Kitobni o'qish: «Мафия забивает стрелку»
…Ключи точно соответствовали замкам. Воровская рука в чёрной перчатке уверенно открыла дверь квартиры. Не зажигая света, люди бесшумно проникли в одну полутёмную комнату, другую… Они знали, чего хотели. Без спешки и суеты вынесли то, что им было нужно. Тихо, не оставив улик, следов и отпечатков, покинули квартиру. Щёлк – закрыта входная дверь. Словно и не было совершено никакого преступления… Оглянувшись по сторонам, воры удалились прочь, унося награбленное…
Глава I
Подготовка к запуску
Хмурым зимним днём ученик восьмого класса «В» Антон Мыльченко стоял у окна. В школе только что началась большая перемена, по коридорам с визгом и гиканьем носились мальчишки и девчонки, скакали по лестницам, уворачивались от учителей, которые им это делать запрещали. Но Антоша ничего не замечал. Его взгляд был устремлён далеко-далеко – в сине-серую даль низкого неба. Где-то там на просторе гуляли вольные ветры, ревели бури, вспыхивали яркие молнии. Ничего этого было, правда, не видно. Но Антошу такая мелочь не волновала. Он знал, что где-то она есть – наполненная бурными событиями жизнь…
Со стороны можно было подумать: стоит себе просто так мальчик, приглаживает свой белобрысый чубчик, вздыхает, иногда ботиночком притопывает. Но на самом деле в голове этого мальчика одна за другой носились сейчас мечты. Антоша мечтал о горячей любви, представлял себя на вершине небоскрёба в объятиях прекрасной блондинки. Одновременно с этим ему хотелось совершить какой-нибудь подвиг (спасти тот же самый мир, например), прославиться, увидеть своё имя и фотографию во всех газетах, экранах, новостных лентах, на афишах, столбах и заборах.
А ещё в его уме постоянно складывались стихи. Если успевал запомнить, Антоша записывал их в толстую фиолетовую тетрадь, а иногда переписывал красивым почерком на листы почтовой бумаги и отправлял свою рукопись – без фамилии автора и обратного адреса (ведь так романтичнее и загадочнее) – по адресам издательств, газет и журналов. Раньше он посылал распечатки, но потом понял, что это какая-то журналистика, настоящая литература – это когда только от руки, ру-ко-пись! Антон даже не ждал ответа или рецензии. Он верил, что истинное искусство само пробьёт себе дорогу. А пока пусть его стихи просто радуют людей. Ведь не раз представлял себе Антоша: открывает читатель газету или журнал – а там напечатано прекрасное стихотворение. «Неизвестный автор» – значится в конце. Вся страна пытается отгадать загадку: кто же он, этот таинственный поэт-невидимка? Проходит год, два, три – сколько нужно… Прогрессивная общественность обеспокоена неизвестностью – кто же он, этот таинственный незнакомец, новый величайший поэт всех времён и народов? Куда пропал? Когда откроет своё инкогнито? И вот тогда-то на мировой арене и появится он, Антоша, с фиолетовой тетрадкой, которая подтвердит подлинное авторство созданных им произведений. Почитатели ликуют, портрет Антона Мыльченко вешают рядом с портретом Пушкина в каждой школе и библиотеке… А он пишет всё лучше и лучше, день ото дня его мастерство оттачивается, а стихи радуют и поражают всех людей!
Но в последнее время что-то не заладилось с творчеством. Антоша очень хотел славы поскорее и так волновался из-за того, что она где-то заплутала и всё никак не обрушивается на него. Из-за этого стихи не получались, учёба в школе не ладилась, да ещё любви, без которой не мог существовать ни один поэт, да и просто знаменитый человек, не было.
…И рифма дремлет в пробуждении,
Творенья льются из пера.
Поэзией моей овеянный,
Твой образ…
Та-ра-ра-ра-ра… И всё. А дальше никак. И как Антоша ни старался, стихотворение не получалось. Не было ни рифмы, ни мысли. Ни-че-го…
Антоша встал на цыпочки и прижал нос к стеклу. Он волновался и, точно конь вороной, в нетерпении бил по полу ногой, ерошил свои белёсые волосы и скрипел по стеклу пальцем. Мысли скакали, точно взволнованные тушканчики по степи. Напрасно Антоша пытался собрать их в кулак и подумать о чём-то одном…
И вдруг новая, очень свежая мысль пришла ему в голову. Антон ахнул и заговорил, обращаясь к самому себе:
– Творческий кризис! У меня же самый натуральный творческий кризис! Так вот он какой!
