Kitobni o'qish: «По ту сторону карты: скрытый мир Острова сокровищ»

Предисловие

«В чём вообще состоит удовольствие от литературы? Почему, читая какие-то слова на бумаге, мы испытываем удовольствие, готовы это делать бесплатно и даже платить за это деньги? В чём секрет?»

В своих лекциях по литературе русский писатель Михаил Харитонов отвечает на этот вопрос так: мозгу нравится отгадывать загадки. Путь к решению может быть коротким: примеры подобных циклов – синтез образа, то есть представление в уме картинки по её текстовому описанию, или метафора. И пусть даже девять десятых работы по решению каждой микрозадачи выполняет за читателя автор, мозг успевает выпрыснуть порцию эндорфинов, каковые и складываются в удовольствие от чтения.

Я не собирался писать эту книгу; она развернулась сама, как самораспаковывающийся архив. Я всего лишь хотел записать, как легко решается заданная Стивенсоном задачка: где находится Остров Сокровищ на самом деле.

Роман был задуман для детей, и создавали его играючи: участниками игры были приёмный сын и отец писателя. Поэтому я решил, что соавторы «Острова» придумали для своих будущих читателей загадку: в самом деле, найти Остров чрезвычайно просто, и странно, что этого не сделали до сих пор; я заподозрил даже, что современники считали её такой лёгкой, что никто и не потрудился записать решение.

Но архив продолжал распаковываться, как будто бы к моему труду подключились какие-то внешние силы, желающие заявить о себе (о чём-то подобном свидетельствуют многие авторы). В итоге я обнаружил в романе целую россыпь сокровищ, если считать таковыми загадки, которые могут быть отгаданы: «Остров сокровищ» постине заслужил своё название. Вот только, похоже, мало какие из них были задуманы писателем.

Теория, которой я придерживаюсь сейчас, покажется многим антинаучной; пускай. Её хорошо поймёт юнгианец, чуть хуже – приверженец культуры new age, а рационалист назовёт «магическим мышлением». И всё же: я думаю, что Стивенсону удалось раздобыть такой чудовищный запас вдохновения, что он просто-напросто хакнул самую большую нейросеть во Вселенной – ту, которую Юнг называет «коллективным бессознательным». Роман в итоге сложил себя сам, как кристалл. Он сам, без задумки автора, выстроился вдоль нескольких силовых линий, протянутых в коллективной памяти; ум автора служил модератором, но не автономным создателем контента.

Эти силовые линии – христианство, античный миф, астрономия и история Шотландии.

Моя гипотеза – или, я надеюсь, открытие – в том, что «Остров Сокровищ» способен доставить удовольствие от разгадывания загадок не одним, а несколькими путями.

Тот, кто немного разбирается в движениях луны, сможет установить с абсолютной точностью не только год, но и даты главных событий романа.

Тот, кто хорошо знаком с евангельским нарративом, будет потрясён спрятанной в этих датах пасхалкой.

Тот, кто знает всю Библию (во времена Стивенсона таких было предостаточно), обнаружит целых три библейских сюжета, следуя имени одного из героев.

Тот, кто понял, что за персонаж на самом деле является главным героем «Острова», сможет восстановить его биографию.

Тот, кто знает созвездия и следит за соединениями планет, будет шокирован открывшимися совпадениями.

Тот, кто хотя бы вкратце знаком с шотландской историей, увидит, как её главные битвы тайно отразились в сюжете.

Тот, кто любит античную мифологию, сможет наблюдать, как миф прорастает сквозь ткань событий.

Наконец, тот, кто не удовлетворён современным научным взглядом на мир и разделяет идеи Карла Густава Юнга и Марии-Луизы фон Франц, с удовольствием убедится в верности юнгианской механики.

Свою интерпретацию того, как всё это оказалось в романе, я дам в эпилоге. В пяти главах – «Время», «Место», «Небеса», «Боги» и «Любовь» – мои наивные философствования сведены к минимуму. Зато там можно увидеть, с какой бездной взаимодействует ум писателя, охваченного вдохновением и отдавшегося на волю потока.

