Kitobni o'qish: «Всадник на хромом коне»

«Всадник на хромом коне

…………………отмеряет время.

И отчаянье людей

…………………запрягает в стремя.

Меч, коса, топор и зверь

…………………верно ему служат.

Кто ему откроет дверь,

…………………тот своё получит…»

Алсвет и странный камень.

Жил-был в одной деревне кузнец со своей женой. Прожили они, душа в душу ни один год, но детей так и не народили. Как-то дождливым вечером проезжал мимо кузницы странник на хромом коне. И так получилось, что конь оступился и упал, придавив всадника. Поспешил кузнец бедолаге на помощь. Вытащил и в дом отнёс. Жена кузнеца, женщина добрая, приветливая, дала страннику сухую одежду. А после накрыла на стол, угостила вкусным ужином. Когда гость уснул, кузнец стал коня осматривать. Видит, а подковы-то едва держатся. Взял молот, щипцы, да гвозди подковные, отвёл к кузне и переподковал все четыре копыта

Утром странник поблагодарил хозяев за гостеприимство. Заметив, что конь не хромает, сказал им:

– Как же отблагодарить Вас?

– Ничего не надо, – ответил кузнец. – У нас есть всё, что нужно. Чего желать? Разве что сына или дочку.

Жена кузнеца вздохнула. Странник достал из сумки камень рубиновый на длинной золочёной цепочке и сказал:

– В этом камне миг жизни дитя, что мать не родила. Разделите с ним оставшееся время. И родится мальчик в семье вашей, чтобы прожить столько, сколько вами отдано будет.

Кузнец с женой уже не молоды, времени, отпущенного им на земле, осталось мало.

– Я хочу, чтобы наше дитятко жило долго и счастливо, – сказала женщина. – Отдам всё время без остатка!

– Какое ж это счастье, без матери расти – сиротою быть? – прикрикнул на жену кузнец и сурово так брови сдвинул.

– Что ж… ясно. Вернусь, когда исполнится ребёнку шестнадцать лет. Тогда и решите, – сказал странник, убрал камень и попрощался, низко поклонившись.

В тот же год жена кузнеца родила мальчика, и назвали его Алсвет. Не могли родители нарадоваться своему счастью. Каждый день мать нежила и баловала сына, а отец учил кузнечному ремеслу да жить по совести. Время быстро шло. Мальчик здоровым вырос, умным и весёлым.

На шестнадцатый день рожденья мать Алсвета надела лучший наряд, недавно купленный, и устроила особое пиршество. Вся деревня сбежалась во двор и уселась за столами. Веселился народ, много пил, много ел, песни радостно пел. А вечером, когда гости разошлись, кузнец передал сыну инструменты, кузню и дом, сказав, что тот теперь хозяином в нем.

– Больше нам нечего тебе дать, – отец обнял Алсвета так, словно прощался. – Помни все, чему я учил. Будь добр к людям и справедлив.

– Живи долго, моё солнышко. Помни, мы будем любить тебя, чтобы ни случилось, – глаза матери наполнились слезами, когда она протянула сыну праздничную рубаху, расшитую красной нитью.

Алсвет принял родительские дары с благодарностью да спать отправился. Только на сердце тревожно сделалось да боязно от дурных предчувствий. Какой тут сон? Решил он пойти во двор, водицы с колодца испить.

Спустился и видит – отец с матерью на крылечке сидят, точно ждут чего-то или кого-то. А ночь так темна, что ни дорог, ни домов не видать. И тихо… лишь стук нескладный гулко раздался где-то вдалеке и исчез. Но позже вновь повторился и вроде тише стал. Прислушался Алсвет и видит, как из мрака в свет выходит конь. В одеждах серых рядом странник, в руке его мерцает камень. К родителям хромает конь, но странник не проходит в дом.

Кузнец кивнул и жену к груди прижал. Тут камень вспыхнул алым светом, столь нестерпимо ярким, что Алсвет зажмурился. Внезапно жаркой волной тело его обдало, и сердце наполнилось чувством бесконечной любви.

Открыл Алсвет глаза, глянул на отца с матерью. Лежат они на земле как мёртвые, аккурат возле крылечка, где давеча сидели, а рядом камень алый на золочёной цепочке. Испугался Алсвет за родителей, кинулся к ним. Тормошит, зовёт, поднять пытается. Всё без толку. Странник же на коня сел и прочь побрёл.

