Kitobni o'qish: «Иду на свет»

РАССКАЗЫ

Я люблю

Я люблю, когда идёт дождь, особенно летом. В нём есть сила и нежность, а это так редко бывает вместе. Когда начинается дождь, я открываю форточку или забираюсь на подоконник, чтобы быть ближе и чувствовать эту энергию, этот волнующий запах. Люблю, когда листья, ещё яркие, ещё живые, шуршат под ногами, словно чьи-то воспоминания. Ещё я люблю лежать в траве и наблюдать за облаками. Тогда течение времени приостанавливается, и начинаешь верить, что всё успеешь, а смерти не будет. Хорошо, легко и уютно лежать на ладони у Вечности. А может, так и есть – всё повторится, и я ещё вернусь, и однажды вздрогну от странного чувства, что всё это уже было когда-то.

Я люблю устраивать праздники. Не календарные даже, просто – праздники. Если надо, я сама придумываю им названия. Ты бы удивился, если бы знал, как легко устроить настоящий праздник из пары бутербродов и чашки кофе, из огарка свечи, из тихой музыки, из запаха цветущей липы, из журчания ручья и небесной сини. Хочешь, научу?

Я люблю смотреть сны. Говорят, цветные сны снятся только детям и сумасшедшим. Пусть будет так, но я-то знаю, что это говорят из зависти. Иногда мне удаётся посмотреть что-нибудь волшебное, многосерийное и со спецэффектами. Бывает, что снится музыка или строки ненаписанных стихов, вот только, проснувшись, я никак не могу их вспомнить.

Я люблю жизнь. Я люблю дочь, родителей и своих друзей. Ещё я люблю тебя, но ты, такой взрослый, тёртый, битый и усталый, очень этого боишься, потому что уверен, что тебе нечего сказать в ответ. И тогда мне становится безумно тебя жаль, ведь это так просто, так необходимо – любить, а ты – разучился…

Прогулка при луне

…И тогда я решила пуститься в разгул, о чём и сообщила с гордым и независимым видом. Он посоветовал мне не переборщить и спокойно поинтересовался, чего я добиваюсь. А мне хотелось просто погулять при луне вдвоём (с ним!), может быть, чуть-чуть поцеловаться, поговорить о чём-то хорошем – и только. Но он слишком привык быть моим мужем, да и ссора, затянувшись, перешла в подобие скрытой войны. Усмехнувшись, он пожелал мне хорошо отдохнуть, завёл мотоцикл и умчался к своим проблемам и радостям, в свою жизнь, где я занимала все меньше и меньше места.

Уложив дочку спать, я с забытым наслаждением принялась "делать лицо» на выход. Конечно, косметикой я пользуюсь, но сейчас-то я отправлялась блистать и покорять! И не куда-нибудь – на дискотеку!!! Кажется, лет восемь я не была в подобном увеселительном заведении? Хлебнув для храбрости, вместе со своей юной золовкой я пошла в клуб. Там было полутемно, полупусто, зато очень громко. Приглядевшись, я поняла, что на каждого представителя мужского пола приходится около десятка девушек разных возрастов. Через полчаса мне так надоело подёргиваться в такт орущему магнитофону, что я вышла в фойе. Там сосредоточенно играл на бильярде высокий молодой человек довольно интересной наружности. "Вот он, шанс!" – подумала я и робко подошла поближе. Предполагаемый кавалер вежливо уступил мне кий, но, понаблюдав немного за моими неумелыми попытками загнать шар в лузу, резко заторопился и, объяснив, что его ждёт девушка, испарился в неизвестном направлении. Что ж, девушка – это святое…

И тогда ко мне подошёл невысокий субъект лет девятнадцати. Казалось, он был просто счастлив меня видеть, и скоро, забыв про бильярд, мы уже танцевали, а потом – сбылось! – пошли гулять.

