Kitobni o'qish: «Сказка о ночном музыканте»

© Городенцева Е. Н., 2021

* * *

В который раз настал приятный вечер.

Закат раскрасил в яркое себя.

Я расскажу сейчас одну из сказок

Собравшимся у тёплого огня.

Мы не пойдём сегодня с вами в море,

Ведь волшебство свершится на земле.

Возможно всё, что там происходило,

Затронет струны тонкие в душе.

Мы вместе с вами будем слышать звуки,

Которые рождает музыкант,

Узнаем, как непросто достаётся

Победа, даже если есть талант.

Настроимся буквально за минуты.

Замрём, слух напрягая в тишине.

Теперь представьте: ночь, на небе звёзды

В далёкой нам неведомой стране.

Высокий лес шумит ветвями грозно,

Желая своим треском напугать

Того, кто в темноте ушёл из дома,

Стремясь в уединенье погулять,

Совсем забыв о том, что в это время

Из тайных мест, невидимые днём,

Выходят люди тьмы из подземелья

И те, что чародеями зовём.

Они себя тут чувствуют привольно,

И любят ворожить и колдовать.

Вот именно поэтому не стоит

Поблизости в раздумии гулять.

Но если вы остались в чаще на ночь,

Тогда сидите тихо у огня,

И ничему вокруг не удивляйтесь,

Спокойствие внутри себя храня.

А мы невольно с вами оказались

В лесу, во тьме… И в том не наша власть.

Что делать? В это время и в том месте

История как раз и началась.

Представьте необычную поляну,

Покрытую травою без цветов.

Кругом поднялись камни небольшие –

Обломки мхом поросших валунов.

И если бы не сильный шум деревьев

От ветра, что их ветки бередит,

Стояла б тишина, что охраняла

Покой того, кто в центре круга спит.

Но видно, беспокойный шелест леса

Уснувшего нисколько не пугал.

Он долго шёл, невольно заблудился,

И, выбившись из сил, на землю пал.

Спасало то, что царствовало лето,

Не нужно было тело согревать,

А если говорить совсем уж честно,

И нечем было ветки поджигать.

Добычею лежал зверям голодным…

Но более опасно, что сейчас

Он был не в стороне, а в сердцевине

Поляны в этот день и в этот час.

Что делать? Мы судьбой своей не правим,

Свершаем, что угоднее Богам.

А может быть душа порой нас тянет

Туда, где быть желательнее нам?

Да стоит ли теперь в том разбираться,

Когда луна направила свой свет

В тот самый центр таинственной поляны,

Кому-то указав на сей предмет.

Над каждым камнем вихрем закружился

И тут же растворился лёгкий смерч,

В том месте появляться стали люди –

Участники невероятных встреч.

Все были, как один, мужского пола.

Их лики украшала борода…

Свободная одежда с капюшоном,

Дубовый посох с верхом завитка.

Взор был их не по-доброму серьёзен.

Присмотришься – пойдёт по телу дрожь.

Глубинные глаза смотрели строго.

Был каждый на волшебника похож.

На самом деле так оно и было.

Стояло на поляне ровно семь

На внешность и по росту очень схожих

Чудесников. Всё так, да не совсем.

Здесь каждый обладал особой силой,

Которую мог дать или забрать.

Они сюда лишь в месяц раз слетались,

Чтоб о делах свершённых рассказать.

Никто не должен знать был это место,

Тем более увидеть их в лицо.

Присутствие непрошеного гостя

Являлось его жизненным концом.

Волшебники сначала удивились.

О месте этом шёл недобрый слух,

И потому из путников отважных

Никто бы не посмел войти в сей круг.

А этот спал глубоким сном, спокойно,

Там, где рождали магией огонь.

Один хотел уж сжечь мальчишку в пепел,

Другой вступился: «Погоди! Не тронь!

Давай посмотрим кто он и откуда,

Чем интересна нам его судьба.

Мы, видя это, с вами разберёмся,

Зачем она его к нам привела».

На удивленье, все с ним согласились,

Сведя тростей кручёные концы.

Буквально каждый произнёс вслух слово,

Что знали лишь они, как мудрецы,

Затем убрали посохи на место,

И тут же в лунном, голубом луче,

Являться стало призрачное тело,

Как дымка при затушенной свече.

Промолвил первый: «Вижу музыканта.

Душа его невинна и хрупка».

Другой, в поддержку: «Я с тобой согласен,

Но только не наполнена она».

А третий произнёс: «Пока что красок

Он в звуке не сумел отобразить».

