Kitobni o'qish: «Забытая мелодия»

Часть 1

Что бы вы могли самому себе рассказать о человеке, которого больше нет в вашей жизни? Что он любил вас так, как не полюбит больше никто и никогда? Что он собирался прожить с вами долгую и счастливую жизнь и умереть в один день? Что имя у него было мягкое и нежное, как морская волна, а руки сильные и надежные, как прибрежные скалы? И что лишь забытая мелодия теперь напомнит вам о нем?

Все случилось не так уж и давно, и эту историю вам с удовольствием поведают местные старожилы. И каждый из них совсем немного приврет именно в том месте, где судить-то как раз надо будет вам самим. Произошло это в нашем городе, а то, что эту историю разнесли, в конце концов, по всему округу, так вы же сами знаете, что нашим людям только подавай что-нибудь эдакое…

Меня зовут Денни, и мы познакомимся немного позже. Мы познакомимся немного позже, но одно я могу сказать сейчас. Я был участником этой нашумевшей истории.

Ну не прямым участником, конечно, а косвенным. Но если вы решите узнать всю правду из первых уст, а также, в конце концов, разобраться, кто прав и кто не прав, то я охотно поделюсь с вами своим собственным мнением.

А если и после этой истории все ваши теории о любви, верности и предательстве все так же будут висеть в воздухе, как безответные воздушные шарики, то уж тогда я, право, и не знаю, что я могу вам еще сказать.

Ну хорошо, начну по порядку. Начну с того рокового дня. Я о Майкле и Лиз, вы, конечно же, догадались…

Майкл был неплохим музыкантом, хотя его уже мало кто помнит. Среди знатоков до сих пор ходят споры, принадлежит ли ему наша знаменитая «Забытая мелодия», и многие сходятся на том, что это действительно его произведение.

Но Лиз так и не удалось этого доказать, она мало что понимает в нотах, нотных рядах и музыкальном соответствии. А все черновики Майкла с тех пор как в воду канули. А те парни, которые, как убеждена Лиз, присвоили себе авторство этой прекрасной музыки, так до сих пор и не раскололись.

Лиз все знали как прекрасную танцовщицу, но она тоже больше уже не танцует. А как она танцевала, мой бог, ее часто показывали по телевизору.

Ее танцы были своеобразны, да и места выступлений отличались оригинальностью. В последнее время она танцевала в ночных клубах, но что это были за танцы, сами Музы, должно быть, аплодировали ей.

Лиз не нужно было даже расстегивать верхнюю пуговицу у своего платья, и к концу третьего часа выступления она была, не поверите, полностью одетой. Животная страсть и неуемная энергия разили вас наповал даже сквозь ее сценический костюм. А все остальное неугомонной публике было позволено сколько угодно надумывать самой.

Правда, я в такие места никогда не ходил, но видел ее танцы по первому каналу. У меня до сих пор где-то лежат несколько кассет с записями ее танцев, я смотрю их, когда мне становится особенно грустно.

Так вот, о Лиз и о Майкле.

Тот день не предвещал ничего особенного и необычного. Правда, с утра светило солнце, что довольно нечасто бывает в нашем северном городе.

Потому что, если вы встанете лицом на северо-запад и посмотрите во-о-он туда, в ту сторону, куда я сейчас показываю пальцем, то увидите там снежные вершины. Они растворяются где-то там, у самого горизонта, но до них всего каких-то пятьдесят миль.

Да, у нас прохладно, раз уж снег так близко и лежит всего в двух с половиной часах от города. Только ехать туда надо на хорошей машине, а то непременно застрянете. Горная дорога, знаете ли, сэр, она непредсказуема.

Но если вы развернетесь и посмотрите туда, куда я показываю пальцем теперь, на юго-запад, то знайте, что в той стороне находится уже побережье. Правда, его вы с этого места, где мы сейчас с вами стоим, ни за что не увидите, как ни старайтесь, сэр.

Его отсюда не увидеть, но знайте, что до побережья от нашего города часа три езды, не более. Даже если вы поедете туда на самом паршивом автомобиле допотопной сборки.

Так что у нас не очень прохладный город, нет. И летом у нас бывает даже очень жарко. Так жарко, что часто в приличных домах ломаются кондиционеры.