– Эй, Гуманоид, опять сам с собой разговариваешь? – раздалось вдруг над самым Антошиным ухом.
– Стихи, что ли, сочиняешь?
– Снова какая-нибудь хрень? Любовь-морковь?
– Розы-мимозы?
Антошу окружили девочки из параллельного восьмого «А» класса. Весёлые, шустрые, они не давали спуска никому – всегда находили, над чем посмеяться. Антоша сразу смутился и попытался забиться в угол. Но девчонки не отставали. Наоборот, они обступили его плотным кольцом и тормошили. Вот уже неделю они не давали ему проходу – то стихи пытались заставить про них придумать, то на дискотеку зазывали, а то принимались щекотать его, щипать, дёргать за нос, за уши. А то как-то губной помадой изрисовали, Антоша даже заплакал и еле-еле отмылся, из-за чего опоздал на урок алгебры. И учительница по кличке Овчарка его чуть не загрызла.
– Придумай про меня стих! – трепала Антошу за рукав Аська – чрезвычайно стильная девчонка высокого роста.
– И про меня! Давай! Я поэт, зовусь Незнайка! – дёргала с другой стороны Лариска, рыжая бестия с вечно прищуренными ехидными глазами.
– Эй, поэт Гуманоид! Сочиняй давай стихи!
Антон Мыльченко вжался в угол ещё сильнее и попытался соскользнуть на пол. Но девчонки тут же схватили его за воротник, поставили на ноги.
«Да что ж это за женские персонажи такие мне попадаются! – с ужасом думал Антоша, отворачиваясь от нахальных девиц. – В прошлые века ради женщин стрелялись, на дуэль вызывали. А эти… А из-за этих… В них и влюбиться-то невозможно… Противные». Антоша сжал зубы и решил не сдаваться.
– О чём мечтаешь? – с хохотом тыкая пальцем в Антошу, спрашивала Лариска. – Знаем, о девочках. Когда же ты признаешься, о каких!
– Давай выкладывай свои секреты!
– А мы послушаем!
– Хи-хи-хи!
Пока девчонки прыгали вокруг него и верещали, Антон только и мог, что мстительно думать: «Ничего. Я про вас так пропишу… Будете у меня в новой мифологической поэме злобными летающими монстрихами! Гаргулии! Вот вы кто!» Неожиданно для себя Антон произнёс последние слова вслух, причем очень громко. Девочки на миг примолкли.
– Так, значит, мы гаргулии? – первая опомнилась Аська. – Я не ослышалась?
Антоша и сам удивился – как это у него вдруг вырвалось. Но всё равно ничего не ответил и только набычился ещё больше.
– Ну, чего молчишь, Гуманоид?
С детских лет привязалось к Антоше это прозвище – Гуманоид. Он протестовал против него всеми фибрами своей поэтической души. Но ничего не помогало. И в школе, и в родном дворе все с удовольствием называли его Гуманоидом. И Антону приходилось откликаться.
Гуманоидом его прозвали давно. Ещё дошкольником отправился как-то Антоша погулять по близлежащей стройке. Ходил, бродил, лазил везде. Откуда-то сверху упал на него разорвавшийся мешок с сухим цементом. Антон и пискнуть не успел, как оказался под кучей порошкообразной смеси. Засыпало Антошу всего – и шорты, и ботинки, и курточку. Строители, конечно, прибежали, вытащили бедного ребёнка из-под мешка, довели до родного двора.
И вот перепуганный Антон, весь обсыпанный блестящим сухим порошком, двигался по направлению к своему подъезду. Двигался медленно и неровными шагами, потому что глаза Антоши тоже порошком засыпало. Его приметила любознательная старушка. Она только что оторвалась от чтения газеты «Вести родных просторов». Газета писала о том, что космические пришельцы уже готовы к братанию с людьми. А старушка очень хотела с ними брататься. Она мечтала быть первым человеком, подружившимся с гуманоидами. Когда же старушка увидела, что к ней движется маленькое, заторможенное и блестящее существо, она поняла, что её мечта сбылась.
