Kitobni o'qish: «Я так тебя ждала»

ПРОЛОГ.

– Ты беременна, – сказал он, держа в руках результаты моих анализов.

Я сдавала анализы в лабораторию этой клиники, но мой лечащий врач не он.

Как мои результаты исследований попали в руки к самому Старкову?

– Что? – обалдело спросила я.

– Не знала?

В ответ я молчала. Знала, но говорить не собиралась.

Такой отец моему ребёнку не нужен.

– Удивительного… – Сказал Константин. – Я сам тебе поставил бесплодие. Но, как видишь, в жизни случаются чудеса, и если ребёнок хочет родиться, а мама так ждёт его, то тут медицина бессильна, что называется… А ещё у биологического отца… э-э… сперма очень активная.

Да. У нас получилось. А папочка моего ребёнка не подозревает об этом! Тот самый, у которого активная…

– От кого ты беременна? – Острый взгляд замер на моем лице.

Ревность? С чего бы? Ведь у него есть своя семья.

– Как мои результаты попали к тебе? – задала я свой вопрос. – Я же не у тебя наблюдаюсь!

– Ты думала, что от меня реально что-то скрыть? От владельца этой клиники?

Ну да. Нереально.

– Так кто отец ребёнка? – спросил Старков.

«Ты!» – хотелось крикнуть мне, но делать этого нельзя…

– Это не твоё дело, – сказала я.

– Вот как?

– Да.

– Мне казалось, что я стал для тебя тем, кому дело есть, и ты это поняла.

Он снова посмотрел на меня так, словно чувствовал всю мою ложь. Но признаваться я ему не стану. Это лишнее…

Я положила руку на живот, пытаясь почувствовать моего малыша, хоть пока и рано по сроку.

Сынок мой. Я так тебя ждала!

У нас всё будет хорошо.

– Тебе показалось.

Я хотела забрать анализы, но Костя не дал мне этого сделать, подняв их над головой.

– Это мой ребёнок, – заявил он. – Правда же, пациент Воронцова?

1.

ЛАДА.

Открыла глаза, и взгляд сфокусировался на плитке по стенам. В горле всё пересохло.

Ко мне подошла женщина в медицинском одеянии и заглянула в лицо.

– Ну вот, очнулась, сердечная? – улыбнулась мне она.

– Пить… – прошептала я.

– Дам сейчас, конечно, после операции пить хочется…

– Операции? – удивилась я, а медсестра помогла мне присесть.

– Ты не помнишь? – спросила она. – Это последствия наркоза. На водички…

Я стала пить воду из стакана, который она поднесла к моим губам, держать его сама я бы просто не смогла сейчас.

– Ну ничего. Доктор Старков тебя на ноги поставит. Сам тебя оперировал.

Старков? Хирург тоже русский? Надо же… Эта медсестра говорила со мной по-английски.

Я зажмурилась от боли в голове. В сознании стали мелькать картинки… Боль, нарастающая с каждым днем, потом – часом… Срочные сборы меня на операцию, где мне…

Я открыла глаза. Мокрые от слёз. Я всё вспомнила. Упала обратно на подушку.

– Плохо? Ты чего побелела? – забеспокоилась медсестра.

– Я вспомнила… – прошептала я.

– А-а… Ну ты держись, – сжала она моё плечо. – Жаль, что тебе, такой молодой, суждено было это пройти. Но всё, что нас не убило, – сделает сильнее. Вот и борись, девочка.

– За что? – равнодушно спросила я. Смысла в моей жизни никакого не стало. Совсем… За что тут бороться? За жизнь, которая мне теперь не нужна и самой?

– За себя, девочка, за себя, – ответила она. – Трудно сейчас будет. Но надо бороться.

– Ради чего? – Из моих глаз снова полились слёзы. Отчаяния, боли, обречённости… Я знаю, что мне скажет врач. И очень боюсь это услышать – что у меня больше никогда не будет детей. Я так хотела этого ребёнка, ждала… Ребёнка Ромы. Чтобы со мной осталось хоть что-нибудь от него… Я бы сама его растила, я не винила ни в чём больше Романа. Он никогда не любил меня так, как свою школьную любовь, и я это знала. Он был на ней помешан и тогда, и сейчас тоже. Едва увидел её, как чувства вернулись, а точнее, они не уходили, просто спали, пока мы обманывали себя и друг друга. Но я любила. Искренне, забыв себя, по-настоящему любила его. И как жить дальше без него, брошенной накануне собственной свадьбы из-за другой, потерявшей ребёнка, то единственное, что осталось от Ромы, я просто не знаю.