Я знаю об этом так хорошо, потому что мой друг работал как раз в то время в мастерской по ремонту кондиционеров и обогревателей. И за несколько дней до того, как у Майкла и Лиз все в жизни так перевернулось, мы как раз принесли им новый, смонтированный под заказ кондиционер.

Майкл открыл входную дверь своей квартиры и очень удивился, увидев нас на пороге.

– О, мой бог, что это?! – воскликнул Майкл, так сильно он удивился, ведь он вовсе не просил нас немедленно тащить к нему этот кондиционер.

А мы вручили Майклу чек и вовсю пытались увидеть Лиз.

– Вот, пожалуйста, – вежливо говорили мы Майклу, – получите, пожалуйста, свой кондиционер.

Но Лиз была в другой комнате, а может, даже в ванной, мы слышали, как она напевала сама себе что-то забавное. Но к нам она не вышла, зачем ей это?

По квартире были разбросаны ее платья, в которых она так превосходно танцевала во всяких сомнительных заведениях, а в воздухе стоял тончайший аромат ее дорогих духов.

А Майкл сказал нам, что мы зря принесли сюда кондиционер, мы слишком поторопились. Ведь у них с Лиз через несколько дней свадьба, и они переезжают на другую квартиру. И он как раз собирался передать в мастерскую адрес новой квартиры. А теперь ему придется волочь туда чуть ли не на собственном горбу еще и кондиционер.

Посреди комнаты стоял белый рояль Майкла, я уже говорил, что он был классным музыкантом. «Счастье где-то здесь» – это ведь тоже его произведение, а это очень сильная музыка, она так и брала вас за душу, когда первый канал прощался со своими телезрителями на ночь.

Но сейчас на белом рояле Майкла лежали серебристые платья Лиз, и нас с моим другом это очень волновало. И мы стали наперебой говорить Майклу, что мы сами с большим удовольствием перетащим его кондиционер на новую квартиру, ведь это по нашей вине на него свалились такие новые хлопоты.

– Мы сами перенесем этот ваш кондиционер на вашу новую квартиру, нам совершенно ничего не стоит перенести туда ваш кондиционер, – говорили мы Майклу.

Но Майкл только сухо сказал нам, что он премного благодарен и что счет он оплатит на этой неделе.

А мы, конечно, побоялись, что он заподозрит нас в излишней любви к своей Лиз, мы и так проявили слишком много прыти. Поэтому мы не стали больше настаивать, а поспешили откланяться, нелепо пятясь к двери и извиняясь.

А Лиз к нам так и не вышла, зачем ей это? Но когда мы возвращались обратно в мастерскую, нам казалось, что теперь все улицы, деревья и дома пахнут ее тонкими дорогими духами.

А Эдди, это мой друг, я забыл его представить, всю дорогу до мастерской переживал, что нам не удалось увидеть Лиз… А я думал, что он зря так переживает. Ну прямо как ребенок, мечтающий о шоколадной конфете в роскошной упаковке.

Ведь Лиз это не конфета, и негоже о ней так думать, особенно если ты уже достаточно взрослый и самостоятельный мужчина, хотя по тебе это вряд ли заметно. Это я о нас с Эдди.

Лиз – это нечто особенное, о чем таким маленьким людям, как мы, не приходится мечтать даже во сне. Лиз – это луч солнца, который озаряет жизнь только одного человека, и только раз в сто лет.

И этим человеком был Майкл.

Но я слишком уж увлекся собственной персоной, а мне давно пора бы перейти к нашим главным героям. Героям, о любви которых до сих пор ходят легенды. И еще ни одному местному сплетнику не удалось переврать эту историю так, как будто бы любовь между Майклом и Лиз занимает в ней далеко не первое место.

Я вам уже говорил, что они мало что соображают в этом. А уж кто знает все совершенно точно, так это я, Денни Валентино.

Я живу вот здесь, за углом. И если вы зайдете ко мне домой, то я налью вам терпкого мартини в большой фужер, чтобы хватило на весь вечер, и поведаю о том, о чем знаю наверняка.

Ведь именно мне доверила эту историю наша Лиз.

В тот роковой день с утра светило солнце, и людям казалось, что они счастливы. Я прекрасно помню, как работа спорилась в этот день, и я починил много обуви, я не рассказывал разве, что я сапожник?

