Kitobni o'qish: «Данила-богатырь»
Сказка ложь , да в ней намёк!
Добрым молодцам урок.
А.С. Пушкин
ГЛАВА I
Было это очень-очень давно, ещё в старые добрые времена. Шёл тогда 7529 год от сотворения мира.
Жил мужичок один по имени Данила, по батюшке, Петрович.
Жил себе Данила, не тужил. Жена – красавица, дети уже взрослые стали, работа любимая, хорошо оплачиваемая. В общем, как говорят, всё, как у людей.
Мужик был крепкий, килограммов 120-130, уж весил. Пельмешки покушать любил, съесть чебуреков хороших. Жареных, румяных беляшей, да, чарочку винца доброго пригубить – особенно ценил.
По характеру, сложный парень, но добрый. Всё в семью. Всё…
Много чего в жизни он пробовал: бизнесом занимался, строительством, дороги железные тоже обхаживал, так сказать искал себя. Ну вот, волею судеб, сам того не ведая, тихонечко, тихонечко, а судьбинушка забросила его в геологоразведку. Стал он, значит, землю по камушкам разбирать и в суть матушки – земли нашей проникать.
Работа эта ему очень нравилась, сам не понял, как втянулся. Ездил он по полям, по рекам, да по горам. Камни всякие собирал, пробы грунта, шагами горы распахивал, так сказать, территорию исследовал. Всё искал то, чего и сам не знал.
Так и шли дни, месяцы,… года полетели.
В один прекрасный день отправился Данил Петрович в новую командировку. Шеф направил. Хоть и возмущался Данила Петрович, что, мол, на носу Новый год, праздник, а деваться некуда, задание шефа – закон.
На дворе установилась зима. Горы, леса и поля накрылись мягким, тёплым, снежным одеялом. Реки сковало плотным панцирем льда.
Ранним, ранним утром, одевшись теплее, направился наш герой выполнять новое задание.
День добирался на самолёте. Второй везли его на болотоходе. На третий день должен был уже Данил Петрович до места добраться. Да не тут-то было. Все пошло не по плану: вот уже рукой подать, реку переплыть, невооружённым глазом видно, куда надо прибыть. Да только погода портится начала. Откуда ни возьмись, ветер штурмовой налетел, гром, молния среди ясного неба зимы проявились. Дождь ливанул такой силы, словно тропический.
Мужики, что сопровождали Данил Петровича, сразу запаниковали: "Нельзя, Данил Петрович на тот берег перебираться! Верная гибель. Нельзя!".
А там надо-то, только через реку на противоположные скалы забраться, чуть-чуть подняться в горы и взять образцы породы, что шеф велел.
Мужики выступают против дальнейшего движения. Стоят, папироски курят, и мысли свои каждый вслух производят:
– Нет! Не добраться…
– Конечно, дурно это всё. Кому сгибнуть хочется!?
– Данила Петрович, не обессудь, не пойдём мы. Потом ещё технику загубим. Не пойдём! Пусть что хочет, шеф с нами делает!
А Данила Петрович слушает, а сам думает: «Ну, не пойдём! Ну, не возьмём! Что же с нами шеф сделает? С зарплаты денег удержит, что на транспортировку бригады потрачено. Плюс, чего хуже, опять отправит в эту глушь таёжную. Да, не дай, Бог, летом, когда гнус таёжный до костей проедает…. Нет! Пусть, опасно, но не летом. Один пойду! А чего тут! На снегоходе в одиночку быстро на тот берег доберусь. В два шага обратно вернусь. Зато, к Новому году с семьёй буду. Ещё и премию, надеюсь, шеф выпишет. Детям подарочки дорогие куплю. Делов то тут, на копейки. А мужики? Что, мужики? Они ещё пороху от жизни не нюхали. Молодёжь, мать твою, нынче такая…»
– Мужики! Слушай сюда! – скомандовал Данил Петрович. – Я один пойду. Мне снегоход снарядите, сами лагерь здесь организуйте. К ночи я вернусь. Хорошо, если баньку таёжную сварганите. Есть приготовите. Переночуем. Отдохнём день. А, послезавтра за нами вертолёт пришлют. Без образцов я точно вернуться не могу.
