Kitobni o'qish: «Не страшась пути»

Осенний вечер

Был теплый осенний вечер. Семья Иваницких устроилась на веранде пить чай. У главы семейства было, на удивление, благодушное настроение. Теперь, когда убрали весь урожай, можно было и не нервничать. Ведь собрали не только весь колхозный, но и свой. Николай Иванович по привычке называл все, что не было его собственным – колхозным.

День выдался чудный. Листья на деревьях были бурыми уже давно, многие поскручивались и опали. И сейчас настали последние ласковые деньки осени. Бригадир с удовольствием наблюдал, как во дворе носились его дети. Беззаботное детство! Через лет десять они уже будут взрослыми и не будут такими радостными. Но, каждому возрасту – свое!

– Позови малых, мать, пусть идут вечерять!

Марина Викторовна вышла к детям. Сегодня у них за столом было много людей: погостить к ним приехала старшая дочь Тося с городским мужем и младшим внучонком, соседи Марченки, которые тоже хотели увидеть ее. Так что Марина повыставляла на стол свои лучшие припасы. Она бегала, хлопотала и радовалась за дочь. Нет, своей жизнью она была довольна. Ей и с мужем повезло, и жили они в достатке. Но для Тоси мать хотела более легкой жизни. Так что, вышла замуж там, пусть там и живет, а сюда в гости приезжает. Не нужно ей всю жизнь быть привязанной к грядкам да хозяйству. Самой Марине, ведь, даже поехать в тот же город невозможно. Если все поедут, кто будет скотину кормить-поить?

Наконец, все дружно уселись за столом. И так хорошо им было, такие задушевные беседы лились неторопливо, что никому не хотелось нарушать эту идиллию. Женщины за чаем, а мужики – за наливкой, обменивались новостями и воспоминаниями, а младшие Вовка и Сашка только головами вертели от удивления. Да, Марина гордилась тем, что ее муж не наливается самогоном, как большинство, а культурно «вкушает» ее домашнюю наливку. Ей, действительно, повезло с мужем. Николай Иванович был из семьи сельских интеллигентов, поэтому дома всегда вел себя культурно. За двадцать семь лет семейной жизни она от него ни одного бранного слова не услышала. Но на работе он был очень строгим! Авторитет у него был такой же, как и у головы сельской рады. Даже больше! Просто он отказался идти на эту должность.

Поэтому, и в обычной жизни, и особенно – сегодня, у Иваницких все было хорошо. На улице было так приятно, что дверь оставили открытой. Ласковый воздух с улицы теперь мог беспрепятственно проникать в дом, передавая всем свои прощальные частички тепла. Младшенький Илюшка радостно бегал ко всем на руки и смеялся, когда его тискали. Но неожиданно эту идиллию нарушили звуки лая собак, которые у Иваницких сидели на привязи. Марина Викторовна обеспокоено поднялась и посмотрела в сторону огорода. Именно там происходило что-то, что заставило их псов так заволноваться. Сначала она думала, что там, как обычно, курка Лавриненок перелетела через плетень на их огород. Но затем, с облегчением, вздохнула. Это была собака соседей.

– Жулька, Бобка, а ну – тихо! Это Сирко до вас в гости идет!

Соседский пес был всегда культурным – каким-то чудом он понимал, что по грядкам бегать нельзя и всегда чинно передвигался по дорожке. Правда, в этот раз он что-то тащил в зубах… Что-то очень большое для него… Но это были их собачьи дела. Хозяйка знала, что стащить с ее огорода было нечего, поэтому особо не переживала. Она подлила себе чаю и обратилась к соседке с каким-то вопросом. Но в этот миг Сирко почему-то проскользнул к ним на веранду и стремглав забился под стол, мотая чем-то белым и большим в зубах, и рыча.

Это было настолько странным, что все невольно испугались.

– Пошел! Иди геть! – Николай Иванович притопнул возле стола.

– Чи не сказывся вин? – закричала соседка.

