Kitobni o'qish: «Путь кама», sahifa 3
Четыре апостола
Кам есть аватар Бога, им созданный и вдохновленный.
Через него Всевышний ведет беседу, дабы вселить в нас,
послушников и греховников,
веру в себя и в провидение.
Бойтесь бунтовать и молите о покаянии.
Милена Амбросия, кухарка и верноподданная
кесаря Филиппа XIV короля Умбрии.
«История Умбрии», том 5.
Бакша (камшун) уродился от диавола самого.
Бесноватый отрок темного племени.
Сила его, гадами скверными преумноженная,
разрубила сердце чистое и посеяла великое горе на земле.
Как погиб лучезарный Ло, так нет среди нас покоя и радости.
Не сотвори оного, было бы иначе.
За деяние прокляли предки бакшу,
и ходит с тех пор сын бесстыжего с душами многими.
И отражается в них, аки в зеркале, все зло мира.
Писание монаха древнего царства Коюн Васа Тишайшего.
Эй, шаманы, маги, экстрасенсы и подобные вам,
испытайте себя!
На мне испытайте!
Не вините, если невинного погубите.
Покажите, на что способны!
Пантелей Камриди, писатель и греческий философ XXI века,
отрывок поста о лженауках и паранормальном.
Клен шуршал под порывами ветра пожелтевшей листвой, приветствуя новобранца из Срединного мира, где когда-то жил Асай. Ветви дерева, толстые, кривые, словно пальцы старика, чернели на фоне золотой кроны.
Внизу, у корней, был спуск. Между двух каменных глыб, влажных, с обсыпавшимися краями шла узкая тропа и терялась в тумане. Что было там, в молочной дымке, Макс не видел. Но был уверен, что находится в горной местности и довольно высоко: порывистый ветер, подгоняемый свободой ландшафта, леденил открытую кожу и заставлял периодически съеживаться.
Парень чертыхнулся, засунул руки в карманы ветровки и крепче сжал сверток с косточкой. Убраться из родного Краснодара у него получилось быстро и безболезненно, только куда перенеслись бренное тело и душа теперь, он не представлял. Фантомы прошлой жизни, к сожалению, инструкций не дали.
Это удручало.
Из дымки вылетела птаха и, весело защебетав, села на ветку. За подругой подтянулась еще парочка и также уселась неподалеку в густой листве. Теперь малыши запищали куда громче и дружней.
Своим гомоном они призвали новых товарищей. Те не заставили себя долго ждать и через секунду вынырнули из серой пелены, порхая и кружась вереницей белых галочек, крохотных звезд. Сотня веселых, юрких малышей сначала разлетелась по клену, словно снежный поток, затем, успокоившись, присела на верхушку деревянного старца.
Макс улыбнулся и вгляделся в крылатых гостей.
На воробьев, знакомых ему из земной жизни, птицы не походили. Маленькие головки с крошечными клювиками плавно переходили в неширокие грудки и компактное, удлиненное тельце. Раздвоенный хвост торчал стрелой.
– Ласточки, – наконец, опознал Макс птиц в белом оперении.
Правда, раньше он видел только черноголовых представителей семейства, но белые мало от них отличались, разве только расцветкой: тот же клюв, бусинки глаз и веселый, бойкий нрав.
– Хай, – поздоровался мальчик по-свойски и решил не терять времени на крылатых, а как можно скорее спуститься по тропинке.
Внизу, в тумане его ждал большой новый мир, поэтому сидеть и разглядывать маленький кусочек ему не хотелось. Чем быстрее вселенная примет гостя, тем легче будет найти помощь и освободиться от назойливых привидений.
Парень сделал несколько шагов к тропе. Приготовился прыгнуть через валун, лежащий между ним и дорожкой, но резко остановился. Кто-то или что-то не дало ему двинуться с места.
Посмотрел назад и скривился.
Сетчатый карман рюкзака зацепился за нижнюю ветку клена, ловко переплетясь нитками с крючковатыми выступами.
Психануть и сломать кленовую ветку, вот чего больше всего захотел Макс в эту секунду. Преграды, вечные преграды… Даже здесь они не давали покоя.
