спасибо ей, конечно, но вообще-то это было глупо и очень беспечно ― стоять вот так посреди улицы с разинутым ртом и волноваться о благополучии совершенно постороннего человека, которого только что прямо здесь и сейчас едва не укокошили арбалетным болтом. И это в двадцать первом веке! Посреди бела дня прямо в центре мегаполиса! Нет, спортсменов, никогда не слышавших о технике безопасности, или чудаков, наглухо застрявших своим мировоззрением где-то в Средневековье, несомненно, везде хватает, но… Неожиданно как-то. И ладно я ― лежу себе на тротуарной плитке, моргаю непонимающе, пытаюсь осознать произошедшее, но другие-то почему не бросились врассыпную, спасая свои жизни? Столпились вокруг меня, смотрят, сострадают.

– Не в порядке, ― честно призналась я, скосив взгляд на толстое древко, торчащее из плеча.

Медицинского образования у меня нет, но если бы эта штуковина попала в лёгкое, ощущения, наверное, были бы другими. Я попыталась сесть, но сердобольные прохожие наперебой начали твердить, что мне лучше не шевелиться, и вызвали скорую. И полицию. Полиция оказалась ближе и оперативнее. Один из служителей правопорядка присел возле меня на корточки и сочувственно поморщился, другой начал опрашивать зевак, а я смотрела на облака, плывущие высоко в небе над крышами многоэтажек и думала о том, что Стас будет очень сильно огорчён из-за моего опоздания на назначенную встречу. Его родственники и так не рады, что их невесткой стану я, поэтому ещё сильнее раздражать будущих свёкров всего за неделю до свадьбы не стоило бы. У Стасика мама ― мегера. Перед ней супруг и сын на цыпочках ходят, а я так вообще должна говорить в её присутствии шёпотом и не отсвечивать, чтобы не спровоцировать ненароком взрыв отрицательных эмоций. И позвонила бы жениху, чтобы сообщить о случившемся, но внутренний голос уверенно заявил мне, что этим звонком я сделаю только хуже. Вечно занятые предки моего возлюбленного с большим трудом втиснули в свой график эту встречу с фотографом, чтобы проконтролировать предварительную свадебную фотосессию. Мы бы со Стасом и без контроля обошлись, но раз уж Мама сказала, что надо… Да-да, именно так ― Мама с большой буквы. Стасик даже произносит это слово с особенно почтительной интонацией, а мне, к счастью, запретили называть свекровь мамой. Только по имени-отчеству. В общем, если я позвоню сейчас и скажу, что прийти не могу, Мама и папа порвут Стасика на много ма-а-аленьких Стасюлечек. Они втроём уже в фотостудии, только меня ждут. Стасу, конечно, в любом случае влетит, но если я сообщу, что вляпалась в нечто криминальное, мой жених пострадает ещё сильнее. Жалко его. Он хороший.

Себя мне тоже было жалко. Кому я чего плохого сделала? Жила себе спокойно, бабулечкам в автобусах всегда место уступала, ни с кем не ссорилась, драгоценные выходные на волонтёрство тратила ― практически ангел, только без нимба и крылышек. Если кому и наступила на хвост ненароком, то можно было прямо мне об этом сказать. Зачем же сразу стрелять-то? Ещё и из арбалета. Во-первых, это больно. Во-вторых, шрам уродливый теперь на плече останется. В-третьих, сомневаюсь, что стрелявший озаботился продезинфицировать наконечник болта. А вдруг инфекция в рану попала? У меня организм хрупкий, иммунитет слабый и душа ранимая. Со мной так нельзя!

Боли, правда, никакой не было. Был удар, а потом плечо сразу онемело. И рука отнялась. Левая. Стрелявший, похоже, метил в сердце. Ну или вообще не в меня. Может, это случайность. А самое неприятное заключалось в том, что на первую помощь рассчитывать не приходилось ― до приезда бригады медиков никто не рискнёт вытаскивать инородный предмет из моего тела, поскольку это может быть чревато новыми повреждениями. Так и лежала посреди тротуара с торчащим из плеча орудием нападения, пока скорая не приехала. А потом потеряла сознание.

