Kitobni o'qish: «Спасти нельзя развестись»
Глава 1
После встречи с Кириллом, которая продлилась не больше минуты, я почти час просидела в машине на безлюдной парковке в центре города, умываясь слезами.
Во дворе старой хрущевки не было ни души. Только один мальчишка лет пяти играл в догонялки сам с собой и нет-нет, да заглядывал в окна моей машины.
В эти моменты я улыбалась сквозь слезы, клала руку на еще не округлившийся живот и начинала рыдать еще сильнее.
Нельзя было так поступать с собой, со своим организмом, с малышом, но я не могла сделать ничего с накрывающими меня эмоциями.
Я чувствовала себя бессильной.
Маленькое существо во мне едва ли еще умело дышать, но я уже любила его всем сердцем. Моей святой обязанностью было сделать все для этого ребенка, подарить ему счастье и возможность расти в этой семье.
Ради малыша я была готова отказаться от работы, от карьеры, бросить все и приложить максимум усилий, чтобы он был счастлив.
Но как же трудно было сделать этот выбор.
Еще сегодня утром я думала о другой жизни. Я грезила мыслями о скором свободе и разводе. Я хотела встретиться с Кириллом, обнять его, поцеловать и, чем черт не шутит, допускала мысли о нашем совместном будущем.
А что сейчас? Я собственноручно отказалась от того, что должно было принести мне счастье, и согласилась вернуться туда, где считала себя несчастной.
– Всё для тебя, Малыш, – шептала я, стирая слезы со щек. – Мамочка будет счастлива, если ты будешь счастлив. Я люблю твоего папу. Мы очень любим друг друга. За десять лет было столько всего, что сейчас мы вспоминаем с улыбкой. Когда-нибудь будем вспоминать и это.
Шумно выдохнув, я приняла несколько таблеток легкого успокоительного, предварительно убедившись, что оно безвредно для малыша.
Внутри все клокотало от одной только мысли о том, что мне придется позвонить Борису, назначить с ним встречу и сказать правду. Мы же на днях подали заявление на развод… Как глупо.
– Борь, здравствуй, – после трех мучительно долгих гудков мужчина поднял трубку. – Я тебя не отвлекаю?
– Оля? Нет, нет, конечно. Что-то случилось? У тебя встревоженный голос.
Невольно я улыбнулась, до боли прикусывая нижнюю губу.
Все-таки этот человек был мне родным. За десять лет по голосу он научился различать мое настроение, а по глазам читать то, что скрыто глубоко внутри.
– Все в порядке, не волнуйся. Я бы хотела встретиться и поговорить. Только лучше сделать это наедине.
– Наедине? Да, хорошо, – в трубке на фоне послышался шелест бумаг, а затем размеренные шаги мужских ботинок по паркету. – Куда мне подъехать?
– Давай встретимся в моей квартире через час?
– Договорились, я буду.
Кивнув, как будто мужчина мог это видеть, я сбросила вызов и убрала телефон в сумочку.
Я нарочно назначила встречу на другом конце города в надежде, что за час езды немного выдохну и отвлекусь от пожирающих изнутри мыслей.
Помимо общего дома, где сейчас я жила с Галиной Яковлевной, у нас с Борисом имелась и своя недвижимость. У меня двухкомнатная квартира в спальном районе, купленная еще до брака, и просторная студия в центре, которая сейчас проставила за неимением квартиросъемщиков.
У Бориса тоже были свои апартаменты, но он предпочитал сдавать их. Поэтому и жил на съемной квартире после того, как съехал из дома.
В квартире я не была давно. Сдачей в аренду жилплощади занимались риэлторы, я лишь подписывала договоры, которые мне привозили.
Так что сейчас было приятно прогуляться по собственным квадратным метрам с теплой ностальгией на душе.
– Если захочешь, это будет твоя квартира, – говорила я вслух, наглаживая живот. – Мамочка купила её после одного очень удачного проекта. Но тебя я куплю еще хоть десять таких.
Я остановилась у панорамного окна, вид из которого открывался на Патриарший пруд. На лице невольно появилась улыбка.
Лет семь назад я точно так же стояла у этого окна и смотрела на пруд. Тогда со спины меня обнимал Борис. Мужчина рассказывал как здорово бы нам жилось в этой квартире и как бы мы гуляли по вечерам в парке.