Да, и отец мой был сапожник, и дед мой тоже был сапожник. Правда, они еще помимо этого были отпетыми ловеласами, не пропускали ни одной юбки, но я по этой части пошел явно не в них.

Но я о солнце, а когда светит солнце, то особенно хочется жить. И именно в этот день Майкл завершил свою «Забытую мелодию».

Она ему тяжело далась, ему казалось, что эта музыка потихоньку вытягивает из него душу.

Он писал ее для Лиз, этой суматошной девчонки, которая мало верила в его любовь. Она верила в свои танцы, в море, в законы взаимозаменяемости и теорию относительности.

Майкл никак не мог заставить ее перестать танцевать во всяких сомнительных заведениях. Он не мог поверить, что еще кто-либо, кроме него, способен оценить ее прекрасные танцы.

Но Лиз не могла не танцевать. Так же, как Майкл не мог не писать свою музыку.

А Майкл писал замечательную музыку. Я думаю, он и сам это понял в то утро, когда завершил свою «Забытую мелодию».

Он оставил партитуру в студии, как и обещал тем парням из оркестра. А они должны были как следует ее подрепетировать к послезавтрашнему дню, дню бракосочетания Майкла и Лиз.

Это был его подарок Лиз. Майкл хотел, чтобы эту музыку играли на свадьбе, хотя вряд ли кто, кроме Лиз, обратит на нее свое внимание. Ведь на свадьбу люди обычно ходят только для того, чтобы посмотреть, как одета невеста, и посчитать, сколько камушков на ее кольце. А что там такого необычного играет оркестр, никто даже и не поймет.

Но Лиз это поймет наверняка. Она, как только услышит эту мелодию, сразу ее узнает. Она сразу поймет, что это именно то, что хотел подарить ей Майкл.

А нас с Эдди никто на эту свадьбу не приглашал. Но мы все равно обязательно пойдем на нее только для того, чтобы постоять в толпе зевак и посмотреть, как прекрасна будет наша Лиз в фате и белом платье.

А в церковь нас не пустят. Майкл и не вспомнит, что это именно мы с Эдди принесли ему на днях кондиционер. Так что ж теперь, приглашать нас на свадьбу?

И с Лиз мы тоже лично не знакомы, хотя нам довольно часто удавалось попадаться ей на глаза, когда она приезжала поздно вечером в свой клуб на работу. А мимо дверей этого клуба как раз, не спеша, проходили мы с Эдди по своим делам.

Но вряд ли мы с Эдди могли запасть в душу такой роскошной девушке, как Лиз.

Так вот, Майкл дописал свою мелодию и оставил ее в студии. А днем туда должны были прийти те парни из оркестра и начать репетицию. Этим парням можно было доверять, они были профессиональные музыканты и ценили хорошую музыку. И все последние вещи Майкла, которые так часто транслировал первый канал, исполняли тоже они.

Майкл вышел на улицу и только там заметил, что день был солнечный и теплый, а он этого и не знал.

Ведь он приехал в студию на рассвете, когда Лиз еще спала, а из него уже рвались последние аккорды «Забытой мелодии». Но свой рояль Майкл уже перевез на новую квартиру, куда они с Лиз должны будут переехать после свадьбы.

Так вот, именно потому, что у Майкла не было под рукой рояля, ему и пришлось рано утром ехать в студию. А еще он прихватил с собой все свои черновики, запомните, это очень важно.

И когда он дописал мелодию и вышел на улицу, то все его черновики остались в студии. Но туда не мог пробраться никто из посторонних, потому что студия была арендована композитором Майклом Гордоном и ребятами из оркестра. А конец аренды истекал только через два дня, и потому Майклу нечего было волноваться, что в студию кто-то зайдет и украдет все его ноты. Такого в нашем городе еще никогда не было.

Майкл сел на свой мотоцикл и поехал домой. Ему казалось, что сегодня самый счастливый день в его жизни, и этот день только начинался.

Солнце заливало улицы и деревья. Дома его ждала Лиз, а через два дня они будут на побережье. Жизнь была прекрасна и удивительна, и все в ней было так, как они с Лиз и планировали.

И если бы кто-нибудь сейчас сказал Майклу, что сегодня вечером произойдет событие, которое все в этой жизни так перевернет, то Майкл бы ему ни за что не поверил.