Подход и метод

Заурядный читатель воспринимает встречающиеся в романе описания погоды, ландшафта, света и тени как необязательные, вставленные «для красоты», дополнения к существенно важным вещам: непосредственно действию и диалогам. Профессиональный автор смотрит на это иначе. Владимир Набоков велел студентам Корнелла изучать карту Дублина, чтобы прочесть «Улисс», составлять план жилища семейства Замза из «Превращения», чертить план вагона из «Анны Карениной», без которого невозможно понять происходящее.

Писатель, утверждал Набоков, «подбирает героев, время и место, а затем находит те особые обстоятельства, которые позволят действию развиваться естественно, то есть без всякого насилия над материалом, развиваться естественно и логично из сочетания и взаимодействия пущенных им в ход сил».

Тщательная проработка деталей создаёт неожиданный эффект: читатель может теперь, предприняв тех или иных масштабов расследование, открыть подробности, о которых сам автор предпочёл умолчать. Вот, к примеру, как ловко Набоков вычисляет дату начала «Анны Карениной»:

Действие романа начинается в восемь часов утра, в пятницу, 11 февраля (по старому стилю) 1872 г. Эта дата нигде не упоминается, но её легко установить.

1) Политические события накануне турецкой войны, которые упоминаются в последней части романа, приурочивают его конец к июлю 1876 г. Вронский становится любовником Анны в декабре 1872 г. Эпизод на скачках происходит в августе 1873 г. Вронский и Анна проводят лето и зиму 1874 г. в Италии и лето 1875 г. – в имении Вронского, потом в ноябре они едут в Москву, где Анна кончает жизнь самоубийством майским воскресным днем 1876 г.

2) В 6-й главе первой части говорится, что Левин провёл два месяца (с середины октября до середины декабря 1871 г.) в Москве, затем перебрался в загородное имение на два месяца и в феврале вернулся в Москву. Через три месяца поздней весной начинаются драматические события книги (глава 12, часть вторая).

3) Облонский читает в утренней газете о графе Бейсте, австрийском после в Лондоне, который едет через Висбаден в Англию. Это происходит перед благодарственным молебном в честь выздоровления принца Уэльского, который служили во вторник, 15/27 февраля 1872 г., и поэтому единственная возможная пятница – 11/23 февраля 1872 г. ¹

Вагон Анны Карениной (рисунок Набокова)

Пути Стивена Дедала и Леопольда Блума через Дублин 16 июня 1904 года, из книги «Владимир Набоков, Лекции по литературе».

Схема Набокова к «Холодному дому» Диккенса

Роберт Льюис Стивенсон, самому знаменитому из романов которого посвящено это расследование, придерживался при создании сеттинга схожих принципов. Набоков цитирует их в своём лекционном курсе: «Нужный предмет должен оказаться в нужном месте; затем – следующий нужный предмет; и… все обстоятельства повествования согласуются между собой, как звуки в музыке.»² Благодаря такому подходу даже там, где сам автор считает необходимым скрыть некоторые подробности, их можно восстановить, изучив «все обстоятельства повествования». Вот, например, как Гарет Риз из Кембриджа³ определяет местоположение таверны «Адмирал Бенбоу» – места, откуда стартует действие «Острова Сокровищ»:

1. «Адмирал Бенбоу»– где-то на побережье Англии, где топография состоит из бухточек, окружённых рифами.

2. Зимой солнечные лучи отражаются от моря, прежде чем осветить бухту, следовательно – бухта обращена к западу, северо-западу или северу.

3. Идущая вдоль моря дорога в Бристоль проходит мимо таверны.

4. Поездка в Бристоль на почтовом дилижансе занимает всю ночь.

Зная среднюю скорость движения дилижанса, 5 миль в час, нетрудно установить радиус поиска: около 70 миль от Бристоля.

