Kitobni o'qish: «Путь наверх. Королева»
Глава первая.
Призраки минувшего
Солнце уже садилось, но лес ещё хранил тепло прошедшего дня. Ветер утих. Неподвижно замерли клёны и дубы, тихо вздрагивали листочки бересклета. Опускаясь за кромку леса, солнце коснулось верхушек деревьев, добавило огня.
Из-под корней старой ели выбралась лисица, ещё рыжая, не начавшая линять. Дрогнули чуткие уши, прислушиваясь к лесным звукам. Солнечные лучи скользнули по спине зверька, позолотили пушистый мех. Лиса втянула изящными ноздрями вкусный осенний воздух и неторопливо побежала вперёд, бесшумно переступая изящными тонкими лапами.
Где-то в вершинах дремлющих сосен громко и бестолково затарахтели сороки, и лиса, спугнутая их трескотнёй, поспешила укрыться в чаще. Послышался топот копыт, приглушённый опавшей листвой.
Серый крапчатый конь вынес на поляну всадницу в длинной кольчуге. Она оглядела лес в сгущающихся сумерках, сомневаясь, верное ли направление выбрала? Потом увидела вдали серые зубцы скальных вершин, решительно кивнула, натянула поводья, и усталый конь устремился вперёд.
На челе молодого царя лежала печать угрюмой задумчивости, в противовес нетронутому никакими земными заботами, спокойному лику Бессмертного.
– Веда Майра пророчествует скорую гибель нашего мира, – говорил царь.
– От чьей руки? – уточнил Бессмертный.
– Норта, рождённого на Пике, где Кронос начал отсчёт времени. Он превосходит всех магов и равен бессмертным.
– Норт всего лишь человек, не бог, – спокойно поправил гостя хозяин.
Царь согласно кивнул в ответ и продолжал:
– Никто никогда не видел его лица. У него тысячи лиц. Норт Безликий или Норт Многоликий – так окрестила его молва. Веда Майра сказывает, что Норт плавит Кристалл Вселенной, и когда отшлифует последнюю грань, станет столь могущественным, что завладеет всем миром.
– Разумно ли верить бредням старой шаманки, давно выжившей из ума? – голос Бессмертного звучал ровно, без эмоций, и Царь вздрогнул, уловив эту пустоту безразличия.
– Перед походом в Белую Пустыню ты просил совета Пророчицы и верил в знак удач, – мягко напомнил он.
Бессмертный сделал неопределённый жест рукой.
– Старая шаманка переоценивает дерзость и мощь молодого мага. Глаз её уже не так зорок, как в былые дни.
– Веда Майра в прежней силе, и никогда прежде не ошибалась в пророчествах, – возразил Царь, – апокалипсису быть.
– Мир так стар и мал, что его делить нет смысла, – пожал плечами Бессмертный.
– Ты позволишь Норту Безликому быть хозяином мира? – Царь сделал попытку стронуть покой честолюбия собеседника.
– Я не верю в столь грозную силу юного мага, – не смутился тот.
– Но первый удар будет по Руане! – Царь схватился за последнее средство. – Руана стоит в подножии Ледяных Скал Безвременья!
– Королева не способна защитить свою страну? – удивился Бессмертный. – Или армия её малочисленна? Тогда дай свою армию в помощь и сам встань в её ряды за честь Короны!
– Если и мне примкнуть, то на кого престол оставлю? – хмуро отозвался гость. – Страна без правителя – входные ворота для смут и внешних врагов.
– Справедливо, – кивнул хозяин. – А царица что же?
– Ей рожать к новолунью, – ответствовал Царь, – не могу оставить страну на неё и уйти в поход.
– У тебя будет наследник? – спросил Бессмертный без интереса.
– Шестой, – последовал ответ, – боги благосклонны к нам.
Бессмертный равнодушно кивнул, коснулся тонкими пальцами бледного лба.
– Ты счастлив, богат. Имеешь всё, что желал: верную и любящую супружницу, здоровых сыновей, процветающую страну. Возвращайся к ним.
– Помоги ей, – тихо попросил Царь, – будь ей союзником.
Бессмертный смерил его проницательным взглядом.
