Kitobni o'qish: «Гарем «Все включено»»

Shrift:

* * *

Ирка ждала меня на входе в зал международных авиарейсов и выглядела при этом так странно и подозрительно, что я удивилась, как это ее до сих пор не задержали?

Нет, оделась-то она еще ничего, почти прилично: просторные льняные штаны, футболка с фруктовым принтом, сабо на деревянной подошве с заклепками и шляпа размером с тележное колесо. То, что гигантские клубничины на футболке пришлись аккурат на молочные железы пятого размера, воспринималось как деталь пикантная, но несущественная: в сумраке эти бабьи ягодки не особо бросались в глаза.

Было то смутное предрассветное время, которое поэтично называют «час между волком и собакой», подразумевая временные трудности в идентификации внешне схожих существ. Вот Ирку, например, сейчас очень легко можно было принять за сумасшедшую – и не сказать, что тихую. Уж очень активно, в классическом челночном режиме, сновала она вверх и вниз по ступенькам, ведущим к раздвижным стеклянным дверям, методично сводя с ума и эти самые двери заодно.

Они послушно разъезжались, когда моя подруга восходила на верхнюю ступеньку, и снова сдвигались, едва она начинала спуск. Безупречно цикличное действие сопровождалось однообразным жужжанием механизма и происходило в отсутствие публики.

Подружка приехала в аэропорт слишком рано, другие пассажиры рейса в Анталью еще не подтянулись, а иных вылетов за пределы нашей родины в этот час не было. Так что мы с таксистом стали единственными зрителями оригинального шоу «Перед стеклом».

Засмотревшись, я упустила момент, когда следовало подстраховать немощного дедулю-таксиста, выгружавшего мой багаж, и увесистый чемодан слишком сильно стукнулся об асфальт. Стуку сопутствовал мучительный хруст, услышав который, я скривилась: похоже, одним колесиком у моего чемодана стало меньше.

И точно: на пути к аэровокзалу, куда я его покатила, прежде вполне устойчивый чемодан вихлялся и дергался, как Макс Покровский из группы «Ногу свело» в процессе исполнения бессмертного хита про дедушку с рахитом и плоскостопием. Он вспомнился мне в прямой связи со снующей по ступенькам Иркой. Она хоть и не лежала на перроне, но тоже создавала интригующий сюжет с участием явно нездорового персонажа и требовала к себе внимания.

Конечно же, я его проявила.

– Ты чего дергаешься, как припадочная? – участливо спросила я, подтащив себя с чемоданом поближе к ступенькам.

– Я не верю… Я не верю… – пробормотала подружка, похоже, далеко не в первый раз.

– А знаешь, зря, – попеняла ей я, – дело твое, конечно, но у атеистов нет никаких перспектив на загробную жизнь, и об этом стоило бы задуматься перед полетом…

С этими мудрыми словами я обошла Ирку, закатила колченогий чемодан наверх по пандусу и милостиво позволила истомившимся стеклянным дверям исполнить наконец свою священную миссию – пропустить в здание аэровокзала пассажиров.

Прежде чем последовать моему примеру, подружка еще отдалилась от крыльца на пару метров и из-под ладони, приставленной ко лбу под ненужной в потемках шляпой избыточным козырьком, пытливо поглядела на соседнее здание внутренних рейсов. Потом опять пробормотала свое «Я не верю!», вернулась на крыльцо и, мимоходом сцапав мою руку, с ускорением потащила меня к досмотровым рамкам:

– Давай уже поскорее пройдем в чистую зону, чтобы наверняка…

– Наверняка – что? – уточнила я и не думая сопротивляться. Какой смысл, у Ирки сто кило живого веса, у меня всего шестьдесят. – Не загреметь в дурку?

В принципе логика в этом была. Забрать буйнопомешанную из чистой зоны аэропорта санитарам скорой психиатрической помощи будет гораздо сложнее, чем просто с улицы.

Подружка шпильки даже не заметила. Забросив на движущуюся ленту и свой, и мой чемодан, она без задержки просквозила через рамки и встретила меня за ними с нервным притопом.

– У тебя все в порядке? – спросила я прямым текстом.