«Почему нет? Кто помешает?» – решил он и незамедлительно исполнил свое намерение. Раздался хруст, кусок дерева полетел под ноги. На промерзшую землю посыпались узорчатые листья.
От резкого рывка не устоял и сам виновник беспорядка.
Макс грохнулся назад, больно ударившись спиной и левым боком об острые пирамиды каменистой почвы. Раздался звук, похожий на треск ломающейся ветки, и Макс вскрикнул.
Внутри, в самом центре раненой руки, начала расползаться неприятная, ноющая боль. Она усилилась, потекла по клеткам, неповоротливо соединяясь с потоком крови, запульсировала вместе с ней, пока не обвила всю руку.
В обычной жизни, когда случались падения и ушибы, парнишка почти не плакал и не жаловался. Да, было больно, но еще больнее было показать слабость другим, особенно одноклассникам. Жалким, тупым и наивным соплякам, которые ничего не понимали во взрослой жизни. В той, где бывает одиноко, тоскливо с пачкой денег в кармане и крутым мобильным в руке.
Здесь же далеко от родных мест и людей, он позволил себе расслабиться и расплакался. Развел сырость, как самый заурядный ребенок его возраста.
Все равно никто не услышит. Тогда зачем скрывать эмоции?
Из густого тумана на тропе появилась высокая, широкоплечая фигура и без труда зашагала вверх по крутому склону прямо к Максиму.
Гость, казалось, не замечал опасностей под ногами, ловко маневрируя между ними, словно зверь. На плечах его была накидка из выделанной шкуры и лямки из витой бечевки, которые держали самодельный рюкзак за спиной. Подтанцовывая движениям ног, сумка грозно бренчала спрятанной сталью, то и дело ударяющейся о нечто стеклянное или фарфор.
На поясе незнакомца также висел стальной предмет: огромный тесак с деревянной, плохо обтесанной ручкой.
Лица парнишка поначалу не разглядел. Так как подбородок человека был низко опущен, что давало возможность его глазам привыкнуть к дымке и разглядеть любое, даже самое мелкое препятствие.
Не успел Макс опомниться и вытереть слезы, как его поймали и подняли на руки. Он хотел закричать, но не смог. Рот словно клеем намазали.
– Успокойся, я не убивать пришел, – на ломанном русском проговорил гость и, наконец, поднял к парню лицо.
Подросток посмотрел на спасителя и его затрясло. Губы внезапно побелели. Вместо человеческих черт он увидел плоскую, до подбородка маску бледно-желтого цвета с двумя узкими прорезями на месте глаз. Жуткий образ дополняли седые пакли волос, неряшливо сплетенные в мелкие косички за ушами.
Полированное безличье играло бликами, кривым отражением тумана и валунов, кривлялось миром, чуждым Максу, но не давало увидеть живого человека, спрятанного за чудовищным Ничто.
Упершись руками в широкую грудь спасителя, Максим начал его отталкивать. Ужас, недоверие, боль превратили юнца в зверька, испуганную мышь в амбаре с дюжиной котов.
– Не бойся, – повторил незнакомец, сильнее прижал неугомонную поклажу и начал спускаться.
Силы стремительно покидали Макса, но он сражался через не могу. Вероятно, попытки привели бы его к чему-то дельному, если б перед очередным взбрыком он не повернул голову и не увидел, что дымка на пути рассеялась.
Оциола и спаситель спустились достаточно низко, чтобы туман остался над головами, и теперь перед ними открылся вид относительно плоской части предгорья. Макс повернул голову и увидел, что позади, в паре сотен метров от их парочки начинался резкий подъем, перетекающий в высокую гору. На вершине естественной пирамиды блистали ровные полосы снежного наста.
Ниже, после тропинки, по которой шагал незнакомец с ним на руках, открывалось еще одно чудо: каменные лепестки из горных цепей и долин. Обнаженные породы острых пиков так же, как и центральная гора, были покрыты снежными пластами, а чаши низменностей зеленели травой и редкими деревцами.
– Нам туда, – указал спаситель на одну из долин.
Макс, совершенно забывший о побеге, взглянул, куда указал седой, и охнул. В самой широкой долине было с десяток построек. Совсем крошечные отсюда, они походили на жилища муравьев.
