Kitobni o'qish: «Есения. Две души»

Часть I

Исповедь Есении

Я умерла. Опять. С каждым сном смерть настойчиво подбиралась ближе. Коварно усмехалась и протягивала костлявые руки. Объятия душили, не позволяя сбежать. Смерть изворачивалась и готовила новые ловушки. Потирала ладони в предвкушении, знала, что мне не ускользнуть.

Порой удавалось ее перехитрить: я просыпалась среди ночи в холодном поту. Грудь тяжело вздымалась, в горле застревал крик, но я возвращалась живая.

Я боялась засыпать. Гнала мрачные мысли, но они возвращались назойливым роем. Молитвы не помогали: дарили кратковременный покой, но едва голова касалась подушки, как я проваливалась в бездну страха…

Утро мягко коснулось лица, погладило по щеке теплым солнечным лучом. Приоткрыв веки, я с наслаждением вдохнула утреннюю свежесть:

– Жива!

Дверь тихо скрипнула. Я притаилась. Легкой поступью незваный гость неслышно пробирался по комнате. Подглядывая сквозь ресницы, я ждала. Описав полукруг, он грациозно запрыгнул на кровать и попал в теплые объятия.

– Доброе утро, Тихон, – я провела ладонью по густой и мягкой шерсти кота.

Тихон выгнул спину и потерся головой о подбородок. Почесав любимца за ухом, я уткнулась в пушистое тело.

– Барышня, не спите уже? А я голос услышала, думаю, дай загляну. Да и дверь приоткрыта! – воркование Насти успокаивало, прогоняя остатки сна. – В глазах печаль затаилась. Поди, опять сон тревожный снился?

Настя присела подле кровати и участливо посмотрела на меня. Добрая девка, не глупая. Папенька – Захар Платонович – заприметил Настю и поставил мне в услужение. Не прогадал. Дела у папеньки ладились, в гору шли. Только маменьку не сберег, да больше не женился. Все обо мне заботился.

– Да, Настя! Тревожно мне. Не к добру эти сны! – я спустила кота на пол, откинулась на подушки и тяжело вздохнула.

– Полно вам, барышня, печалиться! Что папенька скажут, когда увидят бледный цвет лица? Скажут, Наська не доглядела?

– Ох, Настя, знала бы ты, что мне снилось!

– А вы расскажите, барышня, облегчите душу. Чай, вам легче станет, – посоветовала девушка, помогая с утренним туалетом.

Поднявшись с постели, я накинула на плечи пеньюар и ополоснула лицо над тазом. Холодная вода освежала и бодрила. Настя усадила на стул и занялась волосами. Ловкие пальцы отделяли пряди и проворно проходились по ним щеткой.

– Рассказывайте, барышня, я слушаю.

– Мне снилось море.

Рука девушки зависла над головой. Настя склонилась и внимательно посмотрела на меня, губы дрогнули и расползлись в улыбке:

– Барышня, да вы моря отродясь не видывали! Как оно присниться могло?

Я пожала плечами и прикусила губу, улетая в воспоминания: сильный ветер теребил косынку и растрепал волосы. Я стояла на палубе теплохода и крепко держалась за поручни. Но невидимая сила разжала пальцы, подбросила хрупкое девичье тело и перекинуло за борт. Холодная вода обожгла кожу, дыхание перехватило. Я открыла глаза, но вокруг бурлила вода, поглощала, не позволяя подняться на поверхность. Увидев свет, я тянулась к нему, но дьявольская сила утаскивала в пучину, погружая во мрак.

Настя перекрестилась, облизнула пересохшие губы, подумала минуту и выдала объяснение:

– Переживаете вы, барышня, по поводу помолвки. Боитесь перемен. Но зря, я вам скажу. Жених ваш, Василий Андреевич, добрый и внимательный человек, он вас не обидит и пальцем не тронет.

– А ты почем знаешь, каков он? Василий Андреевич заезжий, в нашей местности недавно поселился.

