Kitobni o'qish: «Поход на гору Сидэ»
Часть 1
Три дня непрерывной метели окрасили сад хлопковой белизной. Влажный, тяжёлый снег почти не блестел. Решётки веранды потемнели от сырости. Чёрное зеркало маленького пруда отражало туманное зимнее небо. Он не замёрз: температура воздуха оставалась выше нуля.
Накинув на плечи лишь тоненькое хаори поверх привычных хакама и кимоно, в плетёных сандалиях прямо на босу ногу, Ольга стояла на мокрых плитах дорожки. Тело уже привыкло к промозглому холоду – да и к более неприятным вещам. Наслаждаясь заслуженным отдыхом в четверть часа, девушка восхищённо смотрела на старую сливу-умэ.
Слива зацветала. Полураскрывшиеся бутоны снаружи были так же белы, как и снег на ветвях, но в глубине светились розовым и лиловым. Лежавшие вокруг сугробы придавали цветам особую нежность.
«А до весны ещё целый месяц, – подумала россиянка. – Удивительное растение».
Безмятежность исчезла внезапно. Резко шагнув вперёд, Ольга убрала голову из-под удара и повернулась, сразу вскидывая руки в защите. Наказание последовало мгновенно: нижний конец дзё хлестнул по открытым рёбрам. Игнорируя боль, она попыталась прорваться ближе, скользнув вдоль плеча противника. Но тот был слишком опытен, чтобы затея увенчалась успехом. Разворачиваясь, он ударил ногой навстречу и тут же ткнул дзё с другой стороны, не давая ни малейшей возможности перейти в нападение. Уклоняясь и блокируя атаки, девушка лишь отдалила неизбежный итог. Гладкая палка обрушилась на шею. Спасаясь от перелома, Ольга ничком бросилась наземь. Перехватив своё оружие как копьё, Кацумото упёр его ей в основание черепа.
– Вы снова ошиблись в начале, Серинова-сан, – сухо констатировал он, отводя дзё. Девушка стремительно перекатилась назад и взлетела на ноги, благоразумно не теряя его из виду.
– Вы реагируете на намерение. Но я могу его изменить, – продолжал тот. – Дайте мне начать движение. Только начать. Ловить атаку в последний момент очень рискованно.
Ольга внимательно слушала, не позволив себе даже отряхнуть снег с одежды. Их отношения были довольно странными. Один из признанных мастеров Генкай-рю, официальный преемник Хаябуси-сэнсея, Кацумото Дайго не относился к людям, приятным в общении.
Всегда корректный, бесстрастный, с холодным взглядом и манерами профессионального убийцы, он мало у кого вызывал желание познакомиться с ним поближе. Его безжалостная практичность вошла в поговорку. Взявшись заниматься с россиянкой, он изводил её жесточайшими упражнениями, проверял каждый шаг и придирался к малейшему недочёту. Если она больше трёх раз повторяла одну и ту же ошибку, он предлагал поработать над ней дополнительно – как правило, среди ночи. После такого «разбора полётов» обычная утренняя тренировка превращалась в сущий кошмар. Никого в школе не волновало, что девушка падает с ног от усталости. В Генкай-рю не бывало поблажек.
Порой Ольге казалось, что Кацумото попросту издевается. Тем не менее она стоически следовала любым его указаниям, – приходилось ли ей полдня кувыркаться на камнях, часами колотить кулаками по деревянной балке или неделю кряду оттачивать простейший приём, устраняя невидимую глазу погрешность. Девушка не показывала эмоций. Получив очередную беспощадную инструкцию, она только кланялась и хладнокровно принималась за дело.
Такой подход Кацумото вполне одобрял. Точнее, он не признавал никаких других. И вскоре стал относиться к Ольге как к любому другому самураю школы, совершенно игнорируя её пол и национальность. Мало-помалу между ними сложилось нечто вроде молчаливого уважения. Но обучение осталось предельно суровым. С ледяной методичностью воин добивался от россиянки той ужасающей эффективности действий, которая отличала его самого.
– Возьмите дзё, – лаконично бросил он сейчас. – Поработаем на свежем воздухе.
Девушка быстро сбегала на веранду и принесла свою палку, заодно сбросив хаори. Уже в пяти метрах от неподвижно стоящего Кацумото она держала её по-боевому, полностью готовая к схватке. Не останавливаясь, отвесила полупоклон – и, прыгнув вперёд, атаковала.