– Ради себя, своей семьи, – ответила сестра. – У тебя ещё вся жизнь впереди.

– А вы теряли детей?

– Я? – растерялась она. – Нет, бог миловал.

– Тогда чему вы меня учите?

– Милая, много не надо разговаривать. Ты ещё очень слаба. Сейчас я тебе поставлю капельницу, и ты успокоишься и поспишь. Утром тебя осмотрит врач. Старков сам хочет тебя курировать.

Я промолчала. Мне плевать, кто такой этот Старков и почему он хочет наблюдать меня сам. Вероятно, судя по высказываниям этой медсестры, он здесь главный. Даже не знаю, к чему мне эти выводы, но благодаря профессии моя голова привыкла всё подмечать и анализировать. Мне же самой просто всё равно, кто меня будет лечить.

– Это наш главный врач, – продолжала болтать медсестра, настраивая катетер капельницы. – Он прекрасный хирург, практикует наравне со всеми, чтобы не потерять навык. Вот в его смену ты и попала. Повезло тебе, милая. Старков только способен разрешить такой сложный случай. Бог тебя спас его руками, рано тебе ещё… туда. Живи, красивая, живи…

По мне – так лучше бы не выжила тоже… Зачем он только спас меня? Кто его просил мне помогать…

– А где Настя? – спросила я, чувствуя, как закрываются мои глаза. Капельница явно была со снотворным.

– Придёт, когда тебя переведут из реанимации в обычную палату.

– А когда переведут?

– Когда время придёт. Спи, милая, не надо себя нагружать.

Настя – молодая медсестра, которую родители наняли мне в качестве сиделки. Она жила вместе со мной в палате. К сожалению, со сломанной ногой и запястьем, в гипсе, у меня нет возможности даже до туалета дойти, для этого мне и наняли Настю. Так странно, что в этой клинике оказалось столько русскоговорящих…

Настя меня только и спасала от депрессии своей болтовней. Уже в полусне я вспомнила, как она рассказывала о своей жизни. Что приехала сюда на заработки, в больницу работать её не возьмут, потому что российский диплом следует подтвердить и получить лицензию здесь. Наверное, с ней и сейчас было бы легче, хотя, если я буду много спать, возможно, это поможет мне скоротать время в одиночестве, почти наедине со своим горем.

А это горе. Потерять ребёнка – горе. Это невозможно забыть, пережить, смириться. Это останется со мной навсегда как мой крест. Возможно, Рома скоро об этом совсем забудет, но я буду помнить… Малыш, я так тебя ждала. Мне так жаль, что я не смогла тебя сохранить, я очень хотела, делала всё что могла, но у меня ничего не вышло… А самое страшное для меня теперь – узнать, что больше детей у меня и не будет. Я просто не переживу этого. Мой малыш ко мне так и не придёт? Никогда?

Нет, я не могу об этом думать…

Надо дождаться заключения врача. Может, всё не так страшно?

2.

Проснулась утром. Вялость была всё ещё жуткая, внутри живота всё болело. Еле двигаться могла, а справлять нужды мне помогала медсестра Дженни.

Она же поставила мне укол с обезболивающим, и стало немного легче физически, но не морально.

Груз вчерашнего навалился с новой силой… Словно вчера я не понимала до конца, что случилось… Что моего ребёнка больше нет. Он ушёл навсегда…

Есть решительно не хотелось. Даже тот бульон, что мне носили, я не могла осилить – меня просто воротило от него. Дженни заставляла меня выпить хотя бы несколько ложек, но потом я снова всё отодвигала от себя и пила только воду.

После «завтрака» из трёх ложек бульона и воды раздался звонок моего телефона.

Руки задрожали, едва я взяла его в руки и увидела на экране смартфона имя Ромы… Боже… Неужели он передумал? Вдруг он хочет вернуться и понял, что без меня нет жизни? Но только что я ему скажу? Я не смогла сберечь нашего с ним малыша. Потеряла его… Я плохая мать, и Рома меня не простит никогда.

– Да, – прошелестела я в трубку, когда всё же решилась принять вызов, вместо того чтобы гадать о причине его звонка.