– Гуманоид! – крикнула она громко. – Наконец-то! Слава тебе, господи!
Весь двор тут же сбежался на её крик.
– На контакт идёшь! – радостно воскликнула старушка и протянула руки навстречу маленькому Антону. – Инопланетное существо!
Но тот, ударенный мешком, соображал плохо. Заревев, как пожарная сирена, Антоша, с большим трудом переставляя ноги, бросился в свой подъезд. Он хотел только к маме. Она помыла бы его, отчистила и успокоила.
Так дело и кончилось. Добрая мама не ругалась, только сильно переживала, не повредил ли Антоша голову. Когда же чистый, отмытый и успокоенный Антоша вновь появился во дворе, кто-то из мальчишек крикнул:
– Ну что, Гуманоид, очухался? Погулять выполз?
– Гуманоид! Гуманоид! – радостно подхватили все остальные.
Старушка, первая назвавшая Антона Гуманоидом, посмотрела на него равнодушно. Просто не узнала – мальчик и мальчик, их во дворе полно бегает. потому что Антон был уже не серебристым, а значит, никаким не пришельцем из космоса. Только прозвище её приклеилось к Антону Мыльченко намертво. И чем чаще поведение романтического Антона отличалось от поведения всех остальных ребят, тем чаще называли его Гуманоидом.
– …Ну так что? – тем временем продолжали приставать к Антону нахальные девчонки. – Не хочешь про любовь рассказывать?
– Ы-ы-ы…
– Чего в угол забился? – Аська обнаглела и уже дёргала Антошу за ушки. – Придумай лучше песню для какой-нибудь популярной группы. Прославишься. И мы с тобой заодно! А?
Жизнь казалась сейчас Антоше совершенно невыносимой. Отмахиваясь от назойливых Аськиных пальцев с длинными ногтями в сиреневом маникюре, Антоша крикнул:
– Отстаньте от меня! Что же это за судьба у меня такая! Вся моя грустная жизнь – это события трагического рассказа, романа, эпопеи… А вы, вы… вы отрицательные женские персонажи! Вот!
Девчонки оглушительно захохотали. Антон снова попытался вырваться из их круга, но снова напрасно. Руки девчонок держали его крепко.
Помощь пришла неожиданно.
– Вот ты где, Антон Мыльченко! – раздался негромкий, но твёрдый голос.
Девчонки обернулись и увидели одноклассницу Антоши Арину Балованцеву. У неё за спиной стоял мощный Витя Рындин. Они всегда ходили вместе – Арина и чуть позади неё надёжный, как скала, Витя. Когда-то он сам вызвался быть её добровольным телохранителем. И до сих пор, кажется, был этому рад.
Арина пользовалась большим уважением. Она легко решала проблемы. Многие старались набиться ей в приятели, но Арина была верна своим старым друзьям и не спешила заводить новых. И одноклассников обижать не позволяла никому.
– Что, девчонки, вы с Антоном уже поговорили? – обратилась Арина к Антошиным мучительницам. – А то мы тоже хотим.
– Да вроде как… – пробормотала Аська.
Она покосилась на Арину, на её молчаливого телохранителя, и вскоре Аськи и след простыл. За ней ускакали подружки. И вот уже Антоша остался с Ариной и Витей.
– Ну что? Ты как? – спросила у него Арина. – Как настроение, поэт?
– Проблемы есть? – добавил Витя.
Антоша отрицательно замотал головой. Во-первых, потому, что проблем, как ему казалось, больше не было. А, во-вторых, Антоше очень хотелось сообщить своим спасителям, что у него сейчас только что миновал творческий кризис и появился замысел новой эпическо-мифологической поэмы. С благородным героическим сюжетом на тему борьбы с монстрами. Но вместо этого Антон сделал шаг вперёд и срывающимся голосом произнёс:
– Арина, это… Давай я тебя через ручей переведу, что ли…
– Какой ручей? Зачем? – удивилась Арина.
– Так это… Оттепель. Ручьи, лужи. Не зима, а сплошная слякоть. А у ручья я тебе и пригожусь.
Витя хмыкнул и постарался спрятать улыбку.
– Ой, Антоша, может, ты прогуляться на улицу сходишь? – предложила Арина, тщательно присматриваясь к юному поэту. – Перемена длинная. Сходи проветрись.