Луна была что надо – большая и круглая, а мой спутник – галантен и предупредителен. Он обводил меня вокруг луж, крепко держа за руку, рассказывал о себе, о несчастной любви, неполадках в семье. Мне было как-то очень уютно, я кивала, думала о чём-то своём, почти не слушая. Так мы добрались до дома. Я пообещала, что приду на следующий вечер, хотя и понимала, что вряд ли решусь повторить подобный "подвиг". Тут меня позвали, потому что, проснувшись, заплакала дочь. Когда ребёнок успокоился, я пошла на кухню, где и услышала то, что просто не укладывалось в голове.

Я показалась девчонкам слишком счастливой, и они решили не говорить мне этого сразу. Судьба жестоко посмеялась над моей робкой попыткой доказать себе, что я ещё умею нравиться.

Мой «кавалер на вечер" оказался местной достопримечательностью. Он был сумасшедшим.

Подснежники

…Ты опять стал приходить по ночам. Черты лица затерялись в памяти, но я знаю, что это ты и тебе – семнадцать. Будь ты взрослее, я могла бы спорить, прогнать, нако-нец. Но тебе всегда семнадцать, и вся боль и горечь – впереди…

Ты молчишь, просто смотришь чуть исподлобья, чуть настороженно, а в руках – букетик подснежников. У сна свои законы, но даже во сне, где возможно всё, я не могу ни оправдываться, ни обвинять. Да и надо ли? Всё равно всё слишком поздно. А память не обманешь.

…По календарю уже была весна, но морозило здорово. И я никогда не видела лесных подснежников, только садовые. Тогда их почему-то не продавали на каждом углу, а идти в лес казалось пустой и смешной затеей. Дома было тепло и по-особому уютно, если смотреть на зябнущих прохожих. Что на меня нашло тогда? Хотелось выглядеть гордой и красивой, вроде гоголевской Оксаны (или просто виновато шампанское?). «Выйду замуж за того, кто сейчас же принесёт мне подснежники!» – я сказала просто так, не задумываясь, никто и не поверил, было слишком весело и лень. Но ты поверил и ушёл, а когда вернулся через четыре часа, то молча протянул мне букетик подснежников. Странно, никто не смеялся, только Сашка тут же налил полстакана водки и протянул тебе, многозначительно покрутив пальцем у виска.

Конечно, ты простудился и долго болел. Поехал вечером за город, на велосипеде, из-за пустой прихоти – наверное, на это и правда способны сумасшедшие и влюблённые. Только я этого не понимала. А потом мы поссорились, как это обычно случается. Вскоре я уехала в другой город, вышла замуж. От знакомых случайно узнала, что и у тебя тоже семья. Давно пора успокоиться, но каждый раз, когда я бываю в твоём городе, я непременно прихожу к дому на набережной (там в сквере есть скамейка, помнишь?) и думаю, думаю… Нет, я не хочу встречи, и даже боюсь её. Прошли годы, мы изменились, я не знаю тебя сегодняшнего. Но как я смогу жить, как мы сможем жить, если, забыв про годы, ты узнаешь меня, прежнюю?

…Ты опять стал приходить по ночам. Говорят, если кто-то снится, значит, вспоминает. Ты помнишь меня? Может быть, и в твоём сердце есть уголок, куда ты не пускаешь никого? Может быть, и тебе знакома глухая тоска, что приходит ниоткуда и заставляет долго всматриваться в лицо человека, мирно спящего рядом, и – не узнавать его? Или только я обречена на странные молчаливые свидания с прошлым?

В этой истории мы не поставили точку. Мы счастливы, наверное, – счастливы. Но эти сны – пусть они будут. Даже если утром так хочется плакать.

Работа над ошибками

…– Ну, мать, ты даёшь! – говорил Саня Зорин, поднося мне зажигалку. Убеждённый бывший хулиган и мой одноклассник выглядел ошарашенным, и это было приятно.

Мы сбежали проветриться и перекурить, спрятавшись от ветра за торцевой стеной монументального серого здания нашей школы, где сейчас танцевали, пели и пили в открытую выпускники разных лет – вечер встречи был в самом разгаре. Признаться, если бы не юбилей, я бы не приехала. Ахи-охи девочек, комплименты ребят и торжественная речь, произнесённая в мою честь постаревшим и подвыпившим «классным» Пал Семёнычем, сперва грели самолюбие, а потом наскучили, и я потихоньку попросила Зорина "выгулять" меня. Ему тоже было явно не по себе в шумной компании, к тому же Саня не пил.