Тогда мы не были так богаты и жили не в доме, а в двухкомнатной квартире в нескольких кварталах отсюда.
Мы были молоды, но не наивны, нет. Однако мы совсем иначе смотрели на многие вещи.
Прошло столько лет, у нас появился свой дом, машины, деньги на путешествия по миру. Но мы так и не погуляли вечером по этому парку ни разу…
– Оля, ты чего не закрываешься? – в коридоре хлопнула входная дверь, и я поспешила оторваться от созерцания вида из окна.
Борис прошел внутрь квартиры, растерянно оглядываясь по сторонам, как будто ожидая увидеть здесь кого-то еще.
– Мы одни, – заверила я. – Проходи в комнату.
– Ты хотела обсудить что-то?
Мы устроились на черном кожаном диване в паре метров друг от друга. Мужчина смотрел точно на меня, а я никак не могла найти, за что бы зацепить взгляд. Глупо метала его по комнате от одного предмета к другому.
– Я буду прямолинейной, Борь. Только выслушай меня до конца, хорошо?
– Конечно, – мужчина кивнул и стал еще более сосредоточенным.
– Я готова дать еще один шанс нашей семье.
Горло перехватило льдом. Слова дались так тяжело, что мне понадобилась передышка в несколько секунд, чтобы продолжить.
– Мы можем попробовать жить как раньше: вместе строить бизнес, вместе принимать решения, вместе заниматься бытом. Заберем заявление о разводе и забудем об этом месяце как о страшном сне. Только есть одно «но», Борь.
Мужчина не произнес ни слова. Только смотрел на меня широко распахнутыми глазами и ждал что я скажу дальше.
– Я беременна, – произнесла тихо, опуская взгляд в пол.
Секунда звенящей тишины.
Казалось, что в квартире было слышно только как бешено бьются сердца у нас в груди. Их стук эхом отражался от стен и больно ударялся о голову, давя и наседая.
– Беременна, – повторил за мной мужчина, как будто не веря. – Это его ребёнок?
Я подняла на мужа глаза, в которых стояли слёзы, и отрицательно мотнула головой.
– Я не знаю.
Сил говорить почти не осталось. Я едва сдерживала себя, чтобы снова не расплакаться на глазах у Бориса.
Его реакция стала болезненным ударом, к которому я была не готова.
Чего только ожидала, дура? Думала, что он будет рад, стоит мне заговорить о ребенке?
– Я только от врача. Знаю, что беременна. Сдам анализы, сделаю узи, тогда узнаю срок. Но скорее всего ребенок от тебя, – как будто оправдываясь, добавила я. – Мы не использовали защиту, ты сам знаешь, а Кирилл всегда предохранялся.
От упоминании о Корневе в таком контексте Бориса буквально передернуло.
Он поднялся с дивана и нервно пересек комнату, почесывая двухдневную щетину тыльной стороной ладони.
Сейчас он выглядел так, будто обдумывает условия подписания важного контракта. Во взгляде сталь, расчет и никаких человеческих эмоций.
Но я понимала реакцию мужчины. Мы подали заявление на развод, я пресекла все его попытки вернуть семью, а сейчас заявилась с новостью о беременности непонятно от кого и желанием начать все с чистого листа.
– Конечно, ребенок должен быть мой. Мы спали с тобой месяц назад и не предохранялись тогда. Это могло случиться, да.
– Я не знаю. Пока не сдам анализы, не знаю точно.
– Милая, – мужчина опустился на диван рядом со мной и обнял со спины, положив руку на живот. – Не волнуйся на этот счет, хорошо? Я реагирую так, потому что очень удивлен, обескуражен! Мы не планировали, ты ведь знаешь… Но это не значит, что я не рад!
– А ты рад? – я подняла заплаканные глаза на Бориса, и он расплылся в доброй улыбке.
– Дуреха моя, ну, конечно, я рад. Я так люблю тебя! И люблю этого Малыша. Это наш с тобой ребенок, мы его вырастим и воспитаем.
– А если окажется, что отец не ты?
– Если так получится, через пару лет сделаем с тобой еще одного ребеночка, нашего. Но и этого я буду любить как своего, несмотря ни на что. Поняла?