Майкл и Лиз снимали небольшую, но уютную квартиру неподалеку от центра. А город у нас не такой уж и маленький, и нелегко ездить на мотоцикле по его оживленным трассам, гораздо проще добираться на метро.

Но Майкл обожал свой мотоцикл.

Когда Майкл подъехал к дому, он увидел, что бабки уже организовали прямо на улице маленький базар. И у них можно было купить изумительные горные цветы.

Майкл отогнал мотоцикл в гараж, а потом зашел в магазин и купил хлеба и булок к завтраку. А потом он купил целую корзину горных цветов, бабки обалдели от счастья, теперь им не придется торчать тут целый день.

Майкл поднялся на лифте на свой этаж и открыл ключом входную дверь.

Квартира, которую снимали Майкл и Лиз, была небольшая, но очень уютная. В ней было всего две комнаты и кухня. Но зато в ней был очень большой балкон, с которого можно было наблюдать по вечерам за светящимся городом и звездами на небе.

Лиз еще спала, и в квартире уютно пахло ее духами. Майкл зашел в спальню и поставил корзину с цветами возле кровати.

Затем Майкл прошел на кухню и налил в стакан холодной воды. Из кухни была видна спальня… и Лиз, спящая на кровати. Майкл вернулся и поставил стакан с водой на тумбочку.

Потом Майкл снял свою куртку и бросил ее в кресло. А потом он стал открывать в комнатах шторы, и солнце залило всю квартиру.

Лиз проснулась, солнце слепило глаза, и ей не хотелось еще вставать. Она перевернулась на бок, потом на другой, а потом свалилась с кровати прямо в огромную корзину с цветами.

– О, Майкл! – закричала Лиз. – Это же настоящие горные цветы!

Майкл подошел к Лиз, поднял ее и положил обратно на кровать. А Лиз умудрилась захватить с собой побольше цветов.

Лиз лежала на кровати, прижав к себе цветы, это было здорово. Майкл наклонился и поцеловал ее.

– Как дела? – спросил Майкл.

Лиз взяла с тумбочки стакан и выпила всю воду.

– Забыла тебе вчера сказать, – она посмотрела на Майкла, – Николя переманивает меня к себе на работу.

– Николя? – расстроился Майкл. – Но его клуб работает до самого утра.

– Да, – пожала плечами Лиз, – но зато там больше платят.

– Лиз, но ты и так очень устаешь, хотя танцуешь всего до двух ночи.

Майкл сел на пол рядом с кроватью.

– Вот именно, – сказала Лиз, – я же не работаю, я танцую.

– Но это твоя работа, – возразил Майкл.

– Нет, это не моя работа, это мое развлечение.

– А что же тогда твоя работа? – удивился Майкл.

– Моя основная работа – выносить твое занудство.

– Неужели я такой зануда? – огорчился Майкл.

– Да, ты самая большая зануда в моей жизни.

– Глупая, – улыбнулся Майкл, – я самое большое счастье в твоей жизни.

– О, – возмутилась Лиз, – да ты к тому же весьма самоуверенная зануда.

– Как ты разговариваешь со своим будущим мужем?

Лиз улыбнулась и отвернулась к стенке. Майклу тут же стало без нее скучно.

– Лиз, мы не договорили.

Он потянул на себя ее одеяло.

– О чем? – повернулась к нему Лиз.

– О твоей работе.

Майкл встал с пола.

– И что ты собираешься сообщить мне о моей работе?

Лиз присела на кровати.

– Я собираюсь тебе сообщить, что ты не можешь танцевать до пяти утра.

Майкл тоже сел на кровать.

– Откуда тебе известны возможности моего организма? – спросила Лиз.

– Представь себе, – ответил Майкл, – я их очень тонко чувствую.

– С каких это пор?

Лиз потянула его за рубашку.

– Со дня нашей первой встречи.

Майкл поцеловал Лиз в лоб.

– И как это тебе удается?

Лиз подставила ему губы.

– Очень легко, леди. – Майкл поцеловал ее в губы. – Ведь со дня нашей первой встречи ваш организм стал бесценной частью моего организма. – Майкл стал расстегивать свою рубашку. – Ваше тело, – Лиз стала помогать ему расстегивать рубашку, – стало продолжением моего тела. – Им надоело расстегивать его рубашку, и Майкл снял ее через голову. – А ваша душа, – Майкл нежно-нежно обнял свою Лиз, – продолжением моей души.