Четвёртый подтвердил: «Он очень молод,

И не познал, как нужно жизнь любить!»

Добавил пятый: «Кто не знал страданий,

О счастье не сыграет никогда.

Душа его готова обучаться,

И тело к нам затем и привела».

Шестой сказал: «Я, как Хранитель звуков,

Готов забрать его к себе домой.

Научится – пусть нам в ночи играет…»

«Да будет так!» – всё обобщил седьмой.

Они коснулись посохами тела

Звездою, сделав с помощью искры,

Что села на груди у чародея,

Как орден, затаившись до поры.

И только лишь тогда огонь зажёгся.

Он не касался телом до земли,

А был внутри подвешенного шара,

Не повредив нигде покров травы.

По очереди каждый, прикасаясь,

Показывал внутри свои дела,

Никто не говорил, ведь было видно

К чему их сила в мире привела.

И в завершенье тех прикосновений,

Шар запылал оранжевым огнём

И улетел. Сверкнули пики молний

В отсутствии туч с проливным дождём.

Серьёзные седые чародеи,

Раскрыв дела, зачем тут собрались,

Всё также смерчем лёгким закружились

И до владений дальних унеслись.

Хранитель звуков жил в большой пещере,

Где было много залов и шкафов.

Вся мебель состояла из ячеек,

Закрытых на серебряный засов.

Он снял с себя звезду, отнёс в центр зала,

Что был всех больше и на редкость пуст,

С высоким потолком, в нём даже поступь

Звучала, издавая сильный «хруст».

Когда звезда легла посередине,

Дотронулся волшебник до неё,

И тут же появился спящий путник,

Что впал в изнеможенье в забытьё.

Он был на самом деле очень молод,

Высок, излишне телом худоват…

Изящные, чувствительные пальцы

Указывали, что он музыкант.

Высокий и широкий лоб. Причёской

Являлись кудри, что касались плеч…

Его, «красив и хрупок», описали б,

Но не о том сейчас идёт ведь речь.

Придя в себя, гость очень испугался.

Он был не там, где вечером уснул.

Нет леса с необычною поляной,

Куда его как будто кто тянул.

Возвысившись, стоял серьёзный старец,

Смотрящий исподлобья на него,

Который ждал вслух сказанного слова,

Что вырвется из парня. Хоть одно.

Хранитель звуков ощутил бы сразу,

Где чистота, а где сплошная ложь.

При силе волшебства, по первой фразе

Властитель знал бы плох он иль хорош.

А юноша, ужасно растерявшись,

Спросил лишь: «Я в пещере? Почему?

По лесу шёл, немного заблудился,

Заснул, но зла не делал никому!»

И старец улыбнулся: «Это правда.

Ты как сосуд не полон, да и чист.

Твоя душа тебя к нам направляла.

Что ж, так и быть распишем её лист.

Возможно тебе небо улыбнулось.

Ты пеплом мог сегодня ночью стать.

Лишь потому, что главный заступился,

Ты можешь предо мной теперь стоять.

Предупреждаю, жить здесь будешь долго.

Пока не разрешу, сам не уйдёшь.

Но знанья, что получишь, уверяю,

Нигде и никогда не обретёшь.

Я вижу, что в котомке лежит скрипка.

Чуть позже попрошу мне поиграть.

Пока же дай услышать твоё имя,

Которым стану дальше величать».

«Меня зовут Давид. Так захотели

Родители, когда я родился.

Я был для них действительно «Любимый»…

Тут юноша слезами залился,

«Теперь их нет, они ушли на небо.

Я странствую, чтоб как-то выживать.

Из состоянья – только эта скрипка.

И это всё, что я могу сказать».

«Понятно. Что ж немного успокойся.

И, как умеешь, что-нибудь сыграй.

Прошу лишь музицировать негромко.

Себя и всё вокруг не напугай!»

Мальчонка инструмент слегка настроил,

И стал, как на базаре исполнять

Мелодию звучанием крикливым –

Так, как привык вниманье привлекать.

От этого пещера задрожала,

Здесь слышалась не музыка, а гром!

Всё слилось в непонятное гуденье

До боли оглушающей притом.

Давид присел, угрозу предвкушая,

Боясь последствий, что он наиграл!

Ведь, чтобы напугать, могли так звуки

Любимой скрипки, он не ожидал.

«Я ж говорил тебе: «Играй негромко!»

Здесь слышен каждый шорох, каждый шаг.

Ты, как глухой, боишься не услышать,

Что можно тихо высказать в словах.

В лесу мне было многое понятно.

Я лишь определиться захотел

С чего начнём сегодня же занятья.