Я закивала, размазывая слезы по щекам.
Борис любовно гладил мой плоский живот и, улыбаясь, что-то нашептывал в него.
В тот момент на душе стало легче. Как будто ушел груз.
Я расслабленно выдохнула и откинулась на спинку кожаного дивана, позволив мужчине обнять себя.
Касания Бориса вызывали смешанные чувства. С одной стороны, это было что-то родное, до боли знакомое, ассоциирующееся со стабильностью и спокойствием. А с другой, я не могла переключиться и смириться с мыслью, что меня снова обнимают его руки.
– Мы со всем справимся, Оль. Все преодолеем. Очень скоро ты забудешь, что этот месяц вообще был в нашей жизни, я обещаю тебе это.
– Я верю тебе. И очень тебя люблю.
– Я тоже люблю тебя, – мужчина осторожно коснулся моих губ едва ощутимым поцелуем, и в тот же момент я почувствовала непреодолимую тошноту.
Сорвавшись с места, я побежала в ванную.
Только через десять минут на подкашивающихся ногах я смогла вернуться в комнату.
Желудок выворачивало от боли, и голова шла кругом, как будто я целый час каталась на карусели.
– Ты в порядке? Что это было?
– Видимо, токсикоз, – сказала я, опускаясь на диван и придерживая живот, чтобы не дай бог снова не потревожить ребенка. – Или съела что-то не то, или какой-то запах… Я не знаю. Это первый раз.
– Все будет в порядке, обещаю. Будешь наблюдаться у лучших врачей, чтобы беременность прошла легко и спокойно. Я обо всем позабочусь, хорошо?
Я только несмело кивнула, потому что сил не было даже ответить. Да мне глаза открывать было страшно. Боялась, что увижу что-нибудь, что может вызвать приступ тошноты.
– Ты не представляешь как я счастлив. Очень рад, что все наладилось. Поедем домой, обрадуем маму?
– Борь, стой, нет, – я схватила мужчину за рукав пиджака, чтобы остановить. Он обескураженно уставился в мои глаза, полные испуга. – Не нужно пока никому говорить о ребенке.
Я не планировала скрывать свою беременность. Наоборот была бы рада поделиться новостью с Галиной Яковлевной, но меня бросало в холодный пот от мысли, что информация может дойти до Кирилла.
Я пока не думала, что буду делать, если окажется, что ребенок от него. В сознании теплилась мысль, что забеременела я от мужа, будучи в браке. С большей долей вероятности это действительно так.
В таком случае нет смысла зазря тревожить общественность, Корнева. Убежусь, что ребенок от Бориса, подожду некоторое время и потом заявлю о своей беременности.
Не хочу в прессе грязных слухов о том, что Миролюбова забеременела в период разлада с мужем.
– Пока будем знать только ты и я, хорошо? Мне нужно свыкнуться с этой новостью, осознать. А потом обязательно всем расскажем.
– Все как ты хочешь, Родная. Но маме все равно нужно сказать, что мы помирились. В конце концов, ей стоит подыскивать отдельное жилье, чтобы не мешать молодым.
Борис снова попытался приблизиться, чтобы поцеловать меня, но я выставила руку ладонью вперед, стоило только ощутить запах его духов.
Тошнота снова накатила с новой силой, и я едва удержалась, чтобы не рвануть в ванную.
– Да, поедем домой, поговорим с Галиной Яковлевной.
Хотя, наверное, мне снова стоит называть ее мамой…
Пока мы ехали домой (как странно снова ехать туда вдвоем), Борис что-то рассказывал о проектах компании, но я едва ли слушала его. Только кивала невпопад.
Все мои мысли крутились вокруг свекрови, которая снова стала ей официально и полноправно.
За этот месяц я очень сблизилась с Галиной Яковлевной. Мы делились друг с другом секретами, давали советы, плакались вместе и решали наши проблемы.
Я понимала ее как женщина, ее ситуацию, ее чувства сейчас. И как же мне выгнать ее из дома?
Без сомнений она обрадуется нашему с Борисом примирению. Несмотря на все слова, сказанные ею, она ждала этого воссоединения.