Рядом с кроватью стояла огромная корзина горных цветов, от которых исходил тончайший аромат горных елей, леса после дождя и нежных капель утренней росы. Солнце за окном и голубое небо наблюдали за Майклом и Лиз.

Весь город знал, что прекрасная танцовщица выходит замуж за великолепного музыканта. И людям казалось, что предела счастью и совершенству в этом мире действительно нет.

Через два дня будет их свадьба, и это будет временем больших перемен. Они уже не смогут оставаться теми же ветреными Майклом и Лиз.

Это будут уже совсем другие, взрослые и солидные люди, и многое в своей жизни они должны будут делать по-другому. Они, например, уже никогда не сядут просто так на мотоцикл и не проедут с ветерком по городу. О нет.

По выходным они будут ходить в оперу. А остальными вечерами сидеть у камина и вспоминать свою бурную молодость.

Почему-то супружеская жизнь казалась именно таким скучным представлением, в котором все роли уже давно расписаны и отрепетированы. И Майклу и Лиз оставалось только, как старые костюмы, примерить эти роли на себя.

Но Лиз не собиралась расставаться со своими танцами, она не представляла себе жизнь без них. Она не знала, куда можно будет деть всю ту энергию, которая ежесекундно сжигала ее изнутри.

Танцы были образом жизни Лиз, и ничего поделать с этим она не могла. И ей всего лишь оставалось мягко подготовить Майкла к тому, что она уже подписала контракт на год в самом престижном клубе города у Николя.

– Майкл, – сказала Лиз Майклу, когда тот вышел из ванной, – я, конечно, очень ценю твой романтизм, но если ты не разрешишь мне танцевать в клубе у Николя, то я уйду от тебя.

– Лиз, – сказал Майкл, – неужели ты сможешь уйти от меня из-за каких-то там танцев?

– Майкл, танцы – это моя жизнь.

– Да? – удивился Майкл, – а мне казалось, что твоя жизнь это нечто иное.

– Что, например?

– Ну, – Майкл немного подумал, – например, солнце, небо, море, цветы, деревья, облака.

– Да, – сказала Лиз, – а также морские впадины, подводные течения, снежные бури и азотнокислые дожди.

Майкл выразительно похлопал в ладоши.

– Лиз, ты никогда не разучишься быть циничной.

– Нет, Майкл, – вздохнула Лиз, – это ты никогда не научишься меня понимать.

Лиз взяла полотенце и направилась в ванную комнату. Майкл пошел следом за ней.

– Лиз, – сказал он, – а что я должен понять?

В ванной мягко шелестела вода, и силуэт Лиз был еле различим сквозь полупрозрачную штору.

– То, что я только что тебе сказала, – ответила Лиз из-за шторы.

– А что ты мне только что сказала, Лиз? Ты так много всего говорила.

– А я тебе сказала, Майкл, нечто важное.

Лиз подняла ладони, и вода стекала по ее рукам. Ей было уютно и хорошо.

– И что же это важное, Лиз?

– А то, – надулась Лиз, – что если ты не можешь отличить важное от неважного для меня, значит, ты меня совсем не любишь.

– Зачем ты говоришь такие слова, Лиз, ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Да, ты очень часто мне об этом говоришь. Просто я не хочу, чтобы ты об этом забывала, – пожал плечами Майкл.

Лиз протянула руку и достала полотенце.

– И когда я об этом забывала?

Лиз обернулась полотенцем и отодвинула штору.

– Ну вот сейчас, например.

Майкл помог ей выйти из ванны.

– Сейчас, – спросила Лиз, – сию минуту?

– Нет, чуть раньше.

– А что было чуть раньше?

– Ты сказала, что уйдешь от меня.

– А тебе кажется, что это никогда не сможет произойти?

– Мне кажется, нет.

– Почему? – улыбнулась Лиз.

– Потому что ты так привыкла быть любимой мной.

– Что, – удивилась Лиз, – привыкла быть любимой тобой?

– Да, – сказал Майкл.

Лиз направилась в комнату.

– И ты уверен, что именно по этой причине я не уйду от тебя?