– Тринадцать лет провёл я в ином мире и возвратился в этот, старый, пыльный, полный глупой суеты не для того, чтобы влезть в эту пустую возню. Покой и бесконечность – вот ценности. Остальное – тление и прах.
– Ты лукавишь! – запальчиво воскликнул Царь. – Ты вернулся потому, что ведал о рождении Норта и знаешь наперёд: грядёт великая битва за господство миром! Тебе ведомо это, и ты выжидаешь, наблюдаешь и копишь силы! Потому ты и здесь целых два года!
– О нет, – Бессмертный поморщился, – просто у меня осталась земная связь с этим миром, и мне необходимо иногда бывать в нём. Но вскоре она распадётся, и я вернусь к престолу Наитемнейшего навсегда. Засвидетельствуй моё почтение царице и сыновьям.
– Ты не поможешь? – бледнея, Царь поднялся из-за стола.
– Мне чужда эта суета, – спокойно отозвался Бессмертный, и спросил, больше из вежливости, нежели в дань старой дружбе: – Ты не останешься до утра?
Но Царь взглянул последний раз в его безмятежный лик, чуть заметно качнул головою, борясь с непрошеными мыслями и шагнул за порог. Тяжёлая дверь закрылась за ним.
Бессмертный проводил его равнодушным взглядом и, опустив голову на стиснутые руки, задумался. Ему вдруг перестало хватать воздуха, будто каменный потолок пошёл вниз и стал давить ему на плечи. Он тяжело вздохнул, встал и вышел из комнаты.
Он стоял у подножия скалы и смотрел на последние отблески заката, мерцающие среди деревьев, чувствовал терпкий запах осени. Визит лемурийского царя качнул, стронул его равновесие. Мнилось Бессмертному, обрёл он гармонию, к которой шёл так долго, но, несомненно, утратил бы её, решившись выполнить просьбу нежданного гостя. Отказав, он поступил правильно.
Прохладный воздух согнал хмарь с его чела. Солнце село. Бессмертный окинул спокойным взглядом сумеречный лес, кивнул, соглашаясь со своими мыслями, и зашагал обратно, к дому.
– Арий Конрад!
Окликнувший его голос был женским. Бессмертный обернулся. Ещё не стемнело, и он хорошо разглядел всадницу, подъхавшую к скале и осадившую коня так резко, что крапчатый жеребец взвился на дыбы. Юная, стройная, точёный профиль, белая кожа, полные огня глубокие чёрные глаза, золотой обруч, опоясывающий лоб, и две тёмные косы, переброшенные на грудь.
Лес качнулся перед его глазами. Крепкое равновесие, достигнутые гармония, покой и бесконечность вдруг стали зыбкими, как мираж. "Силы Ада! Как похожа!.." Он не успел произнести ни слова, она заговорила первая.
– Царь Лемурии готов дать своё войско, и, несомненно, просил тебя о помощи. Я с той же просьбой обращаюсь к тебе. Не ради общего мира, не ради величия Руаны и благополучие её народа. За честь Королевы.
Чёрные глаза её смотрели прямо и честно. Гордая посадка головы, брови вразлёт, и эти косы…
– Как твоё имя? – прохрипел Бессмертный. В горле внезапно пересохло, настолько, что он не мог говорить.
Она улыбнулась открытой лёгкой улыбкой.
– Ария.
Глава вторая.
Что стало летописью
Министр финансов Руаны торчал на кухне, где его никто не любил, потому что он воровал окорока и сыры, совал нос во все блюда и давал дурацкие советы поварихам. Однако сейчас он вёл себя тихо, в котлы не лез, судомоек за бока не щипал, сидел в углу на табурете, грыз оставшиеся от студня мослы и вспоминал события, вершившиеся пятнадцать лет назад.
Ясным осенним утром въехали они на территорию Руаны. Миновали безлюдную деревеньку, остановились у корчмы на окраине. Там у дверей сидели двое бородатых мужиков в рваных рубахах, в кандалах, а в зале, поглядывая за ними, жрал баранью ногу рябой детина в дорогом шлеме и латунной кольчуге.
Демира и Ливий прошли в комнату, поздоровались с хозяином. На худом измождённом лице его читался страх, но он улыбнулся путникам, предложил вина и хлеба.
– Эй, вы!