Риз заключает, что искомое место – в окрестностях Линмута: есть рифы, подходящие бухты и прибрежная дорога; до Бристоля – 75 миль. Восточнее Линмута нет рифов, западнее – главная дорога уходит вглубь побережья.

К тому же выводу приходит писатель и драматург Чарльз Стивен Брукс⁴ – он даже находит подходящий холм, Countisbury Hill, куда побежали пираты после разгрома таверны.⁵

Так вот: хотя Стивенсон не раскрывает ни расположения «Адмирала Бенбоу», ни координат «Острова Сокровищ», ни даже года, когда происходят основные события романа, всё же у нас есть шанс сделать очень достоверные предположения относительно всех этих деталей – включая положение острова. Нам поможет внимание писателя к мелочам, к игре света и тени, к расположенью луны и солнца, а ещё – некоторые имена, названия и числа, на которые при беглом чтении не обращаешь внимания.

Хороший автор, и тем более гений, не пишет ни слова в простоте. Он и не смог бы: слишком мощную вычислительную машину представляет собой его ум, слишком много ассоциаций вызывает каждое слово, любой символ или сюжетный ход. Поэтому даже там, где обстоятельства написания романа заставляют нас заподозрить простую небрежность, при более пристальном взгляде могут открыться неожиданные глубины – в том числе те, которые не проектировал сам создатель.

Что заставило Билли Бонса, завладевшего картой в нескольких днях морского пути от сокровищ, вернуться в Европу, рискуя попасть там на виселицу? Почему Ливси при каждом упоминании Сильвера вставляет какую-нибудь ему похвалу? Как вышло, что в конце путешествия Сильвера и Ганна оставляют без присмотра одних на корабле с сокровищем? Почему автор дал главным героям, не состоящим в родстве – Джиму Хокинсу и Джону Трелони – фамилии известной в Англии исторической фигуры, приватира Джона Хокинса, и его матери Джоан Трелони – так, что даже инициалы совпали? И нет ли здесь связи с тем странным фактом, что мировой судья Ливси и крупный помещик Трелони без сомнений берут в равные компаньоны малолетнего сына хозяйки заурядного, стоящего на отшибе притона?

Эти и подобные им сюжетные лакуны делают «Остров» идеальным субстратом для приквелов, сиквелов и спин-оффов. Среди них попадаются настоящие шедевры – и всё же я рискну заявить, что замечено и объяснено ещё далеко не всё.

Например: имена Ливси и Сильвера выглядят как анаграммы имени Louise.⁶

Фамилии Ливси и Сильвера – анаграммы имени Louise? Лишними оказываются только R, O и Y, но они и не произносятся.

Что это: чистая случайность, манифестация Бессознательного или осознанная игра? Сложно судить об этом, но можно находить в тексте романа одну за другой такие загадки и получать удовольствие, разгадывая их. Этой радостью я и хочу поделиться с читателем.

Часть 1. Время

Датировка рассказанной Стивенсоном истории, предпринятая мной просто в качестве упражнения в дедукции, привела к неожиданному открытию. Оказалось, что события первой недели на острове образуют параллель с одной из главных христианских историй, абсолютно прозрачную для тогдашних читателей, включая детей, коим роман был адресован. Сейчас этот приём назвали бы типичной пасхалкой⁷ – и вы удивитесь, насколько этот термин здесь на своём месте.

Сам автор не указывает даже десятилетия: «берусь за перо в год 17..». Однако, подсказок в тексте достаточно, чтобы установить время с точностью до года, а в нескольких случаях – до суток. Это и обстоятельства, упоминаемые самими героями, и движения луны и солнца, и три даты предшествующих событий: две написаны от руки на карте острова, одна фигурирует в дневнике Билли Бонса.

Реконструировав таймлайн с помощью этих деталей, мы и обнаружим пасхалку. Но сначала мы должны убедиться, что Стивенсон и вправду заботился о точности своих описаний – ибо, если они случайны, дедукция лишена смысла.