– Ага. Ты не слышала, борт в Шереметьево уже улетел?

– Не знаю, а что? – И тут до меня дошло: – А-а-а! Ты волнуешься за Моржика с детьми?

Иркин супруг, в миру известный как Моржик, повез на очередное рандеву с американской бабушкой их с Иркой ненаглядных оглоедов – шестилетних близнецов Масяню и Манюню. Ирку в Америку опять не взяли, чтобы не доконать и без того хлипкую бабку: у той с невесткой сложные отношения с элементами террора и диверсионно-партизанской войны. Чтобы не дать подружке загрустить, я уговорила ее отправиться вместе, вдвоем, без мужей и детей, на отдых в Анталью. Мои супруг и сын как раз тоже отбыли к деду в Крым, чтобы помочь ему покрасить крышу летнего дома в Феодосии, а мне совершенно не улыбалось ехать с ними и вместо полноценного отдыха работать на фамильной стройке бесправным подмастерьем, подносящим кисти и растирающим краски.

– Да, я волнуюсь. – Подружка кивнула и зачем-то постучала по своему чемодану, внимательно прислушиваясь к получающимся звукам. – Неужели в самом деле? Я прям не верю…

– Ты проверяешь, не забрались ли в твой чемодан близнецы? – Я наконец поняла, что происходит. – Ира, все! Расслабься! Они уже улетели в Москву и дальше в свою Калифорнию, а мы с тобой через два часа отправимся в Турцию!

– Надеюсь, это был правильный выбор, – вздохнула подруга.

– Турция-то?

Место нашего с ней отдыха Ирка выбирала по глобусу. По-моему, важнее всего для нее было соблюсти максимальное расстояние между теми локациями, в которых окажется ее семейство с одной стороны земного шара и она сама – с другой.

– Все, успокойся! – повторила я, подталкивая подружку к стойке регистрации. – Начинается наш тихий, спокойный отдых!

– Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить! – Ирка троекратно плюнула и, не удовлетворившись этим, размашисто перекрестилась.

Я ей одобрительно-успокаивающе улыбнулась: хуже не будет. На Иркином месте я бы использовала и церковные ритуалы, и шаманские практики – все, что угодно, лишь бы провести хоть пару недель без милых деток.

Масяня и Манюня – это взрывной коктейль из ангельской внешности и неукротимой энергии адских котлов. Если бы всем детям, как Маленькому принцу, при рождении выдавали по подходящей планете, Масяня и Манюня без проблем прибрали бы к рукам Нептун с его реактивными ветрами и Юпитер с его титаническими молниями. Для начала. Потом-то они, конечно, завоевали бы все Вселенную, что, впрочем, еще вполне могут сделать. Потенциал у деток есть.

Я невольно поежилась (жить под гнетом Масяни и Манюни мне не хотелось, вся надежда была только на моего собственного сына – он вполне способен составить конкуренцию Иркиным отпрыскам и защитить родную маму) и вслед за подружкой отправилась на регистрацию.

Где-то через четверть часа, уже в чистой зоне ожидания вылета, Ирку наконец отпустило, но перед этим она все-таки пробежалась по залу, заглядывая под кресла, за автоматы с напитками и в иные укромные уголки, размерами приблизительно совпадающие с габаритами крупных шестилетних мальчиков.

Убедившись, что здесь и сейчас Масяня и Манюня присутствуют только в ее любящем материнском сердце, Ирка расслабилась, и ее лицо приобрело то блаженное выражение, которое гораздо реже, чем им того хотелось бы, бывает на выходе из уборной у страдальцев с хроническими запорами. Сбегав в дьюти-фри, счастливая подружка вернулась с шампанским, и оставшееся до вылета время мы с ней скоротали с максимальной приятностью.

Мы же тогда не знали, что выпитое натощак шампанское и сломанное колесико чемодана станут звеньями якорной цепи, способной утянуть нас на дно… Да и какое, казалось бы, дно – нам мерещились исключительно ласковые голубые волны…

– По морям, по волнам! Нынче здесь, завтра там! – напевала моя подружка, глядя в иллюминатор.