– Ну… я не совсем уверен, – Майкл пошел следом за Лиз, – но я надеюсь.

– А-а-а, – сказала Лиз, – оказывается, все еще не столь безысходно.

– Я просто думаю, что тебя вряд ли кто-нибудь будет любить так, как я.

– Ты этим хочешь сказать, что я не смогу привлечь еще чье-то внимание?

– Почему же, я прекрасно знаю, сколько у тебя в этом клубе поклонников.

– Ты боишься, что у Николя их будет еще больше?

– Нет, не боюсь. Все равно тебя никто и никогда не будет любить так, как я.

– А как ты меня любишь? – поинтересовалась Лиз.

– Я не знаю, как объяснить это словами.

– Попробуй, – попросила Лиз.

– Не смогу.

– А ты написал мне письмо? – вспомнила Лиз.

– Я сегодня был занят, – сказал Майкл.

Он наблюдал за Лиз, на ней из одежды было только полотенце.

– И чем ты занимался?

Лиз подошла к платяному шкафу и стала изучать свою одежду.

– Я записывал мелодию.

– Записывал мелодию… разве ты ее уже закончил?

– Я этого не говорил.

– Говорил, Майкл, ты же сам и проговорился.

Лиз выбрала белое длинное платье.

– Когда это я проговорился? – удивился Майкл.

– Только что.

Лиз ушла в другую комнату.

– И что я сказал?! – крикнул ей Майкл.

– Ты сказал, что записывал мелодию.

– Но я каждый день записываю мелодии, – пожал плечами Майкл, – почему ты решила, что это именно последняя моя мелодия?

– Я почувствовала.

Лиз появилась в дверном проеме в длинном белом платье.

Майкл сдался:

– Хорошо, Лиз, она готова, но я хотел, чтобы ты услышала ее в день нашей свадьбы.

– Наша свадьба послезавтра, – сказала Лиз.

– Я об этом не забыл.

– А мелодию я хотела бы услышать сейчас же.

– Сию секунду?

– Сию секунду.

– Ты, как всегда, спешишь жить, Лиз.

– А когда же нам еще жить, если не сейчас?

– Ну… для жизни нам еще предоставлено много дней.

– Сколько?

– Очень много, поверь.

– А ты оптимист, Майкл.

– Нет, я просто самый счастливый человек.

– Тогда ты должен непременно напеть мне свою мелодию.

– Но я не могу напевать свои мелодии.

– Ты не можешь напеть своей любимой девушке посвященную ей же мелодию?

– К сожалению.

– Тогда расскажи мне ее.

– Как ты себе это представляешь?

– Очень просто, ты раскрываешь рот и рассказываешь мне, о чем это таком важном повествует эта твоя несравненная мелодия.

– В моей мелодии нет ничего такого особенного, она проста, как мир.

– И о чем же она?

– Она о любви.

– И все?

– И все.

– И как же это тебе удалось написать такую простую мелодию?

– Ты же знаешь, Лиз, мне это далось очень нелегко.

Лиз посмотрела в уставшие глаза Майкла и не стала больше ни о чем его спрашивать. Она и так прекрасно знала, как тяжело давались ему все его произведения. Майкл вкладывал в них по частичкам свою жизнь.

Лиз пошла на кухню готовить завтрак. Она достала из холодильника все, что было, на бутерброды. Майкл пришел на кухню вслед за Лиз.

– Лиз, – сказал Майкл, – мы еще не окончили наш разговор.

– Ты о чем? – беззаботно спросила Лиз.

– Я не хочу, чтобы ты танцевала в клубе у Николя.

– А, ты опять об этом, – равнодушно сказала Лиз и стала делать бутерброды.

– Да, – повторил Майкл, – я не хочу, чтобы моя жена танцевала в ночном клубе.

– Может, ты хочешь, чтобы я вообще не танцевала?

– Нет, Лиз, я прекрасно понимаю, что для тебя значат танцы, но меня всерьез беспокоит твое здоровье.

– И что тебя беспокоит в моем здоровье?

– Твои обмороки.

Майкл приготовил кофе.

– А-а-а, – сказала Лиз.

– Что – а-а-а? – возмутился Майкл. – Ты была у врача, что они значат?

– Я была у врача, – спокойно сказала Лиз, – он понятия не имеет, что значат мои обмороки.