– Стой! Погоди! – в слезах погнался Алсвет за всадником, но чем быстрее бежал, тем больше отставал. Растворился странник во мгле ночной, будто его и не было.

Что ж тут делать? Остался Алсвет сиротой. Схоронил родителей, а думы о всаднике на хромом коне покоя не дают. Сон не идёт, кусок в горло не лезет. Нет мочи Алсвету в пустом доме жить да скорбь в душе растить. И решил он найти того всадника, дабы ответ получить за смерть отца с матерью.

Завернул Алсвет алый камень в тряпицу, сложил в котомку, собрал еды в дорогу да кой-каких инструментов, заколотил дом, а на отцовскую кузню замок амбарный повесил. Старейшину упросил за могилками досматривать, покуда не вернётся из странствий.

Присел на дорожку, вздохнул глубоко и отправился в путь неведомый.

Алсвет и Крыжомей.

Долго ли коротко ли шёл Алсвет, но зашёл в места дремучие, дикие. Под ногами хлюпало, за спиною хрюкало, над головою ухало, сердце бухало. То справа, то слева раздавался скрежет и треск. Впору испугаться и бежать прочь со всех ног, да некуда. Совсем заблудился Алсвет, упал на колени и заплакал.

– Чего сырость разводишь? И без твоих слёз мокро, – прошипел угрожающе голос совсем рядом.

Обернулся Алсвет, но никого не увидел.

– Кто ты? – спросил он. – Покажись, не обижу.

– Ишь быстрый какой. Сперва сам назовись и о нужде расскажи, что в болото пригнала. Тогда, может, покажусь и помогу чем, а может, сгублю, и никто не узнает, что с тобой сталось.

– Алсвет я, сын кузнеца. Ищу всадника на хромом коне. Есть у меня к нему дело важное.

– Сам найдёт, когда время придёт.

– Выходит, ты его знаешь? Встречал?

– Лучше б не знал! Дурень, на кой искать его, когда всяк умный человек страшится да прочь бежит, заслышав топот копыт?

Болотная жижа забулькала, зашлёпала. Мокрый мох под ногами зашевелился, и показалось Алсвету чудное существо. Не то рыба, не то жаба, не то зверь какой непонятный.

– Что? Страш-ш-шно? – низкие шипящие звуки из огромного рта вылетали медленно и гулко.

– Нет, не страшно мне, – соврал Алсвет. – А должно быть?

– Я чудище, разве не видишь? Смотри, какие у меня глаза, как у жабы огромные. Тело рыбьей чешуёй покрытое. Посмотри на мой рот с усами, как у сома. А этот хвост змеиный и шерсть крысиная вместо волос. Разве не жутко тебе?

И в самом деле, вид был пугающий, но Алсвет страх спрятал как можно дальше и ответил как можно громче.

– Нет! Что я змеиных хвостов или сомьих усов не видывал. И с чего мне бояться жабьих глаз да рыбьей чешуи?

Чудище рассмеялось булькающе, по-жабьи.

– Ой, насмешил. Что ж, хорошо, выведу тебя с болота и дорогу покажу. Только обещай, коль встретишь всадника на хромом коне, то выпросишь у него одну вещицу.

– Какую вещицу?

– Сперва обещай, а то не помогу, – заупрямилось чудище.

– Обещаю!

– Медный шарик с трещиной в виде трезубца.

– На кой тебе такой? – удивился Алсвет. – Я сын кузнеца! Скую тебе хошь медный, хошь стальной… и без всяких трещин.

– Нет, мне нужен только этот. Как получишь, брось его в воду и скажи трижды: «каждой твари поклонись, жизнь отдай и обернись». Запомнил?

– Ага! – ответил юноша.

– Тогда держись! – чудище обвило его хвостом в три кольца и ка-а-ак прыгнет. Алсвет со страху глаза зажмурил да вцепился в чешую руками.

– Вон! Дорогу видишь? – спросило чудище, сидя на макушке сухого дерева. – Она ведёт к дому отшельника. У него-то и спросишь о всаднике, что скитается на хромом коне.

Вися на змеином хвосте, Алсвет открыл один глаз. Ох и высоко! И дорога далеко! Только он так подумал, как чудище прыгнуло и оказалось на земле. С этого места до дороги рукой подать. Обрадовался Алсвет, стал благодарить чудище болотное да раскланиваться.