Лицо у нее при этом было мягкое, просветленное. Чувствовалось, что она засматривается в окошко не потому, что опасается увидеть настигающий нас борт Краснодар – Шереметьево с развевающимся пиратским флагом на хвосте. То есть Ирка вовсе не думала о том, что ее мужики вполне могли взять пилотов в заложники и принудительно развернуть лайнер в Турцию, а она редко когда не держит в уме возможность чего-то такого. Когда живешь в одном доме с Масяней, Манюней и их папой – бывшим спецагентом, нужно быть в постоянной готовности к подвигам и приключениям.

Пожалуй, немножко такой готовности имело смысл оставить про запас – мало ли что, но расслабившаяся Ирка слила весь этот ценный ресурс без остатка, безответственно заменив его в организме спиртным. За первой бутылкой шампанского, распитой еще в аэропорту, последовала вторая, конспиративно приговоренная уже на борту, и под жаркое солнце Антальи мы выгрузились и без того уже тепленькими.

Было начало десятого – прекрасное летнее утро. У выхода из здания аэровокзала вставали на носочки и вытягивали шеи встречающие с табличками, за их спинами толпились разнообразные транспортные средства.

– Нам нужен автобус номер восемьсот, – сообщила я подруге, сверившись с бумажкой.

Логистика наших перемещений была на мне. Я заранее разобралась с маршрутами общественного транспорта и даже разжилась специальной пластиковой картой, необходимой для оплаты проезда. Попросту выклянчила ее у одной хорошей знакомой, занимающейся челночным бизнесом, если честно.

– Да ну его! – отмахнулась подружка. – Возьмем такси!

– Так ведь наши люди в булочную на такси не ездят, – напомнила я.

Без крайней на то необходимости ездить куда-либо на такси было не в Иркиных привычках. Моя подруга – дама похвально экономная, на рынке она торгуется так, что бывалые продавцы, заметив ее приближение, прячутся под прилавками.

– Так мы и не в булочную! – не успокоилась Ирка, душа которой под воздействием утреннего напитка аристократов и дегенератов широко развернулась и снова принимать компактную форму решительно не желала. – Мы в отель! Две прекрасные дамы с двумя большими чемоданами, у одного из которых, напомню, сломано колесико… А сколько, ты говорила, нам идти от автобусной остановки до того отеля?

– Примерно километр…

– И?

Я представила себе, как буду волочь сопротивляющийся чемодан по узким, волнистым и горбатым тротуарам, спотыкаясь о неровности разномастной плитки, спящих врастяжку котов и костяные ноги дедушек, играющих в нарды у порогов своих лавочек, в окружении резвых детишек и переносных жаровень с пыхтящими на них двухэтажными чайниками…

Чемодан будет выворачиваться у меня из рук, дребезжать и греметь, аборигены станут на нас таращиться и комментировать происходящее по-своему, а я даже не знаю турецкого, чтобы им достойно ответить!

Вернее, знаю только несколько слов: «сарай» – это дворец, «диван» – это собрание, «дурак» – это остановка… То есть не тот у меня словарный запас, чтобы защитить, если что, свою честь и достоинство.

– Ладно, поедем на такси, – сдалась я.

– Такси! – тут же радостно загудела моя подружка густым мажорным басом прогулочного теплохода.

Это было очень по-южному, по-летнему, по-курортному и замечательно соответствовало праздничному настроению Ирины Максимовны. Боюсь, это также полностью соответствовало представлению местных жуликов о простодушных и глупых русских тетках из пыльной провинции, и вместо нормального таксиста к нам первым подскочил какой-то жиголо.

– Ты посмотри на него, какой он таксист? – опасливо нашептала я на ухо Ирке, которая благосклонно взирала на загорелого красавца в белоснежных одеждах.