– Нет, Арина! – воскликнул Антоша. – Мне просто необходимо тебе пригодиться!
Он был благодарен за своё спасение, мечты и образы переполняли его душу. Антон уже успел представить, как он в роли Тристана переносит Арину – Изольду через ручей. Тем более что самый настоящий ручей действительно тёк неподалёку от школы – в бане-сауне, что находилась напротив, прорвало канализацию, поэтому уже несколько дней подряд вода хлестала мощным потоком.
Потом, вспомнив про свою поэму, Антоша мысленно ввёл туда Арину и Витю как положительных персонажей – Витю как могучего воина с двуручным мечом, а Арину как бесстрашную валькирию на колеснице. Антон засуетился, принялся что-то рассказывать… Он хотел поведать ещё так много, но от волнения постоянно сбивался, путался, и понять в его рассказе ничего было нельзя…
Поэтому Арина сказала:
– Ладно, Антоша. Раз у тебя проблем никаких нет, мы пошли. У нас важное дело, торопимся, понимаешь?
– Ой, понимаю! – ответил Антоша.
– А сейчас пойди-ка всё-таки освежись на улицу, – добавил Витя.
С этими словами они развернулись и отправились по коридору к кабинету технологического труда для мальчиков.
А Антоша, вздохнув, побрёл к выходу из школы. Потому что все рифмы и строчки, которые он только что придумал, почему-то вдруг забылись. Антоша с тоской понял, что плохой он поэт, да и творческий кризис, оказывается, ещё в полном разгаре… Грустные мысли вновь гурьбой накинулись на Антона Мыльченко.
– …Учти, я видела, что ты не переобулся, – крикнула ему вслед дежурная десятиклассница, стоявшая в дверях. – Так что без сменной обуви я тебя обратно в школу не впущу!
– Эх, женщины, какие же вы разные… – произнёс Антоша, приглядываясь к клумбе, которую недавно перекопали. Но тут и там среди разбросанного снега и комьев земли видны были сухие завядшие цветки. Эти цветки на некоторое время и приковали Антошино внимание.
Навстречу Вите и Арине по коридору первого этажа бежали их шустрые одноклассники Костя Шибай и Мамед Батыров. Они, прячась за спины проходящих мимо, кидались друг в друга драной перчаткой и, попав, радостно вопили: «Тухлый! Тухлый!»
– Эй, вы на улицу случайно не пойдёте? – спросила у них Арина.
– Идём. Я вот только Батырова тухлым сделаю… – подтвердил Костя, останавливаясь и метко бросая перчатку в зазевавшегося Мамеда. – Всё, тухлый!
– Тогда к вам дело, – Арина заговорщицки подмигнула Косте. – Туда сейчас наш Антоша Мыльченко направился. Вы уж его проконтролируйте.
Пока Мамед отвернулся, Витя подал какой-то знак Косте и многозначительно постучал по своему запястью. Костя его понял и кивнул в ответ. Витя и Арина тоже без слов его поняли.
– А что такое? – усмехнулся Мамед, подбрасывая перчатку и целясь в Костика. – На нашего поэта и прозаика усилилось воздействие луны? Или съел что-нибудь неромантическое?
– Да я и сама не знаю, – пожала плечами Арина. – Но что-то уж очень он подозрительно грустный.
– Активно грустный, – добавил Витя. – Вон он, гляньте, ворон считает.
Ребята посмотрели в окно и увидели меланхоличного Антошу, который уставился в одну точку и водил в воздухе вытянутой рукой.
– Так что вы уж проследите, чтобы его энергия использовалась в мирных целях, – сказала Арина. – Он нам ещё пригодится. Сам сказал…
– Ну что, Мамедка, постараемся? – подмигнул приятелю Костя. – Не дадим поэту потерять смысл жизни?
– Сделаем! – крикнул Мамед удаляющимся Арине и Вите.
– Спасибо!
Витя и Арина подошли к двери мастерских, где обычно у мальчиков проходили уроки технологии. Оглянувшись, Витя вытащил ключ и открыл кабинет. Они вошли внутрь и снова заперлись на замок.
– Неужели почти готова? – спросила Арина, пока Витя вытаскивал из-за верстака тщательно упакованные лёгкие красивые детали чего-то серебристого.
– Да.