Но каково ей будет жить одной? Мы не сможем оставить ее в доме на все время бракоразводного процесса.
А в одиночку переживать этот период не так-то просто, это я знаю по себе…
– Мне кажется, мама будет очень рада.
– Угу… Ей нужно подыскать дом рядом или квартиру недалеко от офиса, чтобы я могла с ней почаще видеться. И вообще она может пожить еще некоторое время с нами.
– Родная, – остановившись у ворот дома, Борис перекинулся через подлокотник, чтобы быть ближе ко мне. Но я отпрянула от него, стоило почувствовать назойливый запах. – Тебе сейчас нужно беспокоиться не о моей маме, а о нашем ребенке. Помнишь? Она взрослая женщина, поверь мне, со всем справится и глазом не моргнет.
Я не стала спорить.
Борис видел в своей матери сильную личность, уверенную в себе женщину. Как и во мне. И только мы с ней знали, какими уязвимыми можем быть…
Сердце бешено стучало, пока мы шли от ворот до дверей дома.
Борис крепко сжимал мою руку в своей, подушечкой большого пальца водя по ладони. Обычно этот жест умилял меня и успокаивал.
Муж всегда делал так на важных мероприятиях, когда мы стояли рядом. Пресса удивлялась сколько нежности в нашей паре, несмотря на то, что в браке мы уже десять лет.
– Оленька, а ты чего так рано? Я не ждала тебя раньше ужина. Боря?
Из гостиной в прихожую вышла Галина Яковлевна в домашнем махровом халате.
Увидев сына, она даже несколько смутилась и поспешила поправить волосы, не уложенные в привычную прическу.
– Что здесь происходит?..
– Мама, у нас с Олей для тебя хорошие новости, – сияя ярче софитов, Борис перевел взгляд на меня, улыбнулся и наконец сказал: – Мы помирились. Развода не будет.
– Боже мой! – женщина всплеснула руками и схватилась за сердце.
За считанные секунды на ее лице отразилась палитра эмоций: радость, удивление, смятение.
Она смотрела на нас, распахнув глаза, и отрицательно мотала головой, будто не веря.
– Скажи хоть что-нибудь. Ты как будто не рада!
– Не говори ерунды, сынок! Рада, конечно, рада! Как же я за вас рада, – наконец, отойдя от первого шока, Галина Яковлевна шагнула к нам и крепко обняла.
Я успела увидеть, что на ее ресницах блеснули слезинки. Вот только что-то смутило меня. Были ли это слезы радости?
– Семья это святое. А вы такая хорошая семья, дети мои! Боже мой! Такие новости, а я даже не накрашена! Нужно сейчас же заказать ужин!
– Мамуль, не суетись, – Борис взял мать за руку и любовно приобнял, целуя в макушку. – Я сейчас поеду за вещами, Оля останется дома. Вы решите что заказать, хорошо? Посидим в семейном кругу, отметим.
– Я пойду переоденусь, – сказав только это, я протиснулась между Борисом и стеной и пошла на второй этаж в комнату.
Еще несколько минут, сидя на кровати, я слышала как мой муж разговаривает со своей матерью. Я не слышала предмета разговора, лишь какие-то отголоски фраз.
Хлопнула входная дверь, выводя меня из забвения.
Я поспешила встать и подошла к шкафу, чтобы в конце концов переодеться в домашнее.
На лестнице ожидаемо послышались шаги Галины Яковлевны. Я не была готова к разговору с ней, поэтому до боли закусила губу в попытках прийти в себя, чтобы не выдать истинных эмоций.
Свекровь появилась в дверях, но не говорила ни слова. Я стояла спиной, однако чувствовала ее прожигающий взгляд прямо между лопаток.
– Вы что-то хотели? – набравшись смелости, я наконец развернулась и улыбнулась как ни в чем не бывало.
Галина Яковлевна по-прежнему молчала. Руки женщины были скрещены на груди в недружественном жесте, но в конце концов она расцепила замок, устало выдохнула и прошла в комнату, чтобы опуститься на кровать.
Без слов она сказала мне сесть рядом, и я подчинилась.
– Оль, я тебе не родная мама, понимаю. Просто хочу, чтобы ты знала, что ты для меня как дочь. И что бы ни случилось, я бы всегда считала тебя дочерью.
