Kitobni o'qish: «Ира»

Я стоял и курил у машины.

Все уже разошлись: кто-то спешил по делам, кто-то из ребят отправился в кафе – помянуть Серегу и поболтать о том, о сем – не виделись-то сколько!

Я не пошел с ними, хотя никаких особых дел у меня не было.

Сам не знаю, почему, но я все не мог покинуть это место – место, где нашел последний приют один из нас. А ведь мы еще не старые – нам всем, бывшим одноклассникам, по 43-44 года. Для мужчин это самый расцвет. Да и девчонки наши (они ведь для нас навсегда остаются «девчонками», те, кого мы знали в 14-16 лет) держатся молодцом: подтянутые, молодящиеся. Я был очень рад увидеть их такими.

А не виделись мы давно. Кого-то я не видел с самого выпускного, с кем-то встречался еще пару-тройку лет после окончания школы на организованных Сережкой (тем самым, что лежит теперь под свежевскопанной землей) посиделках. С некоторыми из ребят созванивались иногда, но с годами все реже и реже. А последние лет шесть совсем потерялись.

А встретились снова уже вот как, на похоронах лучшего из нас.

Лучшего – да, точнее и не скажешь. Серега был лидером класса – высокий, красивый, душа компании, остряк, одним словом – умница. Учился лучше всех и словно без усилий ему все давалось, словно само приходило: и контрольные все на «пятерки», и на дискотеках с девчонками отжигал, и спортивные секции успевал посещать. В общем, не парень, а мечта!

Конечно, все наши девочки были от него без ума! Но для него существовала только Ира Белова. И оно понятно! Ира была особенная. Звезда! Еще посмотреть, кто из них кого одаривал благосклонностью: Ира – Сережку или Сережка – Иру.

Они были влюблены по-настоящему, по-взрослому влюблены. И поженились быстро. Меня, конечно, не пригласили: не настолько мы дружили с Серегой, а на Иру я и глаза поднять боялся. Она для меня была как несбыточная мечта, недосягаемая звезда. И что-то мне подсказывает, что она знала это: посматривала на меня искоса и улыбалась хитро-хитро. Дразнила, короче, как все красивые девчонки дразнят тайных воздыхателей, которые им не особо интересны.

Мы с ребятами высматривали Иру сегодня – и на отпевании в кладбищенской церкви, и потом, на кладбище. Но нет, не пришла она.

Не пришла…

Оля, лучшая подруга Иры, от которой я и узнал тогда об их с Сережкой свадьбе, сказала, что поссорились они с Серым, давно поссорились, лет шесть назад. Вроде как и ударил он ее даже. Но это Оля точно не знала, потому как общались он тогда с Ирой уже редко: Оля переехала за границу, вышла там замуж. Они с Ирой созванивались, но не так чтобы часто и не так чтобы откровенничали.

А потом Ира пропала. Оля звонила ей. Но телефон не отвечал. Она тогда отыскала Сережу: он к тому времени был уже серьезным бизнесменом, – и он сказал ей сухо и неохотно, что Ира ушла, и что он последний кретин.

И с тех пор – тишина от обоих.

И вот сегодня эти нелепые похороны.

Нелепые, потому что пришло полкласса, все взрослые, крепкие, с первыми морщинами. Не виделись больше 20 лет, а все узнаваемые! Обнимались, оживленно разговаривали, даже смеялись, подтрунивали друг над другом, не скрывали радость от встречи… И словно потом вспоминали, зачем они здесь. Вспоминали о Сережке в гробу в левом пределе просторной церкви – и всем становилось неловко. Разговоры стихали. А поговорить так хотелось! Но потом в церковь входил Коля Щербаков или Катя Громова – и история повторялась: радость встречи, похлопывания по плечу, дружеские поцелуи и крепкие объятья.

В сторонке, у гроба, стояла мать Сергея. Стояла, не спуская сухих и безжизненных глаз с сына в дорогом гробу из черного дерева, покрытого лаком. На суету вокруг она не то что не обращала внимания: этой суеты для нее вовсе не существовало, ее мир ограничивался этим красивым и строгим мужчиной в гробу, ее 44-летним сыном, кумиром класса, воротилой крупного бизнеса, построенного им с нуля, но для нее – просто единственным сыном, ушедшим не в срок, ибо нет такого срока – детям уходить раньше родителей.