– Отличный таксист, все бы такие были! – не урезонилась моя нетрезвая подружка. – Так, все, за такси плачу я, так что не спорь со мной, садись в машину! Пое-эдем, красо-отка, ката-а-аться…

Сообразив, что с поддатой Ирки станется устроить тут концерт, а репертуар русских песен у нее обширный и голос громкий, я решила не спорить и загрузилась в машину. Желтую, кстати, и с надписью TAKSI, как положено, так что, возможно, напрасно я заподозрила водителя в чем-то нехорошем…

А нет, все-таки не напрасно! Этот смазливый типчик завез нас куда-то не туда! Каюсь, в машине я слегка задремала и не следила за дорогой, а Ирка прилетела в Анталью впервые и не ориентировалась на местности совершенно.

– Ира, а где это мы? – спросила я, пробудившись, проморгавшись и оглядевшись.

Вокруг теснились яркие образцы традиционной турецкой архитектуры прошлого, если не позапрошлого, века. Возведены они были встык, без зазоров между отдельными строениями, и по прошествии времени этот метод себя бесспорно оправдал: кривобокие домишки опирались друг на друга и, полагаю, лишь потому не падали.

В целом местность выглядела интересно, экзотично, но решительно не походила на ту, которую я видела на фотографиях, украшающих сайт нашего отеля.

– Это тебя надо спрашивать, где мы! – фыркнула Ирка, также без восторга озираясь. – Я говорила, надо селиться в «Риксосе», а ты что выбрала?

– А я выбрала хороший и недорогой апарт-отель в приличном районе и не так уж далеко от моря…

Кряк! С покосившейся стены ближайшего домика с хрустом отвалился, обнажив прогнившую деревянную обрешетку, приличный кусок украшенной синенькой мозаикой штукатурки.

– Вот это, по-твоему, приличный район?! – Ирка обвела руками окрестное убожество.

– Это, по-моему, совсем не тот район! Признавайся, что ты сказала таксисту? – Я оглянулась, но красавчик в белых штанах и на желтом авто бесследно испарился, как только с ним расплатились. – Какой адрес ты ему назвала?

– Какой адрес? Я бы его не выговорила! Я просто сказала название отеля…

Тут Ирка как-то очень подозрительно забегала глазами, и я почуяла неладное:

– И какое же это было название?

– Ну, я его не сразу вспомнила, а ты как раз задремала, мне было жалко тебя будить, – завиляла подруженька. – Но в памяти у меня отчетливо отпечаталось, что это что-то героическое, времен гражданской войны, и в то же время связанное с местными народными промыслами…

– С какими промыслами?! С какой гражданской войной?!

– Ну, с нашей, не с турецкой же, я насчет их войн вообще не в курсе. – Ирка занервничала. – Короче, я сказала: «Ковер-Чапай», так ведь?

– Ира-а-а! – застонала я. – Какой ковер-чапай?! Наш отель называется «Анка-палас»! Палас – как «дворец» по-английски!

– А Анка – как Анка-пулеметчица, боевая подруга Чапая!

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, как Петр Первый на проворовавшегося, но нераскаявшегося Меншикова (Петром была я), потом Ирка сдулась и развела руками:

– Ну, прости, я ошиблась!

Признав свою оплошность, она ничуть не усовестилась и явно не собиралась посыпать голову пеплом, хотя он поблизости наверняка имелся – неподалеку совсем недавно что-то горело. Дыма не было, но из-за глинобитной стены тянуло характерным запахом.

– Кстати, интересно, а где же тут Чапай? – Ирка внимательно обозрела окрестности. – Ковер-то я вижу…

Ковер, если его можно было так назвать, закрывал собой пролом в одной из стен. Опасаясь, что из-за этой импровизированной двери к нам сейчас полезут какие-нибудь этнические бомжи с ятаганами, я предложила подружке понизить голос и завершить спонтанную экскурсию, а попросту говоря, поскорее убраться отсюда.

– Да, надо найти такси. – Ирка кивнула и набрала в грудь побольше воздуха.

– Стой! Тихо!

Я догадалась, что она собралась орать: «Такси! Такси!», чего никак нельзя было делать, ведь для местных разбойников это стало бы сигналом о появлении в их охотничьих угодьях беззащитных заплутавших туристок.

– Такси будем искать молча и исключительно взглядами!

– Ладно, тогда ты стой тут, а я схожу погляжу. – Ирка поправила темные очки и подсмыкнула льняные штаны: серьезно настроилась.