– Что, так уж сильно изменилась? – я одарила его нарочито томным взглядом и тут же подмигнула.

– Закрутела, заматерела, и вообще, – Саня оценивающе оглядел меня с головы до ног. – Ладно, рассказывай. Десять лет носа не показывать – это надо суметь! Ты замужем?

Я покачала головой.

– Уже нет.

– Характером не сошлись? – Зорин как-то нехорошо усмехнулся.

– Нет, решила себя побольше любить. Это невесёлая история, Сань, давай не будем. Хочешь, я тебе про дочку расскажу?

– О, и дочка имеется?

– А как же! Крайне самостоятельная и здравомыслящая особа пяти лет. И талантливая к тому же – рисует, поёт, сказки сочиняет.

– Положим, талантов и тебе не занимать. "Акула пера", столичная штучка!

– Зорин, не язви, а то ущипну!

Саня улыбнулся.

– Нет, правда, ты сильно изменилась. Уверенность какая-то появилась, одета с иголочки. Я думал, такие превращения только в кино бывают. Помнишь "Служебный роман"?

– Ты ещё "Золушку" и "Гадкого утёнка" вспомни! Классику надо читать!

– Где уж нам уж! В общем, молодец!

– А ты как живёшь?

– Да вот, пристроился охранником в коммерческом магазине, их сейчас расплодилось… Знаешь, кто там заправляет?

– Ну?

– Колька Прохоренко!

– Иди ты?!!

– Точно, он теперь так приподнялся, круче только яйца бывают: Тачка крутая, пара "комков". Спонсором заделался, в прошлом году компьютер школе подарил, директриса аж прослезилась. Забыла, наверное, как "на ковёр" его вызывала.

Представить рыжего губошлёпа Прохоренко, вечно списывающего у меня контрольные, в роли "нового русского" было сложновато. А впрочем, кого и чем сейчас удивишь? Папа нажал на нужные рычаги, тряхнул мошной – и вот вам, получите: уважаемый бизнесмен Николай Прохоренко, хозяин жизни!

– Ладно, с этим ясно, а остальные как? Я же ни про кого ничего не знаю.

– Вот теперь я тебя узнаю!! Разве ж вам есть дело до нас, грешных? Вы-с всё больше где-то там, в облаках витаете…

Я так ущипнула его, что он от неожиданности уронил сигарету. Она зашипела в снегу и погасла.

– Ну и шутки у тебя дурацкие!

– И сама дура! – весело подтвердила я. – Обзываться не будешь.

– Ты то ли из детства ещё не вышла, то ли успела в него обратно впасть, – подытожил Зорин, потирая пострадавшую руку и закуривая новую сигарету.

– Ладно, давай по порядку. Самохина вышла замуж и уехала на Север, за длинным рублём. Крылова трудится в местной парикмахерской, Аллочка Пронина – в секретаршах…

– А что, на "Мисс Вселенную" не потянула?

– Язва!

– Молчу, давай дальше.

– Юрка и Лёшка Петров шофёрят, Комлев устроился программистом, как и хотел, Женька Озеров в ГИБДД…

– Женька – мент? – ахнула я.

– Чего ты ржёшь? – окрысился Зорин, – Чем не работа?

– Всё, Сань, больше не буду. А Пашка Ионов где?

Саня осёкся и странно на меня посмотрел.

– А что Пашка? Работает Пашка, машины ремонтирует, руки у него золотые.

– В футбол больше не играет?

– Когда ему играть-то. У него теперь семья, ему зарабатывать надо, а не мячи гонять. А то ты не знаешь?

– Откуда? – искренне удивилась я. – Значит, у него всё хорошо? Я рада.

– Серьёзно? – Он всё так же странно, испытующе разглядывал меня, потом отвернулся. – Ладно, проехали.

– Зорин, ты чего? – спросила я. Он резко повернулся с перекошенным от сдерживаемой ярости лицом. Таким я его не видела.