«Городом это не назовешь, на деревню потянет», – подумал парень и сильнее схватился за мех накидки.
– Стойбище, – уточнил мужчина в маске и замолчал.
Его молчание длилось довольно долго; они провели в тишине часа три, не меньше.
У мальчишки оказалось немало времени, чтобы поразмышлять над своим путешествием и о том месте, куда он нарочно или нет, но попал. Природа, растения были земными. Да, не теми, что видел он на родине, но очень похожими на картинки в учебниках географии. И практически клонированным с видео о Сибири, которым пичкали школьников перед выпускным экзаменом в четвертом классе.
По дороге попадались ржавые от холода кусты смородины и шиповника, пурпурные барбарисы. В расщелинах на скудной почве расползались мхи всевозможных форм и размеров.
Белых ласточек не было видно. Наверное, они остались выше и сюда спускаться не стремились. Вспомнив о них, паренек вдруг понял, что птахи исчезли еще раньше. Они будто растворились в воздухе, как только появился незнакомец. Быть может, тоже нереальные, как видения дома, на родине? Как знать.
Мужчина в маске перепрыгнул ручеек, присел и приказал Максу напиться. К вечеру они прибудут к людям, а до того момента парень должен набраться терпения и сил.
Парень кивнул.
Ему подали самодельную деревянную кружку, выуженную из мешковины рюкзака. Зачерпнули воды.
Раненный с жадностью заглотил живительную влагу и отер лицо рукавом ветровки. Сладость водицы ручья удивила. Еще больше поразило, с какой бережностью седоволосый перевязал тряпицей из вещь-мешка сломанную руку и туго примотал конечность к торсу. Опытные руки сделали дело так быстро, что Макс не успел испугаться, только пискнул пару раз в самом конце. Да и то напоказ. Приятно же, когда о тебе заботятся и жалеют.
– Пора, – бросил спаситель, как только с делами было покончено, и снова поднял Маска на руки.
В этот раз нести мальчишку оказалось труднее. Это почувствовали оба. Мужчина то и дело вздыхал, останавливался, но маску не снимал. Будто не замечал, что лицо прикрывает твердая пластина.
Незнакомец, словно прочитав мысли мальчишки, уточнил:
– У тебя тоже будет такая, если захочешь. Она из кости священного животного.
– Какого? – спросил Макс неожиданно.
– Свое – не назову. Запрещено. А ты о своем узнаешь позже.
С наступлением сумерек путник и поклажа добрались до деревни.
Спаситель едва переставлял ноги и часто дышал. Если бы не стражники у входных столбов, он упал бы и размозжил себе или парнишке череп. Но, хвала небесам, жители подоспели и вовремя поддержали их. Мальчик мирно спал, когда шершавая рука похлопала его по щеке, и кто-то тихо позвал:
– Ма-а-а-кс.
Сквозь сон подросток оттолкнул говорившего.
Когда невыносимо ноет рука и тело в синяках, разговаривать не хочется, даже с главой камов и великим шаманом белого рода.
– Ма-а-а-кс, – снова послышалось в голове мальчишки, и неожиданно в его сон, где царили тишина и покой, ворвался белый олень с маленьким торнадо из снега, застрявшим между огромных, царственных рогов.
–А-а-а! – закричал Макс и подпрыгнул с меховой подстилки, в которую был завернут, словно в пеленку.
Темноволосый мальчик на соседней лежанке недовольно поморщился. Тени от морщинок под закрытыми глазами стали четче и длиннее. Щеки надулись. Он сидел в позе лотоса и пытался медитировать, пока новичок не вскрикнул и не спугнул настрой. Приоткрыв один глаз, парнишка спокойно спросил:
– Чего орать-то? Первый раз руку ломаешь?
Макс кивнул.
– Понятно. Не боись. Здесь тебя мигом вылечат. Им больные ученики не нужны, – уже добродушней заверил юный йог и открыл второй глаз.