Дело в том, что тут, за дверью мастерских, долгое время шла подготовка к самому настоящему чуду. Запустить над городом летающую тарелку и создать таким образом сенсацию было давней мечтой Арины. Витя Рындин пообещал, что расшибётся, но совершит для Арины чудо. Арина всё придумала, а Витя при помощи Кости Шибая принялся за техническое воплощение мечты – и они часами сидели в этом кабинете. Под покровом строжайшей тайны почти месяц колдовали они над этой тарелкой. Кроме них троих, больше ни одна живая душа не знала об этом.
Вот и сейчас тут должны были произойти последние приготовления к запуску. Учитель технологии Павел Игнатьевич разрешил Вите и Костику оставаться в мастерских и вытачивать на станках, сверлить, паять. Павел Игнатьевич даже доверял им приходить в его отсутствие, то есть брать в учительской ключ, работать, сколько надо, а потом вешать ключ на место.
Так и в этот раз – Павел Игнатьевич давно ушёл (сегодня у него были всего два первых урока), и Витя собирался закрыться в кабинете вместе с будущей летающей тарелкой, которую он хранил в разобранном виде за коробками с деревянными заготовками. И завершить сборку. Костя Шибай, ответственный в этой операции за внешнюю безопасность, должен был появиться уже под самый финал, то есть после уроков. А поскольку в классе было много любопытных, как, например, приятель Костика рок-баянист Мамедка Батыров, Костик отвлекал и его и следил за тем, чтобы операция не привлекала больше ничьего пристального внимания.
– Ну как тут? – Когда Витя вытащил все детали и собрал их вместе, Арина бросилась к летающей тарелке и замерла в восхищении. – Вот это да! Как настоящая! Красота!
– Нравится? – просиял Витя Рындин, обычно невозмутимый.
– Очень! Неужели она уже готова? – спросила Арина, не переставая любоваться конструкцией.
– Ага. Осталось один диск подклеить сбоку – и всё! – ответил Витя.
Еще некоторое время они стояли и любовались на будущее чудо, в основании которого лежал плотный шар, – Витя собирался надуть его гелием из небольшого баллона, что ему удалось раздобыть. И самый настоящий дрон, которым можно было управлять с пульта. Ради этого Витя даже записался в кружок электронного авиа-моделирования и ходил туда исправно, пока не выведал основную тайну воздухоплавания подобных аппаратов.
Арина с восхищением смотрела на Витю. Творение его рук было прекрасно. Сам сделал! Они с Костиком, конечно, тоже помогали Вите. Как помогали – подержи, подай, отрежь, приклей… Но тем не менее это была совместная работа – кто-то бегал по всему городу и искал тонкую серебристую бумагу, кто-то покупал непрозрачный полиэтилен и резал его на точно вымеренные сегменты, кто-то долго стоял и держал на вытянутых руках готовые части будущей летающей тарелки, которые ещё не склеились…
И теперь эта сложная конструкция, разложенная на широком столе, радовала глаз. Конечно, вблизи было понятно, что всё это – творение человеческих, а не инопланетных рук. Тонкие рейки, образующие диск с башенкой сверху, натянутый на рейки полиэтилен, серебристая бумага, напоминающая некий странный металл, фольга, мерцающие, точно настоящие бортовые огни летающей тарелки, стразы из переливающегося пластика…
– Ух, если это увидеть в небе, да ещё тогда, когда уже смеркаться начнёт… От настоящей летающей тарелки точно не отличить, – не переставая любоваться воплощением своей мечты, говорила Арина. – А то у нас в городе ничего не происходит, ведь правда? С появлением тарелки такое тут начнётся… В общем, молодец ты, Витя!
– Теперь бы только чтоб с запуском всё удачно получилось, – вздохнул Витя.
– Постараемся, – уверенно проговорила Арина. – Ладно, после седьмого урока мы приходим с Шибаем к тебе. А перед учителями мы тебя отмажем. Не волнуйся.
Глава II
У куста барбариса стою…
Антоша Мыльченко, рукой загородив от солнца лицо, меланхолично рассматривал клумбу.