Они не сразу поняли, откуда донёсся этот выкрик. Из этой комнаты или из соседней, откуда слышались бряканье игральных костей и пьяная ругань.
– Эй, вы, двое! – громче выкрикнул рябой детина. – Кто такие?
– Странники, – нехотя отозвалась Демира. Она с болью в сердце переживала расставание с Арий Конрадом и меньше всего хотела сейчас ввязываться в потасовку.
– Я вижу, что странники, не слепой! – отозвался верзила, сыто рыгая и вытирая об штаны жирные пальцы. – Платите пошлину за проезд через деревню! – потребовал он. – Здесь моя земля!
Заплатить? Это он Ливию сказал?
Магрибский вор покосился на стоящий в ногах туго завязанный кожаный мешок, потом перевёл взгляд на детину, пожал плечами.
– А шиша на нос не хочешь? – спросил он. В голосе его не предвещалось ничего хорошего.
– Что-о? – рябая морда побагровела, пьяные глаза налились кровью. – Что ты сказал? – рявкнул детина, поднимаясь из-за стола. – Гай, Дилан, сюда!
На его зов из соседней комнаты вывалились два полупьяных бугая. Одинаково сдвинули брови, выпятили челюсти, играя желваками; преданным взглядом продажных собак посмотрели на начальника.
– Да, хозяин! – прорычали хором.
– Платить не хотят, – рябой показал пальцем на пришлых странников.
– Да как посмели?! – в один голос взревели холопы и бросились в драку.
Вот и представился Демире первый случай испытать в бою Меч, Разящий Без Промаха. Покуда Ливий с одним разбирался, уложила воительница и второго, и рябого детину. И ведь вроде бы пустынна была деревушка, а вмиг людьми заполнилась. Верзила ещё в агонии хрипел, Демира меч отирала от крови, оглянулась, а в зале уж люди.
– Кто он? – спросила, указав на рябого.
– Али Лей Хон, – ответил хозяин трактира, – наместник Пиара в нашей деревне.
– А они? – Демира кивнула в сторону сидящих у дверей пленников.
– Воины короля Вирджила Великого, – последовал ответ.
Демира оглядела замершую в молчании толпу. Почти нет мужчин, женщины всё, подростки, старики. Они смотрели на неё в ожидании, будто понимая, что наступил переломный момент и то, что свершится сейчас, навсегда изменит их жизнь. И Демира поняла, что с этой минуты всё, что она скажет или сделает, будет иметь вес, и не только в судьбе её.
Она быстрыми шагами пересекла зал, и, взмахнув мечом, разбила цепи на руках и ногах сидящих у дверей пленников.
– Вы, воины короля Вирджила, поедете со мной в Сенот, – произнесла она, – мы снимем осаду с города.
– Это невозможно, храбрая воительница, – подал голос кто-то из толпы, – слишком велика армия Пиара.
– Трусы говорят так! – гневно воскликнула Демира. – Армия Пиара грабит ваши дома, убивает ваших мужей и братьев, насилует ваших жён и дочерей! Я Демира, последнняя солнцепоклонница, познавшая потерю всех родных, стыд и горечь насилия и пыточный столб! Я вернула утраченную свободу и вкусила сладость мести! Я прошла по Белой Пустыне Яхтан с Последним из Ордена Сов, вошла в святилище Ангела Света Ормузда и получила Меч, что Разит Без Промаха. Собирайте войско! Я поведу вас и принесу победу вашему народу!
Один из пленников, что помоложе, крепкий, широкоплечий, голубоглазый мужчина, поднялся со скамьи, расправил затекшие руки.
– Моё имя Говард, я военачальник Вирджила Великого. Я верю тебе. Мы с Ханком пойдём за тобой, соберём войско и будем биться. Кто не трус, тот пойдёт с нами. Здесь есть ещё воины?
– Да! – отозвались три десятка пересохших от волнения глоток.
– Мы с вами!
– Я тоже!
– И я!
– Мы идём! – кричали отовсюду, и согласие простых людей звучало, как клятва верности смелым чужестранцам.
К вечеру собрали небольшой отряд. Демира оглядела своё войско: плохо одетые, вооружённые кухонными тесаками, вилами и ухватами.
– Нужен оружейник, – сказала воительница, – кузнецы в деревне есть?