– Нет, это ты стой, а я пойду погляжу, – не согласилась я. – У нас тут два больших чемодана, если что, я одна их от уличных грабителей не отстою, а вот у тебя шансы есть.

– И шансы, и порох в пороховницах, и ягоды… – Ирка воинственно размяла плечи и заодно поправила бюстгальтер, идеально вписанный в клубничный рисунок майки. – Ладно, беги за такси, но постарайся не задерживаться, я буду за тебя волноваться.

– Есть, мэм!

Я определилась с направлением и бесшумным шагом морского котика на задании двинулась в ту сторону, где в сизом мареве горячего воздуха призрачно дрожали башни многоэтажных жилых домов. Там, надо полагать, имелась какая-никакая цивилизация.

Тихо шагая, я осмотрительно старалась держаться в тени деревьев, но в какой-то момент вышла на середину пустой улочки, увидев на другой ее стороне большую вывеску «Куафёр Чапан». Написано было по-турецки, буквы местами облезли, но я не затруднилась прочесть и перевести: «Парикмахер Чапан». Вот, значит, как услышал и понял Иркино «Ковер-Чапай» услужливый придурок в белых штанах! К парикмахеру он нас привез! Головы в порядок приводить! А ничего, что с головами у нас по жизни беда непоправимая? И что Чапан этот, куафёр так называемый, судя по линялой вывеске, грязным окнам и заколоченной двери, никаких клиентов тут примерно с прошлого века не принимает?

Я подошла поближе и даже заглянула за угол, рассматривая заведение этого Чапана, чтоб ему икалось точно так же, как тому таксисту в белых штанах. За углом были руины почти полностью разрушенного дома, а дальше неуютный кочковатый пустырь. А вот на пустыре стояла желтая машина с гостеприимно распахнутой дверью!

– Такси!

Я радостно всплеснула руками и заковыляла к машинке, неуклюже пробираясь через завал из пористых камней, застывшей наплывами глины, гнилых деревяшек и прочих антикварных стройматериалов.

Я уже добралась почти до гребня этой баррикады, когда на пустырь нехарактерно тихо и скромно – без нервирующих завываний и сверкающей мигалки – закатилась карета «Скорой». Она остановилась нос к носу с такси, водительская дверь открылась, из «Скорой» кто-то вышел – со своей стороны я его не видела, – и по щебенке захрустели торопливые шаги.

Я затормозилась, предполагая, что сейчас из такси в медицинский транспорт будут перегружать какого-то больного, а этому важному делу не стоит мешать, я могу и подождать немного, но ошиблась. Из такси тоже выбрался водитель, обошел свое авто, на минут скрывшись за ним от моего пытливого взора, и вскоре вернулся за руль, но уже не с пустыми руками, а с необычной ручной кладью – красно-синей пластмассовой коробкой вроде кошачьей переноски, только без дырочек. Аккуратно поместив ее на соседнее сиденье, таксист потянулся, чтобы закрыть свою дверь, и тогда я, сообразив, что он сейчас уедет, подпрыгнула и закричала:

– Стойте!

Стойте? Куда там! Тут что, все таксисты ненормальные?

Этот захлопнул дверь и газанул, как на гонках!

А под моими ногами в момент приземления после прыжка поехали камни. Я потеряла опору и чуть не свалилась, но не успела толком испугаться – некогда было, следовало шустро бежать, – грохнул выстрел! Слишком торопливо посланная пуля счастливо разминулась с пошатнувшейся целью в моем лице и разнесла на осколки замызганное стекло в задней двери парикмахерской.

В том, что стреляли именно в меня, почему-то не возникло ни малейших сомнений. Мания величия? Да нет. Просто за избыточное любопытство и редкое умение оказаться где и когда не надо, мне уже не раз прилетало. Стрелять не стреляли, это мне впервой, но подручными предметами бросались и даже ножами тыкали.

Не дожидаясь, пока в меня пальнут повторно, я птичкой слетела с кручи, и она очень удачно прикрыла мое отступление.