Дети вскочили с ногами на диван, поднялся шум и крик. Марина на миг остолбенела. Пес мог, конечно, и бешенство подхватить. В их краях недавно нашли и уничтожили бешеных лис. А Сирко всегда был не на привязи! Но, как рассказывал ветеринар, при бешенстве животные становятся агрессивными, кидаются на всех, боятся вида воды, у них судороги, течет слюна… А у Сирко, вроде, этого нет?

– Дайте воды! – она поспешно зачерпнула стаканом воды из ведра и ляпнула ею под стол. Сирко мигом выбежал из веранды.

– Фух! – выдохнули все.

– Надо предупредить соседей. Пусть последят за псом! – сказал хозяин. Марина вспомнила, что пес прибежал к ним с какой-то ношей. «Стащил, наверное, мясо у хозяйки! Надо им отнести», – подумала Марина и нагнулась. Под столом, действительно, валялся грязный белый целлофановый пакет.

– Здоровый же! Килограмма два! Как он его тащил? – недоумевала Иваницкая. Она раскрыла пакет и вдруг страшно закричала, уронив от неожиданности свою находку.

– Что там? – испугалась соседка.

Но бледная Марина Викторовна молчала и лишь показывала рукой на выпавший пакет.

Подбежавшая к ней дочь, взглянув на пол, побледнела и рухнула на диван. Сашка и Вовка завопили вслед и вскочили с ногами на диван, словно к ним по полу приближалось что-то страшное. Николай Иванович ступил пару шагов, присмотрелся и замер от ужаса. Из-под грязного целлофана выглядывала маленькая… ножка с крошечными пальчиками. Он потянул за пакет и… К горлу мгновенно подкатил ком тошноты. Его накрыло приступом жестокой нервной рвоты. Иваницкий был ветераном-афганцем и за время той войны повидал много зверств. Но такого он не видел никогда!..

– Срочно беги к голове, пусть вызывает милицию! – прохрипел он соседу и тяжело опустился на стул.

Были у меня убийства

– Рассказывайте, по какому поводу Вас к нам направили, – начала опрос пациента Дина Гнатенко.

В это время из морга вернулась побледневшая растрепанная и трясущаяся тетя Лиля:

– Там…там…

– Что такое, теть Лиля?

– Диналексевна, у нас…выпотрошена дытына!..

Лиля плюхнулась от бессилия на стул. Все в ужасе замолчали…

– Спокойно, теть Лиля, – не теряя хладнокровия, медленно произнесла судмедэксперт и придвинула к санитарке стакан воды.

Пациент в ужасе закатил глаза.

– Боже, ну у Вас и работка, – пролепетал он.

Дина, как ни в чем ни бывало, продолжила его осмотр. Она понимала, что если даст волю собственным нервам, то индуцирует психоз у всех остальных. Гнатенко видела в своей жизни очень много страшного и знала, что лучший выход в таких ситуациях – спокойствие. Оно дает возможность морально подготовиться к поиску выхода из ситуации. Лаборанты, конечно, сидели на своих местах, как взвинченные, но подражая врачу, молчали. Лилия сидела на стуле, пила воду и обмахивалась первой попавшейся ей под руку экспертизой. Когда шокированный пациент покинул, наконец, кабинет приема, Дина повернулась к санитарке.

– Тетя Лилечка, дорогая, Вы же знаете, где работаете! Нам нельзя пугать пациентов. А кроме того, он сейчас примется разглашать информацию…

– Диналексевна, я просто такого кошмара не видела! Пойдемте в морг! – отчаянно заломила руки та.

Гнатенко поднялась со своего места и вместе со всеми пошла на свою вторую рабочую «базу». На секционной столе лежал целлофановый пакет, а рядом, на тряпках – маленькое тельце новорожденной девочки.

– Ой, видела я убийства детей, думала, что уже все повидала, но такого еще не видела!.. – запричитала старшая лаборантка.