– Лада, привет… – сказал он и запнулся.

– Привет. Ром…

– Лада, я знаю, что случилось.

Не ожидала, что он уже всё знает. Наверное, мама с папой ему рассказали… Им наверняка сообщили уже. Скоро они и сами придут проведать меня, невзирая на запреты посещений в отделении реанимации. Мой отец сам не последний человек в медицине, его впустят ко мне.

Я не знала, что сказать ему. Молча плакала.

– Мне очень жаль, что так случилось, – говорил Роман. – Правда. Это очень грустно…

– Я не… не смогла его сберечь, – проговорила я сквозь рыдания. – Прости… Я так… так хотела его родить, пусть даже он не нужен был тебе.

– Не говори глупости, – сказал он. – Как я мог не хотеть своего ребёнка? Это потеря и для меня. Но не вини себя, прошу. Ты ни в чем не виновата, слышишь?

– Я не смогла уберечь…

– От тебя не зависело это… Ты не виновата, не кори себя. Держись, ладно? Ради своих родителей. Они не смогут без тебя.

– Я знаю…

– Папа с ума сойдёт! Ему и так плохо сейчас после того, что случилось.

– Да… – тихо плакала я.

– Береги маму и папу, Лада. Ты поняла меня? Не делай глупости, держи себя в руках. Не делай им больно.

Я очень люблю родителей. Я не хочу, чтобы они страдали, Рома прав.

– У тебя все ещё будет в жизни, солнце! Ты такая замечательная, даже не знаешь сама – какая! – говорил он. Мне казалось, что Роман говорит от сердца. Несмотря ни на что, он остался мне другом, и в такой ситуации захотел поддержать… Хотя бы так. Это лучше, чем игнор. Да, не любит, выбрал другую, но и не выкинул меня из своей жизни окончательно. Поддержал как смог, я понимаю, что снова срываться ко мне и лететь Рома не станет – его не поймёт она… – Пожалуйста, только не ставь крест на себе. Лада, ты слышишь?

– Слышу…

– Постараешься?

– Да…

– Звони, если плохо. Хорошо?

– Хорошо, – ответила я, понимая, что больше никогда ему не позвоню.

Больше нас ничего не связывает. Рома меня не любит. Зачем звонить ему и портить новые отношения? Я там лишняя.

– Ну тогда… Ты поспи, ладно? Слышно по голосу, что после операции у тебя ещё большая слабость. Попробуешь поспать?

– Да.

– И если нужна помощь – обращайтесь с родителями. Мы поможем с мамой.

– Спасибо.

– Тогда отдыхай. Да?

– Да.

– Пока, Лада…

– Пока…

Он повесил трубку, а я так и осталась сидеть и просто бесцельно смотреть на телефон, на экране которого всё ещё горели цифры номера Ромы. Цифры, которые я сейчас удалю и больше никогда в жизни не наберу.

Дверь в палату открылась, вырвав меня из мыслей. От неожиданности я вздрогнула и выронила на пол телефон.

– Чёрт… – проворчала я, оценивая, не разбился ли вовсе аппарат, иначе мне будет невозможно позвонить родителям. А мне так их сейчас не хватает.

Вошедший в палату высокий мужчина в медицинском одеянии подобрал его с пола.

– Доброе утро, – протянул он мне его.

Я забрала свой телефон из его большой руки. Потом подняла взгляд и встретилась со светло-карими глазами. Мужчина был явно старше меня.

«Доктор Старков» – прочла я на его бейдже.

Так вот кто меня оперировал. И спас. Когда его не просили…

Я нахмурилась вместо ответа. Для меня это утро совсем не доброе…

3.

– Доктор Старков, – кивнул он мне. – Константин. Я буду вас курировать.

– Здравствуйте, – выдавила я из себя.

Старков прошёл к окну и раскрыл перед собой папку с моим именем.

– Воронцова Лада Михайловна, – прочёл он. Потом хмыкнул, полистал ещё карту, затем поднял на меня свои светло-карие глаза. – Двадцать три года.

Я молчала. Свои данные я и так знаю. Для чего он их проговаривает вслух? Так все врачи делают?

– Открывайте живот, – сказал он, когда я так ничего и не ответила. – Я осмотрю шов.