Очнулась уже в больничной палате под капельницей. За окном темно, над кроватью лампа включена, рядом на стуле сидит бледный Стас в накинутом на плечи белом халате, а за его спиной стоят будущие свёкры ― с такими мрачными выражениями лиц, будто я во всех грехах мира виновата. Особенно грозно выглядела Анастасия Егоровна. По её тяжёлому взгляду было затруднительно определить, чем именно она недовольна ― то ли тем, что я пострадала, то ли перспективой неведомой опасности для их семьи, то ли самим фактом моей живучести. У меня даже вполне обоснованно появились неприятные подозрения на её счёт. Она изначально была категорически против наших со Стасом отношений. Я, видите ли, не соответствую высоким стандартам их семьи. Могла ведь эта жуткая тётка подстроить это странное покушение? Наверняка могла. С неё станется.

– Нюсь, ты как? ― заботливо поинтересовался Стасик, заметив, что я пришла в себя.

– Не называй её этой дурацкой кличкой, ― брезгливо изрекла его Мама, а мне сообщила: ― Инна, ты не обижайся, но свадьбы не будет. Учитывая обстоятельства, мы не можем оставить сына с тобой наедине даже для того, чтобы вы попрощались.

Ну класс вообще! С их связями можно весь город вверх дном перевернуть, чтобы выяснить причину наступления этих самых обстоятельств, но они просто вышвырнули меня из своей жизни как потенциальный источник опасности. Благородство в этой семейке прямо фонтаном бьёт, только успевай уворачиваться.

– Прости, ― виновато пробормотал Стас, отведя взгляд.

Он правда хороший, но ведомый и слишком сильно зависимый от своих родителей. Я затрудняюсь даже предположить, чего ему стоило убедить их в искренности наших чувств и намерений, но хватило этой маленькой победы ненадолго. Как только запахло жареным, Стасик спрятался за мамину юбку. Он никогда и не был в моих глазах героем в сияющих доспехах. Наверное, мне просто хотелось защитить его. Выдернуть из трясины семейной зависимости, показать жизнь во всех её красках, заставить поверить в себя и дать понять, что он способен на многое, если научится ходить с гордо поднятой головой. Ага, размечталась. Хватило одного несчастного случая, чтобы всё, что было достигнуто за почти год наших отношений, в одночасье пошло прахом.

– А как же любовь? ― насмешливо спросила я, облизнув пересохшие губы.

Он промолчал, а его Мама заявила, что если я действительно люблю её сына, то обязана его отпустить. Ему не нужны неприятности. У Стаса большие перспективы и светлое будущее, которое я могу перечеркнуть своей навязчивостью, невоспитанностью и склонностью к авантюрам. «Ты ― камень, который безжалостно тянет его на дно пропасти», ― вот как она мне сказала. Прозвучало красиво, конечно, но обидно. Если кто-то и тянет Стаса на дно, так это точно не я. На себя пусть посмотрят, прежде чем меня судить.

После их ухода у меня на душе осталось неприятное чувство, которое сложно охарактеризовать каким-то одним определением. Разочарование ― наверное, наиболее точное слово. Не я просила о свадьбе ― это была его идея. Не я начала отношения. Если хорошенько подумать, то Стас все эти месяцы цеплялся за меня, как за спасательный круг, а теперь вот выяснилось, что я, оказывается, тащу его на дно. Меня настолько шокировало это заявление, что даже плакать расхотелось. Ранимость ранимостью, но гордость у меня тоже есть.

Спустя почти час после того, как благородные господа убрались из моей палаты, прихватив своего ненаглядного сыночка, у меня был ещё один посетитель ― следователь. Он спросил о врагах. Хотела намекнуть ему на несостоявшуюся свекровь, но промолчала. Виновата она или нет, но наживать себе противника в лице этой мегеры я точно не собираюсь. Пусть полиция сама виноватых ищет. Для меня главное, чтобы подобное не повторилось. Я жить хочу.

На вечернем обходе узнала от дежурного врача, что я уже далеко не первая пациентка с таким ранением. В нашем городе завёлся негодяй, который развлекается стрельбой по блондинкам. Все его жертвы молоды, красивы и имеют схожие приметы ― длинные светлые волосы, серые или голубые глаза, рост выше среднего и хрупкое телосложение. Ни одна из девушек не пострадала серьёзно, ни на одну из них не покушались дважды. Полиция работает, но пока безуспешно ― город-то огромный, а оружие необычное.

Мне этот врач понравился. Люблю разговорчивых добряков. Этот, похоже, ещё и о существовании тайны следствия отродясь ничего не слышал, но оно и к лучшему ― после беседы с ним у меня хотя бы подозрения относительно Анастасии Егоровны поутихли.