В трущобной жизни прогремевший выстрел никаких видимых изменений не произвел. Как было тихо и пусто, так и осталось. Никто не распахивал двери, не высовывался из окон, не кричал: «Что случилось?», «Где полиция?», «Вы окей?» – или что там должны вопрошать в таких случаях встревоженные местные жители. Я тоже помалкивала и при этом уносила ноги, сознательно прокладывая маршрут по самым узким улочкам, где не проедет «Скорая».

Я от души надеялась, что преследовать меня никто не станет, но мало ли… На тот случай, если водитель «Скорой» побежит за мной на своих двоих, я походя прихватила на задворках какого-то домика крепкое полено. Как хорошо, что у кого-тот тут сохранилась дровяная печь, метко кидаться каменным углем я бы не смогла, а вот поленом отмахнуться, если придется, сумею!

Отмахиваться не пришлось: похоже, водитель «Скорой» был в машине один, и бросить ее без присмотра на пустыре в трущобе он не рискнул.

Убедившись, что меня никто не преследует, и успокоившись, я с помощью мобильника сориентировалась на местности и разобралась, как мне возвращаться к Ирке. Бежала-то я как испуганный зайчик, дорогу не запоминала, но айфон, спасибо ему, показал мне на карте, где я нахожусь, и даже нашел ближайшую стоянку такси. К ней я и вышла, небрежно помахивая поленом, с которым до последнего не желала расставаться, поскольку мне крепко запомнилось: один из тех подозрительных типов, чья встреча на пустыре завершилась стрельбой по движущейся мишени в моем лице, уехал именно на такси!

К счастью, я запомнила, что в районе левой передней фары на том такси был нарисован красный турецкий флаг, так что для относительно безопасной поездки мне достаточно было выбрать машину без такого украшения.

Добродушному с виду пожилому таксисту я назвала все тот же злосчастный адрес: «Куафер Чапан», а уже там попросила проехать чуть дальше, указывая направление жестами.

Ирка сидела на низкой каменной ограде, разделяющей условные дворики соседствующих домовладений, баюкая в руках почти такое же полено, с каким ходила я.

Завидев такси, она подскочила, заглянула в окошко, увидела меня, шумно выдохнула, отбросила в сторону бревнышко и обворожительно улыбнулась заметно удивленному таксисту.

Наверное, вечером он спросит у своих продвинутых внуков, что это за новая европейская экомода – с дровами гулять…

– Ты чего? – кивнув на усвистевшее в мусор полено, спросила я Ирку.

– Стреляли, – ответила она лаконично и веско, как Саид из «Белого солнца пустыни».

Я секунду подумала, не сказать ли ей, что это стреляли в меня, и решила, что лучше будет промолчать.

Ирка и без того невысокого мнения о моей самостоятельности, будет потом бурчать, что я даже простое такси найти не могу без того, чтобы не вляпаться в неприятности…

– Тебя только за смертью посылать, – укорила меня подружка, усаживаясь в машину.

Ну вот, что я говорила? Ей только дай повод меня хоть в чем-то упрекнуть.

И ведь почти угадала, провидица! Со смертью я разминулась буквально на волосок!

Минут через двадцать мы благополучно прибыли в наш уютный новенький апарт-отель с названием про народные промыслы и Гражданскую войну.

– «Анка-палас», – настойчиво тыча пальцем в буквы на фасаде, озвучила я написанное специально для склеротичной подружки. – Не «Ковер-Чапай». Не «Петька-половичок». Запомни: «Анка-палас»!

– Да уж теперь не забуду, – пообещала она и заторопилась в наш номер, чтобы выбрать лучшую кровать – побольше, покрепче, помягче.

Меня в этот момент интересовали не столько характеристики кровати, сколько само ее наличие, потому что мое желание упасть и забыться достигло стадии острой и неотложной необходимости. Парализующий коленки и вымораживающий внутренности перепуг накрыл меня, как всегда, с приличным запозданием, когда пугаться уже было и поздно, и незачем.

Мешком свалившись в постель, я проспала до обеда. Ирка меня не тревожила, решив, что моя нетипичная сонливость – результат слишком раннего подъема и нетипичного завтрака в виде бутылки шампанского натощак.