Самурай защищался, почти не сходя с места. Они прошлись по стандартным техническим связкам; провели несколько комбинаций.
– Не вытягивайте левую руку. Ещё раз.
Ольга повторила приём.
– Ещё раз, – блокировав её дзё, Кацумото подытожил: – Пока сойдет. Перейдём к свободному поединку. Надеюсь, вы продержитесь больше пяти минут, – и кинулся на неё c такой яростью, словно всерьёз собирался убить.
Сражаться с ним было немногим легче, чем с ураганом. Россиянка даже не пыталась перехватить все удары, сыпавшиеся на неё, сосредоточившись на самых опасных. Однако она не позволяла себе уйти в глухую оборону, стараясь любой ценой достать противника, насколько бы безнадёжно это не выглядело. Иногда удавалось – хотя и крайне редко.
Поймав девушку на секундной потере равновесия, самурай швырнул её оземь. Не успела она подняться, как его дзё легла ей поперёк горла, прижимая голову к плечу. Один рывок – и позвонки хрустнут.
– Семь минут, – Кацумото отпустил ученицу. – Продолжаем.
Новый раунд он провёл с той же стремительностью и мощью, но в абсолютно другой манере. Казалось, Ольга сражается уже с другим человеком. Впрочем, завершилось все традиционно.
– Три минуты, – воин в последний момент остановил смертельный удар по её затылку. – Увлекаетесь. Продолжаем.
Одна схватка следовала за другой. Девушка уже потеряла счёт времени. её одежда и волосы насквозь промокли от пота и снега, избитое тело горело, но дыхание не сбивалось, а оружие лежало в руках по-прежнему твёрдо. Ежедневные изматывающие тренировки приносили свои плоды.
Наконец Кацумото отступил.
– Достаточно.
Ольга тоже сделала шаг назад, склоняясь в поклоне.
Одним прыжком самурай покрыл разделявшее их расстояние. Тяжёлая палка из железного дерева, направленная ей в лицо, со свистом вспорола воздух. И на полпути наткнулась на такую же палку. Ольга успела.
Кацумото кивнул, опуская дзё. Этот почти незаметный жест обозначал у него похвалу.
– На сегодня закончим. Предупреждаю, после вечерних занятий Хаябуси-сама проверит вас. Будьте готовы к работе с боевым оружием.
– Хай. Благодарю, Кацумото-сан.
– Cейчас я бы советовал вам пойти к себе и поспать. – Он поглядел куда-то ей за спину и вдруг обронил, как всегда, без какой-либо интонации: – А слива в самом деле зацвела.
– Доброй ночи, Оцуру-сан, – Норимори вежливо посторонился, пропуская её в спальню.
Напряжённо сплетая пальцы, Отару Оцуру подняла глаза. В них застыло отчаяние. Горькая складка легла между её бровей.
– Хидэюки-сан… – еле слышно прошептала она. – Вы… не хотели бы… разделить со мной ложе?
Лицо Норимори не изменилось.
– Я недостоин подобной чести, моя госпожа, – покачал он головой. – Пожалуйста, простите меня.
Слегка поклонился и скрылся в коридоре.
Плечи женщины обречённо поникли. Вздохнув, она молча переступила порог и задвинула за собой фусума. Её рука заметно дрожала, и створки сошлись неплотно, оставив узкую щель.
Пару минут спустя из-за угла вынырнул Хидэнори. Мягко ступая, подкрался к спальне матери и осторожно заглянул внутрь. Оцуру плакала – беззвучно и безутешно. У неё уже не осталось надежды. Только горестное смирение.
Юноша нахмурился, с силой сжав кулаки. Внезапно решившись, он зашагал в кабинет Норимори. Тот сидел у окна, созерцая полночный сад, и не обернулся на шорох. Лишь негромко пригласил:
– Входи, Хидэнори.
Он тщательно прикрыл за собой дверь. И яростно бросил:
– Сколько ещё ты намерен издеваться над моей матерью?
Очень медленно Норимори повернулся к нему. Его голос был совершенно ровным:
– С чего ты взял, что я над ней издеваюсь?
– Она же любит тебя! Почему ты… не желаешь этого замечать?! Или она тебе настолько противна?