Ради свадьбы я заранее взяла отпуск, поэтому в предупреждении о больничном нужды не было. Родителям звонить не стала, чтобы не тревожить их на ночь глядя. Решила, что позвоню завтра утром ― сообщу об отмене матримониальных планов и заодно расскажу о происшествии. Они всё равно узнают, потому что собирались приехать на свадьбу. Хотелось надеяться, что Анастасия Егоровна не опередит меня с новостями для близких, но если принимать во внимание её брезгливое ко мне отношение, то опасаться нечего. Но один звонок мне всё-таки нужно было сделать ― подруге.

– Лика, привет. Слушай, я тут в больничку загремела невзначай. Можешь мне завтра привезти кое-что из вещей?

– Как это в больничку? У тебя свадьба через неделю!

– Не будет свадьбы. Мы расстались.

Последовательность подачи информации в разговоре с эмоциональными людьми играет очень важную роль. Анжелика моментально сложила одну новость с другой и сделала неправильные выводы. Пришлось давать ей более подробные объяснения и выслушивать бесконечные охи и вздохи, на что я потратила больше получаса. Она пообещала приехать прямо с утра ― взять ключ от моей квартиры и убедиться, что я не при смерти. Когда её голос в динамике телефона наконец-то смолк, в палате наступила гнетущая тишина. Я не люблю тишину. Дома у меня даже ночью тихо играет музыка или бубнит телевизор, а тут… Тоскливо вдруг стало и одиноко. Я включила музыку в телефоне и сунула в уши наушники, чтобы избавиться от этого неприятного душевного состояния, поэтому не услышала, как в палате появился ещё один поздний визитёр. Зато я отчётливо увидела и его самого, и расплывчатое огненно-рыжее пятно портала, из которого он вышел.

Глава 2

Он стоял у изножья кровати, сунув руки в карманы поношенных джинсовых брюк, и смотрел на меня так задумчиво, словно никак не мог решить, достойна ли я жизни в принципе. Высокий, симпатичный, подтянутый ― видно, что форму поддерживает, но в остальном какой-то… Потрёпанный что ли. Белая рубашка не первой свежести, две верхние пуговицы на ней отсутствуют, рукава небрежно закатаны по локти, подбородок и щёки покрыты щетиной, волосы кажутся немытыми и в беспорядке свисают слипшимися прядями на лицо и шею ― точно не мой идеал мужчины. Странно в такой момент было думать об идеалах, но почему-то думалось. Глаза у него красивые ― серые, спокойные, будто вода в осеннем пруду. А ресницы длинные и пушистые, как у ребёнка.

«Я сплю или спятила?» ― задалась я очень важным вопросом, когда нашла в себе силы перевести взгляд с этих пленительных серых глаз на переливающееся всеми оттенками пламени бесформенное пятно за спиной незнакомца. Оно было ярким, но не освещало комнату. Выглядело пугающе опасным, но не излучало естественный для огня жар. Мне бы заорать: «Спасите! Пожар!», но орать не хотелось. Все эмоции странным образом куда-то улетучились вместе со страхом и инстинктом самосохранения. Осталось только любопытство ― не каждый же день к тебе в больничную палату из ниоткуда незнакомые мужики в гости приходят.

– Ты кто? ― спросила я у незнакомца, заранее списав всё противоестественное на побочное действие медикаментов.

– Это не имеет значения. Ты всё равно нам не подходишь, ― ответил он, отвернулся, сделал шаг вперёд и исчез в сияющем пятне.

Пятно тоже исчезло. «А голос у него приятный», ― подумала я и на всякий случай ущипнула себя здоровой правой рукой за больную левую. Можно было бы и не щипать, ведь с тех пор, как я очнулась, раненое плечо и вся рука болели постоянно. Дежурный врач сказал, что это из-за повреждения какой-то кости ― со временем всё пройдёт, но пока придётся потерпеть. Если и так больно, ясно же, что не сплю. Галлюцинации? Настолько реалистичные? С чего бы? Но и реальность такой не бывает. Люди не появляются из ниоткуда и не исчезают в никуда. И запах… До визита сероглазого неряхи в палате пахло лекарствами, а после его ухода остался аромат сандала. Запахи могут мерещиться? А звуки? Я же слушала музыку, когда появился этот тип.

Музыка когда-то прекратилась, но я не заметила, когда именно это произошло. Проверила телефон ― все приложения закрыты. Я их точно не закрывала. Включила снова ― в уши через наушники хлынула любимая мелодия. Вроде бы и в порядке всё, но как-то не по себе стало. Что это за временное помутнение рассудка? Меня в плечо ранили, а не в голову. Так не должно быть.