Нашлись двое, взяли ещё двоих в подручные и всю ночь ковали мечи. Немного успели сделать, но и то подспорье отряду. К утру выступили в поход.
Медленно продвигались к Сеноту. Ночами входили в деревни, брали внезапностью, натиском, били врага, пополняли число своего воинства. Небольшой путь был пройден, три деревни всего, а уже дошёл слух до Пиара про армию дерзких, и теперь их встречали засадами.
Но солдатам Демиры всякий раз везло. То молочный туман наползал на деревню, то пылевая буря накрывала, то вдруг тучи затягивали безоблачное небо, и падал на землю град с голубиное яйцо. В войске ходили слухи о связи военачальницы с нечистой силой, о том, что Последний из Ордена Сов как-то сквозь расстояние помогает ей, но Говард быстро пресекал болтовню.
Воевода Вирджила Великого обладал острым умом, хваткой, рвением. В бою бесстрашен был, у карты – стратегом хитрым, а когда после плена отмылся и бороду обрезал, так ещё и оказался вполне недурён собою. Он во всём поддерживал решения Демиры, они много времени проводили в беседах, рассчитывали, думали. Дисциплина в армии держалась строгая.
Ливию Говард нравился, и хотелось ему, чтобы руанский военачальник вытеснил из сердца подруги образ Последнего из Сов.
Минул месяц, когда армия подошла к столице Руаны, Сеноту, и стала лагерем против армии осаждающих.
Демира тем же вечером вела переговоры с Пиаром. Со спокойным достоинством потребовала снять осаду с города. Пиар был пьян и настроен благодушно. Посмеялся над её ультиматумом, назвал её войско кучкой безумцев, и велел убираться прочь, и даже обещал не преследовать. А Сенот, заверил он, взят будет.
Демиру поджидал Говард, и в лагерь они возвращались вдвоём. Воительница молчала, погруженная в раздумья, верноподданный короля смотрел на неё, теснимый тяжёлыми предчувствиями.
– Скажи, – не выдержал он, – стоит ли корона Руаны того, что ты головой рискуешь?
– Верно, стоит, – улыбнулась Демира.
– Ты даже не за свой народ готова голову сложить, – хмуро заметил Говард.
– Это будет мой народ, – уверила она, – это уже мой народ.
Демира не знала тогда ещё, как наденет корону Руаны, ведь у этой красивой богатой страны был свой король. Но лекарь не посмел скрыть от владыки, что, вражеская стрела, ударившая его в бок при обороне городских ворот, отравлена, и счёт его жизни идёт на дни.
Дошла до государя молва о бесстрашной гордой воительнице, чьё войско стояло у стен города и намеревалось атаковать армию Пиара. Почтовый голубь ныне принёс послание с известием быть готовым и ждать сигнала, чтобы войска объединились и разгромили захватчиков.
Вирджил Великий и его первый министр Дан Лукас стояли на дозорной башне и смотрели на мерцающие огни костров в становище Демиры. Медленно действующий яд каждодневно подтачивал силы короля, но ещё не сломил. Крепок был этот дуб, не зря народ прозвал его Великим. Высокий рост, сила и стать, мудрый спокойный взгляд, чистый лоб, чело, достойное нести корону.
– Как можно довериться рабыне? – Дан Лукас перехватил взгляд короля, нацеленный на далёкие огни.
Вирджил Великий опустил подзорную трубу и медленно повернулся к министру.
– Раб тот, Лукас, чей разум рождён в неволе, а она рождена свободной, – возразил он.
– Она связана с нечистым, с Последним из Ордена Сов! – министр выбросил более весомый аргумент. – Она ведьма!
– Ведьма или нет, Лукас, но она освободила полстраны моей и собрала армию, готовую умереть за честь Руанской короны, – спокойно напомнил король, – тогда как лучшие мои воины уже год сидят под защитой этих стен, боясь нос высунуть наружу.
– Она мечтает занять королевский трон! – Дан Лукас понизил голос до шёпота.
– Та, что способна принести великую победу, достойна трона! – ещё спокойнее ответил государь.
Министр в ужасе отшатнулся, и во взгляде его читалась жалость, ибо король не здоров, повредился рассудком от долгой осады и неизвестности. А как иначе объяснить? Король готов отдать свой трон рабыне!