– А ничего! Сама разговор завела, так зачем из меня мартышку делать? Ну, не сложилось у вас, разбежались, всё ясно, так нет! Навели, понимаешь, секретность, и думают, что все дураки или слепые. Да про ваш роман вся школа знала!

Если бы Саня Зорин вдруг оторвался от земли и начал летать, как Дэвид Копперфильд, я бы, наверное, изумилась меньше. Немая сцена затягивалась, он смотрел на меня, я на него, и тогда в глазах его забрезжила смутная догадка.

– Так. Только спокойно. Ты хочешь сказать, что у вас ничего не было?! И что это не ты поломала Пашке жизнь и благополучно смылась поступать на этот свой журфак?

Теперь уже я начинала злиться.

– Зорин, если бы я не знала, что ты трезвенник, я бы решила, что ты перепил!

Он пытался понять.

– А как же…

– Саня, не мычи, говори прямо – кому и что я поломала! – окончательно вспылила я, и он поверил.

– Слушай, Воронцова, – я не стала его исправлять, хотя теперь носила другую фамилию, – все знают, что ты с Луны свалилась, но что ты при этом ещё и ударилась!

Я показала ему кулак и потребовала:

– Короче и ближе к делу!

– Молчу, молчу, с вами, психами, и связываться-то опасно. Ладно, убедила – Пашка тебе ничего не сказал. Но ты-то не могла не знать, что он по тебе сохнет! Он же стихи тебе писал, ночами не спал, его мать моей жаловалась, а когда ты уехала, то и вовсе голову потерял, почернел весь! Ух, как я тебя тогда ненавидел! А потом решил – дело ваше, живите, как хотите.

– Саня, дай мне сигарету, пожалуйста, – попросила я сдавленным голосом. Он с минуту наблюдал, как я пытаюсь затянуться, держа сигарету в трясущейся руке, а потом заметался по утоптанному прямоугольнику школьного двора, ругаясь вполголоса. Такого виртуозного мата я не слышала уже давно, но это почему-то помогло.

– Он тебе не сказал! Великий конспиратор! А ты из-за своих книжек не видела, что творится у тебя под носом! Ну, пару таких кретинов ещё поискать!

– Сань, не ругайся, а? – постепенно я приходила в себя. – Я ведь правда не знала.

Он успокоился, а потом рассказал мне всё. В это было трудно поверить, но я знала, что Саня Зорин говорит правду, потому что хулиган Зорин был лучшим другом надежды школы Паши Ионова.

…В девятом классе я была тем самым гадким утёнком, застенчивой, неуклюжей толстушкой в круглых очках с сильными стёклами. Конечно, я училась хорошо – что мне ещё оставалось? Девчонки бегали на танцы, целовались, делились секретами, а я сидела в библиотеке и постепенно создала свой собственный мир, куда не было дороги никому. Другие жили – я только грезила о жизни. Но Пашка выбрал меня, и в это сначала никто не поверил, над ним смеялись даже, но недолго: Пашка умел быть очень убедительным – на словах и не только. Меня перестали дразнить, но и это я не поняла, только вздохнула с облегчением и списала на то, что мои непутёвые, невоздержанные на язык одноклассники наконец-то повзрослели. Он провожал меня домой, каждый день, прячась за домами и деревьями – и этого я не замечала тоже. Он писал мне письма, но не отправил ни одного. Он не решался подойти и рассказать о своих чувствах, и кто знает, как бы я тогда приняла это? Скорее всего, не поверила бы ни единому слову, расплакалась и убежала…

Я стояла, глубоко задумавшись, и только потом поняла, что Зорин говорит ещё что-то.

– Что ты сказал? – переспросила я, возвращаясь к реальности.

– Ты что, не слушаешь? Да-а, дела… Наломали вы дров, ребята. А я, получается, последний трепач? Пашка не сказал, а я всё разболтал. И что теперь будет? Он женился недавно, с ребёнком взял…– уточнил он зачем-то.

– Сань, ты не убивайся так. Не побегу же я к нему разбираться? Будем жить, как жили.