Да… Ты пока ни в чём не преуспел.

Пойдёт учёба здесь с одним условьем,

Что будешь по хозяйству помогать.

Тебе раз в день до блеска три пещеры

Придётся без роптаний убирать.

Хлеб просто так, поверь мне, не даётся,

Его придётся делом заслужить.

Ты будешь сыт, одет, но самым главным,

Послужит то, чему буду учить.

Сейчас я покажу тебе пещеры,

Которые имеют разный цвет.

Учась, поймёшь, различие по звуку,

Оттенки, сущность их и в чём секрет.

В последней, малой, будешь спать и кушать,

В свободные минуты отдыхать,

А в главном зале, где мы находились,

Часами по заданию играть.

И вот ещё… Ты уж не удивляйся,

Что до тех пор, как не услышу звук,

Который я, как истинный одобрю,

Тебе не опустить со скрипкой рук.

Удастся сразу – значит день свободен,

А нет – трудись хоть до заката дня!

Удерживать не я буду, а сила,

Которую вселю сейчас в тебя.

Забыл предупредить: ни один ящик

Без спроса моего не открывай.

Что улетит найти не так-то просто.

Коль не отыщешь, скажет жизнь: «Прощай!».

Волшебник своим посохом дубовым

Коснулся тихо каждого плеча,

Потом направил в лоб и область сердца,

Открыв в Давиде силу скрипача,

Отвел его в то место, где он будет

В свободные минуты отдыхать.

Там было всё довольно-таки скромно:

Стол, стул, не очень мягкая кровать…

На скатерти стояли только кружка,

Наполненная тёплым молоком,

Кусочек хлеба, ложка возле миски

С пшеничной кашей от тепла с дымком.

Но это для Давида было пиром.

Вчера он ел лишь ягоды в лесу.

Хранитель произнёс: «Поешь немного,

А я пока одежду принесу».

И в самом деле, парень очевидно

Довольно быстро в это время рос.

Штаны и куртка были маловаты,

И словно нищий, юноша был бос.

Ему внушали, чтоб не отлучался.

Жизнь так сложна… Куда было идти?

Старик был прав – на небе оглянулись,

Дозволив на поляну ту прийти.

Он был готов работать дни и ночи.

Его никто не стал бы обучать

Чему-то очень важному без денег.

Так стоит ли отсюда убегать?

Когда Давид поел – всё вмиг исчезло.

Мудрец принёс одежду для него,

И из пещерки ненадолго вышел,

Пока не изрекая ничего.

Возможно, дав прийти в себя немного,

Осмыслить, что случилось и понять.

Но ровно через час он вновь явился

Сказав: «Идём пещеры изучать!»

Они пошли. В Давиде в самом деле

Проснулся неподдельный интерес.

Он раньше не задумывался даже,

Шумел каким из звуков в чаще лес?

А сколькими оттенками петь может

Весною на берёзе соловей?

Но он ведь не один, другие птицы

Есть в мире, как и множество зверей…

Скрип пола или маленькой калитки,

Волна высокой и густой травы,

Нежнейший трепет веточек у ивы,

Жуков жужжанье, плач, смех детворы…

Буквально всё в далёком, близком мире

Имеет звук различный и цвета.

Не всем дано их видеть или слышать.

Мы не вникаем в это никогда.

В пещерах же огромных всё хранилось.

Поверить невозможно и понять,

Как можно не запутаться в том месте,

И как волшебник мог всё это знать?

Постигнуть это просто невозможно,

Но ведь Хранитель звуков – чародей!

Он чудеса творил и отличался

От нас обычных и простых людей.

Волшебник произнёс: «Познать всё сложно.

Старайся слушать, видеть, понимать,

Ведь прежде чем рассказ построить в звуках,

Ты должен все их тонкости познать.

Я вижу, ты устал. Пещеры эти,

Не то чтоб в день – за год не обойти.

Но времени у нас с тобою много.

Ты молод – у тебя всё впереди».

Они вернулись в главную пещеру,

Где юный музыкант всех испугал.

Хранитель звуков посохом в пространстве

В то время инструмент обрисовал.

Задуманное тут же проявилось

У юноши реальностью в руках.

«Теперь ты с нею станешь одним целым,

И будешь спать, к груди своей прижав.

С тобою мы расстанемся сегодня.

Тебя разбудит эхо на заре,

И в нужном направлении направит,

Маня негромко звуками к себе,

Подскажет, как убраться быстро, чисто,

И можно ль в зал другой переходить.

Старайся исполнять всё аккуратно,

Ты должен, что хранится там, любить.