Превозмогая боль, я заставила себя сесть на кровати и скептически оглядела просторную больничную сорочку, но другой одежды всё равно не было. Пришлось топать к посту дежурной сестры прямо так и в чужих тапочках, которые оказались мне велики минимум на три размера.

– Сёмина, ты зачем встала? У тебя строгий постельный режим, ― сердито отреагировала на моё появление медсестра.

– У меня галлюцинации, ― сообщила я и добавила подробностей: ― Зрительные, слуховые и обонятельные.

Она нахмурилась, нашла в ворохе листов назначений мой, внимательно его изучила и задумчиво изрекла:

– Странно.

– Ага, ― охотно согласилась я. ― Очень странно. Можно мне с дежурным доктором поговорить?

– Он на операции. Это надолго, ― прозвучало в ответ. ― Вернись в палату и ложись в постель. Я скажу ему, чтобы зашёл к тебе.

Без вариантов. Во-первых, нарушать предписания докторов себе же дороже, а во-вторых, эта непродолжительная вылазка сильно меня утомила. Я доплелась до палаты, наведалась в туалет, посмотрела там на своё бледно-унылое отражение в зеркале и пришла к выводу, что постельный режим мне прописан не ради галочки. Всего каких-то несколько часов назад я выглядела роскошно и сногсшибательно, а теперь мной детей пугать можно ― лицо белое, волосы спутанные, губы потрескались, вокруг глаз тёмные круги. Ужас! И ведь позаботился же кто-то о том, чтобы смыть с меня весь макияж!

– Чучело безобразное, ― обозвала я своё отражение и поплелась в постель.

Легла, вздохнула и почему-то вспомнила глаза незнакомца из недавнего мимолётного видения. И голос. И дырку на его джинсах в районе правого колена. И часы на правой руке. Обычно их носят на левой, но с подсознанием не поспоришь. Спасибо, что оно хотя бы красавчика мне подсунуло в качестве галлюцинации, а не чудище какое-нибудь. У меня нервы не железные. И так для одного дня приключений выше крыши.

Воспоминания о событиях этого дня всё-таки вышибли из меня слезу. Обидно за себя стало. Да, я не могу похвастаться родством с давно мёртвыми графьями. Да, мои родители не имеют ни высоких должностей, ни миллионных доходов. Зато они добрые, чуткие и настоящие. Мама всю жизнь в детском садике воспитательницей проработала. Папа на стройке спину себе сорвал так, что теперь ничего тяжелее ложки поднять не может. Они простые жители маленького провинциального городка, которые дорожат каждым мгновением жизни. Для них моё здоровье и счастье намного важнее любых успехов и достижений. Они любят меня и друг друга, а не деньги, власть или высокое положение в обществе. Это меня понесло в мегаполис за перспективами, потому что молодая и целеустремлённая, а им и так хорошо. Что в этом такого? Чем они хуже родителей Стаса? Если сравнивать, то мои лучше в разы! Они хотя бы не смотрят на окружающих с презрением ― одно только это говорит о многом. А я? Чем я хуже своего несостоявшегося жениха? Каким бы образом, интересно, функционировал огромный механизм фамильного предприятия его семьи без винтиков вроде меня? Разница лишь в том, что я сама себя обеспечиваю, а Стас живёт за счёт дивидендов от семейного бизнеса. У него есть образование, но он ведь палец о палец за все двадцать четыре года своей жизни не ударил. Ничего не умеет. Я попросила его как-то саморез в стену загнать, чтобы картину повесить, так он на шуруповёрт смотрел, как на ядовитую змею.

Чем дольше я об этом думала, тем больше приходила к выводу, что если кто из нас двоих и недостоин другого, так это точно не я. На кого я потратила почти год своей молодости? Зачем вообще с ним связалась? Чем он меня зацепил? Сидел с тоскливым выражением лица поздно вечером в парке на лавочке, напивался в одиночестве… Надо было тогда просто пройти мимо, а не пытаться объяснить ему, что за употребление спиртного в общественных местах можно схлопотать штраф. Что ему штраф? Тот виски, который он тогда прямо из горла глушил, чуть ли не в десять раз дороже стоит. Так ведь нет же ― пожалела, в душу к нему полезла. Влюбилась на свою голову. Или не влюбилась. Не знаю. Стас мне точно нравился, но было ли это чувство любовью? Если было, то почему разрыв отношений и отмена свадьбы вызвали у меня только обиду и жалость к себе?