– Так, с его прислугой балакали, они и сказывали, каков барин, – не моргнув глазом, ответила Настя.

– Дай-то бог, – воззвала я и перекрестилась, а у самой щеки запылали румянцем.

Настя заметила, заулыбалась и быстро соорудила незатейливую прическу, помогая облачиться в платье. Я откинула прочь докучливые мысли, посмотрелась в зеркальце:

– Хороша, Есения!

Так приговаривал папенька, нахваливая дочку, когда Василий Андреевич Орлов переступал порог дома. Впервые он повстречал меня на сельской ярмарке.

Василий Андреевич – фабрикант – привез на ярмарку бумажные и шелковые материи и прочие мануфактурные изделия. Батюшка оценил товар и прикупил отрезы на платье. В свою очередь продал Василию Андреевичу пушнину. На том и завязалось знакомство.

Под предлогом торговых соглашений Василий Андреевич вошел в дом и в доверие отца – Захара Платоновича Естафьева. Не прошло и месяца, как батюшка пророчил мне в мужья нового друга. Василий Андреевич всячески оказывал знаки внимания, был любезным и веселым собеседником.

Тогда и началась череда странных и пугающих снов. Я не понимала их природу, не находила объяснения таинственным знакам. Василий Андреевич – статный, высокий и пышущий здоровьем – нравился мне. Девушке на выданье льстило внимание столь успешного в делах состоятельного мужчины. Один Тихон недолюбливал Василия Андреевича. Стоило тому переступить порог дома, как кота словно подменяли. Ласковый и добрый от природы, Тихон начинал шипеть и убегал из дома. Однако Василия Андреевича сей факт никоим образом не огорчал. Он не замечал подобных мелочей, уделяя внимание будущей супруге и предстоящей свадьбе.

– Торопитесь вы, Василий Андреевич, – заметила я, сидя подле него на веранде, куда служанка подала чай. – К чему такая спешка? Не к добру это.

– Полноте вам, Есения, хмуриться. Знаете, я человек деловой, мне в селении долго находиться не пристало. Фабрика без хозяина работать не может.

– Что же брат ваш, Петр Андреевич, не подсобит разве?

– Ах, Есения, краса ненаглядная, не понимаете вы ничего в производстве. Одному никак не управиться. Да, что ж я буду вашу головку чудную забивать скучными беседами. Оставьте это мужчинам.

Как ни пыталась я, но вывести на разговор Василия Андреевича об истинной причине спешки не получалось. Папенька и слышать не желал о тревогах дочери, отмахивался и говорил, что девицы перед свадьбой робеют.

Я смирилась, но с каждым днем угасала и боялась собственных мыслей. Вечерами долго молилась, но ночь заставала врасплох, наполняя страхом. Я украдкой замечала, как Василий Андреевич бросал на меня настороженный взор, но стоило встретиться взглядом, как он преображался, становился вновь милым и обаятельным.

Свадьбу решили отгулять тут же, у батюшки. Василий Андреевич хвалил сельский простор и упросил Захара Платоновича перед отъездом в город организовать охоту на зайцев. Папенька и рад стараться, всячески угождая молодому зятю. А уж приданное для дочери нахваливал!

– Видишь, Василий, поля широкие? До самой речки ваши будут, коль помру я. Не оставлю дочь без гроша, помяни мое слово!

– Что же это вы, папенька, о смерти заговорили? – охнула я и перекрестилась.

– Не бойся, Есения, я – мужик крепкий! Но мне спокойнее, что ты замуж выходишь, не одна останешься в случае беды.

– Папенька!

– Да, полно тебе, раскричалась, – рассмеялся отец, а Василий Андреевич молчал, только глаза прищуривал и поглядывал сквозь густые ресницы.