Да. Завтрашний день предвещал великие события. Но ночь не уступала дню.
Лунный свет скользнул в прореху войлока, пробежал по стенам шатра и лёг на колени военачальнице. В лагере ещё не спали. Слышались обрывки разговоров, бряцанье оружия, кто-то негромко пел, кто-то сдержанно смеялся. Демира смотрела на лежавший на её ладони медный зуб, что она нашла тогда в песках, после боя с легионом Света.
«Зарой его в землю, там, где много места. Тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно. Ибо только единожды можно сотворить это чудо», – в памяти встал неизгладимый образ Арий Конрада. Демира тяжело вздохнула.
По-настоящему трудно будет завтра. Её войско столь мало против армии Пиара, что он и времени не стал тратить, чтобы отогнать их от стен Сенота. На что надеялась она, приведя сюда людей, числом в десяток, а то и дюжиной раз меньшее той армады, с которой должно сразиться? Демира колебалась ещё, когда полог шатра поднялся, и вошёл Говард.
– Мы разбросали камни, пришло время собирать, – сказал он, – завтра решающая битва. Последняя моя битва, – добавил, глядя в глаза Демире.
– Последняя? – растерянно отозвалась она, ещё во власти своих дум. – Зачем говоришь так? – встряхнулась, поняв смысл его слов. – Беду накличешь!
– Каждый зверь предчувствует свою погибель, – спокойно проговорил Говард, – а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою.
– Верно, спятил ты! – разозлилась Демира. – Устал от сражений! Пойди, отдохни!
– Демира! – воевода опустился перед нею на колени и взял в свои ладони её руки. – Я люблю тебя, Демира! – спокойно и просто признался он. – И зная о том, что ты отказала Последнему из Сов…
– Что? – она побледнела, вырвала из его рук свои, и встала. – Что тебе наплёл Ливий?! Встань!
Говард поднялся и смотрел на неё свободно и прямо.
– Я прошу тебя о великой милости: быть моей в эту ночь, – закончил он, – я люблю тебя, и завтра умру за твою корону, но сегодня…
В голосе его было столько уверенности и силы, что Демиру бросило в дрожь.
– Что тебе пригрезилось, Говард?! – вскричала она. – О какой погибели ты говоришь?! Ты, сильный и храбрый воин…
– Время пришло, моя королева, – ответил он, принимая неумолимость грядущего, – завтра я встречу последний свой рассвет. А нынче ночью прошу тебя остаться со мной. Я люблю тебя, Демира. Такой любовью, за которую не страшно и не жалко умереть.
– Ты нагрезил себе эту любовь! – нахмурилась воительница. – Нет такой любви! Ни друг, ни враг её в лицо не знали!
Его взгляд пересёкся с её – горячим, гневным, и Говард опустил голову.
– Прости меня, – тихо сказал он, – и забудь мои пустые речи.
И Демира вдруг ясно осознала, что не будет возврата к прошлому никогда, и путь её другой. Цель была так близка, вот они, стены осаждённого Сенота. Вот тот, кто рука об руку идёт с ней. Вот тот, кто жизнь готов отдать за Королеву. Тот, кто любит её, и кого могла бы любить она, если бы захотела.
Она поняла вдруг, как устала от войн, она слышала, как кровоточит истерзанное сердце. Как хочется быть слабой, под защитой крепких, сильных рук! И не задавать вопроса: что дороже – любовь или бессмертие? Он пришёл просить у неё, как великой милости, древнего обряда – обладать женщиной накануне битвы. А завтра готов умереть за неё. Разве величию Арий Конрада доступны такие грани?
Демира выбежала из шатра. Она знала, что лагерь ещё не спит, и её солдаты увидят, что она сделает сейчас, но не смутилась, не побоялась уронить себя. Она догнала Говарда, схватила за плечи, развернула и поцеловала сильным, отчаянным поцелуем. Он подхватил её в объятия, отвечая на её поцелуй так же отчаянно, яростно, поднял её на руки и понёс в шатёр.