– Спасибо тебе за помощь! Слушай, а как звать-то тебя?

– Уж и не помню, когда меня по имени кто звал. Но ты зови Крыжомей, – сказало чудище и побрело обратно на болота, напевая песенку:

«Крыса, жаба, сом и змей

Получился Крыжомей.

Крыжомей, Крыжомей

Всех упрямей и жадней.

На болоте всех сильней

Крыса, жаба, сом и змей.

Крыжомей, Крыжомей

Губит глупеньких людей!»

Алсвет и наконечник стрелы.

Шёл, шёл Алсвет по дороге, которую Крыжомей показал, призадумался и не услышал, как нагнала его повозка лёгкая, лошадью пегой запряжённая.

– Эй, дурак-человек! Чего поперёк дороги ходишь, меня ехать не пускаешь? – прикрикнул на Алсвета бородатый мужичок.

– Прости милостиво, – Алсвет отошёл к обочине, извиняясь.

– И откуда на этой дороге взялся-то?

– С болота. Заплутал сильно. Думал, пропаду, но повезло выйти на эту дорогу.

– Ого, с самого жадного болота? – не поверил мужичок. – Люди сказывают, там жабазверь живёт, что путников душит да на дно тянет.

Алсвет вспомнил Крыжомея и его песню. Ох и повезло, что жив остался.

– Ладно, садись, подвезу! Переночуешь у старика-отшельника. Чего в сумерках бродить, сгинешь ещё, – бородач оказался человеком добрым и душевным.

Стал Алсвет расспрашивать об отшельнике. За разговором ведь дорога короче и людям веселей. Оказалось, отшельник тот гончарных дел мастер. Всё у него хорошо было, покуда с лихими людьми не встретился. Возвращался он как-то с женой с ярмарки. Вёз денежку немалую, что за товар выручил. Всё отняли злодеи, да так поколотили, что мастер едва жив остался, а вот жену насмерть зашибли. Как схоронил её гончар, так перестал с людьми общаться и на ярмарки ездить. А ведь на редкость хороший мастер был. Мужичок тот, что Алсвета подвести вызвался, у отшельника в учениках цельный год ходил. С тех пор частенько навещал. Вот и сейчас гостинец везёт.

Добрались до дома отшельника уж затемно. Встретила их молодая хозяюшка. Ни слова не говоря, проводила обоих в дом, стала хлопотать, ужин на стол собирать. Алсвет дивится, а мужичок в бороду посмеивается. Как уселись за стол, женщина вышла. Вернулась же, ведя под руки старого больного человека. Привела, усадила на скамью рядом с печкой, подушку под спину заткнула и молча села в сторонке. Старик набил в трубку табака, прикурил от лучинки и стал клубы дыма пускать, щуря правый глаз. Бородач ел пареную репу с картошкой печёной, хрустел малосольными огурчиками. А между делом громким голосом рассказывал о диковинках, что люди видели или слышали. Старик с интересом слушал, иногда головой покачивал. Как ужинать закончили, молодая хозяйка порядок на столе навела, посуду убрала, вымыла да на полке сложила. Стал Алсвет благодарить хозяина с хозяйкой за приют и сытный ужин. Хозяюшка молчит, словно не слышит ничего, а старик курит и головой кивает.

– Громче говори, Гнат Потапыч с годами слаб на ухо стал. А Ырся хоть и понимает, да только сказать ничего не может. Так что идём-ка спать! Утро вечера лучшей. – Бородач похлопал Алсвета по плечу, и пошли они через сени наружу до сеновала.

Наутро, после завтрака повёл бородач Алсвета на холм, что за домом. На том месте две берёзы росли, стройные, высокие, а меж ними крест могильный.

– Глянь, как Гнат Потапыч могилку жены украсил, – сказал мужичок и сел на скамейку, что на завалинке.

И правда, тут было на что посмотреть. Такой красоты Алсвет отродясь не видал. Всё место вокруг креста выложено плитками глиняными с рисунком резным. Только посерёдке камень белый, гладкий как стол, а на нем свежая веточка крапивы лежит. Удивился Алсвет, хотел у бородача спросить, а нет его на завалинке.

Решил Алсвет пойти к отшельнику с расспросами. Вошёл в избу и слышит, как бородач просит старика выдать за него Ырсю, а тот упрямится, не отдаёт. Рассердился мужичок, поднял крик да шум. Тут же прибежала молодая хозяйка и выставила бородача в сени.