Дина раздвинула остолбеневших вокруг стола сотрудников и замерла. У ребенка по линии плечевого сустава была отрезана правая рука, от подбородка до самого низа был произведен срединный разрез и отсутствовали все внутренние органы…

Это был просто шок!!! У кого поднялась рука сделать такое с новородженным ребенком? Нормальный человек не может оправдать убийство. Но, понять иногда можно, ведь теоретически, любого можно и довести до него. И если, например, отец семейства нападет на захватчика своей семьи и убьет его – это можно понять. Даже можно понять, если после этого, потерпевший начнет расчленять тело напавшего. Но сделать такое не с остервенелым убийцей, а с новорожденным ребенком, который еще не успел никому ничего плохого сделать!.. Это невозможно было ни понять, ни простить! Пока все в ужасе смотрели на страшную находку, в зале появился Муслий.

– Ну, что тут у нас? Ой, ужас, с. ки! Падлы! Как земля таких носит? Твари! Лиля, откуда нам это доставили? – начальник отделения эмоционально был послабее Дины. Недаром он в сложных случаях всегда просил ее взять себе неординарную экспертизу. Иначе он мог и материться, и кулаками махать перед пациентами, что было совершенно недопустимым.

– Валерий Михалыч, а у нас еще нет сопроводиловки, – пролепетала Лиля.

– Как – нет? А как же в приемном отделении им разрешили тогда открыть наш морг? Юля, иди, звони в нашу дежурку и найди концы!

Лаборант послушно выбежала из морга, а Муслий стал ходить вокруг стола.

– Дин, ну ты возьмешь себе экспертизу? Я же не могу детей вскрывать, знаешь…

– А я, что – могу? Что вы из меня монстра делаете? Я вообще, после вчерашнего выезда к начальству, не хочу работать! – в сердцах бросила его боевая подруга.

– Дина, вот честное слово, мы все тебя любим! Какого монстра? Да, если ты хочешь знать, тебя сегодня должен прокурор … навестить!

– Это еще почему? – искренне удивилась Дина, – Что случилось?

– Ни-ни! Все хорошо!

– Так, что это за заговор?

– Да все хорошо, честно! Все очень хорошо! Он тебе благодарность за Гольдмана хочет сказать…

– А-а, ну ты меня напугал. Да ладно. Но ты пойми, мне тоже все это тяжело психологически. У меня же тоже есть дети…

– Но ты же у нас такая железная леди… А я… я же буду беситься… Я просто не могу ничего с собой поделать. Потом буду жалеть, но сначала наору на всех и всем только хуже будет… Ты же меня знаешь!

– Я-то уж точно знаю! Помню, как ты бесился, когда я устроилась сюда на работу.

– Ну вот, видишь! Но, я же тогда – не со зла! Я просто боялся, что ты козни строить начнешь, порядки свои устраивать…

– Порядки, я как раз устраивала, – напомнила ему сотрудница.

– Да, и это – правильно! Сейчас я это понимаю. У тебя же больше опыта…и знаний! – горячо уговаривал ее Валерий.

– Ладно, – согласилась Дина, ведь деваться ей все-равно было некуда.

– Валерий Михалыч, Диналексеевна, а это – не наш случай. Говорят, что это – из другого района привезли, – оперативно вернулась и отрапортовала Юля.

– Интересно, из какого именно: второго, третьего или четвертого? – с сарказмом спросил начальник отделения, – И что это вообще за кошмар? Может, ритуальное убийство?

– Валер, какое ритуальное?

– А что? Есть же у нас сектантские села? Может, староверские?

– Послушай, они есть. Но раньше же из них ничего подобного не доставляли! Почему, вдруг, теперь должны были ни с того, ни с сего появится ритуальные убийства? Разве мы слышали, что у нас объявились какие-то новые «пророки», «апостолы»?.. Будем ждать… Во-первых, по закону, без постановления мы не имеем права приступать. Да и что приступать? Вскрывать-то практически нечего. С чем работать? То, что это – новорожденная, 100 %! Плаценты – нет, пуповины – тоже, органов – нет! Во-вторых, появится какой-нибудь участковый и все расскажет. Я лично думаю, что какая-то тварь хочет, чтобы мы думали, будто ребенок – мертворожденный.