Альманахи

Вот отрывок из статьи R.L.S. «Моя первая книга – Остров Сокровищ»:

…Я теперь никогда не пишу без календаря. Имея календарь, карту местности и план каждого дома – на бумаге ли или чётко и подробно удержанный в уме, – можно надеяться, что избежишь хотя бы самых грубых ошибок. С раскрытой картой перед глазами едва ли разрешишь солнцу сесть на востоке, как это происходит в «Антикварии». Имея под рукой календарь, не позволишь двум всадникам, которые скачут с важным поручением, потратить шесть суток (с трёх часов ночи в понедельник до поздней ночи в субботу) на путь длиною, скажем, в девяносто или сто миль, а потом ещё до истечения недели и всё на тех же скакунах проделать пятьдесят миль за день, как о том пространно повествуется в неподражаемом романе «Роб Рой». ⁸

Но что за календарь (англ. almanac) имеется здесь в виду? «Альманахами» называли особый тип литературы, ставший популярным у простых жителей Британии с XVII столетия.

«Существовали дюжины альманахов, конкурировавших друг с другом, каждый из которых продавался тысячами экземпляров, – пишет К. Жилински в “Истории Астрологии”⁹, – Установлено, что они превзошли даже Библию по их популярности и авторитету. Ни один из грамотных людей, принадлежащих к какому-нибудь классу общества, не остался без альманаха. Один комментатор вопрошает: “Кто не советуется со своим альманахом, наблюдая за днями, временем и сезонами, для того, чтобы его дела шли лучшим образом и принесли выгоду?” Они придерживались мнения, что “люди не сядут на лошадь и не отправятся в путешествие без совета, данного этими слепыми пророками”».

Можно без преувеличений сказать, что в XVIII-XIX веках альманахи были самым распространённым видом литературы. «…В первой четверти XIX века цены на романы и большинство авторских произведений были непомерно высокими, несмотря на беспрецедентный уровень грамотности в те годы в Англии […] Образованные читатели из низшего и среднего класса имели доступ только к устаревшим текстам, авторские права на которые истекли, или к дешёвым брошюрам и альманахам. Можно ставить вопрос об исключительном влиянии альманахов на формирование читательских привычек покупать книги, владеть книгами, читать книги и обращаться к ним.»¹⁰

Насколько доступными были альманахи? Обычный роман стоил чаще всего от 3 до 9 шиллингов – то есть от 66 до 198 современных долларов в пересчёте через стоимость чистого золота.¹¹ Альманах мог обойтись в 10-15 пенсов. То есть на месячную зарплату среднего лондонского работника можно было купить 8 современных романов или 30 альманахов – отсюда и размеры аудитории.

Перечисляя авторов, которые пользовались альманахами для решения различных литературных задач, Джулия Грандисон вспоминает, к примеру, Конан Дойля.¹² В повести «Долина страха» Холмс и Ватсон обсуждают, с помощью какой книги преступник зашифровал сообщение: она должна быть популярнее Библии. Ею оказывается альманах Уитакера (издавался с 1868‑го по 2021‑й).

А как выглядели астрологические прогнозы в альманахах? По современным меркам, надо сказать, фривольно – особенно в таких изданиях, как Poor Robin’s, где автор иронизировал не только над своей сельской аудиторией, но и над всем остальным, что попадалось под руку – включая и самих астрологов. Но даты ново- и полнолуний, время восхода и заката солнца, длительность дня и церковные праздники в такого рода литературе указывались со всей возможною точностью и полнотой. И, если Стивенсон сверялся с таким календарём, к астрономическим подробностям в его тексте следует относиться как к источнику, ценному для дедукции.

В качестве примера мы пролистаем сейчас альманах Poor Robin’s за 1756‑й. К этому моменту издание существовало уже 92 года, и кто скрывался за псевдонимом «Бедный Робин» в 1750-х – неизвестно.