– К чему Вы это? Не понимаю.
– К тому, что дочери не лгут матерям в лицо, – я подняла глаза на Галину Яковлевну, но тут же что есть силы зажмурила их.
Она бы поняла, она бы все поняла и раскусила меня, стоило бы нашим взглядом пересечься. Я не могла этого допустить.
– О какой лжи идет речь? Мы с Борисом сказали Вам о примирении сразу после нашего с ним разговора. Я не врала Вам.
– Дура ты, Оля. Сорок лет скоро, а ума так и не нажила.
Галина Яковлевна поднялась с кровати и собиралась уходить из комнаты, но я не смогла не остановить ее.
– Почему Вы так говорите? Вы не рады, что мы с Борисом снова вместе?
В глазах снова застыли слезы. Все шло как будто против меня.
Мне было невыносимо тяжело переживать те эмоции, которые сейчас бушевали внутри. И больше всего на свете я ждала поддержки от близких людей, но уже второй раз не получала желаемой реакции.
Я так надеялась, что Галина Яковлевна обрадуется, и ее счастье хоть на мгновение перекроет то ужасное чувство, которое бушует у меня в груди.
– Я была бы рада за вас, Оля, если бы ты смотрела на меня сейчас такими же счастливыми глазами, какими смотрела несколько дней назад.
Больше ничего не говоря, женщина покинула комнату. Но ее шаги остановились в метре от двери. Она хотела сказать что-то еще.
– Ты моя дочка, Оль. И я поддержу и выслушаю тебя, что бы ни случилось. Помни об этом всегда, пожалуйста.
Теперь Галина Яковлевна спустилась на первый этаж, а я осталась в небольшой гостевой комнате, где прикрыла дверь и позволила себе сползти вниз по стене, умываясь горькими слезами.
Я не думала в тот вечер ни о чем. Только о ребенке, который был внутри меня и переживал сейчас не меньше моего.
Только ради него я заставила себя умыться ледяной водой, натянуть притворную улыбку и спуститься на первый этаж, когда хлопнула входная дверь.
Борис вернулся с несколькими сумками вещей, которые месяц назад забирал из этого дома со своей любовницей.
– Я и курьера по пути перехватил. Мамуль, накроешь на стол? – Галина Яковлевна забрала пакеты с едой и оставила нас, уйдя на кухню. – Я отнесу вещи в спальню и вернусь, хорошо?
– В спальне сейчас живет твоя мама.
– Мы переместим ее с вещами в гостевую. Думаю, она не будет против. К тому же я попросил знакомого агента, ей уже подыскали отличную квартиру.
С сожалением кивнув, я наблюдала, как мой муж поднимает свои вещи на второй этаж.
Это должно было радовать меня, но сердце почему-то разрывалось на кусочки.
Перед глазами плыла черно-белая картинка как в замедленной съемке. Сознание будто нарочно накладывало на нее приторно-тоскливую музыку, и получалась слезливая кинолента моей нынешней жизни.
Борис клал свои футболки на полки, убирал костюмы в шкаф, менял местами порядок вещей, который я завела за месяц его отсутствия.
Казалось, что все возвращалось к привычному состоянию, но на моих глазах рушилась реальность. Реальность, в которой некоторое время я была счастлива.
– Сменишь постельное? Или, если тебе тяжело, я могу сменить.
– Нет, нет, – я отбросила с кровати покрывало и взялась снимать наволочки с подушек. – Я же беременная, а не больная.
– Ты беременная, значит мне нужно заботиться о тебе в два раза больше.
Борис снова попытался обнять меня и поцеловать, но я отпрянула от него так резко, что упала на кровать лишь бы не ощущать прикосновение его губ.
– Твои духи, – сказала, прикрывая рот ладонью.
– Да, да, прости. Я приму душ.
Мне пришлось нарочно долго менять постельное белье. Перспектива оставаться один на один в столовой с Галиной Яковлевной ничуть не прельщала.
Эта женщина чувствовала меня и видела насквозь. Слишком опасно было оставаться с ней наедине.
Но и сидеть в спальной бесконечно долго у меня не вышло.