Норимори прямо посмотрел на воспитанника.
– Поправь, если я ошибаюсь. Ты хочешь, чтобы твоя мать делила постель с убийцей твоего отца?
Хидэнори отпрянул. Но глаз не отвёл.
– Да, – почти выплюнул он. – Да, будь ты проклят!
– Ты имеешь полное право меня ненавидеть, Отару-сан, – прозвучал негромкий ответ. – Но её в это дело не вмешивай.
– При чем тут я? Она сходит с ума по тебе, а ты… даже поговорить с ней не можешь по-человечески! Твои дурацкие самурайские игры скоро до ручки её доведут! Или ты добиваешься, чтобы она… тоже прыгнула с крыши?!
Он мгновенно пожалел о сказанном. Никогда ещё Норимори не изменял своему спокойствию. Но сейчас он в долю секунды оказался на ногах; его черты исказило бешенство. Прочитав в его взгляде смерть, Хидэнори застыл на месте, подавляя дикий, животный ужас. Защищаться бессмысленно. Остаётся лишь…
Чудовищным усилием воли воин заставил себя расслабиться.
– Извини, – он помолчал. – А ты вырос, Хидэнори-сан. Ну что ж… поговорим, как взрослые люди. Знаешь, ты стал очень похож на отца.
Пройдя к столу, он вытащил из ящика фотографию, вложенную в прозрачный пластиковый конверт, и протянул юноше.
Свадебное фото. Оцуру в серебристо-белом кимоно с золотым оби, с изящным веером в руке, стоит чуть позади молодого мужчины в элегантном европейском костюме. Оба счастливо улыбаются, никого не замечая вокруг…
– Они были красивой парой, – вздохнул Норимори. – Я люблю твою мать, Хидэнори. Очень давно. С тех пор, как впервые увидел. Но она предпочла Хидэки, и мне пришлось уступить. Мы так и остались друзьями, и я часто ходил к ним в гости… А через десять лет убил его. Убил своего лучшего друга. И не поручусь за полную случайность произошедшего.
С минуту помедлив, он заключил:
– Остальное ты знаешь. Я отдал его семье… вам… всё, что имею. Но соединиться с Оцуру… не могу. Хоть и страстно желаю этого. Между нами кровь Отару Хидэки. Как переступить через неё?
Хидэнори мрачно рассматривал свои ноги.
– Значит, ты собираешься благородно… мучить её и дальше?
В глубокой задумчивости Норимори сложил руки на груди.
– Мне всё равно ничего не объяснить ей. Зря я её послушал и поселился здесь вместе с вами.
– Коли так, зря ты вообще тогда не покончил с собой!
– Вероятно, – пожал он плечами. – По-прежнему мечтаешь отомстить, Отару-сан?
– Ты удивительно догадлив, – с сарказмом заметил юноша.
– Если хочешь, я дам тебе возможность это сделать.
– Сделать что?
– Убить меня.
Хидэнори уставился на него.
– Ты это… всерьёз?!!
– Абсолютно, – подтвердил Норимори. – Разумеется, я обеспечу тебе полное алиби. Все сойдёт за несчастный случай. Ну?
Юноша открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить ни слова. Наконец, выдавил:
– Нет… ты определённо рехнулся.
– Мои, как ты выражаешься, самурайские игры налагают определённые обязательства, – тихий, жёсткий голос пронзал насквозь. – Весьма далёкие от шуток. Полагаю, пришло время выбрать. Или мы планируем мою смерть, или ты окончательно отказываешься от мести. И мы закрываем тему. Навсегда.
Хидэнори стоял неподвижно. Конверт с фотографией больно впился в ладонь.
– Ты же не думаешь, что я в самом деле могу… – он осёкся. – Я долго старался… возненавидеть тебя. Искал в тебе недостатки, обвинял во всем подряд… Помнишь, как я над тобой издевался? А ты… даже не сердился. Ты возился со мной, вытирал мне сопли, учил драться и собирать микросхемы. Ты заменил мне отца, понимаешь?! А теперь… предлагаешь… – злые слёзы потекли по его лицу. – Да, я простил! Чего ты от меня хочешь? Почему ты отказываешь нам в праве… тебя любить?
Норимори вздрогнул. Неестественно плавно, словно раздвигая плотную тишину, встал на колени и согнулся в низком поклоне.