Чуяла как смерть рядом ходила, путами опоясывала. В ночь перед венчанием я глаз не сомкнула: страх обуял. Не понимала я, что пугает, чего боюсь. Замуж выходила не по принуждению. Жених ладный да завидный. Торопил меня, но Василий Андреевич – человек дела, в город спешил. Оставлять красу ненаглядную опасался:

– Уведут тебя, Есения! Глазом моргнуть не успею, как сваты на пороге появятся, едва я в город отлучусь.

Льстили слова его, но на душе неспокойно. С первыми проблесками рассвета перед свадьбой уставшее тело сдалось, разум затуманился, и я провалилась в сон.

***

Серая громада города устремлялась в беспросветное тяжелое небо. По мостовым мчались экипажи, мимо сновали безликие прохожие. Они задевали меня, но не замечали, словно я ничто в этом мире, песчинка в бескрайнем море.

Я остановилась посреди улицы, потерянная и одинокая. Куда идти? Кому я нужна? Где мой дом? Сердце сжалось от тоски и печали, от безысходности и непонимания. Людской поток подобен серой бурлящей воде. Я затерялась в нем. Надолго ли?

Свернула в подворотню, прислонилась к холодному камню стены. Запрокинула голову и до крови прикусила губу. За что? В чем вина моя? Ухватиться бы за мысль, но она ускользнула проворной змейкой. Встряхнула головой, накинула капюшон и ступила во двор. Как глупо!

Дома образовали кольцо. Я загнала себя в тупик и спиной ощутила постороннее присутствие. Напряглась. Оцепенела. Он бесшумно подошел сзади. Медленно провел ладонями по рукам вверх. Схватил за плечи и неистово сжал.

Оглянуться бы. Посмотреть от кого бегу, кого боюсь. Но нет! Страх затмевал разум. Прерывистое дыхание срывалось с губ. Сбежать, затеряться среди людей! Но нет, я слышала тяжелое дыхание, ощущая силу рук и власть надо мной.

Кто же ты? Почему преследуешь? Неужто сама смерть?

***

– Есения…, – сквозь сон доносился голос, – Есения Захаровна, барышня, очнитесь!

С трудом открыла глаза, сквозь пелену забвения различила неясный образ Насти. Девушка перевела дух, перекрестилась. Я глубоко вздохнула, окончательно выныривая из недр странного сновидения. Широко распахнув глаза, я радовалась солнечному свету и новому дню.

– Ну, барышня! – выдохнула Настя. – Напугали, ей-богу. Занедужили али нет? Почивали плохо?

– Ох, Настя, не спрашивай, – отмахнулась я от служанки.

– Батюшка ваш, Захар Платонович, с утра сам не свой, весь двор загоняли. Про вас, барышня, спрашивали.

Я позволила Насте собрать меня, привести в порядок. Служанка кликнула других сенных. Они налетели роем, окружили, подготавливая к венчанию. Я безропотно подчинялась, оставаясь во власти сна. Пыталась разобраться, но тщетно. Настя не сводила тревожного взгляда, но при других девушках не смела спросить.

Для каждой невесты день свадьбы – таинство. Трепетные переживания, надежды на будущее окрыляли и наполняли светом. Во мне же сгустилась тьма. Туман окутал сознание. Я беспрекословно выполняла то, что подсказывали окружающие. Мимолетно отвечала на вопросы. Участливо улыбалась гостям, но не видела и не слышала ничего.

Василий Андреевич неотлучно находился рядом, поддерживая и направляя, словно куклу-марионетку в руках искусного кукловода. Однако присутствие новоявленного мужа не тяготило: я не ощущала той слабости, как во сне. Значит, дело не в Василии Андреевиче? Чего я так боялась?

Уставшая и измученная думами, я вошла в дом, оставив позади шумную и развеселую толпу гостей. Столы накрыли на просторном дворе, благо погода позволяла. Конец августа выдался удачным, изобильным. Гости пили за здоровье молодых и крепкое потомство, вкушая богатые яства.