С его помощью я легла на подушку удобнее. Чуть приподняла подол сорочки, которую мне надели после операции, и застыла на месте. Мне придётся задирать ее почти до груди, открывая ноги и бельё, чтобы врач смог посмотреть шов на животе. Искоса глянула на доктора – молодой ещё мужчина, пусть и старше меня, он будет смотреть на меня, почти голую, и касаться? Да я и поднять сорочку не смогу одной рукой… Ему придётся мне помогать. Боже, это ужасно! Но я же не могу не давать осмотреть себя…

– В чём дело? – изогнул он одну бровь.

– А нельзя назначить мне доктора-женщину? – спросила я.

– Нельзя, вас уже курирую я, – ответил невозмутимо врач. – Я вас оперировал и хочу знать, как себя ведёт шов. Чего вы стесняетесь?

– Вы – мужчина… – смущённо ответила я.

– Я – врач, – отметил он. – И вы мне интересны исключительно как пациент. Для вас лучше, если я проконтролирую ваше выздоровление. Так что – будем лечиться или капризничать?

А нужна ли мне эта жизнь? Меня спросили, хочу ли я быть здоровой? Мне совершенно всё равно, что с моим швом… Болит только очень, хотя за душевной болью я почти не замечала физической.

Но, наверное, будет плохо, если шов как-то не так станет заживать, воспалится или что ещё… Этот врач проводил операцию, пусть сам и оценивает свою работу. Чего я действительно испугалась? Врач – существо бесполое.

Я подняла сорочку как смогла, и всё же ощутила не самые приятные эмоции, когда моё бельё, которое надевают всем после таких операций, открылось взору доктора. Константин подошёл ближе и подцепил другой край сорочки. Потянул её вверх, обнажив и ноги, и живот выше пупка. Всё это меня смущало и заставляло сердце прыгать в груди. В моей жизни был только один мужчина, который касался меня и видел без одежды – Рома… И теперь мне тяжело, что меня видит такой и касается кто-то другой, пусть это и мой доктор. Я уже жалела, что не настояла на смене врача…

Но он в самом деле не собирался смотреть никуда ниже живота. Сосредоточился только на шве внизу живота. Этот шов закрывал выход, по которому вчера ушёл мой малыш…

Мужчина максимально осторожно, длинными пальцами осматривал его и ткани вокруг.

Глаза снова наполнились слезами, которые закапали на подушку.

– Что? – нахмурился доктор и глянул в моё лицо. – Болит так сильно? Сейчас поставят ещё укол обезболивающего.

– Нет… – покачала я головой.

– Не болит? – спросил он. – Так не бывает, шов свежий совсем… Не стоит передо мной изображать храбрость. Если болит – нужно говорить. Болеть должно, но если очень сильно – мы можем помочь.

– Болит, – сказала я. – Очень даже.

– Где? Здесь?

– Нет.

– А где?

– Здесь, – указала я на сердце.

– Сердце? – поднял брови Константин. – Ну-ка…

Теперь он отодвинул мою сорочку на груди, словно мы делали это с ним постоянно, и приложил к коже холодный стетоскоп. Одновременно с этим его горячие пальцы нащупали на моём уцелевшем запястье пульс.

Доктор послушал удары сердца и повесил за провода обратно на шею прибор, а мою сорочку вернул на место.

– Хм… Ничего необычного нет. Но наркоз мог повлиять на сердце, конечно… Дадим вам что-нибудь и для него.

– Нет таких таблеток, доктор, – грустно улыбнулась я как-то даже вымученно и страдальчески.

Даже смешно, насколько мужчины не понимают женщин. Я же не о физической боли говорила, а он начал с упоением искать шумы в сердце…

– Почему?

– Потому что я не про физическую боль говорю, – вздохнула и отвернулась к окну. – На неё мне плевать.

Старков опустил на место мою сорочку, спустив её обратно по бёдрам, и я вздохнула свободнее. В одежде с чужим мужчиной, пусть он и твой лечащий врач, говорить всё-таки проще. Хотя, если честно, я уже хотела, чтобы он ушёл. Хочется увидеть маму и папу, а чужие меня сейчас лишь раздражают…

– Прислушиваться к организму всё равно надо, – сказал он. – Мы ориентируемся не только на результаты исследований, но и на ваши ответы.

– Вы врач, – равнодушно ответила я. – Вы и ищите эти ответы.

Старков снова окинул меня не самым добрым взглядом.

И нечего так смотреть на меня… Я к нему в подопечные не набивалась.