– Я никогда не смел на это надеяться, – признался он.
Мгновение Хидэнори смотрел на его затылок. Потом, не выдержав, опустился на татами напротив и тоже уткнулся лбом в пол.
– Потому что ты идиот, – приглушённо заявил он, не поднимая головы. – Может, вы там и свихнулись на Бусидо, но мы-то – нормальные люди! Поговори с моей матерью, слышишь? Пожалуйста…
– Хорошо, – кротко ответил Норимори. – Поговорю.
Выпрямляясь, юноша неуверенно усмехнулся.
– Тогда я не стану… снова приклеивать твои ботинки к ступенькам.
Было ещё темно. Лишь горизонт над океаном украсился бледно-серой полоской. Впрочем, солнечного дня сегодня и не предвиделось – всё небо затягивали плотные облака. Пронзительный ветер украшал волны пенными гребнями, сдувал остатки снежных шапок с деревьев. Пучки осоки, торчавшие по обе стороны от тропинки, напоминали копья каких-то миниатюрных войск.
Ольга привычно шагала вперёд – мимо старых магнолий, мимо лодочной пристани и заброшенного маяка. Дальше росли японские сосны, разительно непохожие на стройные свечи из русских лесов. Неровные, перекрученные стволы пронзали мрак, словно внезапно застывшие чёрные молнии. Дорожка сворачивала под них, по широкой дуге обходя колючий шиповник, опутавший здесь весь берег.
Сойдя с тропы, девушка ловко, почти бесшумно пробралась сквозь его кусты, перешагивая через стелющиеся побеги, отводя отростки, цеплявшиеся за одежду. Со стороны могло показаться, что заросли сами расступаются перед ней. Миновав их, она оказалась на небольшой полянке, которую почитала «своей».
Тут росли три берёзы. Землю под ними покрывала мягкая щётка травы. Дальше начинались голые камни скалы, отвесно обрывавшейся к морю.
– Привет, – сказала Ольга, обращаясь к берёзам. Ласково коснулась ладонью двух меньших; к третьей, самой большой, подошла вплотную и прижалась щекой к шершавой коре. Тонкие ветви легли на плечи, словно перенося в Россию.
Она приходила сюда всякий раз, когда уставала от бесконечных мучительных тренировок, от необходимости подчиняться, контролировать каждый шаг и неукоснительно следовать этикету. Даже с подругами ей не удавалось расслабиться до конца – слишком о многом приходилось молчать. И тогда она шла на свою полянку, отрывая пару часов от драгоценного сна. Такие предутренние вылазки оставались почти единственной возможностью сбросить маску.
Девушка долго стояла так, прикрыв веки, купаясь в чувстве умиротворения. Иногда она приносила с собой мечи – и в час рассвета танцевала с ними под музыку ветра и волн, босиком на траве и камнях, для этих мокрых берёз, молчаливых сосен, для неба и серого океана. Но сейчас при ней был только нож. Мечами она намахалась в минувшую ночь.
Солёный воздух пощипывал свежие раны. Вчера после ужина, когда Каору села смотреть телевизор, а Иори взялся за саксофон, Хаябуси-сэнсей пригласил Ольгу в додзё. Там их уже поджидал Кацумото. Его неизменную чёрную форму дополнял вакидзаси.
– Пора проверить ваши успехи в кэндзюцу, – сообщил ей учитель, снимая с подставки свои клинки. – Не ошибайтесь, Серинова-сан.
В Генкай-рю часто тренировались с боевым оружием, исполняя ката, разрубая палки и соломенные циновки. Во время работы в парах все надевали доспехи – техникой безопасности самураи пренебрегали лишь до некоторых пределов. Однако Хаябуси ограничился обычными кимоно и хакама.
Ольга не задала вопроса. Привычно вложила мечи за пояс, ощущая, как на неё нисходит необычайная ясность. Реальность внезапно обрела особую чёткость и глубину. Девушка уже видела, что произойдёт в следующую секунду. Видела молниеносный удар, рассекающий её надвое…
Она дождалась начала движения. Но когда катана учителя покинула ножны, россиянка уже уходила вбок, занося меч во встречной атаке.
Сэнсей отклонился, скользнул вдоль него своим клинком, обезоруживая противника. Резко опустив локти, Ольга удержала оружие, одновременно увеличивая дистанцию для нового броска.