Прислонившись к дверному косяку, я закрыла глаза. Задержала дыхание. Пушистое и теплое коснулось руки. Вздрогнув, я тут же рассмеялась. Тихон сидел на лавке подле меня и терся о руку. Я приласкала кота и почесала за ухом. Взяла на руки и прошла по направлению к комнате. Но, едва ступила пару шагов, как Тихон зашипел, дернулся и выскользнул из рук. Растерявшись, я оглянулась:

– Тихон, куда ты?

В дверном проеме стоял незнакомец. Высокий, подтянутый, он отдаленно напоминал мужа, Василия Андреевича: прямой нос, тонкие черты лица, однако острый взгляд пронизывал насквозь. Густой волос аккуратно зачесан на пробор, в отличие от небрежной укладки мужа.

– Кто вы? – выдохнула я, ощутив гулкое биение сердца.

– Простите, напугал вас, Есения Захаровна. Позвольте представиться, Орлов Петр Андреевич.

Нежданный гость протянул руку, и я вложила в ладонь дрожащие пальцы. Склонившись, он коснулся губами руки, выражая почтение и насмешливо поглядывая.

– Вы боитесь меня, Есения Захаровна?

– Отнюдь, – я убрала руку и спрятала в складках подвенечного платья, – вам показалось, Петр Андреевич. День сегодня такой…

Я не закончила фразу. В сиянии свечей прошла в комнаты, но брат мужа настойчиво проследовал за мной. Мягкой неслышной поступью он подошел ближе, извлек из кармана маленькую коробочку и открыл ее.

– Простите великодушно за опоздание, дела задержали. Однако я приехал не с пустыми руками. Вы позволите, Есения Захаровна?

В коробочке на бархатной подложке покоилось украшение из черного камня. Петр Андреевич подхватил нить из бусин, зашел со спины и надел на шею черное украшение. Опустил руки на плечи и мягко развернул меня к зеркалу в богатой кованой оправе.

Я вздрогнула, ощутив руки Орлова: отголосок ночного кошмара. Машинально посмотрев в зеркало, я поймала собственный испуганный взгляд. Черный камень ярким пятном выделялся на фоне белоснежного подвенечного платья. Свет и тьма. Добро и зло.

– Семейная реликвия, – уточнил Петр Андреевич и перехватил мой взор, притягивая подобно магниту и вселяя робость. – Камень гагат оберегает от страхов и наваждений.

Подняв руку, я прикоснулась к маленьким бусинам, ожидая ощутить холод камня. Но на удивление, украшение подарило тепло и успокоило. Я подняла глаза и посмотрела на отражение Петра Андреевича:

– Вы считаете, мне что-то угрожает?

Орлов вскинул голову и прислушался. Отстранился на пару шагов и повернулся в сторону дверного проема. В коридоре раздались гулкие шаги, и в комнату вошел Василий Андреевич. Быстрым взглядом окинул присутствующих. Сузив глаза, на миг задержался на украшении и развернулся к брату.

– Я уже не надеялся, что почтишь нас своим присутствием, Петр.

– Полно, брат, разве мог я пропустить подобное событие? К тому же, ты не захватил свадебный подарок, – Петр Андреевич указал на камни.

Василий Андреевич выдавил улыбку на лице, однако мне почудилось напряжение в отношениях братьев. Я с интересом переводила взор с одного на другого, пытаясь проникнуть в их тайну. Обмениваясь молчаливым диалогом, братья словно не замечали меня. Петр Андреевич прищурился, глядя на Василия, словно улучил во лжи.

– Я планировал подарить жене семейные украшения в городе, в нашем доме, – прервал молчание Орлов-младший. – Забыл тебя предупредить.

– О чем еще я не знаю? – с вызовом вопросил Петр, а Василий поднял руку, призывая брата к спокойствию.

– Обсудим после! Есения, ступайте в опочивальню, я скоро буду. Праздник окончен.