Мужики слушали молча, даже обрадовались, что пикничок сообразить возможность организовалась. Только один из бригады, более взрослый мужчина, высказался:
– Петрович, не дури! Куда собрался!? Один, в ночь. Погода, вон какая не добрая. Ты подумай хорошенько. Я бы пошёл с тобой, да только кто связь с шефом держать будет? Он мне строго настрого приказал, берег не пересекать.
– Василич, все хорошо будет! Вот, ты старшим в лагере остаёшься, – парировал Данил. – Я туда и обратно. К ночи вернусь. Медлить нечего.
В это время в небе разорвалось ещё пару взрывов, примерно, в 4-х тонном тротиловом эквиваленте небесных аномалий. Прошло пару секунд, все замолчало. Небо вновь ставилось все чище и чище. Ветер утих. Даже дыхание людей, через силу двигало воздух, окружающих их, словно он замер или загустел, как густой гель, и не хотел двигаться ни вовнутрь лёгких, ни выходить из них.
– Ну, с Богом, Петрович! С Богом! Только одень мой тулупчик. Он счастливый! Ещё от пра-пра-пра-деда мне достался. Много раз моих дедов в самых сложных случаях спасал. И вот этот кушак подвяжи. Он самый, что ни на есть оберег от нечисти всякой. Не спорь! Одевай и иди! С Богом!
– Как скажешь, Василич, – не смог поспорить Данила, – давай свой тулуп.
Нарядился Данила, уселся верхом на коня современного – снегоход «Yamaha Viking 540», повернул ручку газа и что есть мощи в Ямахе, двинул на ту сторону реки к заветным скалам.
От мотора в лицо задувал горячий воздух, спину разогревала натуральная шкура овчины, Данила все пуще зажимал рукоятку газа и тянул на себя, желая как можно быстрее добраться до нужной точки забора грунта. Думал только об одном: чтобы быстрее вернуться к любимой жене и детям домой, обрадовав их шикарными подарками: жене – духи, о которых она давно мечтает, дочке, ноутбук, как будущему архитектору, сыну, вернее внучке, дочке сына новорождённой, классного коня-качалку. Он не видел ничего впереди, только мечты, и радости, сложившиеся в его голове здесь и сейчас.
Осталось пару-тройку метров до желанного берега, как откуда ни возьмись, земля задрожала, словно из-под ног ушла. Лёд под снегоходом, словно хрусталь тонюсенький, хруст, бзыньк, чпок и лопнул. Данила опомниться не успел, как в ледяную воду погружаться начал. Медленно, медленно, будто заторможённая плёнка кинофильма прокучивалась. Время, словно на паузу поставили.
Картина цепенящая, да только ледяная вода вмиг Данилу отрезвила. Стал он руками, что есть мощи махать, головой направо налево крутить, а вот закричать не получалось. В горле все съёжилось, язык, как камень стал, сдвинуть не под силу.
Машет руками, головой вертит, а на языке, без звука, как мантра слово зазвучало: «Тату! Тату! Та-ту!....». Бесконечное количество раз произносилось это слово, как заклинание какое.
Вода в реке закипела, дыбом встала. Лёд, как пенку с супа по берегам разбросало. Данила ещё пуще руками машет, головой крутит, «Та-ту» произносит.
Повернул голову вправо, там вода чёрная бурлит, повернул голову влево…
Ё-моё! Из-под воды бурлящей смотрит на него огромный глас зелено-коричневый! Огромный, размером с самого Данила Петровича! А то и больше может.
Сердце в пятки сбежало. От этого руки ещё быстрее машут, ноги велосипед скоростной накручивают. А Данила с большей силой «Та-ту! Та-ту!» выкрикивать начал.
Все вокруг зашевелилось, казалось, что даже камни ожили. Данила Петрович, что есть мочи, из последних сил к берегу добрался, как уж пополз. Одно желание было – от глаза этого спрятаться подальше.
А в это время, откуда ни возьмись, с самой скалы, словно родившись, на берег спрыгнуло существо. На мужичка маленького росточка смахивал, да только, это с первого беглого взора. Присмотревшись, можно было увидеть, что это вовсе ни мужичок, а диво – дивное, телом человеческим с лохматой собачьей головой, спрыгнуло на берег к самой воде, да давай руками махать, зверя водяного к себе привлекать:
– Эй! Эй! Эй! – кричал он, – а ну, ка иди сюда! Иди сюда, кому говорю! Ути, ути, ути! Кыс, кыс, кыс! – подбирал позывные. – Ко мне! Ко мне, ящерица безмозглая!