Ах, если бы этим все ограничилось!

Разбудил меня аппетитный аромат, который совершенно не ассоциировался с Турцией: пахло гречкой со свиной тушенкой.

Я удивилась, но приятно:

– Откуда некошерные харчи?

– Ты про тушенку? У меня в чемодане еще три банки! – прокричала из соседней комнаты Ирка.

Она у нас запасливее осенней белочки.

– Гречка тоже из чемодана? – Я вышла из спальни, переместившись в гостиную, совмещенную с кухней.

– И чай, и шоколадка – все оттуда, – кивнула подружка, споро накрывая на стол. – Сейчас пообедаем, чем православным бог послал, а потом сходим в басурманский супермаркет за продуктами. Предлагаю сразу затариться с запасом, чтобы не возвращаться к этому вопросу хотя бы пару дней.

– И установить дежурство по кухне, – кивнула я, потому что не собиралась бессовестно эксплуатировать подружку.

Ей отдых от вахты у плиты даже нужнее, чем мне, у нее дома три прожорливых мужика, а у меня только два, и мои уже оба самостоятельные. Сын даже сам иногда готовит обед или ужин. И зачастую приготовленное им можно есть.

Мы позавтракали, и я стала мыть посуду, а Ирка присела за стол с блокнотом и ручкой, чтобы составить список покупок. Я периодически поглядывала в быстро удлинняющийся перечень насущно необходимого, иногда останавливая увлекающуюся подружку:

– Овсянку вычеркни, она тут в супермаркетах дорогая, уж без овсянки-то мы как-нибудь обойдемся… И помидоры вычеркни, за овощами мы завтра сходим на рынок, тамошние цены тебя приятно удивят…

– Почему на рынок завтра? Давай сегодня.

– Сегодня не получится, локальные рынки работают раз в неделю, в нашем районе базарный день как раз завтра, – объяснила я.

Ирка кивнула, с треском выдрала из блокнота лист со списком и, отложив его в сторону, снова принялась что-то чиркать.

– А это еще зачем? – спросила я.

– Это чтобы не забыть запросить перерасчет коммуналки. – Подружка строго поглядела на меня поверх очков. – Надеюсь, ты помнишь о необходимости сохранять посадочные талоны? Приложишь их к заявлению в РЭП, и на то время, когда твоя квартира пустует, тебе пересчитают плату за коммунальные услуги. И за интернет, кстати, тоже, только надо будет еще в Ростелеком заявление написать.

– Какая ты, Ира, молодец! – искренне похвалила я продуманную и экономную подружку, начиная шарить по карманам.

Помнила же, что сунула квиточек посадочного талона в джинсы… Или в кошелек?.. Или просто в сумку бросила?

Бумажки, имеющей, как выяснилось, определенную ценность, нигде не было.

– Потеряла! – со вздохом резюмировала Ирка и покачала головой. – Ну что с тобой делать…

Говорю же, она искренне убеждена, что без ее заботливого досмотра и пригляда я, бестолочь этакая, просто пропадом пропаду.

– Кормить, любить и никогда не бросать! – ответила я словами идейно близкого мне мультперсонажа – кота Гарфилда, и мы пошли в магазин за продуктами.

Ох, если бы я заранее знала, какой это будет долгий поход, я бы сбегала за покупками сама, оставив Ирку дома. Вообще-то к тому, что в магазинах моя экономная подруга непременно придирчиво изучает каждую буковку на упаковках и проводит сравнительный анализ цен с калькулятором в руках, я уже привыкла… Просто не подумала, как осложнят процесс выбора необходимость пересчитывать лиры на рубли и надписи на турецком, которого Ирка не знает вовсе.

– Тут написано… Что тут написано? Это молоко? – Подружка сняла с полки картонный пакет с изображением синего бидона.

– «Сют» – молоко, – подтвердила я и пошла дальше, наивно полагая, что вопрос исчерпан.

Как же!

– А почему на одной коробке бидон синий, а на другой красный? – Подружка взяла еще один пакет, покачала один и второй на руках, как на весах. – Вес одинаковый… В чем разница, какое молоко лучше?