На вид новому знакомому Оциолы было не больше двенадцати. Упитанный до состояния шара, он производил впечатление добряка и славного парнишки. Над такими детьми очень часто издеваются старшие и одноклассники понаглее. Макс сразу понял, с кем имеет дело. Буквально вчера он сам третировал пухляка Сафронова и рисовал маркером на его парте. Сегодня Петька пришел в теле азиатского парня и улыбнулся добродушной улыбкой, еще не зная, какое чудовище лежит рядом.
Ссориться с пухляком не имело смысла, особенно со сломанной рукой, поэтому Максим приветливо кивнул. Смуглая кожа и кеды в иероглифах выдавали в подростке чужестранца. В Краснодаре Максим не видел таких. Заинтересовавшись моднявым прикидом, парень выпалил:
– Зачетные кроссы.
И, действительно, белая обувь с толстой подошвой смотрелась дорого и необычно. Особенно в том жилье, где разместили ребят.
– Спасибо. Асаши, – гордо выпятив грудь, похвалился хозяин знаменитым брендом.
Макс промолчал.
– Ты откуда? – наконец, спросил краснодарский гимназист.
– Токио, район Сибуя. А ты?
– Краснодар, Бакинская.
Толстяк озадаченно сдвинул брови и, очевидно, задумался. Не найдя в стриженной под ежик голове ни намека на воспоминания о Краснодаре, он всплеснул руками:
– Это – Испания, правда?
– Почти.
Макс не стал ничего объяснять. Краснодар, и Краснодар. Какая разница? Здесь, в ином мире, страны и города ничего не значат. Ведь они как-то общаются, хотя японский и русский совсем не похожи.
– Россия, – услышал краснодарец голос за спиной японца.
На него выглянуло светлокожее существо с абсолютно белыми локонами до плеч и светло-голубыми, словно лед, глазами. Из ярких пятен на снежноликом были пропитавшаяся кровью плечевая повязка и алая рубаха до колен.
– Меня Николасом зовут, а этого…, – альбинос кивнул на смуглого, – этого – Акаем. Он – японец, я – индиец, а ты, если правильно понял, русский?
Максим облегченно выдохнул. Несмотря на странную внешность, новый, третий в этом мире знакомый появился кстати. С ним-то он точно найдет общий язык.
Парни решили познакомиться, рассказали о себе. Поведали, кто сколько смог и что захотел. Трудно быть одному в чужом мире, но и тайны души раскрывать не легче.
Оказалось, что Ник живет в Америке вместе с папой. Мама умерла, когда ему было меньше трех, поэтому он ее почти не помнит.
Шин Удхани увез маленького Николаса с родины в надежде забыть жену и построить бизнес на торговле элитным индийским чаем. Хватка и недюжинный ум брахмана произвели должный эффект. Бизнес развивался, поднимая семью по социальной лестнице туда, где они привыкли находиться в далекой Индии.
Акай Сада – парень из многодетной семьи зажиточных торговцев морепродуктами. Жил с родителями и тремя братьями в традиционном особняке, доставшемся от бабушки по материнской линии, и учился в сибуйской школе для мальчиков. К двенадцати годам он в совершенстве знал японскую поэзию, древнегреческий и какой бренд планшетов самый крутой сегодня, а какой – самый прочный.
– Откуда такие подробности? – деловито поинтересовался Николас, даже не взглянув на нового товарища. По брезгливой мине индийца Макс понял, что тот едва сдерживается, дабы не навалять толстяку.
– Поэзию я люблю, древнегреческий знаю, потому что учитель-маньяк заставлял нас читать книги Платона и Гомера на мертвом языке. А планшеты – главная забава в нашей школе для таких, как вы.
Подростки недоуменно переглянулись. Акай, пыхтя, поднялся со своей лежанки и совершенно обыденным тоном закончил:
– Они проверяют прочность своих гаджетов об голову и задницу таких, как я. У кого планшет прочнее, тот получает обеденные талоны остальных спорщиков.
Николас захохотал и тут же скорчился от боли. Видимо, рана дала о себе знать. Макс промолчал, потупившись. Очередь рассказывать свою историю дошла до него. В отличие от предыдущих ораторов ему было нечем поделиться. По крайней мере, так считал парень. Поэтому он коротко сообщил, что учится в гимназии, мама – медсестра. Звезд с неба не хватает, но неплохой баскетболист.
