Kitobni o'qish: «Дедушкин и Морозова»
– Жар не спадает, – Алёнка поменяла полотенце на лбу деда, чуть коснулась его инеем, но это не помогло. Тот сразу таял.– Пойду еще снега наберу.
Девочка поднялась, но дед поймал за руку.
– Не надо, милая, не трать силы. Не поможет. Видать, кончился мой век, не верят люди в чудо.
– Ну что ты говоришь такое! – буркнула она возмущенно, но в глазах читалась тревога, в горле першило отчаяние. Все Снегурочка понимала, сделать ничего не могла. – Дед, ну может к бабе Яге? Или к Василисе?
– Нет их боле, внученька. Последние мы с тобой, – приступ кашля помешал договорить. Алёнка помогла сесть удобнее, подала воды. Дед умирал. Она была следующей. Словно прочитав мысли, он погладил ее белесую макушку, улыбнулся устало. – Не горюй, тебя защитить смогу. Последнюю искру чуда потрачу, а сгинуть не дам. В мир людской отправишься. Жизнь жить, добро нести да теплом сердца человеческие одаривать, как завещано.
– Теплом, говоришь? – она нахмурилась. Колючие снежинки разлетелись в стороны. – А надо оно им? И так прекрасно живут.
– Не злись, девочка. Тепло – оно же как, глубоко бывает зарыто. Человек и сам не знает, что оно в нем прячется. Его еще откопать нужно, как сани к новому году. В том и наказ тебе мой на жизнь твою мирскую. Ищи тепло, Алёнка, дари тепло.
– Но, дедушка! – она крикнула, вскочила и затерялась в ярком сиянии снежного хоровода.
«С теплом, внученька. С верой и любовью, обещай!»
Но она не ответила.
* * *
«Морозова – дура!»
Размашистая надпись украшала доску кабинета литературы. Одноклассники заглядывали внутрь, бросали вещи, хихикали. Кто-то снова скрывался за дверью, кто-то утыкался в телефон или снимал фотки и видосики, переводя объектив камеры на девчонку за третьей партой первого ряда. Девчонка на надпись и смешки не реагировала, она вырезала снежинки. Ажурные, прозрачные, словно морозные узоры на стекле, которых давненько не было, несмотря на то что январь уже топтался у порога. Ножницы едва касались бумаги, девочка мурлыкала себе под нос тихую песенку.
