Kitobni o'qish: «Собеседник»
1
Настроение было неважное, а сказать прямо – дрянь дрянью. Саша возвращалась с работы домой, по пути забежав в магазин. Ручка пакета, перегруженного продуктами, впивалась в ладонь, начал моросить противный, типичный сентябрьский дождь, зонта с собой не оказалось, а тут ещё зазвонил телефон.
– Алло! – рявкнула Саша, даже не посмотрев, кто звонит.
– И тебе доброго здоровьица, – поприветствовал Андрей. – Чего такая злая?
«Давай к делу, ты ведь звонишь не про моё настроение узнавать», – чуть не гаркнула Саша, но удержалась. Родной брат всё-таки, хоть с ним-то нормальные отношения надо поддерживать.
– Извини, я не увидела, что это ты. Иду домой с работы, устала очень.
– А я тебе как раз по работе звоню…
– Что случилось? – спросила Саша, хотя вместе этого охотно бы прорычала: «Собираешься мне какой-то геморрой подкинуть? Своего мне, по-твоему, не хватает?»
– Я чудика одного задержал, – осторожно начал Андрей. – Сидит у меня, в пункте. Я ему уже вызвал скорую – психиатрическую бригаду. Но у них пока другие вызовы, а мой чудик не буйный, так что когда они ещё приедут. Я подумал, может, тебе интересно будет на него поглядеть, с профессиональной точки зрения? – Сделав небольшую паузу на случай взрыва и не дождавшись оного, Андрей с облегчением, но по-прежнему аккуратно продолжил: – Представляешь, на полном серьёзе утверждает, что он – космонавт, причём из шестьдесят пятого года, да ещё с корабля под названием «Тузик».
«Я психолог, а не психиатр!» – хотела выпалить Саша, да не стала. Чудик для Андрея – предлог повидаться. Они последние пару лет нечасто встречаются, и вина тут целиком Сашина. А Андрей не только не сердится, но и ищет повод для встречи.
– Шестьдесят пятого или тысяча девятьсот шестьдесят пятого? – уточнила Саша со смешинкой.
– Тысяча девятьсот шестьдесят пятого.
– Это гораздо лучше, может, не всё потеряно. Он у тебя, наверное, просто пьяненький.
– Не, как стёклышко. Да и на алкоголика не похож. На психа похож, а на алкоголика – нет.
– Прекрасная характеристика. Ты к нему сейчас не спиной стоишь или сидишь?
– Нет, ты что, он у меня перед глазами.
– Колюще-режущих предметов рядом с ним нет?
– Обижаешь.
– Оружие у тебя наготове?
– Саша!
– Чего «Саша»? С психами лучше перебдеть, чем недобдеть. Ладно, сейчас закину продукты домой, возьму зонт и приду на твоего чудика посмотреть, если его к тому времени не увезут.
2
Саше было восемь лет, а Андрею четыре, когда их родители развелись. Дочка осталась с мамой, сын с папой. Этот разрыв укрепил Сашину веру в непрочность человеческих отношений, которая начала у неё зарождаться парой лет ранее. На свою беду Саша была чрезвычайно наблюдательным и, в отличие от сверстников, абсолютно не склонным к фантазиям ребёнком. Поначалу она не могла сформулировать результаты своих наблюдений, но с каждым годом всё прочнее убеждалась: люди пользуются другими людьми, а те, кто не пользуются, позволяют пользоваться собой. Одни манипулируют, другие дают собой манипулировать, причём последние нередко осознают происходящее, но не противятся. Саша не хотела относиться ни к одной из этих категорий. Несчастная первая любовь не смягчила её взгляд на мир, а неудачная вторая лишь усугубила дело. В результате Саша не могла задушевно общаться даже с родным братом.
Она училась на психолога, прежде всего чтобы разобраться в себе, но вместо этого стала ещё лучше разбираться в людях и невзлюбила их пуще прежнего. В последней попытке пробудить своё доброе начало Саша устроилась работать в благотворительный фонд, помогающий «семьям с детьми, попавшим в трудные жизненные ситуации». Толку вышло немного, ибо Саша уяснила: восемьдесят процентов этих семей не только сами загнали себя в такие трудные ситуации, но и не очень-то хотят из них выбираться, ждут, когда им помогут со стороны, всё сделают за них. И ведь дожидаются! Саша с удовольствием бы принудительно отправила всех алкоголиков, наркоманов и лодырей на работу, пусть трудятся; а вместо этого приходилось с ними сюсюкаться, уговаривать сделать хоть что-то ради них самих и их детей. Дети, к слову, зачастую были не лучше родителей, такие же бесполезные – если не вредоносные – бездельники, ещё и оборзевшие от чувства собственной важности, раз с ними так возятся (они же – будущее и достойны лучшего, у них нет обязанностей, сплошные права).