– И всё-таки зря я тебе рассказал, – мучился Зорин, но я оборвала поток раскаяния.

– Ты правильно сделал. Теперь хотя бы не будешь меня ненавидеть, – он попытался возразить, но я продолжила. – И для меня это важно. Знаешь, ты не говори Пашке, что ты… В общем, что я знаю. Теперь иди к нашим, а я, пожалуй, пойду. Мне завтра обратно, хоть вещи соберу…

– Ты не пропадай, – попросил он, явно радуясь, что не надо продолжать этот разговор.

– А я и не пропадаю! – попыталась я отшутиться, но вышло неубедительно. – Не провожай, мне нужно побыть одной.

…Я нарочно пошла самой длинной дорогой, собираясь с мыслями. Пашка, Пашка… Я ничего не заметила. Ни-че-го. Я жалела себя, плакала в подушку, и мне не хотелось жить. Я не встречалась с мальчиками, а впервые меня поцеловал на дне рождения подруги пьяненький Витька Колесников. Это было противно, я вырвалась и ушла домой. Я заполняла своё одиночество годами упорной учёбы, я твердила себе, что могу стать лучше всех, и, наверное, чего-то я всё же добилась, но я помню, каково это – проснуться рядом с чужим спящим мужчиной и спрашивать себя: "Зачем мне всё это, зачем?" И моё замужество – оно было тем же нелепым фарсом, но я благодарна своему бывшему супругу за то, что у меня есть дочь, и ещё за то, что ему достало ума больше не появляться в моей жизни. Как сложились бы наши судьбы, если бы у Пашки хватило бы тогда решительности, чтобы объясниться? Кто знает? И стоит ли гадать? Нельзя вырвать из прошлого страницу и переписать набело. Но у меня ещё есть время для работы над ошибками. Теперь я знаю, что самые лучшие книги не заменят друзей и любимых, и я уже не прячу голову в песок. Я живу. Прощай, Пашка Ионов, краса и гордость бывшего 9-А, лучший нападающий школьной футбольной команды, прощай и постарайся обязательно

быть счастливым – хотя бы ради меня.

…Я ускоряю шаги. Наверное, мама уже волнуется, а дочка давно спит, обнимая руками забавного плюшевого зайца. Я иду домой, и мне словно опять шестнадцать, и город моего детства смотрит мне вслед, щуря подслеповатые глаза фонарей.

Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!

Знаете, что, оказывается, является самым явным показателем неблагопо-лучия? Это когда люди перестают улыбаться. Будь то семья или страна. Пройдёмся по городу. Мне показалось или точно – народ улыбается? Пусть неуверенно как-то, но…

А вы умеете улыбаться? Подойдите к зеркалу. Что это – новая морщинка? Забудьте! Вон там, за зеркалом – ваш зеркальный двойник. Здравствуй! Ну что, брат, дела неважные? Что ты смотришь исподлобья? Не вешай нос, прорвёмся! Видите, видите?! Ваше отражение робко улыбнулось в ответ. А если нет зеркала – загляните в любую лужу. Помните, как в мультике: "А теперь иди и улыбнись ему". А он не такой уж и страшный, тот, который сидит в пруду, правда?

Интересно, а можно научиться улыбаться? Раз-два, растянули уголки губ, прищурили глаза… "Сейчас же перестань гримасничать!" Мама, я учусь улыбаться!

Попробуем ещё, что-то ведь было такое, доброе и весёлое… Забыла… Звонок… Ты?! Сколько лет, сколько зим! А помнишь? А это помнишь? Спасибо вам, мои дорогие, что вы тоже – помните.

Иду по городу и смеюсь без причины. Немного крейзи? Что вы, просто я раздаю улыбки, берите, мне не жалко. Город, я люблю тебя!И вас тоже. И вас! Парень, что ты такой грустный? Ну-ка, подпевай: "Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля!" Улыбнись, а? Так-то лучше!