Потом они лежали молча, ничего не говорили друг другу. Демира, потрясённая глубиной и силой его чувства, и своим порывом, прижалась лицом к его груди, слушала его дыхание. Боль пронзала её душу, как пронзает спину нож, ибо сейчас только, приняв любовь другого мужчины и принадлежа ему, она прощалась с Арий Конрадом навсегда. Оставалась между ними ещё духовная связь, чувствовала Демира незримый оберег его силы через расстояние и время, но теперь этой связи пришёл конец. Последняя память хранилась у неё, последнее средство – древний медный зуб, и воительница поднялась с ложа.
– Я вернусь вскоре, – сказала она Говарду, – и до рассвета буду с тобой. Жди меня, – она оделась, шагнула из шатра, но придержала полог, оглянулась.
Руанский воевода смотрел на неё, и взгляд его светился тихой радостью, успокоением. Тягостное предчувствие сжало сердце, она упрямо мотнула головой, отгоняя его, и вышла.
Демира далеко ушла от лагеря. Пустынная равнина простиралась на мили вперёд – места хватит. Она зарыла в землю медный зуб и села поодаль в ожидании.
Земля спала. Дымка облаков укрывала стены осаждённого Сенота. Демира смотрела сонным взглядом в еле зримые в тумане очертания смотровых башен. Ничего не происходило. Облака скрыли лунный диск, тьмы покрывало окутало степь. Незаметно для себя она стала отплывать в дремоту.
Лёгкий металлический скрежет пробудил её. Демира встрепенулась, протёрла глаза и посмотрела туда, где зарыла медный зуб. Там земля поднялась горбом, будто изнутри её прорастал огромный цветок, потом треснула, и наружу показались твёрдые, будто каменные, серые гребни.
Земля задрожала. Мерный гул, нарастая, пошёл из неё, и Демира вскочила на ноги и побежала прочь отсюда. Сильный удар бросил её вперёд, она упала лицом в траву, комья влажной глины посыпались сверху. На миг всё стихло, а потом страшной силы рёв оглушил её. Держась за ушибленный бок, воительница тяжело поднялась и обернулась.
– Боги всесильные! – вырвалось у неё.
Огромный серо-жёлтый дракон стоял там, опершись на мощные передние лапы, нетерпеливо возил по земле длинным тяжёлым хвостом. Маленькие злобные глазки, не мигая, смотрели на Демиру.
Рука военачальницы скользнула к бедру, вытащила из ножен меч.
«Приказывай, госпожа! Слушаю тебя и повинуюсь тебе», – услышала Демира внутри себя, в своём сознании. Она отбросила страх и взглянула в жёлтые глаза дракона.
«Я – твой раб. Приказывай».
Или грезится ей это? Нет, не грезится. Дракон не выказывал враждебности, а, замерев, ждал. Последний дар Арий Конрада. «Только тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно». Сейчас или никогда. Больше такого шанса не будет.
Демира решилась.
– Дай забраться к тебе на спину, – потребовала она.
«Повинуюсь, госпожа».
Дракон подогнул лапы и лёг на брюхо. Не веря, с нею ли это происходит? – Демира, хватаясь за костяные выросты, вскарабкалась по хвосту на его спину. Встала, выпрямившись меж двух больших твёрдых гребней. Крепкие, будто камень, они надёжно укроют её от вражеских стрел. Пора. Эта ночь решит исход битвы.
Услышав рёв дракона, её солдаты уже бежали к пустырю, уже занесли для броска копья, уже обнажили мечи, но поражённые, остановились, увидев на спине огромного зверя свою военачальницу. Дракон стоял смирно, низко опустив голову, две слабые струйки дыма вырывались из его чёрных ноздрей. Зверь готов был к атаке, сдерживал нетерпение, лишь кончик тяжёлого хвоста вздрагивал, стучал по земле да чешуйчатые пальцы сильных лап сжимались, скребли по гравию.
– Стройтесь в колонну! – приказала Демира. – Идём в атаку!
– Войско, стройся! – эхом отозвался на её приказ Говард, и задрожала земля от конского топота, и железный звон доспехов пронёсся над степью.
Демира пересеклась взглядом с воеводой. Он смотрел на неё так, как смотрят на статую божества, на ожившего идола, и вновь тяжёлое предчувствие стеснило её грудь. Арий Конрад не так смотрел на неё. Он смотрел по-другому, иначе.
Говард улыбнулся, покойно, свободно, принимая события так, как им должно свершиться. Демира отогнала тяготу непрошеных мыслей и обратила взор свой к войску.