Она до сих пор не уволилась из-за тех двадцати процентов, которые реально нуждались в помощи. И из-за неплохой зарплаты – не хуже, чем в школах, поликлиниках или большинстве медицинских центров.
Внешность Саши не соответствовала характеру – ни единой резкой черты, ни одной грубой формы. Круглое лицо хотелось назвать не лицом, а личиком. Саша вся была округлой – нисколько не толстой, но как бы мягко очерченной. У неё были длинные, стройные, по-настоящему ровные ноги и небольшая, но отчётливо вырисовывающаяся грудь. Многие считали, что Саше пойдут длинные волосы, но с шестнадцати лет она стриглась коротко, хотя остающиеся сантиметров эдак десять позволяли при желании организовать на голове приятный творческий беспредел. Иногда Саша укладывалась свои русые волосы так, что они миловидно торчали сзади и по бокам. У неё были огромные светло-карие глаза удивительного золотистого оттенка; тут бы добавить «окаймлённые густыми длинными ресницами», но ресницы Саше достались самые обыкновенные, что, впрочем, легко компенсировалось хорошей тушью. Да и без туши все обращали внимание на Сашины глазищи. Когда Саша молчала и не злилась, она напоминала очаровательного беззащитного котёнка. Но при общении быстро становилось понятно, что это кошка, которая гуляет сама по себе.
3
Кроме Андрея и психа на опорном пункте никого не было. Псих сидел за одним столом с Андреем, мог в любой момент наброситься, отобрать оружие, пристрелить, задушить! Саша не влепила брату оплеуху, только чтоб не унижать его в глазах постороннего, пускай и сумасшедшего. Но когда психа увезут, она с Андреем поговорит, поинтересуется, чему его учили в школе полиции и почему в двадцать три года ему уже надоело жить. Дурак!
– Моя сестра, – радостно сообщил Андрей психу, когда провёл Сашу из «прихожей» в кабинет.
Общается с ним, как с приятелем. Идиот!
Псих поднялся. Он оказался выше Саши больше чем на голову. Наверное, в нём сантиметров 180 или скорее 185. Одежда то ли с чужого плеча, то ли неудачно купленная, в общем, мешковатая; парень худощавый, но крепкий или нет – не поймёшь. Саша прикинула: в случае приступа у психа главное, чтоб он не успел дотянуться до оружия; она кинется на него, треснет зонтиком и, допустим, укусит за ухо либо за нос, и если Андрей при этом не будет тормозить, с психом, пожалуй, получится справиться.
– Александр, – представился псих, протягивая руку. – Лазарев.
Сашин взгляд промчался по столешнице, затем по всему кабинету в поисках ручек, ножниц и прочих потенциально опасных предметов. Таковых не обнаружилось, и она немного успокоилась.
– Не переживайте, всё колющее и режущее он спрятал в стол, – усмехнулся Лазарев, продолжая держать руку вытянутой. – Успеет застрелить, пока я буду в ящике рыться. – Он поднял бровь, поглядев на свою ладонь.
Саша неохотно подала свою.
– Александра. – Вероятно, Андрей при задержании назвал фамилию вкупе с должностью, но Саша не собиралась делиться лишними сведениями о себе. – Не Лазарева.
Псих усмехнулся снова, несильно пожал её ладонь и сразу отпустил. Он сел обратно, Саша, продолжая держать сложенный зонт, взяла себе стул из угла и тоже устроилась за письменным столом, сбоку, чтоб хорошо видеть возможного нападающего.
– Вы, стало быть, мозгоправ? – улыбнулся Лазарев.
И, будучи объективной, Саша признала, что улыбка у него славная и её не портит маленькая щель между передними верхними зубами, тем более что щель эта едва заметна, а зубы ровные. Улыбка открытая, как будто говорящая, что её владельцу нечего прятать и нечего бояться. Наверное, многие маньяки умеют так улыбаться, вызывая доверие у будущих жертв.
– Психолог. А Вы, стало быть, космонавт?