Помощница вернёт тебя обратно,

Где ты поешь, проводит погулять.

А дальше хочешь ты или не хочешь,

Учиться будешь «сказочно» играть».

Волшебник пред Давидом растворился.

А эхо позвало его: «Сюда…»

И юноша пошёл за ним. Так будет

Происходить практически всегда.

В пещерке его мягко расстилался

Неведомо откуда бивший свет.

Как только он прилёг, тьма опустилась,

И эхом «Спи!» послышался совет.

Давидом ощущалось то, что скрипка,

Как мать, даря себя, несла тепло,

И юноша уснул сном безмятежным.

Так время ночи в тишине прошло.

Когда настало утро он не ведал,

Ведь в помещенье не было окна.

Туда, как гости внутрь не проникали

Ни первый луч от солнца, ни луна.

Раздался лишь приятный мягкий голос:

«Давид, вставай! Уже давно пора!

Не забывай, сейчас ты будешь занят

Делами, что поручены вчера».

Открыв глаза, парнишка вновь увидел

Всё то же освещение вокруг,

Что нежно расстилалось ниоткуда,

Стирая тьму опущенную вдруг.

Немного приведя себя в порядок,

Он вновь услышал эха зов в тиши:

«Иди за мной. На стуле висит сумка,

Туда свой инструмент и положи».

Как сказано – так сделано, котомка

Висит уже со скрипкой за спиной.

И снова голос бархатный, приятный:

«Теперь не отставай, иди за мной».

За эхом было следовать несложно.

Оно, маняще впереди плыло,

Указывая путь не только звуком,

А также светом, где было темно.

Зал первый был большим и необычным,

Окрашенным в ярчайший жёлтый цвет.

И ящички в шкафах, что были всюду,

Скрывали свой магический секрет.

Оттенки их сменялись постепенно

От сочного до цвета молока.

По многу раз ряды те повторялись,

А почему – неведомо пока.

Всё было для работника готово.

Стояли вёдра полные водой,

Лежали щётки, пёрышки и тряпки.

Как говорится: «Пыль стряхни и мой!»

Давид уже хотел начать уборку,

Но голос вдруг его остановил:

«Ты с инструментом – целое…

Про это, я вижу, ты дружочек позабыл.

Внизу возможно ты и уберёшься,

Но вряд ли сможешь верхнее достать.

Я подскажу: «Чтоб действие свершилось

Тебе необходимо поиграть».

Возьми смычок и скрипку в свои руки,

Сосредоточься только на одном,

Хотя б на том, что связанные перья

Снимают паутину под углом.

Сыграешь от души – так и случится,

А нет, в себе сам тяжесть ощутишь.

Попробуй. На весёлое настройся,

И ты работу быстро завершишь».

Давиду было это непонятно.

Он знал, что вещи сами не снуют.

Зачтётся ли волшебная уборка

Оплатою за хлеб и так как труд?

А вы бы как ответили? Конечно!

Занятье это вовсе не игра!

Уверенный бег пальцев рук по струнам

Возможен при наличии труда!

Представить и сыграть не так-то просто,

Тем более свободно и легко.

Давид на это всё-таки решился,

Замыслив полёт перьев высоко.

И чудо в самом деле совершилось!

И правильно, что выбрано перо!

Не сразу всё у парня получилось.

Оно взлетало, падало в ведро…

Слить мысли с пеньем скрипки не давалось,

Как, впрочем, и воздушно исполнять

Мелодию, с которой связка перьев,

Сумела б паутинки удалять.

Однако, приспособившись немного,

Возможно, потому что был талант,

И инструмент был всё же необычным,

Исполнил всё как нужно музыкант.

В уборке ещё много оставалось:

Пол подмести и тщательно помыть.

Но даже тут фортуна улыбалась,

Всё шло, как и должно происходить.

Давид довольно быстро наловчился.

Он понял суть задуманной игры.

Ему вдруг подчинились щётки, тряпки,

Шутливо пробежав шкафы, полы.

Они, ожив, кружились мягко в танце.

И вот уж через несколько минут

Раздалось эхо: «Всё блестит. Довольно.

Пойдём, тебя другие залы ждут».

На звук, идя по световой дорожке,

Давид попал в зал цвета синевы.

Тона ячеек также изменялись:

От белого до синей полутьмы,

И много раз опять же повторялись.

Приглядываться было недосуг.

Пред ним стояла чёткая задача:

Почистить всё стоящее вокруг.

Работа шла намного веселее.