– Лучше то, которое дороже, – предположила я.

– Логично, – согласилась Ирка и поставила в тележку то, что дешевле.

Я хмыкнула и пошла дальше, в ряды с косметикой. В прошлом году я по дешевке купила в турецком супермаркете превосходное кокосовое масло, оно оказалось лучше любого разрекламированного крема, и полулитровой банки мне хватило на весь год.

Масло пришлось поискать, Ирку я на какое-то время потеряла из виду и нашла уже в отделе хозяйственных принадлежностей. Беззвучно шевеля губами, подруга стояла перед стеной из туалетной бумаги. Со стороны казалось, что она молится.

– Вечерний намаз? – пошутила я.

– Чем намазано? – недослышала Ирка. Она нашла упаковку с надписями на двух языках – турецком и английском. Ее и созерцала, морща лоб. – Тут написано «на каждый день»? Подразумевается, что есть еще какой-то праздничный вариант туалетной бумаги?

– Ага, со стразиками. – Я забрала у нее упаковку пипифакса и бросила ее в тележку. – Шагай давай.

– Нет, со стразиками – это на очень долгую память, – хихикнула подружка. – А праздничный вариант – это чтобы даже не присесть, чтобы ноги сами в пляс несли…

– А, тогда это с волокнами стекловаты.

– Такое делают?!

– В промышленных масштабах – вряд ли, а в частном порядке…

Я невольно поморщилась, вспомнив детский опыт посиделок на трубе с местами нарушенной теплоизоляцией. Эта самая стекловата в прорехах обмотки выглядела такой мягкой и нежной… Никогда в жизни я так не обманывалась.

– Потом расскажешь. – Чуткая подруга по выражению моего лица угадала, что я могу поделиться горьким опытом. – Сейчас нужна твоя помощь…Так, что я еще не купила?

Она снова посмотрела на туалетную бумагу и вспомнила:

– А, точно! Шоколадную пасту!

Я не стала спрашивать, как у нее одно проассоциировалось с другим – и так было ясно: по сходству цвета и консистенции.

– Так, ну…

– «Нутеллу»? – подсказала я, торопясь уже закончить этот эпический поход.

– Ты что? Смотри, какая она тут дорогая! – ужаснулась подружка. – Зато я вижу четыре вида какой-то местной шоколадной пасты с орехами, возьмем одну из них. Сейчас я пересчитаю цены на килограмм и определюсь.

Я приготовилась долго ждать.

– Берите эту, – неожиданно спас меня симпатичный молодой брюнет.

С виду он был неотличим от аборигенов, но говорил по-русски даже без акцента.

– Она недорогая и вкусная, всегда ее покупаю. – Незнакомец взял с полки красную коробочку, улыбнулся нам и удалился вглубь рядов.

– Это еще кто такой? – Ирка строго посмотрела на меня поверх приспущенных очков.

– Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Какой-то добрый русскоязычный человек.

– И откуда он тут? Да еще так вовремя?

– Какая разница? – Я тоже взяла и положила в нашу тележку красную коробочку. – Все, едем к кассе!

– Подозрительно мне это, – заворчала подружка, неохотно разворачивая телегу. – Ты поосторожнее со случайными знакомствами. Я читала, тут делают большие деньги на продаже в гаремы иностранных секс-рабынь…

– Где ты это читала, в исторических книжках про расцвет Османской империи?

– Не только! В интернете тоже! Ты думаешь, этот гаремный бизнес устарел? Сомневаюсь…

– Я думаю, это мы с тобой несколько устарели для гаремного бизнеса, – успокоила я подругу. – Чай, не девочки уже. Тем более не интердевочки.

– Чего это мы устарели? – Ирка неожиданно обиделась, втянула живот и выпятила грудь. – Я лично женщина в самом расцвете сил!

– Отлично, тогда ты и понесешь пакет.

Мы расплатились за покупки, Ирка внимательно изучила чек, взяла пакет и пошла домой. Я шагала следом, проверяя, правильно ли она идет. У моей милой подруги топографический кретинизм в легкой степени, нужные маршруты ей приходится запоминать по принципу «повторение – мать учения».