Хаябуси вёл бой на максимальной скорости, на какую была способна его ученица. Применяя только знакомые ей приёмы и связки, он тем не менее бил исключительно на поражение. Девушка действовала без изысков, по шаблону. Она не допускала фатальных промахов, хотя мелкие огрехи в технике стоили ей нескольких болезненных ран.
В какой-то момент сэнсей без предупреждения перехватил катану правой рукой и обнажил вакидзаси. Ольга отпрыгнула назад, еле успев проделать то же самое и защититься. В вихре схватки её клинок обрушился на Кацумото, неподвижно стоявшего у стены. Не потрудившись сдвинуться с места, тот мгновенно выхватил свой меч, отразил удар и вернул оружие в ножны.
Поединок, казалось, продолжится вечно. Четыре лезвия чертили стремительный, смертельный орнамент; избегать его сверкающих линий становилось все труднее. А потом Хаябуси совершил ошибку, пропустив клинок Ольги к шее.
Девушка не сомневалась: он подставился ей нарочно. Даже сейчас, глядя в сумрачную океанскую даль, она видела тот ужасающий миг, когда её атака достигла цели. И собственное отчаянное усилие, остановившее летящий меч в миллиметре от горла учителя.
Она выдержала экзамен. Но зачем Хаябуси-сама так рисковал? Вздохнув, Ольга задумчиво присела на камень, оценивая последние события. Итоги, возможности, вероятности… И, как всегда, крайне мало времени.
Светало. Холодный ветер трепал ветви берёз. Тяжёлые, свинцово-серые волны с грохотом бились в обрыв. Погода абсолютно не располагала к длительным размышлениям на природе. Просидев с полчаса, девушка начала замерзать. Значит, пора возвращаться.
Чувство опасности хлестнуло внезапно. С крыши лодочного сарая прямо на Ольгу прыгнул человек. Отскочив в сторону, она дала ему приземлиться и сразу атаковала. Удар, защита, подсечка, бросок, перекат… Ловко подцепив руку противника, она швырнула его оземь, чуть ослабив захват, чтобы не воткнуть головой в асфальтовую дорожку. Тот немедленно выскользнул, кувыркнулся назад, вновь поднимаясь на ноги. И широко улыбнулся.
– Доброе утро, Масасигэ-кун! – провозгласил он.
– Охаё, Ёситаро-сан, – согласилась девушка, отвешивая полупоклон. – Вы неисправимы.
После памятной летней игры острый на язык Сакадзаки нарёк её Масасигэ, намекая на знаменитого Кусуноки. Кличка приклеилась. Почему-то никого в Генкай-рю не смущал тот факт, что они зовут женщину мужским именем. Никого, кроме самой Ольги. Впрочем, на Сакадзаки невозможно было сердиться.
– Вы слишком много времени проводите в обществе Рэйкоку-сана, – продолжил он почти обвиняюще. – Вас никак не застать врасплох!
Россиянка усмехнулась.
– Интересно, а Кацумото-сан слышал своё прозвище?
– Наверняка. Хотя мало кто называл его так в лицо, – самурай весело подмигнул ей. – Но ведь он и впрямь безжалостная ледышка. Кстати, иные его честят и похлеще. К примеру, Князь Эмма. Звучит?
Она шевельнула бровью.
– Что ж, когда кто-нибудь из вас в очередной раз пошлёт меня к Эмме, я буду знать точный адрес.
Сакадзаки потёр ушибленное плечо:
– А он неплохо вас натаскал. Впечатляет.
– По-моему, это вы ещё не проснулись.
– Не скромничайте, Орьга-сан. Кто вчера вчистую разделал Дзюро? Но я бы, конечно, не смог столько заниматься.
– Понимаю. Работа, жена, дети…
Сакадзаки поморщился.
– Думаете, я слепой? Вы тренируетесь чуть не круглые сутки, до полного изнеможения. Вы живёте, по сути, под домашним арестом. Вам позволено только изредка прогуляться по берегу. И при всём том… За что господин в минувшее воскресенье поставил вас перед строем?
– Не «за что», а «зачем». Для общего развития. Не беспокойтесь, Ёситаро-сан. Меня уже не так легко избить, как раньше.