Каждому месяцу в Альманахе посвящён разворот:

Начнём прямо с января. Если вы хорошо помните текст романа, то заметите параллели с первых же строк. Месяц начинается с «Указаний к Трапезе, Питию, Работе и Играм»; вот первая фраза:

Взывать к двуглавому холму,

Благословения перу

просить не станем […]

В «Острове Сокровищ» у двуглавого холма – пещера Бена Ганна, куда он перенёс украденные сокровища. Здесь, в альманахе, это аллюзия к культу Юпитера, главный храм коего располагался на двуглавом холме. Сейчас это прозвучит странно, но это – один из краеугольных камней в основании «Острова». Подробности я приведу в 4‑й главе, а пока лишь отметим, что первый же образ из Альманаха за 1756 год имеет в романе соответствие.

Далее в январе: «Зима будет холодной и снежной». В романе: «Стояла холодная зима с долгими трескучими морозами и бурными ветрами».

Если и эта параллель кажется случайной (не в каждом ли календаре упоминаются январские холода?), откроем февральскую страницу:

Вот под ногами месиво,

И, что обиднее всего,

Слепец не сможет в мяч играть,

Увечный – гонку пробежать.

Но станем радоваться и петь,

Как зазвенит для мёртвых медь. ¹³

Здесь идут подряд три яркие детали романа, вызывавшие ужас у Хокинса: слепота пирата по имени Пью, увечность Сильвера и, конечно, сундук мертвеца. Отметим также, что действие романа до тех пор, пока герои не отправились в плаванье, разворачивается как раз с января по март.

Дальше в Альманахе подробно расписано, как молодому человеку и его девушке стоит провести День Св. Валентина, но мы, уважая строгие нравы своего века, этот фрагмент пропустим. Мартовские стишки начинаются и заканчиваются шутками про судейских и ворону, которая не может дотянуться до винограда. Апрель же большей частью посвящён морякам:

Подходит нынешний сезон

Тому, кто ищет славы звон.

Моряк, не трусь и верным будь:

Так одолеешь трудный путь.

На барже или на фрегате

Трудись, не думай о расплате.

Сто к одному, что без награды

Своё Он не оставит чадо,

и так далее. Вожделенную карьеру моряка, расписанную с надлежащей торжественностью, венчает фраза:

Весь путь прошедши, наконец

Погибнуть сможет молодец.

Фабула «Острова»: мальчишку, юнгу на корабле, череда смертельных опасностей превращает в мужчину.

Стихи о храбром и верном моряке размещены на апрельской странице; позже мы убедимся, что события на острове разворачиваются именно в середине апреля.

В июле – проповедь о вреде пьянства:

Кто квасит вопреки совету,

Дурак, хоть и не знает это.

А если знает, то тем хуже:

Ведь зной здоровью не послужит;

Опасна летняя жара

Для тех, кто пьёт уже с утра.

Пребольно ранит летний зной,

Отправить может в мир иной.

В романе: «Так помните, – сказал доктор, – я говорю вам по чистой совести: слово “ром” и слово “смерть” для вас означают одно и то же». Далее:

Какому-нибудь добросердечному Бакалейщику не помешало бы теперь накормить Леденцами Кукушку, которая охрипла от Музыки, которую она исполняла последние три Месяца […]

Леденцами – это буквально «сахарными свечками». В романе: «Он у меня отличный моряк, – приговаривал повар и угощал попугая кусочками сахара, которые доставал из кармана».

В конце альманаха – страница о двух солнечных затмениях 1756 года. Удивительно, но оба они тоже перекликаются с романом! Дата первого – 1 марта; она же – на письме сквайра, адресованном доктору Ливси. Но и вторая дата, 25 августа, знакома исследователям: этот день 1881 года – самая ранняя из известных литературоведам дат, когда работа над романом уже точно велась (это следует из письма Стивенсона своему другу Уильяму Хенли – прототипу, кстати сказать, Джона Сильвера). То, что в 1756-м обе даты совпали с новолунием, вполне естественно: таково условие солнечных затмений. А вот тот факт, что и в год написания романа 1 марта и 25 августа тоже пришлись на новолуния – уже из области чистых совпадений, и вы не поверите, сколько их нам ещё предстоит открыть.