Колонна стояла, готовая к бою. Стрелки во главе её, пехота ближнего боя составляла середину, а конница замыкала. Как мала была её армия супротив войска Пиара! Но каждый был уверен в победе и ждал только её слова. Неосознанно, не замечая, что, как Арий Конрад тогда, в пустыне, она так же точно медленно подняла руку и резко опустила её, крикнув:
– Вперёд! За честь Короны!
И с победным кличем помчалась на врага пехота. И застонала степь под топотом конницы.
А в стане Пиара не успели даже взять оборону. Дракон изрыгнул фонтан пламени, и солдаты вспыхнули, как соломинки, вмиг сгорели, обратившись кучками пепла.
Ряды распались. Уцелевшие в панике разбегались, но бежать было некуда. Под стенами Сенота осаждённые бросали им на головы булыжники, лили смолу и кипяток, а с другой стороны, ведомое огромным драконом, войско Демиры встречало их ударами мечей.
Осада была прорвана. Две трети войска Пиара пало, остальные бежали, и солдаты Демиры не преследовали их. Воительница искала Говарда в огне и дыму, но не видела его. Всё смешалось, лица, люди… Горло саднило от гари, дымовая завеса закрывала обзор.
Её солдаты с победным кличем бежали к крепости. Защитники города приветствовали их ликующими криками. Открылись тяжёлые, обитые железом городские ворота, и армия Демиры ступила в город. Дракон расправил крылья, взмахнул ими, взмыл в небо и легко перенёс свою хозяйку через городскую стену.
Главная улица Сенота была пуста. Только-только рассвело, туманная дымка стлалась над столицей, лучи солнца позолотили шпили смотровых башен, заиграли в цветных мозаичных окнах королевского замка. Горожане взобрались на крыши домов, выглядывали из распахнутых окон верхних этажей, с балконов, дети залезли на деревья. Они кричали в восторге, кидали вверх шапки, рукоплескали своей освободительнице, бросали на дорогу цветы, зерно и монеты.
Дракон, тяжело ступая по вымощенной булыжником улице, спокойно нёс свою владычицу, и лишь раз остановился и изрыгнул из пасти грозный рёв, когда какой-то озорник-мальчишка швырнул ему в голову зелёную редьку. Горожане замерли в ужасе, а проказник от страха свалился с дерева, прямо под ноги зверю и громко заревел.
Демира проворно спустилась на землю и подошла к мальчишке. Увидев хозяйку дракона – воительницу с огромным мечом, мальчишка ещё больше перепугался и заревел ещё громче. Демира присела и тронула его за плечо.
– Иди сюда, негодник, – велела она, – хочешь прокатиться на драконе?
Мальчишка оказался не робкого десятка. Прокатиться на драконе! Вот обзавидуются друзья! Вся столица увидит, как он едет, стоя рядом с освободительницей Руаны на драконьей спине!
Слёзы тут же высохли. Но убедиться не мешало. Проказник поднял голову, вытер грязным кулачишком под носом и осторожно спросил:
– А не брешешь?
– Собака брешет, – ответила Демира, – руку давай.
Мальчишка осторожно вложил замурзанную ручонку в крепкую ладонь воительницы. Демира подвела его к дракону.
– Вставай ему на хвост и иди.
Зверь мотал тяжёлым хвостом по булыжникам туда-сюда, взметая пыль и пугая горожан, но присмирел, когда подошла хозяйка, прижал брюхо к земле и ждал. Мальчишка робко поставил на драконий хвост ногу и тут же отдёрнул. Демира засмеялась, подхватила его под мышки и затащила к зверю на спину.
Через полгорода, под приветственные крики и рукоплескания, осыпаемые цветами, прошествовали они, и вышли к дворцовой площади. Королевская свита встречала Демиру, и король Вирджил Великий шёл первым.
Воительница ссадила мальчишку на землю и спустилась со спины дракона. Послала ему мысленный сигнал: «Ты свободен», и огромный зверь расправил крылья и легко взмыл в осеннее небо.
Вирджил Великий в тяжёлом багровом плаще, с мечом на роскошно отделанной каменьями перевязи, король и воин, шагнул навстречу Демире, но не успел сказать слов благодарности.