Помощники летали с ряда в ряд,

А музыканту только оставалось,

Дать мелодичный, радостный заряд.

И вскоре вновь послышалось: «Довольно.

Тебе убрать осталось один зал.

Иди за мной. Не действуй самовольно,

А делай, как Хранитель приказал!»

До третьего добравшись помещенья,

Которое пылало краснотой,

Почувствовал Давид, что при деяньях

Присутствовать стал некий непокой.

Всё чистилось и мылось, как и прежде,

Но этот цвет, казалось обжигал.

Меняясь с бледно-розового в алый,

Он несколько давил, даже пугал.

Работа завершилась также быстро.

Как никогда, Давид был эху рад.

И только лишь послышалось: «Довольно!» –

Покинул зал, ища пути назад.

В своей пещерке он поел немного,

Потом отпущен был чуть погулять.

Он был в горах. Деревья своей кроной

Пытались вход в пещеру заслонять.

Здесь воздух был чистейшим. Грело солнце,

Даря проникновенные лучи.

Парили высоко большие птицы,

Звенели рядом бьющие ключи.

Давид стоял и силы набирался.

Ему казался чудом этот мир.

До юноши ещё не доходило,

Что он теперь в затворниках ходил.

Прогулка очень скоро оборвалась.

Как говорят: «Потехе только час

Отводится, а время остальное –

Работа…», что ждала его сейчас.

Всё то же эхо вглубь пещер позвало,

А парень уж и сам желал идти.

Ему хотелось получить те знанья,

Что, странствуя по свету, не найти.

И вот уж он в свободном тайном месте,

Где чётко слышен самый тихий звук.

Его здесь ждал с особым интересом

Хранитель. В центре был очерчен круг.

Дубовый посох указал Давиду,

Что именно в нём должен он стоять.

Волшебник произнёс: «Пока играешь,

Не смей эту черту переступать!

Старайся быть всегда посередине –

Так лучше ощутится тон игры.

Сегодня тебе нужно научиться

С крикливости дойти до тишины.

Возьми любую ноту, что по нраву.

Представь теперь гудение в трубе,

Пугающее силою своею,

И еле слышный шепоток в избе…

Смотри, на стенах множество ступеней.

Спускаться звуком можешь в тишину

Или напротив лихо подниматься

Усилье, направляя в вышину.

Фиксируй звук. Не думаю, что сразу

Сумеешь плавно не перескочить.

Но в том и состоит твоя задача –

Запомнить их и верно наступить.

Пока не остановишься на каждой,

Чтоб я услышал чётко – ты на ней,

Как тяжело бы ни было – работай

И думать об усталости не смей!

Уверен будь, что я с тобою рядом

И слушаю что делаешь и как.

Когда же ты достигнешь совершенства,

Я извещу, подав особый знак».

Хранитель звуков дымкой растворился.

Давид, казалось, был теперь один.

«Ну что же ты? Я здесь, хотя не видим.

Бери ступени с верха до низин!»

У юноши внутри затрепетало.

Он стал пытаться скинуть высоту.

Ему довольно трудно удавалось

Не перепрыгнуть к той, что на полу.

Но вот он закрепился в середине,

Потом добавил несколько ещё.

Он чувствовал большое напряженье,

Боясь забыть суть каждой из неё.

Скажу, часов немало миновало,

Пока стал парень двигаться легко

По многим нарисованным приступкам

То вниз, то забираясь высоко.

Он всё играл, играл не прерываясь.

Когда же не осталось ни одной,

Где б юноша на миг не задержался,

Раздался голос старца за спиной:

«Ты всё исполнил так, как мне хотелось.

Теперь иди, до завтра отдыхай.

Задачи каждый день сложнее станут.

Смотри, чего достиг, не забывай!»

Учёба пролетела незаметно.

Давид не ведал вечер или ночь

На землю своим телом опустились.

Он лишь в бессилье удалился прочь.

В пещерке, где он спал, его ждал ужин –

Простая и обычная еда.

Её казалось непривычно много,

Его так не кормили никогда!

В дороге мало что перепадало.

Хотелось что-то спрятать про запас,

Но силы и на это не хватало.

Он тот час же уснул, как свет погас.

А пальцы и во сне его играли.

Всю ночь он повторял и повторял,

Пытаясь закрепить своё уменье,

И вздрагивал, боясь что потерял.

Он спал, на редкость, очень беспокойно.

Заезженным, не отдохнувшим встал,

Всё потому, что он на самом деле

Всю ночь во сне задание играл.

Но мягкий свет вокруг и голос эха

Напомнили: «Давно пора вставать!