Самокопание ― не лучший способ времяпрепровождения, но заняться мне всё равно было больше нечем. Пыталась заснуть, но сон не шёл. Дежурный врач тоже не приходил ― наверное, операция оказалось сложной. Так и лежала без сна до самого утра ― слушала музыку, просматривала наши со Стасом фото в телефоне, хлюпала носом и постепенно успокаивалась. Это ведь хорошо, что всё закончилось до свадьбы. Так проще. Жалко, конечно ― я уже привыкла к Стасику. Он не плохой. Просто дурак. Ну и ладно. И баба, как говорится, с возу, и волки сыты. Теперь у меня есть только я ― буду любить себя. И маму с папой. И Анжелку.

Анжела, кстати, утром прискакала ещё до обхода ― с пакетом фруктов и двумя бутылками минералки. Посмотрела на меня оценивающе, скривилась сочувственно и сообщила:

– Выглядишь стрёмно. А я через знакомых справки навела о твоём стрелке. Он уже третий месяц по городу так развлекается. То тут объявится, то там. В вашем районе ты пока только четвёртая, а вообще уже больше двадцати жертв. Все живы, кроме одной, но она не от раны загнулась, а с перепугу. У неё сердце слабое было. А искать его никто не собирается. Менты по приказу сверху добросовестно создают видимость работы, но на самом деле правда уже известна. И засекречена. У моего информатора доступа к таким тайнам нет, уж прости. Не нашего ума это дело.

– Супер, ― расстроилась я. ― То есть он и дальше будет по девчонкам вот так из своего самострела фигачить, но никто его за это не накажет? Олигарх что ли какой-нибудь? Или шишка покруче?

– Понятия не имею, ― честно призналась подруга.

Я дала ей ключи от квартиры и продиктовала список того, в чём нуждаюсь. Квартира не моя, кстати ― меня туда мамины родственники пожить пустили на время своей поездки куда-то за границу. Они недвижимостью занимаются, у них по всей Евразии контакты, контракты и объекты разбросаны. Укатили три года назад и до сих пор не вернулись. Когда вернутся, мне придётся свалить. Куда? Не знаю. Зарплата позволяет снять что-нибудь простенькое в пригороде. Планировала к Стасу перебраться после свадьбы, но теперь придётся другие варианты искать. Собственность я не потяну ― слишком дорого даже в ипотеку.

Лечащий врач на утреннем обходе тоже не добавил оптимизма. В больнице-то никто меня долго держать не будет, но последующее амбулаторное лечение может оказаться длительным. Это только на первый взгляд дырка в плече ничего опасного из себя не представляет, но на самом деле повреждения серьёзные. Калекой на всю жизнь могу остаться, если забью на лечение. Рука не отвалится, но работать не будет. Доктор объяснил всё в подробностях, но у меня от всей этой медицинской терминологии глаза в кучу съехались. Поняла только, что больничный будет долгим. Всё бы ничего, но открытые больничные листы не оплачиваются, а мне жить на что-то надо. Если это затянется на несколько месяцев, кушать я что буду? Понятно, что мама с папой не позволят единственной дочери умереть с голоду, но они сами еле-еле концы с концами сводят. Ума у меня, может, и мало, но совесть есть.

На работу я всё-таки позвонила. С соблюдением трудового законодательства у нас там нормально всё, можно было и не беспокоиться, но меня волновал другой вопрос. Начальница отдела успокоила ― сказала, что всё решаемо. Если мне совсем уж приспичит вернуться в офис раньше, чем полностью выздоровею, то меня посадят на «горячую линию» ― пальцем в кнопки тыкать и одной рукой можно.

– Ты мне только вот что скажи… Это между нами. Правда, что Самойлов тебя бросил? ― осторожно спросила она.

– Правда, ― честно ответила я. ― А что, уже весь офис об этом знает?

Странно было бы рассчитывать на то, что Мегера Егоровна не выставит разрыв наших со Стасом отношений на всеобщее обозрение. Полагаю, таким образом она намеревалась добиться моего увольнения по собственному желанию ― засмеют же коллеги. Вот только эта самовлюблённая дама благородных кровей не учла, что на нижних ступенях карьерной лестницы в их семейной компании отношения между сотрудниками совсем не такие, как у обладателей более значимых должностей. Сплетни гуляют по кабинетам, да, но кости при этом перемываются не друг другу, а вышестоящему начальству. В нашем отделе коллектив хороший, сплочённый. Никто в мою сторону плевать или косо смотреть не станет ― в этом я твёрдо уверена.