Я в недоумении посмотрела на мужа, но Василий Андреевич не удостоил взглядом. Черты его лица исказились, пропала мягкость, глаза метали молнии. Отсвет пламени свечей полыхал в них, создавая мистический образ.

Приложив руку к груди, я сжала каменные бусины. Что происходит? Почему муж настолько переменился с приездом брата? Откуда столько жесткости в голосе? Я кинула взор на Петра Андреевича. Тот коротко кивнул, развернулся и покинул комнату.

– Есения, я попросил вас удалиться в опочивальню! – голос мужа выдернул из задумчивости и подтолкнул к двери.

Вспыхнув от подобного обращения, я промолчала, подхватила юбки и устремилась в свою комнату, где поджидала верная Настя.

– Барышня, на вас лица нет! – всплеснула руками служанка, запричитала и бросилась освобождать меня из оков подвенечного платья. – Я воду согрела. Омоетесь и недуг уйдет.

– Ой, Настя, не знаю, что думать.

– О чем вы, барышня?

– Орлов-старший приехал, братья не поладили.

– Разберутся, не берите в голову, барышня, – махнула рукой Настя, вынимая шпильки из волос, – ваша ли это забота?

– И то верно, Настя! Дело говоришь. Растревожилась понапрасну.

– Вот и славно, – обрадовалась Настя и прикоснулась к каменным бусам, – а это откуда у вас, барышня? Подарок супруга?

Я протянула руку, служанка расстегнула застежку и передала мне украшение. Теплые камни мягко легли в ладонь. Сжав кулак, я прикрыла веки.

– Он сказал, что камень защитит от страхов и наваждений.

– Кто сказал? – не поняла Настя. – Супруг ваш?

– Да нет, Петр Андреевич.

– Так подарок от брата?

– Семейная реликвия, – добавила я, вглядываясь в черную, как ночь, поверхность камня.

– Вы будете гневаться, барышня, но по мне, дарить даме черные украшения – не к добру, – заявила Настя и потупила взор.

Я вскинула глаза на девушку, перевела на бусины, которые манили таинственностью и задумалась. Вспомнила, как Василий поджал губы, едва вошел и увидел украшение на шее. Скептическая улыбка и ответ брату поразили меня. Однако я не успела додумать мысль, как дверь отворилась, и в опочивальню вошел Василий Андреевич.

Он коротко кивнул Насте, чтобы оставила нас. Девушка безропотно подчинилась, кинув на меня прощальный взор. Вымученно улыбнувшись в ответ, я сжалась от мысли, что мне предстоит разделить ночь с мужем, как того требует обычай. Но Василий Андреевич не спешил. Он прошелся по комнате, остановился возле окна, вглядываясь в ночь, запустив пятерню в густые волосы. Взъерошил непослушные кудри и повернулся ко мне, словно только сейчас вспомнил о существовании супруги.

– Как вы себя чувствуете, Есения?

Тон, с которым Василий Андреевич обратился ко мне, заставил замереть. Куда подевались сладкие речи? Восторженные взгляды?

– Почему вы спрашиваете? – прошептала я, машинально кутаясь в шаль.

Василий Андреевич сократил расстояние, подошел вплотную. Поднял руку и провел тыльной стороной по щеке. Я посмотрела в глаза мужа, но взгляд Василия проходил сквозь меня, всецело поглощенный собственными думами. Глубокий вздох сорвался с губ супруга, он сфокусировался и посмотрел на меня:

– Отдыхайте, Есения. Я не потревожу ваш сон и покой. Не сегодня!

***

Собачий лай да топот копыт разбудили меня. Я подскочила на постели и прислушалась. Гомон мужских голосов со двора, посвист загонщиков напомнили об охоте. Папенька сдержал обещание и организовал увеселение после свадьбы.

Втянув воздух, я приложив руку к груди, и задержала дыхание: воспоминания прошлого дня лавиной обрушились на меня. На запястье брякнули черные бусины. Коснувшись теплых камней, я задумалась.