Внимание привлёк, глаз отозвался, голова, на который этот глаз был, зашевелилась и в сторону крика двинулась. Вода при этом еще пуще забурлила, дыбом встала. В черных волнах рыбки серебристые, как на картинке замерли, словно тоже испугались. Глаза выпучили и не шевелятся.
Над водой вырастала огромная голова дракона, шея длинная, локтей 30 точно будет. Тело черно-зелёное бугристое. Упаси, Боже, с таким существом во сне встретиться! Точно не проснёшься. Дубу дашь.
Дракон чуть двинулся вперёд, а наш собако-человек или человеко-собака, Бог его знает, сам за камень прячется. Данила в это время ужом, ужом, да с виду скрылся. Дракон лапу из-под воды выдвигает, ещё пуще воду столбом поднимает. Пальцем костлявым камень двигает, когтём играючи, человека-собаку из схрона достаёт.
А Данила, себя не помня, меж камней протискиваясь, полз и полз. Вверх на скалы, прочь от берега, прочь от нечисти, прочь…
Долго ли, скоро ли, времени не замечая, провалился Данила в темноту и полетел вниз головою. Только в ушах свистело, и тулуп развивался, как ковёр-самолёт. Мысль никакая родиться не успела, как, хруст! Зацепился наш герой кушаком за острый камень и подвис между небом и землёй, во тьме кромешной, хоть глаз выколи. «Ух!» – самопроизвольно вышел звук, и Данила без сознанья, как мышь летучая, вверх ногами повис.
Где он? Жив ли? – не поймёшь.
ГЛАВА II
В пещере было тепло и сухо. В центре горел огонь. От него исходил и свет, и тепло. Вернее, тепло тут было, как в бане, от того, что пещера эта доходила, до самого центра земли, пару лопат копнуть, там уже и кровь матушки земли пойдёт, «Лава» у людей называется.
В центре шёл диалог старых друзей: дракона и собако-человека:
– Как ты думаешь, выживет? Нет?
– А куда ему деваться!? Он за этим сюда пришёл. Правда, времени многовато прошло, мог уже и силушку свою растерять. Кто его знает, чем он последнюю тысячу лет занимался. Может, уже совсем не богатырь, может пьянчужка какой стал, а того и хуже, наркоманом. Ты новости, поди, совсем не смотришь с той стороны света.
Это, конечно, левый канал, но я всегда, когда ветер попутный устанавливается, ловлю и смотрю. Много чего нового показывают. Вот, например, ты последний выпуск «Голос» видел? Бли-и-ин! Я плакал. Там девчушка пела из команды этой ведьмы – Пелагии, вот, ведь, повезло бедолаге. Её из царства с позором выгнали, на тот свет отправили, а она там петь, запевать начала, да ещё притворяется, мы то, точно знаем, на что способна ведьма наша. Ух! Как вспомню, так вздрогну! Голосище её всех в трепет вводил. Даже сам Царь-Кощей, бывало, плакал, когда она, свои душевные ноты протягивает…. Э-эх!
– Почему не смотрю!? Я в курсе всех аномалий потусторонних. Вот Царь их! Он, дюже мне нравиться! Ты не в курсе, чьих он будет? Смотрю на него, все гадаю… Кощеев, драконий или ведьмин отпрыск? На всех мало, мало похож. Я бы рад был, если бы, наш – драконьих. Тогда, я бы, ух!… Только бы, он захотел! Только бы желание своё вслух сказал, я бы, как ракета невидимая, сквозь поля и реки, сквозь моря и горы, извиваясь, быстро-быстро, словно стрела невидимая, вмиг врага его порушил…. Эх!!! Был бы он из наших, из драконьих!
– Глупость ты говоришь! Как ихний Царь драконьим может родственником быть? Ты, что не помнишь? Вас тогда, году в 2090-м, 2093-м ещё бесплодными сделали? Вы же тогда что натворили?! Помнишь?! Вы тогда всю землю сожгли. В гольф, так сказать, огнём игрались. После ваших игр, даже зайцы трусливыми стали. А, помнишь, как они раньше себя вели?