– Как сейчас чувствуете себя?

– Дерьмово! – заявила я. – Как я могу себя, по-вашему, чувствовать?

– Лада, – вздохнул он. Мои глаза снова встретились с его карими. – Я понимаю, что вы переживаете не самый лучший период в своей жизни, но не стоит из-за этого срываться на других. Такие слова… Для молодой девочки очень некрасиво.

Я поджала губы. Моралист ещё… Совсем как папа.

Впрочем, немного стыдно мне стало, хотя я думала, что в моей груди может теперь жить только боль.

– Вы не понимаете, что я пережила, – ответила я, стараясь не смотреть в его сторону и снова глотая слёзы, которые уже не могла сдерживать.

– Ошибаешься, – вдруг ответил совсем другим тоном врач. Словно перешёл на более личное общение… – Не ты одна такое испытала. Нас много.

Я осторожно глянула на него.

Неужели этот большой, уверенный в себе и, что там скрывать, красивый мужчина терял ребёнка? Но спрашивать о таком не принято. Да и не факт, что если он всё же мне расскажет, то мне станет легче…

Я мало что замечала в последние дни, но этот человек каким-то волшебным образом обратил на себя моё внимание. Я даже невольно отметила про себя, что внешность у него довольно интересная. Во мне будто боролись равнодушие и боль с жаждой жизни.

– Где мой телефон? – спросила я. – Хочу позвонить папе…

Старков молча протянул мне его, взяв с тумбочки. Во время осмотра он убрал его в сторону, и теперь, в гипсе, мне было не дотянуться самой.

– Лечитесь, – сказал он мне. – Я зайду завтра снова. И пожалуйста, пейте больше бульона… Вы таете на глазах…

4.

СТАРКОВ.

Дошёл до ординаторской и сел за стол с её картой.

Когда я в роли врача, то чаще меня можно найти здесь, чем в кабинете главного. Если будет что-то срочное – мой секретарь Эрин сообщит мне об этом по телефону.

Раскрыл карту Воронцовой. Ещё раз просмотрел результаты обследований, вздохнул.

Много всяких нюансов… Лечиться ей предстоит основательно.

Мало того, что беременность сохранить не удалось, так ещё перелом ноги и трещина в запястье, и со спиной проблемы будут… Всё поправимо, но сложности ей – встать и пойти сразу она не сможет даже тогда, когда восстановится нога. Она пока об этом не знает ещё…

Лада Воронцова…

За что ж тебе это всё? Чем ты таким провинилась перед небом?

Жених накануне свадьбы оставил – это до меня уже дошли разговоры от медсестер. Ребёнка потеряла…

Сам не знаю, чем меня вдруг заинтересовала её история. Скорее, мне просто жаль стало девушку, с которой судьба обходится сурово. Даже деньги её семьи не вернут ей ребёнка, которого она потеряла, и ещё неизвестно, сможет ли Лада когда-то забеременеть снова… Об этом Лада тоже пока что не знает.

Была здоровая девчонка, беременная… И вот – одна авария изменила многое в её жизни.

Как однажды и в моей.

На мне осталась лишь пара шрамов, в то время как самые близкие люди – жена и ребёнок внутри неё – погибли в такой же аварии, в какую угодила Лада.

Я был за рулём. Машина, что врезалась в нас, нарушила правила, и я просто не смог бы ничего сделать, но всё равно корил себя, что сел в тот злополучный день за руль. Глупо, наверное, но ещё долго я не мог отделаться от чувства вины и, так же как сейчас эта бедная девочка, винил себя, что не смог уберечь своё дитя и любимую женщину…

Юля уехала со мной из России ещё давно, в период студенчества. Мы переехали в Штаты и получили лицензии, позволяющие нам вести практику. Мы долго учились, строили карьеру. Потом решили, что нам вдвоём уже скучно и пора бы нам малыша…

Всё получилось, беременность протекала хорошо… Но уже на девятом месяце беременности мы все угодили в аварию, которая унесла жизнь и моей Юли, и нашего ребёнка, которого пытались ещё спасти… Но не смогли.

Лада, сама не зная, случайно задела меня за живое. Наверное, потому, что наши истории чем-то похожи, хоть и произошли они с разницей в почти десять лет.

Я видел немало пациентов на своей практике пациентов, но я уже привык к самым разным, даже жутким историям, однако случай Лады меня почему-то снова заставил вспомнить свою боль.