– Поэтому теперь вас бьют пятеро, а не трое, – съехидничал самурай. – Конечно, мы завидуем чести, которая вам оказана… но лично я от неё умру через неделю.
– Вряд ли, – пожала плечами Ольга. – Вы ничуть не слабее меня. Просто мне не приходится разрываться между учителем, семьёй и дизайнерской фирмой. Пойдём обратно? Мне ещё убираться в додзё.
– А что, Мититаке уже надоело приезжать на час раньше?
– Нет. Но формально это моя обязанность. Опять же вместе мы быстрее управимся, и останется время немножко размяться перед занятием…
– Ах, вот как? Ну, тогда я с удовольствием к вам присоединюсь. Хотя бы затем, чтобы поучаствовать в вашей «разминке».
– Мы будем только рады.
Пока Мацуда Нобору пил предложенный ему чай, Хаябуси учтиво беседовал с ним о погоде, здоровье и новостях культуры. Его супруга по большей части молчала, ненавязчиво ухаживая за мужчинами. Лишь когда она ускользнула из комнаты, унося опустевшие чашки, учитель перешёл к делу.
– Какие-то проблемы с моим сыном, Мацуда-сэнсей?
Гость напряжённо нахмурился, обдумывая, с чего начать.
– Понимаете ли… Проблема только одна. Не люблю громких слов, но в данном случае без них не обойтись. Иори – гениальный саксофонист. Я учу музыке много лет. Но до сих пор не встречал подобного ему.
– Он старается, – осторожно заметил Хаябуси.
– С сентября я дважды переводил его в старшую группу. А сейчас мне уже практически нечего ему дать. Завтра я выдам ему свидетельство об окончании школы.
– Позвольте, но ведь ваша программа рассчитана на три года…
Мацуда вздохнул.
– Я не могу заставлять его играть гаммы, когда он с листа исполняет сложнейшие композиции. Ему хватило шести месяцев, чтобы освоить весь курс. Повторюсь, ваш сын – гений.
– И чего же вы хотите от меня?
– Надеюсь, моя мысль не будет воспринята как невежливость… На мой взгляд, Иори следует поступить в Токийский университет искусств. В нашей провинции его таланту трудно раскрыться по-настоящему.
На лице Хаябуси не шевельнулась ни одна чёрточка. Он молча разглядывал икебану, украшавшую токонома. Пауза затянулась настолько, что гость забеспокоился.
– Извините, я проявил излишнюю самонадеянность…
Сэнсей отрицательно покачал головой.
– Иори просил вас походатайствовать за него? – очень медленно произнёс он. – Или это ваша собственная идея?
В голосе Хаябуси звучали какие-то странные нотки. Мацуда невольно напрягся.
– Иори страстно мечтает стать саксофонистом, хотя никогда не упоминал об этом. Если так, то закончить университет ему необходимо.
У него не будет сложностей с поступлением. Со столь поразительными способностями – при терпении и известной удаче – его ждёт блистательное будущее.
– Благодарю вас за внимание к моему сыну, – сказал Хаябуси. – Но выбор профессии – дело серьёзное. Над вашим предложением надо подумать. Я переговорю с Иори.
«Он не позволит ему учиться», – понял Мацуда с горечью.
– Вы не считаете музыку достойным занятием? – вырвалось у него.
– Нет, почему же…
«Но не для Иори», – обречённо закончил мысль старый преподаватель.
Тон Хаябуси оставался тёплым и дружелюбным, но взгляд изменился, стал пронзительным и бесстрастным, словно у дикого сокола. Мацуда вдруг поймал себя на желании оказаться как можно дальше отсюда. Поднявшись, он вежливо распрощался. Сэнсей уважительно проводил гостя до дверей.
Выйдя за ворота, тот невольно перевёл дыхание. Отчего-то отец Иори вызвал у него самый настоящий ужас.
Переступив порог кабинета, Ольга сразу опустилась на колени, низко кланяясь. Хаябуси не отреагировал. Держа перед собой обнажённую катану, он аккуратно постукивал по лезвию головкой учико, покрывая сталь тончайшим слоем полировочного порошка.
Девушка молча выпрямилась, положила ладони на бёдра и замерла. Благодаря постоянной практике она теперь могла больше часа сидеть в «сэйдза» без особого дискомфорта. А уж терпения ей было не занимать.