– А папа? – перебил Акай.
– Нет у меня папы. Летчик-испытатель. Погиб при важном государственном задании.
Акай покраснел, насколько могла краснеть его смуглая кожа, и извинился. Он предложил выйти из лачуги, где лежала троица, и осмотреться.
– Вы тоже не знаете, где мы? – уточнил Макс. Он последним оказался среди ребят и думал, что те хоть что-то разведали об этом месте, но надежды не оправдались. Ни один из них не имел представления о новой Вселенной.
Последним воспоминанием с Земли у индийца стала отцовская открытая вечеринка с бассейном, в который он на спор нырнул. Японец Сада вспомнил только то, как сел у могилы погибшей сестры. Закрыл глаза в молитве.
Мальчики выглянули из-под занавеси, плотно закрывавшей вход в помещение. Свободно вдохнули морозный воздух и огляделись. Рядом не было ни души.
Хижина, где они лежали на деревянных циновках, покрытых мехами, стояла почти в центре поселения. И не хижина это была, а юрта без углов и выступов, полусферической формы, с дырой посередине крыши. Жилье казалось огромным, заполненным внутри и снаружи сотней рисунков на плотной холщевой ткани, служившей ей стенами и потолком.
Вокруг по периметру расположились такие же жилища разных размеров и цветов. Лишь на центральной площадке, где вместо земли кто-то рассыпал речную гальку, одиноко стояло строение из неровных обломков камня. Куски породы сложили гениальные руки, и хаос собрался в высокую мозаичную башню. По основанию его расползлись мхи, кое-где вылезли таежные цветы. Макс вспомнил, как смотрел на этот «маяк», стоя у клена, и удивился расстоянию, которое преодолел спаситель с ним на руках.
Теплая благодарность родилась в его душе и сдвинутые к переносице брови разошлись. Мальчик расслабился.
– Смотрите люди, – тихо сказал Акай и указал на юрту метрах в семидесяти от них.
И, действительно, из обиталища, как две капли воды похожего на юрту за спиной, выходила толпа мужчин.
Время было предрассветное, и разглядеть жителей ребята не могли. Однако одна деталь бросалась в глаза даже сейчас: необычный наряд. Все как один были в мехах, головных уборах и масках.
Кто-то натянул шляпу с полями, из которых торчали козлиные рожки, у кого-то на тугих косах была повязана бандана с пушистыми шарами, наподобие звериных ушей. Часть, не заморачиваясь, натянули шапки-ушанки.
Мужчины перешептывались, что-то горячо обсуждая, и неторопливо расходились по юртам. Последним из совещательной юрты появился горбатый старик и медленно захромал в сторону мальчиков. Как по мановению волшебной палочки, к нему присоединились четыре крупных воина в черных повязках зорро и с ножами, привязанными к поясу.
Николас чертыхнулся.
– Валим? – спросил Макс.
Альбинос кивнул и ринулся на полусогнутых за соседнюю юрту. Оциола последовал за ним.
– Ребят, вы куда? – как ни в чем не бывало спросил Акай и непонимающе развел руки.
– Твою ж… – зашипел Максим и выскочил за Акаем. Парень, конечно, туповат, но оставлять его незнакомцам опасно. Он по наивности расскажет, куда побежали новые товарищи, и, значит, у них не хватит времени изучить странных жителей со стороны, распознать в них будущих врагов или друзей.
Вопросы роились в уме мухами и нетерпеливо ждали ответов: кто эти люди, чем занимаются, и почему среди населения нет ни одного ребенка и женщины?
Даже в деревнях африканцев, почитающих традиции предков, живут семьями и разводят скот. Тут же на пологой равнине, кроме юрт и мужчин, никого нет.
– Бежим, – бросил Макс, приблизившись к японцу, и схватил того за майку. Потянул.
– Ребятишки, куда собрались-то? – спокойно обратился старец к неудачливым беглецам.
В скрипучем тембре не было ни тени раздражения. Мягкий, но настойчивый голос успокаивал и вселял уверенность. Хозяин его казался сильным и справедливым, неимоверно мудрым по меркам краснодарского гимназиста.