Воительница встретилась взглядом с королём и показала в сторону распахнутых городских ворот, откуда ветер доносил запах гари с пожарищ сражения.
– Твоя победа, король Руаны.
– Нет, – чуть качнул головой Вирждил Великий, – твоя победа.
Полон мудрого достоинства был взгляд короля, и Демира видела, что он не стар ещё, очень высок ростом (как Арий Конрад!) статный, сильный, мужчина в расцвете. Она освободила его страну от врагов, она вела армию за честь Короны, она дарила ему победу, а он не желал принимать её дар.
– Демира! – к ней подбежал Ливий.
Лицо его было перемазано копотью, руки окровавлены, рыжая борода спуталась. На плече висел грязный кожаный мешок.
– Говард убит, Демира! – сказал он.
Воительница обернулась, не веря в услышанное.
– Как? – сразу подсевшим голосом спросила она.
– В схватке с Пиаром, – коротко пояснил Ливий.
– Нет-нет! – голос Демиры обрёл прежнюю звучность. – Быть того не может! Ты ошибся. Он где-то здесь среди воинов! Пойди, отыщи его!
– Он убит, Демира, – Ливий опустил голову, – прости за дурную весть. Убит. Я сам видел.
Перед воительницей разом встала прошедшая ночь и, как наяву, она услышала: «Каждый зверь предчувствует свою погибель, а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою».
Горечь потери свалилась на неё тяжёлой ношей, сразу стало трудно дышать, ослабели ноги. И следом, как всегда бывало, пришла ослепляющая ярость, жажда мести. Бледная от гнева Демира шагнула к Ливию, грубо встряхнула его.
– Где Пиар? – прорычала она. – Вы дали ему уйти, трусы?
– Зря ты так говоришь, – тихо ответил Ливий, отстранил её руки, открыл свой мешок и вытащил из него за волосы окровавленную голову.
– Кто тебя просил его убивать?! – обессиленно вздохнула Демира. – Он пленник короля! Его нужно было живым королю доставить!
– Говард был моим военачальником, – промолвил Вирджил Великий, – месть справедлива.
– Говард лучшим воином моим был, – стиснув зубы, ответила Демира, а разум кричал в злом бессилии: «Он мог мужем твоим быть, отцом детей твоих!»
Почему боги решили, что ей не быть с тем, кто любит её, но быть вдали от того, кого любит она? Почему даже теперь, не веря, не надеясь, зная, понимая всё, она ждёт, что вот-вот, как тогда, в Агропе, послышится топот копыт, и чёрный конь примчит на площадь? Почему, зачем ей этот ад, такой безупречный, совершенный, как вырваться из него, как дальше жить?
– Мы похороним его с почестями, – сказал король, – его и всех павших. Следуй за мной, – велел он и пошёл к замку.
Демира повиновалась. Войско её осталось на площади, в ожидании, а она проследовала за королём. Ей некогда было разглядывать богатое убранство комнат, да и другое занимало душу. Что ей эта роскошь, когда голо и пусто внутри?
Король вывел её по мраморной лестнице в просторный зал, а оттуда на балкон. С него просматривалась вся площадь, улица, поле и лес за крепостной стеной.
Солнце взошло и поднималось всё выше, позолотило фасад замка, крышу и хлынуло ярким потоком в окна. Король и Демира окунулись в купель света, их лица в рассветной дымке казались прекрасными, неземными ликами. В это первое мирное утро Руаны они виделись горожанам ангелами, сошедшими с прозрачного ноябрьского неба.
Народ, запрудивший площадь, замер, ослеплённый. Исхудавшие люди, с серыми от бессонницы лицами, узрев свою спасительницу, очарованы были строгой её красотой и наполняющей её глубокой, внутренней силой.
Она смотрела в толпу, на них, на всех: на измученных матерей с младенцами на руках, на босоногую ребятню, облепившую стайкой воробьёв высокие створки распахнутых ворот площади; на стариков, опирающихся о посохи высохшими руками. Она – эта прекрасная грозная воительница – собрала под свои знамёна отчаявшихся и утративших веру, повела их за собой и вернула руанцам мир и свободу. Ничто больше не грозило этим бедным людям, так долго живущим в страхе – ни голод, ни плен, ни смерть. Ничто.