Иди за мною, в этот раз придётся

Совсем другие залы убирать!»

И юноша, конечно, подчинился.

Работа шла сегодня веселей,

Быв легче во сто крат самой учёбы.

Казалось, что он в обществе друзей.

Цвет у пещер от прежних отличался:

Оранжевый, зелёный и ещё

Любимая волшебников расцветка.

Они носили цветом сим бельё.

Не знаете? Ещё не догадались?

Пещера фиолетовой была.

В ней, в самом деле, тайна ощущалась.

Она не отторгала, а звала.

Уборка завершилась очень быстро,

А дальше завтрак и прогулка в лес.

Давид присел на солнечной поляне,

Не ожидая сказочных чудес.

Его лучами солнышко ласкало,

Всё делая, чтоб парень ощутил

Тепло и свет внутри одновременно,

И так, чтоб после это не забыл.

Сказалось напряженье прошлой ночи.

Скрипач уставший тихо задремал.

Теперь он отдыхал на самом деле,

И пальцами заданье не играл.

Не видя никого, он вдруг услышал:

«Запомни, что сейчас проговорю.

Чтоб осветить холодную пещеру –

Исполнить нужно музыку мою…»

И голос неизвестного мгновенно,

Загадочно, красиво зазвучал.

Казалось, всё вокруг было согрето

Теплом, что незнакомец излучал.

Мелодия красивая прервалась.

Давид был эхом громким пробуждён:

«Проснись! Настало время для ученья.

Лишь там ты будешь в тайны посвящён».

И снова зал огромнейший в пещере.

Внутри его очерчен магом круг,

Где должен был стоять, не выступая,

Наш хрупкий, молодой, послушный друг.

Хранитель звуков ждал его с заданьем:

«Сегодня погружаться будешь в цвет.

Нет ничего, что красок не имеет.

Мир разноцветен – это не секрет.

Однако то, что мы порою видим,

Обманывает внешностью. Внутри

Расцветки говорят нам про иное,

Указывая – он давно в грязи.

Звучание живого не обманет.

Слышна в нём даже трещинка в стекле.

Ты должен будешь чувствовать, не видя,

И звуком вскрыть известное тебе.

Два дня ты убирал мои пещеры.

Три первых были цветом основным.

Средь них был жёлтый, синий, ярко-красный.

Иные – дружба одного с другим.

Зелёный, когда жёлтый льётся в синий.

Оранжевый – где красный с желтизной.

А в фиолете виден красный с синим.

Оттенок каждый раз будет иной.

Заметил много ящичков похожих?

Но это лишний раз нам говорит,

Что так порою призрачен, обманчив

Доступный глазу, лживый внешний вид.

Различие в них – бархатность и гладкость,

Шершавость, есть ли в цвете пустота,

Тепло и холод, блеск, обман ли глянец,

Что сразу не увидишь никогда.

Я знаю, что приятней многим жёлтый.

С него урок сегодня и начнём.

Уверен, ты о нём немного знаешь.

Тому не учат в обществе твоём.

Как этот цвет ты сам воспринимаешь?

С чем сравниваешь – с солнцем иль с цветком,

С осеннею охапкой падших листьев,

С цыплёнком, что проклюнул тесный дом?

Но это лишь опять одно виденье.

В нём может мощь скрываться и обман.

Таинственные звуков переливы

Оттенками расскажут много нам.

Сегодня ты изучишь самый яркий,

Насыщенный, что нравится Богам.

Они в него закладывают силу,

Что с неба опускают в сердце к нам.

Смотри на стену. Там перед тобою

Пока что нераспущенный цветок.

Он может поразить тебя собою,

Раскрыв буквально каждый лепесток.

Я разрешу отпущенному звуку

В пещере этой рядом погулять.

А ты, ловя на слух, уж постарайся

Услышанное чётко повторять.

Соврёшь – цветок поникнет и завянет,

Получится – увидишь, как он рад.

И помни наш урок с тобой вчерашний,

Смотри ступень – не действуй наугад.

Насыщенность не значит очень сильно.

Прислушивайся, ощущай, смотри,

И помни, я незримо наблюдаю.

Из круга, как учил, не выходи!»

Опять, как и вчера, пошло волненье,

Когда прервались нужные слова.

В пещере наступила неземная,

Пустая, словно бездна, тишина.

Послышалось тревожное дыханье.

Давид ведь замер, а теперь вздохнул.

И вот весь зал наполнился звучаньем,

Цветок мгновенно листья развернул,

Затрепетал, собою подтверждая,

Что сделан не из воска, а живой.