От зайцев вся округа плакала: Зубищами своими дома подрубали, бобров гоняли на радость свою, а волки, хвосты, поджав, по своим норам прятались, лисами прикидывались, лишь бы зайцы мимо прошли.
Эх! Вот, ведь времена были… лютые девяностые.
– Все я помню, как вчера было. Золотые времена! Зря нас так! Зря! Только, вот, слух до меня дошёл, что суд человеческий принял решение о нашей реабилитации. Они в пробирках стали наш геном расшифровывать и клонировать пытаются. Значит, поняли, что им без драконов нельзя! Полезные мы им, понял!?
– Да, слышал я. Только люди сейчас совсем другие стали. Они не те, что прежде, их даже домовые сами бояться стали. Вон, брат мой, Кузя. Плачет, домой просится. А его служить заставляют. В доме человеческом проживать и очаг охранять. А, очага – то нет! Нет, его, родимого!
А дети человеческие! Сами, кого хочешь, напугают. В этот их день, как его? А! «Хэллоуин», называется. Так разрядятся, что сам леший окочуриться.
– Кстати, а ты уверен, что этот наш Данила, тот самый богатырь? Мы же его на экспертизу Ведьме болотной должны представить. У неё своя там систематика. Не дай, Бог, впросак попадём! Ведьма нас не пожалеет.
– Да, нет! Наш он, сказочный! Если бы не наш был, сдох бы давно парнишка. А этот, вон розовенький, пышненький спит себе, пузырьки в уголках рта набивает. Пусть поспит! Пусть! Силушки своей богатырской набирается.
– Пусть! Кто из нас против?! Спи, Данилушка, спи!
Человеко-собака подошла к телу Данилы и от всей души лизнула его в лицо.
– Спи, мой лучший в мире Богатырь! – выдохнув, словно сильно устала, легла рядом, подперев бок богатыря.
Дракон ещё долго что-то долго бормотал себе под нос, да так и уснул, иногда подёргивая лапками, как щенок и попискивая. Наверное, сны детские смотрит.
В костровище тихо потрескивал уголёк. В темной и очень тёплой пещере спал Данила, рядом человеко-собака и дракон чуть поодаль. Тихо и спокойно протекал сон.
Данила похрапывал. Дракон повизгивал и лапками подёргивал, а человеко-собака на стороже была: вроде глаза прикрыты, а уши, как локаторы, дугу описывают, вслушиваются в каждый шорох.
Утро. Просыпается Данила, идёт на кухню своей не маленькой, по современным меркам, и очень уютной квартиры. По пути мысленно желает доброго утра фотопортретам, вывешенным на стене коридора. В ответ видит добрую улыбку жены, дочурки. Отдельно ему улыбаются сын и невестка. Вот и общий семейный портрет: По центру, как и положено – отец семейства – Данила, прижавшись к нему милое личико супруги, рядом дочь, красота несусветная и сын Ванюшка с жёнушкой – молодкой. На душе тепло, радостью сердце заливается! «Жизнь, удалась!» – подумал Данила, непроизвольно улыбнувшись, – «Ох, и выспался я сегодня, будто неделю проспал. В теле лёгкость, в голове ясность. Даже спортом позаниматься желание проснулось».
Поставил чайник на плиту, а сам пошёл умываться. Опять по коридору, опять с портретами мысленно разговаривает, каждому своё желает. Настроение превосходное! Птицы райские на душе трели свои распевают.
Пронзительно засвистел чайник. Данила бегом на кухню. Не надо, чтобы жена-красавица проснулась. Захотелось ему романтический завтрак в постель подать, сюрприз приятный сделать. Повернул барашек, выключил плиту, чайник на соседнее место переставил, а тот все свистит. Крышку приподнял, а звук по-прежнему перепонки разрывает. Перепугался Данила, хвать за чайник и по кухне забегал с ним, свисток успокаивая. А тот ещё пуще свистит, уши закладывая. Данила уже в панике, впервые у него такое, чтобы чайник свистел сам по себе. Схватил он полотенце, хотел накинуть на взбесившийся бытовой прибор, а полотенце в руках вибрирует, вроде как, звук свистящий теперь от тряпки этой идёт. Не понимая почему, Данила поднёс полотенце к уху и неуверенно приглушенным голосом произнёс: «Ало. Ало, слушаю».