Сэнсей слегка наклонил меч, оценивая результат своих усилий. Потом взял салфетку, пропитанную гвоздичным маслом, и принялся протирать клинок.
– Откуда вы знали, Серинова-сан? – спросил он, не поворачивая головы.
– Что именно, господин?
– Помнится, прошлым летом вы заявили, что Иори может стать великим саксофонистом. Я тогда счёл ваши слова преувеличением. Но сегодня ко мне приходит его учитель музыки и говорит то же самое. Откуда вы знали?
– Я вижу вещи такими, каковы они есть.
– Вы способны достоверно предсказывать будущее?
Ольга пожала плечами.
– Будущее – набор вероятностей. Обычно человек волен выбирать. Правда, большинство предпочитает без затей плыть по течению.
– Но вы, несомненно, подправляете происходящее по своему усмотрению?
– Конечно.
– Интересно, почему тогда вы до сих пор не взялись убеждать меня послать Иори учиться в университет искусств? Не потому же, что испугались моего гнева… Вы ведь хотите сделать его музыкантом.
– Да, господин, – спокойно согласилась Ольга. – Но сейчас я не намерена вмешиваться.
Отложив салфетку, он с интересом поднял глаза на россиянку.
– Иори придётся самому убедить вас, сэнсей. Это уже его битва.
– Вот как?
– Я не вправе решать за него. Если он не сумеет отстоять себя и свой Путь, значит, при всех своих талантах он так и остался пустым местом. А сможет – будет ценить то и другое по-настоящему. Судьбу и выбор нельзя поднести на блюдце. Тем более самураю.
– Что ж, вы вполне последовательны в своих действиях. Признаю, вы многому его научили. Кстати, я заметил поразительную любовь некоторых учеников к уборке в додзё. Вы там с пользой проводите время, не так ли?
– Вам судить, господин.
– Я и сужу. До вашего появления все они куда больше ценили утренний сон. Кроме Иори, конечно, – но ему просто некуда было деваться.
Не вставая, Хаябуси медленно занес катану над головой. Серебряная молния сверкнула перед лицом девушки, застыв на уровне её пояса. Сэнсей внимательно осмотрел лезвие; взял лежащие рядом ножны и убрал в них меч.
– Ничего не имею против ваших занятий, – продолжил он. – Наоборот, стараюсь вам не мешать. Впрочем, я не поэтому вас позвал. Вам никогда не доводилось работать телохранителем?
– Нет, господин.
– Придётся заняться.
– Кого я должна охранять?
Хаябуси протянул ей узкую полоску плотной бумаги. Сверху латиницей было выведено: «Жан Ферье». Ниже красовались фотография полноватого мужчины и приписка по-японски: «52 года, общественный деятель. Языки: японский, французский, английский, немецкий».
– Вам что-нибудь говорит это имя?
Ольга отрицательно покачала головой.
– Мне тоже, – пожал плечами учитель. – В общем-то, меня мало волнует, кто он такой. То ли шпион, то ли тайный агент, то ли политик, тэнгу их разберёт. Однако меня… попросили найти людей, способных его защитить во время визита в Японию.
– От чего?
– Пока ребята не очень распространялись, – Хаябуси сухо хмыкнул. – Насколько я понял, эту персону в Японии не привечают и намерены делать вид, что его здесь нет. Но по той же причине предпочтительней, чтобы он покинул архипелаг живым. А его вроде бы кто-то попытается здесь убить. Однако легально охрану к ему не приставят. Защитить его должны мы… неофициально. Паршивая история, правда?
Россиянка молчала, по-прежнему неподвижно сидя на коленях.
– Как ваши раны? – осведомился учитель.
– Все хорошо, спасибо.
– Вот и отлично. Я полагаюсь не столько на вашу боевую технику, сколько на ваши хладнокровие, находчивость и… предвидение. Помимо вас, оберегать этого Фериэ будет Кацумото-сан. Он в охране разбирается, как никто. Больше двадцати лет обучает телохранителей… Ну, а Норимори-сан, как всегда, отвечает за координацию и наблюдение.
Он вздохнул.
– Поразмыслите над задачей. Думаю, ваши услуги понадобятся где-то в среду. А пока можете отдыхать. Вы заслужили право на выходные.