Прилив тепла повсюду ощущался,

Как будто мир раскрылся всей душой.

Мелодия волшебная исчезла.

Опять одно дыханье в тишине.

Теперь уж музыканту предстояло

Раскрыть цветок, уснувший на стене.

Слух у Давида тонкий был и чуткий.

Ему казалось, что он повторил

Звучание, что слышалось недавно.

Бутон же даже листик не раскрыл.

Ещё, ещё… Он, явно злясь, пытался

Услышанное быстро воссоздать,

И только спустя время догадался

По лестнице настенной погулять.

По силе звук на верхней был ступени,

А тут нужна иная высота.

Тогда он стал стараться опускаться,

Удерживая разные места.

Вот он увидел, что бутон качнулся,

Как будто ожидая перемен.

Тогда он ниже звуком окунулся.

Цветок пышнее стал, но не совсем.

При звуке ниже – чуть не развалился,

Он будто умер, силу потеряв.

Тогда Давид на прежнюю вернулся,

И был восстановленью очень рад.

Теперь он знал мелодию и силу,

Но видно не хватало ещё чувств.

Цветок не грел. Заученная фраза –

Кувшин, что к сожаленью ещё пуст.

Возможно нужно то, что ты играешь,

Не претворяясь искренне любить.

Ведь музыкант, как истинный художник,

Лишь так и должен, звуком говорить.

Давид закрыл глаза, уже пытаясь

Через себя, что слышал пропустить.

Он сердце раскрывал своё, играя,

Желая дать всем это ощутить.

Зал наполнялся лучезарным светом,

Стал ярким и насыщенным цветок.

Дрожа, затрепетал теперь в волненье

Буквально каждый нежный лепесток.

И музыкант не мог остановиться,

По телу шло волшебное тепло.

Он начал понимать характер звука,

И как приятно ощущать его.

Его игру остановил волшебник:

«Я рад, что у тебя расцвёл цветок.

Признаюсь, что немного сомневался.

Но вижу, дар небес тебе помог.

Возможно, из тебя скрипач и выйдет.

Ну что ж, ступай, до завтра отдохни.

Теперь в оттенках разных ощущений,

Пойдут твои раскрашенные дни…»

Хранитель звуков снова растворился.

«Иди за мной!» – раздалось в стороне.

Его звало настойчивое эхо,

Ведя Давида в комнатку к себе.

Он снова потерялся при ученье,

Не зная время суток на земле.

Внутри была ужасная усталость,

Желание побыть чуть в тишине.

И было почему-то одиноко.

Успех хотелось с кем-то обсудить,

Но рядом находилась только скрипка,

Что звуками умела говорить.

Давид поел и лёг, уснув мгновенно.

Вот так и потекли рекою дни:

Учеба и несложная работа

В пещерах, скрытых от людей вдали.

Промчались так не месяцы, а годы.

Окреп и возмужал наш музыкант.

Упорно продолжая заниматься,

Он ежедневно шлифовал талант.

Ему известны были все оттенки

Трёх основных и смешанных цветов.

Как не были б коварны и прекрасны –

Он рассказать о каждом много мог.

Нельзя сказать который был любимей.

Он в каждый звук чуть вкладывал себя.

Пока играл, его запоминая,

В минуты эти жил его любя.

Теперь, как в первый раз, цвет ярко-алый

Нисколечко собою не пугал.

В нём было, что внушало уваженье:

Любовь и страсть, энергия, накал…

Цвет синий говорил о постоянстве,

О верности, печали, чистоте.

Зелёный, как сплетение двух красок –

Нёс жизнь, покой, гармонию в себе.

Оранжевый – тепло и вдохновенье,

Успех и чувственность, зависимость и лень.

А фиолетовый – духовность и мечтанья,

Власть, мудрость и последний миг и день.

Коричневый – стабильность, плодородье,

Надёжность, безопасность и уют.

Цвет чёрный – знак опасности, печали,

Смирения и страхов, что не ждут.

Но больше покорял, конечно, белый.

Присутствие его почти в любом

Всё делало гуманнее, светлее,

Нежней и целомудренней притом.

Сам по себе он говорил о многом:

От звуков исходила чистота,

Невинность, воплощённая духовность,

Гармония со всеми и всегда.

Теперь знал парень многое о цвете.

Хранитель звуков это признавал,

Но всё же, чтобы к сердцу достучаться

Багаж из знаний был ничтожно мал.

Настало время изучить движенье:

Медлительность, порыв и быстроту,

Загруженность, воздушное паренье,

Недвижимость, людскую суету.