«Увы, увы, – думал он. – Ничего у меня не получается. Никто меня не любит… Только издеваются. Увял мой талант, смёрзся, как эти цветы. Я один. Грустный, никому не нужный. В печали моё творческое сердце, гнетёт его мировая скорбь… Тревожат судьбы человечества. Стихов больше не могу писать, а уж поэм тем более! Ненужный я, никуда не годный. Человечеству от меня только проблемы…»
– Да, Балованцева права, Гуманоид наш что-то явно не в себе, – издалека приглядываясь к Антоше, сказал Костя.
– А он когда-нибудь бывает в себе? – заметил Мамед. – Так, к качелям засеменил. И точно, дело серьёзное. Давай-ка, Костик, подберёмся поближе.
– И ни любви, ни радости, ни творческого воплощения не получает мятежная душа моя… – бормотал Антон, раскачиваясь на качелях и болтая ногами.
– Эй, Антошка, как жизнь-то? Нормалёк? – весело крикнул ему Мамед. – Качаешься, что ли?
– О, вот ещё мучители мои… – обречённо произнёс Антон. – Качаюсь… А что мне ещё остаётся?
– Как – что? – бодрым голосом сказал Мамед. – Жить, Антоша, учиться и бороться!
– Ах… Не за что мне в жизни бороться. Я проиграл в этой суровой борьбе. Ничего у меня не получается…
Костя Шибай остановил Антошины качели.
– Ну ты и крендель! – заявил он. – Не за что бороться. Там, понимаешь, девушка на лестнице стоит, вздыхает и, по-моему, портрет твой в руке держит. А он тут…
Антошино настроение резко сменилось. Он пристально посмотрел на Костю, потом на Мамеда.
– Мой портрет? Да? А вы меня не разыгрываете?
– Ни в коем случае, – отрезал Костя. – Мы констатируем факт.
– Факт… – Антоша хорошо знал значение этого слова. – А кто она?
Мамед посмотрел на него, как на чудо природы.
– А ты сам не догадываешься?
Антоша схватился ладошками за щёки.
– Я… Я даже подумать боюсь. Неужели Арина Балованцева?! Ведь я её хотел через ручей перенести, как Тристан Изольду! И пригодиться обещал…
Костя и Мамед переглянулись.
– Ну и тормоз же ты, Антоша, – покачал головой Костя. – Про вас уже вся школа говорит. Ну, подумай получше, напряги своё творческое воображение. Представь себе ЕЁ на ступеньках…
– Какого этажа?
Костя и Мамед посмотрели на него с сожалением.
– Стоит она на лестнице, между вторым и третьим этажом, грустная такая, молчаливая… – Мамеда понесло. – И время от времени… м-м-м… портрет целует!
– Правда? И действительно мой портрет? Да кто же она? Кто?
– Догадайся, Антон, с трёх раз. Идёт мимо директор школы, а эта прекрасная дама всё стоит, гремит вёдрами уборщица, бегут малолетки… А она каждую перемену на посту, грустью обливается, портрет к сердцу прижимает…
– И раз в три минуты повторяет твоё имя, – добавил Костя, потому что Мамед что-то уж совсем разошёлся.
– Ой! И кто ж на такое отважится? – изумился самокритичный Антоша. Но обрадовался этой вести невероятно. – Я хочу к НЕЙ бежать, я уже на крыльях… это… воспарил! Значит, в нашей школе, на лестнице между вторым и третьим этажом?
– Ага, – кивнул Мамед.
Антон Мыльченко галопом бросился в школу. Он не обратил никакого внимания на строгую дежурную в дверях, напрасно она пыталась схватить его за курточку и не пустить в школу.
– Мамед, а мы ничего, не переборщили? – не спеша направляясь вслед за Антошей, спросил у приятеля Костя. – А вдруг она его с лестницы спустит?
– Не должна, – уверенно заявил Мамед. – Она мирная. Кстати, мы с тобой ему про одного и того же человека говорили, правильно?
– Надеюсь, – усмехнулся Костя. – Ох, только бы всё мордобоем не кончилось…
Радость Антоши зашкаливала. Не замечая ничего вокруг, он бежал вперёд, прыгал вверх через две ступеньки. Антон ещё не знал, кого именно он увидит на месте свидания, всё было так таинственно, а значит, так, как надо.
«Нет, меня действительно не обманули! – увидев на лестничной площадке одинокую девчоночью фигуру, в восторге подумал он. – И даже портрет в наличии! Ах, мои верные друзья Костя и Мамед, спасибо!»