– Селинова-сан, вы позволите пригласить вас на чашечку кофе? – лёгким тоном спросил Норимори. Он стоял возле своей «судзуки», непринужденно положив руку на бампер, и всем своим видом показывал, что речь идет о совершеннейшем пустяке.
«Ему нужно о чем-то серьёзно поговорить», – поняла Ольга. В искусстве выражаться обиняками он не имел равных даже среди японцев.
– С удовольствием, Норимори-сан, – отозвалась она с учтивым поклоном.
– В таком случае прошу садиться в машину.
Выбранный им маршрут был далеко не самой короткой дорогой к городу, а скорость – не самой большой. Казалось, Норимори решил показать девушке все окрестные пейзажи. С комфортом расположившись на переднем сиденье, она безмятежно глядела вперёд, не пытаясь начать разговор.
Минут через сорок неспешной езды самурай нарушил безмолвие.
– Помните, вам довелось познакомиться с Хидэнори Отару?
– Конечно, помню, – улыбнулась Ольга. – Многообещающий юноша.
– При вас никто, случаем, не упоминал про то… как он стал моим воспитанником?
– Около семи лет назад на тренировке вы убили своего друга Отару Хидэки. А потом взяли на содержание его жену и детей.
Норимори побледнел.
– Вы… знаете? – он напряжённо выдохнул. – Мы с Хидэки дружили с детства. Вместе учились, увлекались одним и тем же. Вместе попали к Акаиси-сэнсею. Вместе ушли оттуда, когда Хаябуси-сан основал Генкай-рю. А ещё… Мы любили одну женщину.
В спокойных глазах проступила давняя, затаённая боль.
– Оцуру-сан выбрала Хидэки. Он был красивее, веселее… да и о ней заботился больше. Я старался радоваться их счастью. У них родился сын, затем дочь… В общем, мы остались друзьями. Только в школе… я дрался с ним жёстче, чем с остальными. Но он не укорял меня. Никогда. Пока я не убил его.
С четверть часа Норимори молча вёл машину. Потом заговорил снова:
– Тогда, на крыше… я сразу понял, что натворил. Даже не глядя вниз, на тело. У меня не было особых сомнений по поводу своей участи. Я попросил дозволения… Господин не мог отказать мне в смерти.
Ровный, негромкий голос звучал отстранённо, словно повествуя о ком-то другом.
– Но он мне напомнил: «У него осталась семья. Кто будет кормить её?» Помню, я ответил, что не в силах им лгать. И Хаябуси-сан решил: «Не лги. Иди и расскажи всё как есть. Если Оцуру-сан захочет мести или не пожелает иметь с тобой дело, ты сделаешь сэппуку. Нет – останешься жить». Отправившись к ним, я ждал гнева, слёз, обвинений, – но не услышал и слова укора. Оцуру-сан просто попросила меня уйти. Она… умоляла меня не умирать, представляете?
В полиции всё списали на несчастный случай. Квартира Хидэки удобством не отличалась, и через несколько месяцев мне удалось убедить Оцуру-сан переехать с семьёй ко мне в дом. Для себя я планировал снять где-нибудь комнатку, но она воспротивилась. Так мы оказались под одной крышей. А я по-прежнему любил её.
Норимори резко вывернул руль, уклоняясь от шального мотоциклиста, вылетевшего на встречную полосу.
– Я люблю её и сейчас, – чуть громче продолжил он. – Хотя втайне поклялся никогда не показывать своих чувств. Одеваю её в лучшие платья, отправляю на курорты, воспитываю детей… и не смею прикоснуться к ней. Но беда в том… что она тоже любит меня. И мучается из-за этого. Как мне быть, Селинова-сан?
– Вам действительно нужен мой совет? – удивилась Ольга. – Поженитесь и живите счастливо.
Словно судорога прошла про лицу Норимори.
– После того, как… я убил Хидэки?
Девушка покосилась в окно. Справа от трассы пустое поле, слева – кусты и бамбук. Сзади – посёлок, впереди въезд в тоннель.
– Остановите машину, Норимори-сан.
– Зачем? Вы хотите…
– Остановите машину.
Самурай молча съехал на обочину.
– А теперь давайте решим вашу проблему. Я буду спрашивать, вы – отвечать. Кратко и не задумываясь. «Да», «Нет», «Не знаю». Согласны?
– Да, – Норимори пожал плечами.