– Тогда какой же он, к черту, врач? – поинтересовался Майкл.

– Хороший, добрый, внимательный, отец троих детей.

– Поздравляю, Лиз, ты опять ушла от разговора.

Майкл сел за стол.

– И заметь, Майкл, мне все труднее и труднее это удается, своими заботами ты загоняешь меня в угол.

Лиз подвинула поближе к Майклу тарелку с бутербродами.

– А кто же, кроме меня, черт возьми, должен заботиться о твоем здоровье? – удивился Майкл.

– Майкл, я знаю, почему у меня эти обмороки.

– Почему?

– Потому что я давно не была на море, – улыбнулась Лиз.

– И только-то?

– Ты же знаешь, что я не могу без него жить.

– Так море или танцы?

– И танцы, и море.

– Ты меня убиваешь, – сказал Майкл.

– Тогда напой мне свою мелодию, – не растерялась Лиз.

– Ты опять? – грустно спросил Майкл.

– Да, и на этот раз я не отстану.

– Хорошо, – улыбнулся Майкл, – уговорила, я тебе ее расскажу, только не перебивай меня. Правда, я плохо представляю себе, как это делать.

– Хочешь, помогу тебе, – предложила Лиз.

– Нет, подожди, я сам, – сказал Майкл и надолго замолчал.

– О чем ты думал, когда ее писал? – осторожно спросила Лиз.

– О тебе.

– И что ты обо мне думал?

– Я думал, как передать в музыке тебя, твои мысли, твою суть, твои желания, – тихо сказал Майкл. – Я хотел передать мои чувства к тебе…

Майкл опять надолго замолчал.

– Майкл.

– Вот видишь, я запутался.

– Извини, Майкл, это была не лучшая из моих идей.

– Нет, это была не плохая идея, просто у меня ничего не получилось. Одно только я знаю точно, Лиз. Мне кажется, что, где бы ты ни услышала эту мелодию, ты сразу поймешь, что это она и есть.

– Майкл, – удивилась Лиз, – где же я могу ее без тебя услышать?

– Ну… мало ли, – улыбнулся Майкл. – Мне кажется, – продолжил он, – что ты сразу ее узнаешь. Она тебе напомнит тебя. Она напомнит тебе твои мысли, поступки, желания. Она напомнит тебе детство, море и белый снег. Тебе покажется, что ты ее уже слышала. Она напомнит тебе забытую мелодию, которая уже когда-то пришла в твою жизнь, и теперь тебе осталось ее только вспомнить.

– Майкл, – тихо сказала Лиз, – спасибо тебе, но неужели ты и правда меня так любишь?

– Мне ничего не стоит любить тебя, Лиз, для меня это так же естественно, как жить.

– А что ты будешь делать, когда я умру?

– О, Лиз, ты опять за свое!

Майкл вышел из-за стола и направился в комнату. Лиз пошла следом за ним.

– Скажи, Майкл, я хочу знать.

– Лиз, перестань доводить меня глупыми разговорами.

Майкл взял с письменного стола какие-то документы и сложил их в свою папку с бумагами.

– Майкл, разговоры о смерти не так уж и глупы. – Лиз протиснулась между Майклом и столом.

Майкл улыбнулся и обнял ее.

– Лиз, – сказал он, – через два дня мы будем на побережье. Ты отдохнешь от города. У нас все будет хорошо. У нас не может быть иначе. Поняла?

Лиз вздохнула и положила голову ему на грудь.

– Хорошо, Майкл, – сказала она, – я не буду больше доводить тебя глупыми разговорами. К тому же откуда ты сейчас можешь знать, как сложится твоя жизнь, если я вдруг умру.

– Лиз! – возмущенно сказал Майкл.

Он отошел от стола и поискал глазами куртку. Она валялась в кресле. Майкл надел куртку и взял со стола свою папку.

Лиз ходила следом за ним.

– Майкл, – сказала она, – мы собирались съездить к моей сестре.

– Лиз, я подъеду туда немного позже. Часа через три.

Лиз надула губы.

– Лиз, – мягко сказал Майкл, – мне надо заехать на студию. Еще мне надо довершить некоторые формальности с новой квартирой и машиной. А еще сегодня съезжаются мои родственники, и их надо где-то разместить. У меня много дел сегодня, а завтра их будет еще больше.