Девочка медленно ходила туда-сюда и что-то держала в руках. Антоша, конечно же, узнал её – и обрадовался этому ещё больше.
– Ау, это я! – бросился к девочке Антоша и закрыл ей глаза ладошками. – Ку-ку!
– Ой, кто это? – испугалась девочка. – Что ещё за ку-ку? Хватит шутить!
Девочку звали Зоя Редькина. С первого класса она сидела за одной партой с Антошей. Уж каких только фокусов она не натерпелась от своего беспокойного соседа, сколько раз она помогала ему, защищала от нападок. Но недавно терпение кроткой и доброй Зои Редькиной лопнуло. В последнем стихотворении, посвящённом ей, Антон назвал её лягушкой. Зоя даже листок выронила от огорчения, когда это прочитала. И сколько ни просил её Антоша дочитать стих до конца и увидеть, что на предпоследней строчке написано, что эта лягушка – царевна и поэтому превращается в увешанную золотом и бусами красотку, Зоя была непреклонна. Она попросила учителей рассадить их с поэтом за разные парты. Развод, как говорится, и кактус между партами. И Зоя, кажется, до сих пор была вполне довольна этим.
«…Она страдает и тоскует! – в восхищении думал Антоша, убирая свои ладошки от Зоиного лица. – Наконец-то! Поняла, что хочет вернуться!»
– Ты… – начала Зоя, но Антон перебил её.
– Ах, Зоя, ничего не говори! Как это прекрасно – ты и я!
– В смысле? – не поняла Зоя и подёргала себя за тонкую рыжеватую тощую косичку.
Антоша только набрал побольше воздуха и собрался что-то сказать, как прозвенел звонок. Зоя бросилась бежать по лестнице. Антоша схватил её за руку.
– Звонок на урок не сможет разлучить нас, Зоя! – крикнул он. – Мы ещё встретимся!
– Это зачем? – удивилась Редькина.
Антоша увеличил скорость, оказался впереди Зои и перегородил ей дорогу.
– Я буду ждать тебя сразу после уроков. У школы, – запыхавшись, проговорил он. – Там, возле зарослей барбариса. Приходи! Это очень важно!
Зоя Редькина с сомнением посмотрела на него и кинулась в кабинет русского языка. Уже после учительницы Антоша тоже вбежал в класс и все уроки напролёт бросал на Зою пронзительные взгляды. Зоя даже двойку за словарный диктант получила и подумала, что это всё из-за того, что Мыльченко на неё как гипнотизёр пялился. Антоша же радостно вертел головой, подмигивал всем своим многочисленным спасителям, думая только о предстоящем свидании. И ему казалось, что творческий кризис миновал.
– Ну, как наш Мыльченко? – между уроками спросила Арина у Кости и Мамеда.
– Всё с ним наладилось, – заверил её Костя. – Редькина никуда от него не денется.
– Теперь ребята не соскучатся, – добавил Мамед.
– Ну, только бы не передрались…
…У куста барбариса стою
И стихи о любви говорю… –
жмурясь на солнце, которое то и дело выглядывало из-за тучи, повторял про себя Антон. Едва закончился последний урок, он бросился на улицу и занял пост на месте будущего свидания.
И теперь у ободранных низеньких кустиков он ждал Зою и размышлял: «Великому писателю необходимо быть влюблённым! Любовь – двигатель искусства! Так, надо встать поживописнее. Правую ногу чуть вперёд, так. Хорошо было бы, если б ветер кудри развевал…»
Антон повертелся в разные стороны, но ветер, как нарочно, ниоткуда не дул. «Ладно, ветра нет, кудрей тоже, – подумал Антон. – Будем брать другим».
Из дверей школы показалась Зоя Редькина. Увидев её, Антон активизировался, замахал ей руками. Он очень хотел, чтобы в этот момент, как в фильме, заиграла лирическая музыка. Но откуда она могла взяться? Антоша это прекрасно понимал. Что ж, решил он, на нет и суда нет. Поэтому Антон просто бросился Зое навстречу.
– Мое ожидание вознаграждено! Ах, я уже ничего не вижу!
Добрая и очень наивная Зоя Редькина тут же кинула сумку на землю и подбежала к Антону.