Вибрации добра почуяли все ребята, поэтому Николас вышел из-за укрытия и присоединился к товарищам, а Акай поклонился в приветствии, как это делают на его родине.
– Пойдемте в юрту, друзья. Чего мерзнуть? – сказал согнутый под тяжестью лет старик и показал ладонью на жилище, где подростки провели вместе последние сутки.
Когда компания оказалась внутри, четверка из свиты пожилого мужчины вышла и оставила ребят наедине с предводителем. Прикрыв вход мешковиной, грозные мужи встали в ряд и преградили путь любому неожиданному посетителю.
Старик сел. Седые волосы его, сплетенные от висков в косицы, даже не качнулись. Они были настолько длинными, что доставали до пояса. Кое-где среди локонов виднелись бусины и еще какие-то замысловатые украшения, которыми обвешиваются индейцы и другие аборигены Земли. В прорезях костяной маски сверкали агатами два хитрых глаза.
– Акай-сан, мистер Удхани, Максим, вы на Ольхоне. Это местечко далече от Земли и как бы я ни желал перенести вас обратно, ничего не получится. Старик слаб и все, что старик может – подлечить и научить выживать. Время раннее, ложитесь спать. Попозжее побалакаем.
– Дедушка, а как вас зовут? – спросил уважительно, с поклоном Акай Сада.
На глазах парнишки проступили слезы отчаянья, но он всячески пытался их скрыть. Слабый самурай – бесчестный самурай.
Старик в меховой накидке лисицы хмыкнул, но ответил:
– Кличут меня Тимучином, внучок. Отдыхайте ребятки, у вас всех болячки опосля ольхонового знакомства. Лечитесь.
Тимучин привстал с циновки, поскрипывая костями и кряхтя, и побрел к выходу. Мальчики тоже вскочили и, не дождавшись, когда старик выйдет, отошли от него подальше. А он вдруг остановился. Не в силах сдержать любопытства повернулся и бросил взгляд на Оциолу.
Пепельные волосы мальчика были взъерошены, квадратное лицо с мощными скулами горело, а в миндалевидных глазах, черных, как беззвездные ночи Нижнего мира, отражался страх и упрямство.
«Далеко пойдет внук великого. Как бы хватило света в душе», – подумал белый кам и, повернувшись, вышел. Занавесь зашелестела, послышался шорох отходящей от юрты пары ног.
Часы сна тянулись мучительно. Земляне кричали, метались и стонали во сне, словно сумасшедшие. Камам из охраны то и дело приходилось заглядывать и проверять ребят. Жизнь их была бесценна. Как бесценна была живая вода, дарующая не воскрешение, но хотя бы надежду.
Попав на Ольхон, три ребенка встретили то, что уготовила им судьба, но пока не поняли этого. Слишком юными и неопытными они были. Да и какой опыт мог быть в мире, где царит наука, власть вещей и животная сила.
Японский мальчик Акай из древнего шаманского рода Сада, к которым приходили со всех провинций Ва за травами и благословением, проснувшись на Ольхоне впервые, увидел самца оленя.
Благородный красавец пил, грациозно опустив рогатую голову в ручей. Акай огляделся и, увидев его, вскрикнул, пополз в кусты. Дикое животное не на шутку испугало привыкшего к комфорту паренька. Конечно, он помнил, что уснул на кладбище, где могут бродить мелкие звери из местных лесов, но оленя он лицезрел в первый раз.
Как назло шиповник, куда попытался спрятаться Акай, встретил новичка острыми иглами. И тот, закричав что есть мочи, вылез и побежал в сторону ручья. О первой опасности он не забыл, но олень уже исчез, а окровавленные руки и лицо нещадно зудели.
Когда до журчащей дорожки оставалось не больше дзё, олень снова появился перед парнишкой, да так неожиданно, словно вырос из-под земли. Акай не успел затормозить и со всего маху влетел ему в бок.
Парнишка упал, попробовал откатиться, чтобы не попасть под копыта животного, но в ребра вонзились острые края камней.
–А-ай! – завопил он.
Ревели все. Олень, испуганный наглостью мальца. Сада, ошалелый от боли в переносице и груди. Горный ручей.