– Ну да, – совсем расстроилась Лиз, – может, тогда не будем жениться?

– Не выдумывай, Лиз.

Майкл взял ее за руку и повел за собой к входной двери.

– И давай будем прощаться. Я подъеду прямо к Каталине, поняла?

– Поняла, – грустно сказала Лиз.

Майкл нежно обнял ее и поцеловал. А потом он открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Он обернулся и улыбнулся Лиз.

Лиз послала ему воздушный поцелуй и закрыла дверь. А потом она прислонилась к двери, за которой скрылся Майкл, и простояла так несколько долгих мгновений.

Я видел в тот день Майкла. Он заходил в музыкальную студию, которая находится напротив Центрального парка. Через этот парк мы с Эдди ходим на занятия по психологии.

Я не хочу говорить о том, сколько лет мы туда ходим, но могу уверенно сказать, что это нам здорово помогает. Только не подумайте, что мы какие-нибудь там уроды, нет, мы обычные люди.

Просто мы очень не уверены в себе. И чтобы убедиться в том, что мы такие же молодцы, как и все остальные, нам и приходится посещать эти курсы.

И на этих курсах нас в этом очень здорово убеждают. После занятий мы выходим бодрые, уверенные в себе и полные великих начинаний. Нам хочется осветить все небо звездами, написать хорошую музыку и одарить наших женщин цветами.

К концу недели эти желания потихоньку меркнут на тусклом небосводе наших возможностей. И нам приходится опять плестись на наши курсы.

Видимо, эта планета плохо приспособлена для жизни на ней таких слабых людей, как мы с Эдди и нам подобные. И поэтому, специально для нас, большие профессора по психоанализу и самовнушению и создали эти курсы.

А я думаю, что в мире, на самом деле, полно таких людей, как мы. Ведь не для всех же и не каждый день на этом свете радостно сияет солнце, цветут цветы и дует легкий бриз.

И когда я проходил в тот день мимо музыкальной студии, из ее окон лилась просто божественная музыка. А надо сказать, что я частенько проходил как раз под окнами этой студии.

И когда из окон этой студии была слышна музыка, я знал, что эту музыку написал Майкл. И написал он ее потому, что в его жизни была Лиз.

И Лиз мы видели в тот день тоже. Мы с Эдди и не думали, что на нас свалится такое счастье.

Лиз довольно часто приходила в большое здание рядом с оперой. В этом здании на последнем этаже жила многодетная сестра Лиз. Муниципалитет предоставил ей эту квартиру как многодетной матери, и поэтому ее муж теперь мог запросто нигде не работать. Сестре Лиз было нелегко справляться с оравой своих детей, и Лиз всячески ей помогала.

И в тот день Лиз прошла мимо нас с Эдди в ослепительном белом платье. А следом за ней шел носильщик из супермаркета и тащил несколько огромных пакетов с продуктами.

Лиз, наверное, решила обеспечить свою многодетную сестру питанием недели на две и уехать в свой медовый месяц спокойной за ее благополучие.

И произошло в этот день чудо. Лиз прошла мимо нас с Эдди.

А мы остановились как вкопанные и раскрыли рты от счастья. Вот такие мы дураки, видите, как мы плохо справляемся с необычными ситуациями. Нас так и обдало духами Лиз, у нас даже головы закружились.

А Лиз уже прошла мимо, но вдруг она замедлила шаги, обернулась, посмотрела на нас и улыбнулась. У меня до сих пор перехватывает дух, когда я вспоминаю об этом.

Я пришел в себя, когда Лиз уже поднималась по ступенькам своего большого здания.

Ее белое платье мягкими волнами обволакивало ее божественные ноги, длинные каштановые волосы были слегка растрепаны легким ветром. И вся она была ослепительна и прозрачна, как самая несбывшаяся мечта.

И весьма глупо и приземленно смотрелся на ее фоне носильщик из супермаркета со своими огромными пакетами, полными продуктов.

– Ты видел, как она мне улыбнулась? – вдруг сказал дурак Эдди.

Я чуть собственным языком не подавился. Это же надо было додуматься до такой наглости.

А надо сказать, что наш Эдди худ, как щепка, а я, напротив, толстый, как арбуз. Так что кого из нас Лиз заметила первым, совсем нетрудно догадаться.