Четыре стены давили и напирали. За месяц я отвыкла от этого интерьера. Спальня перестала быть уютным укромным уголком, местом силы и домашнего очага. Теперь она ассоциировалась с чем-то совершенно иным…
– Оль, достань вилки, будь добра.
– Конечно, – я покорно полезла в ящик кухонного гарнитура за приборами, радуясь, что не придется создавать видимость занятости. – Борис перенес свои вещи в спальню. После ужина я помогу Вам перебраться в гостевую.
– Не стоит, я вызову такси и уеду в отель.
– Нет!
Вилки выпали из рук и звонко ударились о фарфоровую тарелку, которая стояла на столе.
В моих глазах застыл ужас, когда я осознала, что придется остаться в доме с Борисом без третьего человека, который поддерживал бы нейтралитет.
– Вам незачем уезжать прямо сегодня, – быстро я взяла себя в руки, чтобы не вызывать подозрений, и продолжила сервировать стол. – Оставайтесь сколько нужно. Когда будете готовы, мы с Борисом снимем для Вас дом в поселке или найдем квартиру недалеко от офиса, чтобы можно было видеться чаще.
– К чему это?
Женщина уверенной проходкой прошла во главу стола и опустилась на стул, глядя при этом куда-то сквозь меня в пустоту стеклянным взглядом.
– Вы снова вместе, будете жить как семья. Я не хочу мешать. И не нужно мне этих подачек!
– Как Вы смеете так говорить?! – из глаз едва не брызнули слезы обиды. – После всего, что я для Вас сделала, Вы говорите о каких-то подачках? Разве я этого заслужила?
– Ты заслужила жить в доме с мужем без посторонних людей.
– Вы моя мама! – на эмоциях выпалила я. – Посторонний человек… Как у Вас язык повернулся? Вы видите сейчас рядом со мной кого-то? Или, может, видели, когда я несколько недель ходила темнее тучи, ничего не ела и топила печаль в бокале? Может, моя родная мать справлялась о моем здоровье и насильно заставляла меня есть? Нет, Галина Яковлевна, это были Вы! Кормили меня с ложечки и возвращали к жизни. Разве это была подачка с Вашей стороны?
Женщина плакала.
Хоть она и отвернулась от меня, я видела, как по ее щекам катились крупные слезинки.
Я и сама едва сдерживала слезы. Наверное, еще не плакала лишь потому, что слезы давно закончились и плакать было попросту нечем.
– Это была материнская любовь, – тяжело дыша, наконец сказала Галина Яковлевна, стараясь контролировать голос.
– Значит примите и мою любовь, мама. Вы будете оставаться здесь так долго, как это понадобится. Я обо всем позабочусь.
– Иди сюда, Родная моя, – женщина любовно прижалась ко мне с объятиями, и я облегченно выдохнула.
Впервые за сегодняшний день я почувствовала себя так хорошо и спокойно.
Что бы ни случилось, как минимум одно надежное плечо рядом у меня точно будет.
Когда я успела так привязаться к свекрови? Сама не знаю.
После свадьбы у нас были хорошие и доверительные отношения, но я не могла назвать их даже дружескими, не то что отношениями матери и дочери.
Но шли годы.
Моя мама все меньше понимала меня. Ей был чужд такой образ жизни: карьера, светские мероприятия, интервью, планы на несколько лет вперед, куда не вписывается семья и ребенок.
Все чаще мы ссорились на почве внуков, которых она очень хотела. В конце концов общение свелось к редким разговорам раз в неделю, где каждая из нас интересовалась делами друг друга и отвечала сухое «все хорошо».
А Галина Яковлевна напротив с каждым годом понимала меня лучше и лучше.
Она посмеивалась, когда я снова и снова препиралась с Борисом насчет работы или бытовых мелочей. В сыне она видела копию своего мужа, поэтому всегда могла дать дельный совет.
Ей хотелось внуков, но она никогда не настаивала. Она уважала мой выбор и ценила во мне стремление построить карьеру и стать профессионалом в своем деле.
В какой-то момент «мама» стало не просто обращением, а моим искренним отношением к ней.
– Мои любимые женщины, ужин готов? Я ужасно голоден!
Борис спустился в столовую со второго этажа, и все было так, как будто не было этого злосчастного месяца.