К раненному подошел высокий незнакомец с рюкзаком в руке, достал белую, грубую на ощупь ткань и присел. Каким бы грозным ни казался мужчина, Акай понял, за ним пришел спаситель. Маска на лице незнакомца улыбнулась отражением подростка. Но тут же, измученная болью, поникла и мальчишка отключился.
В этот самый момент где-то в Калифорнии солнце нещадно палило на головы гостей семейства Удхани. Чайки кричали и зигзагами летали в высоком лазурном небе. Внизу, улегшись на шезлонг у бассейна, на них глядел такими же светло-голубыми глазами юный наследник миллионера – Николас. Зачем они летали в такую жару и почему не прятались, парень не понимал. Но был уверен: если бы ему подарили крылья, он улетел бы далеко на запад. Туда, где развеяли прах матери и его детские мечты злые и расчетливые люди из отцовского рода.
Брахман – каста жрецов досталась парнишке от папы в наказание. Будучи не таким, как все, белой вороной среди лебедей, он опозорил свою варну уродством.
– Ники, какого черта ты на солнце? Иди в тень! – рявкнул Шин с бокалом виски в руках.
– Хоршо, па. Кончай с пойлом. У тебя завтра встреча, – нравоучительно ответил Ник и встал с рыжей ткани лежака.
– Ха, дружище. Тебя пацан уже строит, – начал подтрунивать старшего Удхани мистер Блэк, лучший друг и коллега отца из касты богачей побережья.
В волосах Блэка цвета спелой ржи копалась девчонка на пару лет старше Ника и призывно терлась о мужчину грудью третьего размера. Слишком открытый купальник и яркий макияж намекали на профессию гостьи.
– Это он при тебе такой смелый, – ухмыляясь, ответил отец и даже не посмотрел на Ника.
– Серьезно? Тогда пусть не языком треплет, а делом докажет свою смелость, – загоготал мистер Блэк.
– Например, прыгнет с мостика в бассейн. Как настоящий спортсмен, – подпела ему малолетка.
– Без проблем, – отрезал Ник и показал вертихвостке средний палец.
Привыкший к издевкам родни, Николас не позволял остальным смеяться над собой. Сверстники из средней школы прекрасно знали об этом пунктике альбиноса и не смели рта открыть в его присутствии. Хитроумный и безжалостный, он уничтожал любого, кто смел перечить.
Прыжок удался на славу: ни капли брызг, точный и выверенный.
Вода подхватила победителя, обдав теплой волной, и понесла наверх. Там у границы с воздухом нагретая жидкость вдруг превратилась в ледяную и из зелено-голубой – в серую. Ник вынырнул и огляделся, закашлялся. На холмистой равнине, поросшей низкой зеленью, кроме него, не было ни души.
– Па-а-а, – позвал мальчик и повернулся вокруг своей оси.
Никого. В кустах неподалеку что-то шевельнулось.
Удхани сделал несколько размашистых движений руками, подплыл к берегу и, трясясь каждой мышцей то ли от холода, то ли от страха, выполз на мелкую гальку.
– Эй, кто-нибудь, помогите! – закричал он настойчиво.
Ледяная вода сменилась не менее морозным воздухом, и парень задохнулся. Ручьи, стекающие с тела под беспощадным ветром, освежали так, что он решил: «Где я не важно, а вот то, что мне не выжить без взрослых ясно, как день».
Из кустов, усеянных мелкой синей ягодой, вышел волк и походкой владыки долины направился к речушке. Удхани обмер. Он-то думал, что поблизости человек, но никак на дикий зверь.
– Где я? – спросил парень у пустоты.
Она не ответила.
Схватив в ярости камень, он метнул его в волка.
– Где я, тварь?!
Зверь с такими же голубыми глазами, как у мальчика, рыкнул и, присев, бросился на парнишку. Белая шерсть взметнулась снегопадом и опустилась на оцепеневшее тело со скоростью молнии.
Кровь хлынула потоком, когда мощные челюсти вцепились в плечо жертвы. Залила гальку у берега и потекла тонкими струйками в горную речушку. Краснота потекла ниже по течению, отчего хищники помельче, принюхавшись, довольно заурчали.
После белого волка будет, чем поживиться.
Они ждали.