В общем, из одного только ежегодника за 1756‑й (что важно! к этому году мы ещё вернёмся) можно было взять и саму идею преображения главного героя, и пространство этого преображения – морские просторы, и атрибуты самых страшных разбойников, и погоду на начало активного действия, и сцену с врачом, запугивающим пациента, и двуглавый холм, который хранит сокровища, и даже такую деталь, как кусочки сахара для попугая. Заметим, что всё это сконцентрировано в Альманахе всего на нескольких страницах, то есть если не каждая деталь его, то добрая половина их пошла в дело. Остались без работы в основном щедро разбросанные по Альманаху описания любовных услад сельской местности. Но и эта тема, главенство которой в жизни и в литературном искусстве вряд ли кто-то станет оспаривать, парадоксальным образом в романе присутствует – хотя никто её почему-то не замечает. Конечно же, у главного героя есть возлюбленная, и их роман расписан автором в самых волнительных подробностях; об этом речь пойдёт своим чередом.

Временны́е рамки

Итак, мы воспользовались подсказкой Стивенсона о пользе календарей и обнаружили Альманах 1756 года, страницы которого содержат целый набор подробностей из начала романа. Отсюда совершенно не следует, что сами его события происходят именно в этом году. Представим, что год нам по-прежнему неизвестен, и попытаемся установить его «с чистого листа».

Нижняя и верхняя границы, внутри которых могло развернуться действие – это 1) даты на карте, 2) факт захода в испанский порт перед возвращением в Англию.

Верхнюю границу задаёт то простое соображение, что в конце романа «Испаньола» заходит в испанский порт:

Мы взяли курс на ближайший порт в Испанской Америке, так как не могли взять на себя риск возвращения домой без рабочих рук.

Безопасно покинуть гавань, да ещё и встретить там английский корабль, герои могли только до начала войны с Испанией. Известно, что в декабре 1761-го Испания объявило эмбарго британской торговле; в ответ на это, 4 января 1762 года, Британия объявила ей войну.

Нижняя граница задана ясно указанными на карте датами. Их там всего две. Одна повыше, красными чернилами прямо под розой ветров:

Treasure Island, Aug 1^st 1750

Вторая – ореховыми чернилами:

Передана Дж. Ф. мистеру У.Бонсу штурману «Моржа» Саванна 20 июля 1754. У.Б.

Первая относится к моменту составления карты – то есть, предположительно, сделана сразу после захоронения клада. Вторая нанесена в Саванне, где Флинт, будучи при смерти, передал карту Бонсу.¹⁴ Таким образом, нижняя временная рамка – это июль 1754-го.

Как видно из рисунка, допустимое «окно событий» романа (незаштрихованный участок) простирается с 1755 по 1761 год. Если учесть ещё войну с Францией, оно сузится до двух лет – 1755-1756 (красный круг на картинке): довольно рискованно возвращаться с трюмом, полным сокровищ, на судне, оснащённом единственной пушкой – особенно если его капитан, как нам известно, не стал бы спускать британский флаг из какой-то там предосторожности.¹⁵ Владелец корабля встречи «с противным французом» опасается, но не до такой степени, чтобы отказаться от предприятия – стало быть, активных военных действий на море нет. И всё же мы не станем считать это условие абсолютно строгим: в конце концов, наши герои определённо склонны к риску. Так что ограничимся пока теми рамками, которые невозможно оспорить – ещё раз, это промежуток между 1755‑м и 1761‑м включительно.

А что, кроме двух ясно названных дат, сказано в самом тексте романа о том, когда происходят его события? Давайте посмотрим; пока обозначим неизвестные дни буквами алфавита.

Кажется, что указания на время очень расплывчаты. Но в трёх случаях («День C», «День J» и «День М») автор описывает движения луны и солнца. Как ни удивительно, этих данных достаточно, чтобы с очень высокою вероятностью определить дату событий; устанавливая её, мы найдём ту самую поразительную пасхалку, которую я пообещал читателю.