– Да, сейчас любая бабушка в селе знает, что живорожденность можно установить по органам… Вот гадина! Как можно своего ребенка выпотрошить?

– Может, и не своего? Например, бабушка, дедушка, тетушка…

– Папочка и т. д.?

– Это – все-равно их ребенок!

– Да понятно. Но они – те, кто это сделал, так не считают. Идем на прием, пока нет разрешения. Только с Гольдманом и Нечипоренко раскрутились, на тебе – новое неочевидное!

– Работа у нас такая.

– Да, это точно.

Эксперты пришли в амбулаторию. Но пока битых пациентов не было. Поэтому Дина стала листать за чашкой кофе справочник практического эксперта.

– Ты знаешь, конечно, у нас остался мозг ребенка… Но он же и внутриутробно питался кровью. По нему ничего и гистологи не скажут. Я, конечно возьму кожу на гистологию из мест расчленения… Но скорее всего, они это на мертвом ребенке делали. Я, по крайней мере, надеюсь на это! Боже, если бы кто послушал нас со стороны! Эти наши разговорчики: «Вот у меня было убийство!»… Все, кто услышал, подумали бы, что это – разговоры киллеров. Просто ум за разум заходит! Я НАДЕЮСЬ(!), ЧТО РАСЧЛЕНЕНИЕ РЕБЕНКА ПРОИСХОДИЛО ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ! ПОТОМУ ЧТО, ЕСЛИ ВЫБИРАТЬ ИЗ ДВУХ ЗОЛ – ТО ЛУЧШЕ (?!), ЧТОБ ЭТО ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ СМЕРТИ, ЧЕМ ДО!.. УЖАС!!!

В Одессе Дина работала еще и судебным гистологом, поэтому очень хорошо знала весь диагностический диапазон работы коллег. Она прекрасно помнила, как выглядят ткани всех органов под микроскопом, помнила вид каждого эритроцитика и других клеток. И поэтому, реально понимала, что в этой экспертизе им никто не поможет. Надо было полагаться лишь на материалы следствия.

– Что поделаешь, солнце? Работа у нас такая, – успокаивал ее, как маленькую, Валера. – Ты возьми все, что сможешь. Я знаю, что ты – выжмешь максимум! Ты же – наш Ум!

– Спасибо. Спасибо за доверие, – кивала в трансе головой Дина. Сегодня, благодаря этому ужасному событию, ее нежное лицо и солнечная прическа померкли и сливались с белым халатом. Когда настроение у Гнатенко падало, она выглядела, как поникшая мимоза. Сегодня оно упало до депрессивного состояния.

– И вот скажи, они считают, что у нас вредность заключается только в работе с формалином и реактивами при работе с трупами. А то, что их доставляют нам часто в таком виде, как Гольдмана, – ничего? А психологическая вредность? Почему психиатрам при работе с их психами платят 50 % за вредность, а нам – при работе с нашими психами – ничего? А у нас в работе намного чаще встречаются психи-убийцы и извращенцы, чем у самих психиатров!

– Валера, кого ты хочешь убедить? Меня? Я сама возмущаюсь так же! Если бы их, министерских работников, я имею в виду Минфин, заставить самих вскрыть гнилой труп тупым инструментом, с неработающей вентиляцией, думаю, что зарплата у нас стала бы адекватной! А так все сидят и удивляются, что многие из наших коллег подались в рэкет! Я это ни в коей мере не оправдываю, но понимаю, откуда корни идут!

Все сотрудники отделения были сами не свои.

– Меня всегда поражали убийства детей, – горячо говорила старшая лаборант, обращаясь с Диной, – Как Вы можете с таким работать?

– Сама удивляюсь. Но меня поражали не сами убийства, а убийцы. И самое страшное – это бытовые мотивы.