– Знать-то знают, но болтают, что это ты его отшила, а не он тебя, ― подтвердила мою уверенность начальница. ― Ладно, забудь. Так или иначе, но вы всё равно друг другу не пара. Найдёшь себе мужика получше.

– Ага, ― согласилась я. ― Обязательно найду. Только руку сначала починить надо.

Она пожелала мне скорейшего выздоровления и не переживать из-за работы ― я хороший сотрудник, никто меня не уволит. Оптимистичное заявление, конечно, но мне почему-то подумалось, что если мама Стасика решит сжить меня со свету, то увольнением дело не ограничится. Через пару часов, когда вернулась Лика, выяснилось, что несостоявшиеся родственники уже побывали в моей квартире. У Стаса есть ключ. Соседи видели, что приезжал он не один. Забрал все свои вещи и моё свадебное платье. И даже мои новенькие белые туфли. За туфли мне было особенно обидно ― я их за свои деньги покупала. Вот вроде и богатые люди, но такие мелочные… Фу такими быть. Платье дорогущее, да. Новое. Его обратно в салон сдать можно. Но туфли! Смешно просто.

– Забей, ― посоветовала мне подруга. ― Мы ещё твоему Стасику нос утрём. Такого жениха тебе найдём, что вся семейка Самойловых будет не только локти себе кусать, но и пятки грызть.

Я представила Анастасию Егоровну грызущей свою пятку и заржала в голос. Рана в плече сразу же отозвалась острой болью, заставив меня умерить эмоции. Лика посидела со мной ещё немного, но скоро её прогнала медсестра, потому что в больницах существует такое понятие, как «тихий час». Да и я устала, если честно ― всю ночь ведь не спала. А вечером меня пришли проведать коллеги. Притащили с собой целую гору всяких вкусностей. Нажелали мне столько здоровья, что его хватило бы на половину населения города. Было заметно, что им интересно, почему мы со Стасом разбежались за неделю до свадьбы, но открыто никто об этом не спросил. И я промолчала ― моя личная жизнь никого не касается.

А вечером, после всех посещений, обходов и процедур, я снова вспомнила о вчерашнем странном видении. Лечащий врач сказал, что это может быть следствием стресса. Запах сандала из палаты никуда не делся, но чувствовала его только я ― это стопудово какой-то бзик подсознания, других объяснений нет. Но мне почему-то казалось, что всё совсем не так. В руках Стаса, например, арбалет смотрелся бы неуместно, а вот если бы это оружие держал сероглазый незнакомец ― совсем другое дело. Фантазии фантазиями, но информацию просто так не засекречивают. Может же быть, что где-то у нас в стране проводятся какие-то загадочные испытания чего-то неизведанного? Машины времени, например. Открыли учёные проход в прошлое, выскочил оттуда псих с арбалетом и бегает теперь по городу. А не ловят его, потому что… Не знаю, почему. Может, ловят, но не силами правоохранительных органов. У меня ума не хватит придумывать причины для секретности и чужих решений. Даже фантазировать на эту тему бессмысленно, но оно как-то само фантазируется.

Так и прошли для меня десять дней госпитализации ― в сомнениях, домыслах, бесконечных медицинских процедурах и мыслях о будущем. Мама всё-таки приехала, но всего на два дня, потому что отца с его больной спиной нельзя оставлять без присмотра ― ему только дай волю, так он сразу себя доломает. Зато за эти два дня она много чего успела для меня сделать. Навела порядок в квартире, поцапалась с Самойловыми, вернула мои беленькие туфельки. Она у меня очень добрая, но я в семье тоже одна, как и Стас ― любимая, неповторимая и драгоценная. За меня мама любого в бараний рог скрутит. Без рукоприкладства, конечно, но она и словом может так отделать, что мало не покажется. Я в этом плане сдержанная, а она молчать не станет.

– Не живи тут одна. Домой приезжай, пока на больничном, ― предложила мамулечка, и я не смогла отказаться.

Вот только уехать не получилось, потому что в первый же день после выписки в моей квартире вдруг сильно запахло сандалом. Почти сразу же после этого из холодного огненного пятна, возникшего прямо посреди комнаты, вывалился круглый невысокий человечек с бутербродом в руке, огляделся воровато и спросил шёпотом:

– У тебя майонез есть?