– Что с тобой случилось, Мыльченко? – встревоженно спросила она. – Почему не видишь? Тебя сегодня не били?
Антон растерялся.
– Да при чём здесь били-то?
Зоя внимательно присмотрелась к Антошиному лицу:
– Так били или нет? Быстро говори, потому что ты как-то на ногах неровно стоишь.
– Нет, сегодня не били, это точно! – отчитался Антон.
Зоя, кажется, поверила, поэтому немного успокоилась. Она всё-таки переживала за своего бывшего соседа по парте, с которым вечно случались какие-нибудь несчастья. Она подобрала сумку и уже собралась идти домой, но на всякий случай ещё спросила:
– А тогда почему проблемы со зрением? Почему ничего не видишь-то?
Антон разозлился:
– Тьфу, да это образно! Так говорят, когда чья-то красота слепит! Ясно тебе, Редькина? Твоя сейчас красота слепит, в общем…
Ни во дворе, ни в классе Зоя Редькина красавицей не слыла. Но очень хотела стать красавицей, смотрела много роликов и читала о тайнах макияжа и особенностях последней моды. Но пока это не приносило никаких результатов. Поэтому Зоя всегда расстраивалась, глядя в зеркало и замечая там только изобильные веснушки на щеках и носу-картошке, маленькие глаза и жидкие волосы непонятного цвета.
– Что ты там сказал – моя красота? – грозно двинулась Зоя на предполагаемого обидчика. – Наезжаешь, да, Мыльченко? Вот сейчас я тебя как тресну…
– Тихо-тихо, Зоя… – растерялся Антоша, так и не сообразив, что именно он сказал не так. – Посмотри лучше, какой красотой дышат листики этих кустов.
Зоя посмотрела на единичные засохшие листики на кустах и подумала, что Антоша скорее всего занят написанием своего очередного произведения. И, возможно, скоро он начнет подсовывать его, прочти, мол, – ведь раньше именно ей, как соседке по парте, обычно доставалась эта тяжёлая работа.
– Ты чего, какую-нибудь фигню про листики сочиняешь? – спросила она. – Чего ты меня звал-то?
Антон вздохнул.
– Да ты просто ощути, как пахнут эти вечнозелёные листы барбариса…
– А с чего ты взял, что это барбарис? – с сомнением произнесла Зоя, кото-рая очень любила растения.
– Так ты будешь нюхать или нет?
Зоя нюхать засохшие листики отказалась, попытавшись сослаться на то, что на пути к ним лежит большая лужа. Но Антоша схватил её на руки и попробовал отнести на другой берег этой лужи. Зоя отбрыкивалась, требовала поставить её на место, да так натурально, что Антон не выдержал.
– Зоя, ну чего ты притворяешься, про нас же вся школа знает! – закричал он, не замечая, что на него с интересом смотрят идущие мимо старшеклассники. – Кто с моим портретом на лестнице стоял, кто его слезами обливал? Не ты? А сейчас тогда чего с тобой?
Зоя обалдело посмотрела на него и встала в лужу.
– Да ты что, Гуманоид, с дуба рухнул? Я на лестнице басню учила. Вон книжка в сумке.
– Как, Зоя, басню? – На глазах Антоши появились слёзки. – Нет, ты меня обманываешь, это женское коварство! Ну давай, будет просто коварство? Ну скажи, что не басню…
– Когда ж ты от меня отстанешь! Басню! Вот прицепился! – с этими словами Зоя бросилась вон. Она ругала себя за то, что опять поверила в глупости своего бывшего соседа по парте.
Но Антон побежал за ней с криком:
– Нет, Зоя, нет, стой! Я не это имел в виду!
– Ну а что ещё? – Зоя остановилась и поёжилась от порыва холодного ветра.
– Я хотел тебе это… вот курточку свою предложить. Погреться, – стаскивая с себя куртку и надевая её на Зою, сказал Антоша. – А то что-то ты как-то не по сезону сегодня одета. Красиво, бесспорно, очень красиво, но не по сезону!
Зоя закуталась в Антошину куртку и посмотрела на своего бывшего соседа с явным уважением и благодарностью.
Антоша это сразу понял и отправился провожать Зою домой. Не переставая болтать, Антоша дошёл до редькинского дома, потом до квартиры, и даже устроился на кухне пить чай с купленными по дороге ватрушками.