Потом включились образы, характер,

Из чувств: блаженство, счастье, даже боль,

Веселье, ликование и радость,

Уныние, восторг и непокой,

Досада, огорчение и жалость,

Грусть, скорбь, невыносимая тоска,

Тепло, оледененье, жар, усталость,

Печаль сердечная, что юноше близка.

На это вновь ушли не дни, а годы,

Но музыкант играл уже рассказ,

Который восхитить бы смог любого,

Лишь окажись с ним рядом в этот час.

Но кто с ним находился в те минуты?

Учитель, эхо – больше никого.

Играть на воле, утром в свете солнца,

Чтобы привлечь к себе – запрещено!

В пещеру вход был тайной недоступной.

Ему, итак, дозволено с лихвой.

Он видел каждый день большое солнце,

Деревья с распустившейся листвой,

Хранящие покой седые горы,

Парящих в небе птиц над головой,

Ручей, что веселился, удаляясь,

И облака, что слёзы льют порой.

Об этом и играл Давид ночами.

Да, это было ночью, а не днём.

Тогда он посвящал себя рассказам,

Что складывал в убежище своём.

Он позабыл, как выглядели звёзды,

Волшебная красавица луна,

Обычное, пусть ветхое жилище,

Морская, в берег бьющая волна.

Всё начало из памяти стираться.

Теперь ему хотелось убежать,

Насытиться огромным, чудным миром,

Чтоб музыкой всё после передать.

А выйти в непроглядной тьме наружу

Со светом сложно, без него – нельзя.

Настолько там запутаны дорожки,

Что выход не найдётся без огня.

И вот однажды, утром на прогулке,

Когда Давид в себя вбирал лучи,

Он произнёс: «Как всё же здесь прекрасно!

А как волшебно может быть в ночи…»

И тут знакомый голос, что забыл он,

Таинственно, чуть слышно зазвучал:

«Ты мог сыграть свет звуками в пещере.

Он путь сюда тебе бы указал.

Причём давно. Но ты сосредоточен

Пока что был серьёзно на другом.

Теперь имея время и желанье,

Ты можешь в темноте покинуть «дом».

Я вновь свою мелодию напомню,

В движении к ней близок жёлтый цвет.

Прочувствуй, в чём заложено отличье,

Попробуй вскрыть таинственный секрет».

Мелодия окутала Давида,

Действительно похожая на сон

Забытый им. Хотя она звучала,

Когда дремал чудесным утром он.

Все звуки были шире и объёмней,

Не в плоскости, бегущей по стене.

Он видел свет теперь уже в пространстве,

Мотив, вскрывая сказочный в себе.

«Возможно, я сыграть сумею это.

Но разве мне Хранитель разрешит,

Уйти, без его ведома на волю?

Боюсь, что он мне это запретит!»

«Задай вопрос ему перед занятьем.

Ты слушаешь и учишься пока,

Боясь спросить о чём-то очень важном,

Как будто не имеешь языка.

Он слышит всё, и это не отнимешь,

И как волшебник мудр и потому

Ему не так, как смертным, то подвластно,

Что и во сне не снилось никому».

Раздалось эхо, разговор прервался.

Давид подумал: «Правда, почему

Я до сих пор лишь только подчинялся,

Задать вопрос не смея никому?

Я сердцем о плохом не помышляю,

Что может нанести пещерам вред!

Спрошу сегодня. Может на прогулки,

В ночи запрета для меня и нет?»

И юноша, довольно возмужавший,

За эхом вновь пришёл в «учебный» зал,

Опять встал в круг, как делал постоянно,

Чтоб слышать лучше звук, что там витал.

Хранитель ожидал его, желая

Раскрыть секрет напевов соловья.

Уроки продолжали давать знанья,

Всё больше привлекая и маня.

Но всё-таки Давид спросить решился

Пред тем, как его стали обучать:

«Прошу у Вас покорно извиненья

За то, что я хочу вопрос задать.

Вы много мне вниманья уделяли,

Но я стал забывать свой прежний мир,

Какими могут быть на небе звёзды,

Луна… На что смотреть всегда любил.

Мне хочется попробовать на воле

Постигнуть это вновь и рассказать

Мелодией, как я теперь умею,

И может быть, что упустил познать.

Возможно ли хотя бы поздней ночью,

Когда все спят, наружу выходить?

И не сидеть, как утром молчаливо,

А музыкой с природой говорить?»

Хранитель звуков произнёс: «Я слышал

Ваш тайный необычный разговор.

Действительно, настало видно время

Расширить ещё дальше кругозор.