– Данила Петрович! Доброе утро! Ты куда запропастился?! Я, уж, было волноваться начал. У тебя всё в порядке? Где образцы?! Возьми трубку правильно! Я по видеосвязи с тобой разговариваю, – тараторил голос шефа.
Данила оторвал от уха руку, и как заворожённый, по привычке, поставил её для разговора в чате. С экрана на него смотрел шеф, да не шеф, а сам Кощей Бессмертный. Глаза горели, губа от злости дрожала.
– Ты когда, говорю, образцы доставишь?! – грозно продолжал тот, что голосом был шефом, а на вид Кощей сказочный.
– Я?, Я, я, я… Скоро буду! – привычно, на автомате выпалил Данила. А рука сама по себе отмахнулась и выкинула то, что в ней лежало.
Каменный стук пронёсся эхом. В глазах темно, кругом тепло, хоть парься. Сердце предательски застучало в ушах. Ничего, кроме него не слышно.
Из кромешной темноты прозвучало:
– Ну что, очнулся?
–Эй! Кто там?! – собрав всю силу, произнёс Данила, а сам, сидя на попе, ёрзать назад начал. – Где я? Есть тут кто-нибудь?
– Да, я это! Я! Тату! – произнёс человеко-собака, не удержавшись, лизнул лицо Данилы.
Тот от неожиданности, и непонимания происходящего, ничего не видя, кругом только тьма кромешная, продолжал:
– Ау! Где я? Кто здесь?
Что-то чиркнуло, сверкнуло, появилось мягкое зеленоватое свечение.
В лучах появившегося свечения Данила увидел морду добродушного пса, который так и норовил лизнуть его в нос, будто своего любимого хозяина. Тело, что дальше шло плохо просматривалось, но, по всему видно, что пёс вилял своим хвостом и проявлял добродушие.
– Данилушка! Родненький мой! Как я рад вновь с тобой свидеться! Как я рад!
– А, ты, кто?!
– Как, кто?! Я же… Я же… Я… Гав! – не удержался от радости пёс.– Я же твой друг вечный! Тату! Ну? Помнишь?!… Ну! Вспоминай, давай!
– Тату?! – Данила задумался, словно вглубь своей памяти окунулся.
Перед его внутренним взором пронеслись, как быстроходная электричка метро картинки: Малый добродушный, ни на кого не похожий пёсик, с разно стоящими ушами. Шерсть, не шерсть, а волос человеческий, на ощупь, шелковистый и чрезмерно длинный для собаки. Глаза вечно под нависшими от волос бровями не видно, от чего все смеялись над этим существом. На службу собачью тоже не брали, хоть и выигрывал этот пёсик своим умом и сообразительностью.
Вспоминалось Даниле, как, он после хорошей драки с кем-то, весь побитый, но не побеждённый, в очередной раз, возвращаясь, проходя мимо этой несуразной мордочки, чем-то на ёжика смахивающей, взял его на руки. А тот, от счастья собачьего так стал вылизывать нос Данилы, что тут деваться некуда. Даже самое жестокосердное существо не устояло бы, обомлело и размякло. Так и стал этот щенок родной отдушиной для Данилы. Вместе ели, вместе спали, пока Ведьма, дрянь такая, не захотела себе этого пёсика получить. Но, эта другая история. А сейчас, Данила вспоминал и сердцу его радостью наполнялось.
–Тату! Родной, мой, Тату! Как же я?! Как же?! – запричитал Данила и потянулся к морде своей собаки.
Тот, в свою очередь, от радости заскулил и стал лизать, как мороженое сливочное, лицо Данилушки любимого.
– К-хе! К-хе, кхе-е…, – прозвучало в темноте; – Вижу, очнулся наш богатырь. Голова не болит? Как самочувствие? Когда выдвигаться будем? Кушать уже хочется.
– А там кто? – Данила развернул голову в сторону голоса, но взгляд упёрся в темноту, и ничего не разобрать.
– Где тут у тебя светлячки завалялись? – где-то в другой стороне темноты шебуршал Тату.