По крайней мере, мы втроем старательно делали вид, что этого месяца не было. На подсознательном уровне никто из присутствующих за столом не забыл о происходящем. Да и можно ли вообще о таком забыть?
– Мама, я подыскал тебе несколько отличных квартир в центре. Посмотришь варианты? Можешь выбрать любую, мы все оплатим.
– Галина Яковлевна пока останется у нас, – холодным голосом произнесла я, насаживая на вилку запеченную кукурузу.
– Мы с тобой уже обсудили. Маме будет неловко жить с нами под одной крышей. Мам, я же прав?
Свекровь подняла на меня вопросительный взгляд. Я смотрела в ее глаза лишь мгновение, но этого хватило, чтобы она прочитала во взгляде немую мольбу о помощи.
Галина Яковлевна очень любила своего сына, но она никогда не врала, говоря, что я ей была как родная дочь.
– Нет, Боренька. Я хочу пожить некоторое время с вами. Мне сейчас нелегко из-за разрыва с твоим папой, и поддержка лишней не будет.
– Мы бы поддерживали тебя, даже если бы ты жила за полярным кругом…
– Выгоняешь родную мать?
– Нет, – мужчина безапелляционно улыбнулся. – Конечно, нет. Живи у нас столько, сколько будет необходимо.
– Вот и ладненько! Кто будет десерт?
Так и началась наша семейная жизнь. Я, Борис, Галина Яковлевна и ребенок, отца которого я еще не установила…
Мы ложились спать за полночь.
Много времени заняло переселение Галины Яковлевны в гостевую комнату.
К моменту отхода ко сну я была совсем без сил. Едва смогла сходить в душ, переодеться в пижаму и намазать руки увлажняющим кремом.
– С ума сойти как соскучился по твоим объятиям. Даже по твоим волосам на подушке, которые вечно лезут в лицо.
– Я могу собирать их на ночь, если хочешь.
– Нет, что ты. Иди скорее ко мне, – Борис откинул одеяло, открывая обзор на его тело в семейных трусах.
Этот вид не вызвал ничего кроме очередного приступа тошноты.
Мне стало до одури плохо, и я устремилась в ванную комнату.
Череда глупых совпадений? Стоит мне оказаться в непосредственной близости от мужа, как физиология заставляет отойти на безопасное расстояние.
Я не понимала что это: реакция на плотный ужин, непереносимость парфюма мужчины, который до конца не смылся с его тела, или защита на психологическом уровне.
Мне не хотелось контактировать с мужем, это правда. Было тошно от одной мысли, что придется целовать его губы, обнимать его тело.
Но почему? Виной всему невесть откуда взявшийся токсикоз. Или это были не те губы и не то тело?..
– Конечно, токсикоз, глупая, – сказала я едва слышно себе под нос, умываясь ледяной водой.
Когда я вышла из ванной, Борис обеспокоенно измерял комнату шагами.
– Снова плохо? Может, таблетку какую или врача?
– Не переживай, – я натянуто улыбнулась, забирая из шкафа тонкий розовый плед. – Такое бывает при беременности. Я в порядке. Посплю сегодня в гостиной, в этой комнате пахнет твоими духами…
– Я сейчас же проветрю!
– Проветрим завтра, а сегодня я лягу внизу. Доброй ночи.
– Доброй…
Я оставила ошарашенного мужчину одного в спальной, а стоило двери за спиной закрыться, облегченно выдохнула.
Глава 2
Просыпаться пришлось ни свет ни заря, чтобы Галина Яковлевна не узнала, что я спала отдельно от мужа.
В ее голове уже наверняка вертятся всевозможные подозрения, но укреплять их я не хочу.
Почему не сказать ей обо всем прямо? Не знаю…
Новость о беременности обычно радостное событие. Все смеются, улыбаются, поздравляют будущих родителей.
Конечно, я была очень рада, что стану мамой, обожала Малыша и на подсознательном уровне уже выбирала для него кроватку и самые красивые детские вещи. Но сейчас я не была готова радоваться и принимать поздравления.
Мне нужно было немного времени свыкнуться с этой мыслью, принять реальность, пожить с мужем так, как мы жили до размолвки. В конце концов, выяснить мой ли муж отец этого ребенка…
– Доброе утро, – Борис еще спал, когда я вошла в спальню, прижимая к себе розовый плед.