– В который раз прошу отдать за меня девчонку. Ведь пропадёт в таком глухом месте. А так семья, дети, внуки будут. Я мужик работящий, надёжный. Э-эх! – бородач махнул рукой и пошёл повозку готовить, чтоб сразу после обеда в путь обратный отправиться.

За обедом Гнат Потапыч был бледен и тих, сидел горькую пил. Бородач тоже помрачнел и ничего уже не рассказывал. Решился тогда Алсвет спросить старика о всаднике на хромом коне. Может, слыхивал чего.

– Помню, помню… кхе… кхе. Как схоронил жёнушку, всё из рук валиться стало. Ничего не мог делать. Куда ни гляну, везде её вижу. Слезы глаза застилают, руки дрожат и ноги подкашиваются. А тут ещё крест на могилке покосился. Его б поправить, а силы будто в землю вместе с ней ушли. – Старик говорил медленно, с остановками, покашливая. – Тут вижу, мимо странник идёт, коня хромого под уздцы ведёт. Пошёл просить помощи крест ровнять. А у коня в боку торчит что-то. Присмотрелся – древко стрелы, а наконечник внутри застрял. Я стрелу вытащил, рану, как мог, залатал. Тогда странник спросил: чем, мол, отблагодарить. Рассказал я о своём горе-несчастье и на крест показал. Вдвоём мы его враз выровняли, камнями укрепили. На прощанье странник подарил наконечник стрелы, с ним моя доля не так горька….

Старик смолк и закрыл глаза. В тот же миг молодая хозяйка побелела так, будто вместе с одеждой в муке валялась. Бородач забеспокоился, выскочил из-за стола, стал звать женщину по имени: «Ырся! Ырся! Что с тобой? Очнись!». Но стоило лишь коснуться, как рассыпалась она горстью песчинок, и неведомый вихрь унёс их прочь из дома. Мужичок бросился следом.

Алсвет же подошёл к отшельнику и понял, что старик умер. Испугался, выбежал на улицу вслед за бородачом. А тот на могильном холме стоит, лицо от слёз утирает. Подошёл Алсвет и видит: на белой плите, что под крестом, статуя лежит. И ведь точь-в-точь как Ырся. Руки на груди в молитве сложены, на голове крапивный венок.

– Выходит, она памятник могильный. Потому не говорила. Камень, он ведь и есть камень… – сказал опечаленный бородач.

– Это ж какими сильными должны быть чувства, что б камень ожил? – спросил Алсвет.

– Мне того неведомо… – ответил мужичок и побрёл в дом, делами скорбными заниматься.

Решил Алсвет задержаться немного, помощью своей отблагодарить бородача за доброту, за заботу. Вдвоём любое дело быстрее спорится. Да и горе-несчастье вдвое легче несть, когда рядом кто-то есть. Заодно о гончарном деле узнал, да понемногу обучился горшки и прочую утварь мастерить. Ремесло это полезное, а работа интересная.

Вскоре пришло время снова в путь отправляться. Собрал Алсвет котомку, поклонился бородачу в ноги, взял палку походную, чтобы легче идти, и отправился в путь. Напоследок поднялся на могильный холм с хозяевами проститься и видит: у статуи в руках блестит что-то. Подловчился, вытащил наконечник стрелы с обломанным древком, тот самый, про который старик рассказывал. Едва взял в руки, как послышался голос мужской:

«Как же надо полюбить,

Чтобы камень оживить?

Сердцу ведь не запретить

С этой болью жить и жить!»

А женский голос ему отвечает:

«Телом в камень обернусь,

Душой в ветер превращусь,

Наваждением явлюсь,

Разгоню печаль и грусть!

И до смерти не прощусь.

Обещаю! Я клянусь!»

Растерялся Алсвет, а что делать не знает. Завернул наконечник в тряпицу вместе с алым камнем, завязал узелком и пошёл прочь по дороге лесной.

Алсвет и Домогон.

Долго шёл Алсвет по лесу, пока не вышел к обрыву. Мост в этом месте стоял старый и заброшенный: доски гнилые, гвозди ржавые, верёвки такие ветхие, что наполовину истлели, того и гляди рассыплются. А дело-то к вечеру. Решил Алсвет разбить костёр неподалёку, поужинать да вздремнуть до утра, а там уж искать другую дорогу.