Слышно было, что камни переворачивал и в сторону откидывал. Звук предательски повторялся эхом, и удалялся далеко, далеко. Можно было понять, что темнота эта не только непроглядная, но и бездонная. Даниле вновь стало не по себе. На секунду успел пожалеть себя, так как не понимал ничего. Где он? Что с ним? И вообще, может это просто сон? Да, конечно же, сон! Вот сейчас, чик, возьмёт, поднатужиться и проснётся. Данила с усердием начал тужиться, просыпаться.
Что-то чиркнуло, сверкнуло, помещение полностью озарилось мягким зеленоватым светом. Маленькие точки зелёных светлячков сияли кругом: на полу, стенах, потолке. Их было видимо – не видимо, как будто небо включили, млечный путь полностью в это пространство вместили.
Данила, как мальчишка рот раскрыл, глазами по потолку водит, удивляется: «Ух, ты! Красотища какая!».
Светлячки единовременно, как по команде перестроились, свечение с зелёного на голубое сменили, и нарисовалась другая геометрия, очень правильная, завораживающая.
«Обалдеть!» – продолжал восхищаться он. А живые лампочки без устали меняли картинку, цвет, глаз удивляли.
Пока Данила головой крутил, шоу светлячков рассматривал, нечаянно взглянул в сторону дракона. Застыл! Глаза округлились, не моргают, а только из орбит своих выпучиваются. Уже знакомое чувство цепенящего страха предательски навалилось на него.
– Кто?! Кто?! Конь в пальто! Давненько, братец, мы с тобой не видались! Давненько, – с улыбкой на морде, добрыми глазами, приподнимаясь, говорил страшный по всем параметрам дракон.
От его голоса, казалось, стены съёживаются, светлячки, как сумасшедшие перестраиваться начали.
– Ну! Жив! Здоров! Пора бы и поработать, – продолжало чудовище, вставая на ноги, вырастая при этом в огромную скалу. – Сам пойдёшь? Или, как раньше, прокатнуть тебя с ветерком?
– К..к..ккк…куда пойдёшь? – заикаясь, выдавил из себя Данила.
– Данилушка, не бойся! Это же Гоша. Дракон твой личный. Ну, типа коня ты его держишь, – включился в диалог Тату.
– Типа коня?! Ха! А как я на него запрыгиваю? Он же ростом с девятиэтажный дом, а то, и того больше, – осваиваясь в предложенных обстоятельствах, понимая, что это, как сон, и бояться здесь, только хуже себе делать.
– О, Балда! Иди ближе, на крыло вставай. Я тебя сам усажу. Да очки одень! С непривычки, ослепнуть можешь.
Дракон вытянул своё крыло, подставил его под ноги Даниле. Данила послушно встал на него, хоть ноги ещё предательски дрожали и совсем не хотели слушаться своего хозяина. В один прыжок рядом оказался Тату. Гоша своими плечами сыграл «Цыганочку», очень осторожно, любя, повернул крыло, подкинул пассажиров, как блин на сковороде, те аккурат на месте оказались.
– Поехали! – скомандовал дракон Гоша.
– Е – ха! Поехали! Гав! – радостно, предвкушая новые приключения, виляя тем местом, где должен был расти хвост, закричал Тату, не удержавшись вновь, лизнул Богатыря в ухо.
Дракон присел, привстал, сделал два шага вперёд, взмахнул крыльями, и они вмиг оказались на поверхности.
Взору открылись сказочные пейзажи: Далеко, далеко за горизонт уходили горы и долины, покрытые белым пухом снега. Ажурным кружевом сияли ели. Мелкими бриллиантами сверкали снежинки, танцующие свой небесный танец. Чистый морозный воздух словно опьянял. Хотелось его, как сладкий кисель, ложками кушать.
– Красота-то какая! Е-ха! – продолжал радоваться Тату и ухо Данилы полизывать.
Данила крепко, крепко зацепился за волос дракона, прижался к необхватной шее. Яркий свет солнечно-морозного вида ослепил. Глаза богатыря предусмотрительно зажмурились. В лицо дул холодный ураганный поток воздуха. Страшно было, как на «Американских горках». Никакая красота пейзажа открывшегося не успокаивала.
– Е-ха! Е-ха! Е-ха! – вторил Тату
Bepul matn qismi tugad.