Потом судьба нанесла мне новый удар, и в моей жизни осталась только Эля. Судьба этого ребёнка тоже не самая радужная, но именно она меня вытащила тогда из депрессии, ради неё я взял себя в руки. Она тогда была маленькая совсем… А теперь моя принцесса собирается в школу! Ей уже целых шесть лет, и она ходит в подготовительный класс после сада и по выходным…

Кстати, после болезни ей придётся нагонять материал. Нужно будет попросить Нину, которая с нами с тех самых печальных событий, чтобы она проконтролировала этот момент, – Эле придётся сделать все задания, которые она пропустила, пока болела.

Авария сильно повлияла на моё сознание и ценности. Мои ориентиры почти полностью изменились.

Я переучился на акушера-гинеколога. Теперь я и хирург, и акушер-гинеколог. Образование образца этой страны позволяет совмещать. Я могу проводить операции разного рода, связанные вообще с хирургией и с гинекологией. Поэтому меня так ценят в мире медицины – я уникальный хирург.

Мне хотелось спасать женщин и детей, хотя бы тех, у кого есть на это шанс…

Так сказать, замолить грехи прошлого.

Возможно, если бы я сам оперировал тогда свою жену, мне бы удалось спасти хотя бы ребёнка. Не могу до сих пор не думать об этом… Только я и сам был не в лучшем состоянии после аварии, да и прошлое изменить ещё никому дано не было.

Почему-то мне очень хотелось помочь Ладе. Чтобы она поняла, что жизнь продолжается, и даже самые не положительные диагнозы иногда побеждает любовь и желание иметь детей. Да, после удара в машине по спине и последствий аварии у неё могут быть трудности с репродуктивной функцией… Но всегда есть место чуду. От неё самой, от её желания, от мужчины, который будет пытаться оплодотворить её яйцеклетки, очень многое зависит. Иногда медицина бессильна перед желанием стать родителями… В крайнем случае существует ЭКО, если естественным путём забеременеть у неё не получится. Только организму явно нужно будет восстановиться и отдохнуть, возможно пару лет. Пока что ничего хорошего по поводу возможности иметь детей у меня для Лады нет…

Мои мысли прервал звонок телефона.

– Да, – принял я вызов.

– Привет, пап, – услышал я голос моего ребёнка.

– Привет, Эля, – ответил я ей. – Ты чего звонишь? Я же на работе. Помнишь? Все вопросы ты можешь задать Нине.

– Помню, пап. Я соскучилась просто!

Элли, как её назвала мама, уже почти неделю в сад не ходит – простудилась. Но здоровье её почти полностью восстановилось, и ребёнку стало просто скучно дома с няней.

– Да моя ты зайка, – улыбнулся я. Всё-таки ценнее и приятнее любви детей ничего на свете нет. А главное, искреннее. – Мне надо работать, милая.

– А когда ты вернёшься домой?

– Вечером, как обычно… Ты будешь уже спать.

– Ну, как всегда… – расстроился ребёнок. Я почти слышал, как она надула свои губки. Такие же, как и у её мамы.

– А что поделать? – задал я риторический вопрос. – Всем взрослым надо работать. А я врач, мне надо спасать людей. Они болеют каждый день. Ты же хочешь, чтобы другие малыши поправились?

– Конечно хочу! Болеть – плохо.

– Вот видишь, какая ты умница, – сказал я. – Всё понимаешь. Нельзя думать только о себе. Надо помогать другим. Выходной у меня будет завтра.

– И ты не пойдешь на работу?

– Нет, не пойду, – ответил я и решил, что в этот день действительно никуда не пойду. В последнее время в самом деле утонул в работе, а ребёнку внимания почти не уделяю. Так не пойдет дело. Надо восстанавливать репутацию в глазах дочери. – Мы проведём весь день вместе. Хочешь?

– Да! Хочу, пап!

– А куда пойдём?

– Не знаю! Придумаем. Главное, с тобой, а куда – неважно.

Я рассмеялся. И то правда! Какая разница, куда идти, если вместе весело везде? Устами ребёнка глаголет истина.

– Тогда решим завтра, – сказал я ей. – Элёнок, я всё-таки работать. Не скучай, я привезу тебе пиццу.

– Договорились! – тут же купилась на вкусную пиццу она. – Тогда пока!