Kitobni o'qish: «Когда цветы заговорят»

Девушка в зелёном парашютистском комбинезоне наклонилась, чтобы забросить биосачок в пруд. Едва видимая сеть развернулась стрекозиным крылом и невесомо опустилась на покрытую ряской гладь, закрыв собой совсем небольшой кусочек. Агрессивные одноклеточные в узлах сачка тут же начали пожирать ряску – исчезли пересекающие друг друга утиные трассы, островки зелёной накипи, жухлые ивовые листья.

– Стася! – крикнул я и помахал рукой. Она развернулась и улыбнулась радостно и светло:

– Привет, Василий Еленович! Иди сюда, смотри, какие утки толстые стали!

– Да я и отсюда вижу… – обычные серые кряквы давно уже стали достопримечательностью Аптекарского огорода. Их кормили и студенты биофака, хозяева этого сада, и частые посетители, приходящие целыми семьями, и молодые геннины – генетические инженеры ОМГУ, Объединённого университета. Что скрывать, и я частенько кидал в эти жадные оранжевые клювы что-нибудь аппетитное. В результате «аптечные» утки стали походить на карликовых гусей: где был недобор по росту, компенсировали шириной. Я втайне подозревал, что они и летать уже разучились…

Стася перебралась по деревянному мостику ко мне и уже стояла рядом, отряхивая с рукава паутину:

– Вася, как здорово, что ты пришёл! Ребята из Новосибирска звали пить кофе из собственных зёрен, у них кенийская делянка созрела. Пойдёшь?

– А как же сетка твоя? – я показал рукой на пруд, в котором уже начала отражаться гигантская плакучая ива.

– Ничего ему не сделается, – махнула рукой Стася, же почти биобакалавр и один из лучших молодых геннинов страны. – Чистится и чистится.

Автономная сеть, доведя участок пруда до кристальной чистоты, медленно переползала на новое место. Голод – не тётка, а сытой бактерии пока никто не видел.

– Одноклеточные твои уток не съедят под шумок? – меня даже ответом не удостоили, просто взяли за руку и повели.

Новосибирский ботанический сад был недалеко: пройти вдоль зарослей рогоза по аллее одуряюще ароматных гортензий и налево – к альпийской пятиметровой горке, увенчанной смотровой площадкой. На горку мы подниматься не стали, обошли слева – и попали в северный хвойный лес: московский жаркий август сменился прохладой, а вокруг заколыхались гигантские кедры, то и дело роняющие на землю крепкие шишки.

– Впечатляет? – Стася обвела рукой зелёно-голубое хвойное море.

– Почти как настоящие… А разве на этом месте не огурцы росли?

Стася хмыкнула:

– Ты про тактильный огород для детишек? Перенесли уже давно.

– Огурцы?

– И огурцы, и помидоры, и патиссоны… Помнишь, как сюда первоклашек водили?

– Помню, конечно! Я и сам ходил. С тобой вместе, кстати, – мы посмеялись, смотря друг на друга: была там одна история, когда в этом огороде мы со Стасей объелись овощей. Животы болели страшно, зато, лежа в кроватях, мы болтали по зуму не переставая – она рассказывала мне о чудесах генетики, а я – о возможностях реконструкции истории. Тогда-то, наверное, Стася решила стать геннином, а я выбрал путь модиста. К слову, если вы не в курсе, выкройки и швы тут совсем ни при чём: «модист» означает «модификатор истории», но мы предпочитаем зваться «рыцарями времени». Так что огурцы для нас это не просто овощи, а Аптекарский огород, он же – Ботанический сад ОМГУ – место особое.

– И где мы теперь можем поесть свежих огурчиков? – я жалобно скосил глаза к носу.