Лазарев по-прежнему улыбался.
– Но Вы ведь в это не верите.
– Конечно, не верю.
– Правильно делаете. Я бы тоже не поверил.
Звучало разумно.
– Зачем тогда всем рассказываете?
– Не всем. Я ж с шестьдесят пятого года на Земле не был. – А это уже напоминало бред. – Тут всё так изменилось, поди разберись. Пришлось у людей спрашивать. Одно спросил, другое, третье, они решили, что я того, – он, распрямив ладонь, повертел большим пальцем у виска. – Пришлось переубеждать. А я уж чувствую – заврался дальше некуда, совсем запутался. Вот и сказал правду.
– Переубедили? – хмыкнула Саша, поставив на стол локоть и подперев щёку кулаком.
Лазарев цокнул языком.
– Видимо, нет, раз они милиционера позвали.
– Полицейского, – поправил Андрей. – Я мимо проходил, ко мне женщина кинулась, спасите, говорит, помогите, у нас во дворе псих какой-то. – Он виновато глянул на Лазарева. – Простите.
Тот лишь махнул рукой, выдав досадливое «Эх». Саша при этом дёрнулась, готовясь применить зонтик. Лазарев прыснул, однако комментировать не стал.
– Сколько Вам лет?
– По паспорту или по факту?
– По факту.
– Двадцать восемь.
– А сколько было, когда Вы, как Вы утверждаете, покинули Землю?
– Двадцать пять.
– Вы же понимаете, что сейчас за Вами приедёт скорая?
– Понимаю.
– Тогда почему не убегаете?
– Андрею Геннадьевичу слово дал, что дождусь приезда скорой, чтоб на него шишки не повалились. Он мне за это ликбез по обществоведению. Вопросов у меня море – время другое, нравы другие, техника другая.
– Скорая столько ждать не будет.
– Курс-то не с нуля начат. Я во многом сам успел разобраться.
– Раз так, может, теперь лучше не мы Вам, а Вы нам что-нибудь расскажете? – Когда человек занят рассказом, меньше шансов, что он отмочит номер.
– Про что?
– Например, про то, как с Земли улетели.
– С Земли обычно улетели, вертикально. Загрузились – и вперёд. А как нас от Земли мотнуло, сами до конца не понимаем.
– Вас что, было несколько?
– Экипаж, восемь человек.
Саша собралась полюбопытствовать, где остальные, да передумала. Вдруг у него развосьмирение личности, и она своим вопросом спровоцирует бунт в его голове.
– Довольно много.
– Так и ТУЗИК – корабль не маленький.
– «Тузик»? – Она еле-еле заставила себя не смеяться, но испугалась, что и сдержанной реакции хватит, чтобы псих рассвирепел.
Хоть Лазарев и уловил её настрой, он не обиделся и не удивился. Сам улыбнулся, причём понимающе.
– ТУЗИК – Транспорт для Углублённого Зонированного Исследования Космоса, – объяснил он. И, предвидя логичное замечание, пояснил: – Звучит не шибко складно, зато никому со стороны и в голову не придёт, что за названием «ТУЗИК» может стоять мало-мальски серьёзный проект. А аббревиатура и иначе расшифровывается – первые буквы фамилий.
– Чьих?
– Конструкторов.
Ей показалось, что он примолк многозначительно, и она на всякий случай тоже выдержала многозначительную паузу. Успела подумать, что псих говорит чуточку старомодно, зато голос у него приятный, что неприятно в данных обстоятельствах. Голос ровный, но энергичный, спокойный, но бодрый. Вроде обычный голос, но с глубокими успокаивающими интонациями. Голос, которому хочется верить. Очень опасное оружие в руках, точнее, в горле психа.
Что ещё хуже, лицо тоже располагало к доверию. Бывают лица обычные, непримечательные, а бывают простые, как раз этим и подкупающие. А если к простоте добавляются честные глаза (в данном случае – серо-карие), пиши пропало. Идеальный набор для злоумышленника. У Лазарева были эталонно-правильные черты, строгость которых смягчал и скрадывал живой взгляд. Нос прямой, точёный, хотя не острый и не длинный. Даже когда Лазарев не сжимал губы, чудилось, что они сжаты, но при рассматривании оказывалось, что губы полные и есть в них что-то мальчишеское. Щёки худые, лицо узкое, скуластое. Волосы короткие, тёмные.