– Доброе утро. Как спалось? Как себя чувствуешь?
– Нормально спалось, – я старалась не обращать внимание на мужчину в комнате и бралась за что угодно лишь бы создать видимость занятости. – А ощущения внутри паршивые. Хочется есть, но при этом о еде даже думать не могу.
– Милая, нужно потерпеть. Это совсем скоро пройдет и ты сможешь наслаждаться своим положением. Ложись ко мне в кроватку? Я хорошо проветрил комнату, больше ничем не пахнет.
Судорожно сглотнув, я свернула кофту, которую вот уже несколько минут зачем-то крутила в руках, натянула на лицо фальшивую улыбку и забралась к мужу под одеяло.
Вечно бегать от него все равно не выйдет. Когда-то нам нужно будет обняться и поцеловать друг друга.
– Все хорошо? – уточнил Борис, прижимая меня крепче к себе.
– Угу.
Хотя по моему лицу в тот момент, наверное, можно было сказать совершенно противоположное.
У меня не было отвращения к мужу. Он всегда привлекал меня красивой внешностью, спортивным телосложением, харизмой и энергией. Но сейчас меня совершенно не влекло к нему.
Объятия Бориса были холодными и вызывали у меня не больше эмоций, чем прикосновения любого едва знакомого человека.
Мне было трудно расслабиться, ощущая его дыхание в волосах, ладони на моей талии. Все тело от напряжения вытянулось в струну, и это наверняка не осталось незамеченным мужчиной.
– Мы с тобой со всем справимся, – ласково шепнул Борис на ухо. – Легко не будет, но я сделаю все возможное, чтобы мы были самой счастливой семьей. Обещаю тебе.
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя, Родная.
Казалось, мои слова стали для мужа настоящей усладой. Он облегченно выдохнул, крепче сжал меня в своих объятиях и носом уткнулся в ямочку на шее.
На его губах виднелась улыбка, он был по-настоящему счастлив.
Вот только я призналась в любви не из большого желания это сделать. Просто… Не было других ласковых слов. Я не хотела врать, а чувство любви – единственное, в чем я сейчас уверена.
Я любила мужа, действительно любила.
– Какие у нас планы на день? – за завтраком, намазывая черничный джем на багет с маслом, спросила Галина Яковлевна.
Свекрови было невдомек, что сегодня мы спали в разных кроватях по моей инициативе. Утром в столовой она увидела счастливую семейную пару, которая вместе готовит завтрак и заваривает чай.
– Мы ничего не планировали… Оль, может, прогуляемся где-нибудь? Можем посмотреть кино или сходить в гости к Астаховым, они давно нас звали.
На секунду я представила, что проведу весь день с Борисом за совместными делами.
Во взгляде застыл ужас, и я, не краснея, соврала:
– Я должна поехать к Люде. Да, мы давно договаривались. Нужно помочь ей с детьми.
– Помочь с детьми? – Миролюбовы синхронно заломили брови в удивленном жесте.
– У Сашеньки какой-то спектакль. Нужно репетировать, подогнать под него костюм… Съезжу, помогу. Заодно поболтаем о нашем, о женском.
– Тогда я поработаю из дома, – Борис пожал плечами, не возражая моему отъезду.
– Мне тоже нужно… Поработать. Оленька, подбросишь меня до центра?
Я понимала, что по дороге нас ждет непростой разговор. Да и от осознания к кому именно собралась ехать Галина Яковлевна внутри все неприятно сжалось.
– Конечно, подброшу.
После завтрака я поспешила ретироваться на второй этаж, чтобы без лишних ушей позвонить Людке.
Подруга была человеком семейным и наверняка уже имела планы на эту субботу, но поговорить с ней сейчас вопрос жизни и смерти.
– Люда, спасай, – начала я с места.
– Что случилось? Ты меня пугаешь!
– Нам нужно поговорить. Точнее мне нужно уехать из дома к тебе.
– А, любимая свекровь замучила? – подруга еще не понимала в каком ключе будет наш с ней разговор. – Приезжай, конечно. У нас все равно какой-то ленивый выходной. Слоняемся по квартире, ничего не делаем.