Только напрасно.
Со стороны леса, снося непролазную чащу мощными ударами тесака, вышел грозный воин в безликой маске цвета луны и пошел в сторону реки. В руках он держал самодельный рюкзак и оружие.
Увидев безвольное тело в волчьей пасти, мужчина заревел, словно медведь, и кинулся на зверя. Силы противников были равны. Острым зубам человек противопоставил клинок, мощным лапам – жилистые руки в кожаных наручнях.
Когда схватка была окончена, человек сбросил с себя зверя, поклонился ему в знак уважения и подошел к мальчику.
– Жив? – спросил он сухо.
– Жив, – ответил Ник и отключился.
Пришло утро. В маленькие судьбы ворвалась новая эпоха. Жизнь: насыщенная, горячая и во многом уникальная теперь принадлежала не мальцам и их прихотям, а чему-то большему. Цели, о которой подростки не имели ни малейшего представления. Страх с восходом не отступил. Рядом были такие же потерянные души, слабые и смешные, отчего становилось еще тоскливее.
Тимучин, старый хозяин деревни, подарил веру и одновременно обреченность, с которой мальчишкам оставалось только смириться.
Этой ночью в паутине снов каждый увидел что-то свое. Жуткое, рвущее сердце, но настолько понятное, что иные не постигли бы и через сотню лет.
Гордый Николас брел по неизвестной тропинке в лесу. Кружева теней смещались, играли со страхом попаданца, отчего тот ускорял шаг. Впереди все отчетливей вырисовывалась поляна, солнечный свет на которой затапливал сочную листву, окрашивал зелень в изумруд.
Мальчик выбежал на опушку и радостно развел руки. Внутри потеплело.
«Вот она – свобода. Вот они – крылья!» – подумалось ему, и легкость наполнила каждую клетку мальца.
– В свободе можно потеряться, – пронеслось эхом над поляной.
Белый волк выступил из тени и оскалил зубы.
Свет погас. Между Ником и хищником встало Ничто. И в этом утерянном мире зверь показался роднее, чем безызвестность.
Волк сказал, слегка размыкая челюсть:
– Ты – шаман, ты призван служит духам. Но выбор делать тебе: с нами постигнешь мир, а без нас – свободу вечности. Что выбираешь?
Ник промолчал. Тогда волк повторил.
Мальчик снова не ответил.
Белоснежная шерсть на звере вздыбилась, из пасти потекла слюна. Он не выдержал слабости кама, его юной робости. Он разозлился.
– Что выбираешь? – зарычав, бросил волк и его голубые глаза налились кровью…
– Что выбираешь? – вопил сквозь ветер олень, пронося через снежную мглу сани с Акаем.
Мальчик трясся и жмурился при каждом крутом повороте, но молчал. Нет, быть шаманом и видеть духов он не хотел. Не желал помогать сильным, оставаясь слабаком.
– Выбирай, толстяк! – скомандовал олень и резко остановился. Полозья саней, на которых сидел Сада, заскрипели и лениво встали у мощного крупа животного.
– Иди ты! Стану шаманом, покажу тебе, что умеет толстяк! – заорал в ответ Акай и расплакался…
Внук Асая не уронил ни капли слезы, когда могучие корни древесного исполина сжали его и потянули под землю. Утопив человека в теплый чернозем, они, в конце концов, замедлились. Над головой зашумели розовыми тельцами черви, по макушке застучали горсти почвы.
– Ты видишь, ребенок, кто мы? – спросило Нечто.
Парень плотнее сомкнул губы и промолчал.
– Ты види-и-ишь, – зашипело Оно довольно. – Мы не отпустим тебя, кам. С нами не играют. Прими дар аватара, либо умри. Иного не будет.
Максим попробовал втянуть воздух и понял, что чернота заполнена им до краев. А вот корни-оковы пропали.
Чудище ждало ответа, посматривая из бесконечности.
– Аватар – посредник? – спросил парнишка.
– Коне-е-е-чно. Ты – кам, и роль твоя тройственна. Но нам нужен только связной.
– А другие роли?
– Для вас – людей, не для духов. Защитник и охотник. Но не нам тебя наставлять. Спрашивай белого.