И пожалуйста, хотя бы сегодня не надо про смерть и войну. Я знаю, я всё знаю… Я ненавижу войну и тех, кому нужны войны. Но я буду улыбаться! Назло беде. Говорят, человечество выжило, потому что смеялось. Так хочется выжить… Я буду улыбаться – за тех, кто уже не сможет. И еще научу свою дочку открыто смотреть в лица людей, не ждать подвоха и раздаривать улыбки. Пусть наши дети будут счастливы, богаты друзьями! Пожалуйста…

Мужчина! Вы думаете, что вы серьёзный и солидный? А вот можете вы сделать какую-нибудь глупость? Хотя бы попрыгать на одной ножке? А запеть ни с того ни с сего? Попробуйте! Вам уже говорили сегодня, какой вы милый? Ага, улыбнулся, улыбнулся!

…Если вы встретите на улице такую вот, рыжую, смешную, пёстро одетую, – улыбнитесь ей. Может быть, эта смешная нелепость – я, а может, нет. Какая разница? Всё равно, скажите ей спасибо – за капельку добра, принесённого в мир, просто так, бесплатно, за яркое пятно на фоне серых стен! И слушайте мудрых советов хороших людей, пусть и киношных, но героев: "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!"

Королевы не плачут

Когда я сошла с ума, на дворе стоял июль. По календарю, потому что в моём сердце давно уже поселилась лютая зима. Правда, тогда я всё время мёрзла, не смотря на то, что все термометры едва ли ни с утра показывали 30 градусов. Но даже яростное июльское солнце не смогло растопить ледяную стену равнодушия, выросшую между нами. Оказалось, что просторная трехкомнатная квартира тесна для двоих, и хочется убежать и спрятаться где-нибудь на краю света, чтобы только не видеть этих глаз, когда-то любящих и любимых, а теперь – холодно-безразличных. 20 лет, прожитых в, казалось бы, счастливом браке, внезапно остались позади, и начался новый отсчёт: времени БЕЗРАЗЛИЧИЯ. Мы, кажется, и не заметили, когда это началось. Нет, другая женщина или другой мужчина здесь ни при чём, но есть и другая измена.. Я поняла, что стала привычной, неприметной деталью интерьера, просто перестала быть интересной и сколько-нибудь значимой. Ни скандалов, ни битья посуды – Боже упаси, к чему это, у нас практически примерная семья, дети благополучно пристроены, у них свои интересы, свои семьи и они всё реже появляются в нашем когда-то общем доме… Сначала я пыталась выяснять отношения, как-то изменить ситуацию, но тот, кто когда-то был смыслом моей жизни, моей тихой пристань., надеждой и опорой, моим миром, чёрт возьми, только недоумённо взирал на меня, искренне не понимая: а чего, собственно, мне надо? Жизнь удалась. Скоро внуки пойдут. Оба состоялись, зарплата приличная, чего ещё желать?! А я чувствовала буквально, каждой клеточкой тела, что старею, нет – умираю… Всё – в прошлом, и ничего уже не будет, и нужно просто смириться и доживать свой век. А я хотела – жить!!!

Наверное, это всё-таки был бунт, но даже этого не понял мой когда-то понимавший меня с полуслова супруг. Он молча глянул на демонстративно предъявленную путёвку, усмехнулся и сказал: «Ну, раз уже всё решила, езжай, отдохни. Вина привези, только белого, полусладкого, там оно неплохое». И ушёл смотреть телевизор. Больше мы не говорили на эту тему. Две недели пролетели как один день, и вот уже скорый поезд уносит меня прочь от опостылевшего дома, из которого навсегда ушло тепло, счастье и любовь. А может, и не было её? Да нет же, что-то было: и первые, робкие признания, и поцелуи до рассвета, и соловьи, и букеты, и белое платье, и «Да» – на одном дыхании, до головокружения… А потом – дети, и маленькие семейные праздники, и совместные выезды за город, и смех, и взаимопонимание, и ночи всё такие же жаркие… Куда всё это ушло? Когда мы успели так охладеть друг к другу, так… состариться?! 45… Ягодка… Калина горькая…. И хватит думать, надо просто постараться уснуть, а потом будет море, солнце, золотой песок, и можно не думать ни о чём… Потом, всё потом. А сейчас – спать!