Kitobni o'qish: «Вне отбора: алые небеса»

Shrift:

Вне отбора: алые небеса

Файл для сайта ЛитРес

Все права защищены.Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена административная и уголовная ответственность.

Подобные действия на территориях стран подписавших международные конвенции по авторскому праву влекут административную и уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством этих стран.

Элия ла Фрей

Лека мешала чай серебряной ложечкой и с кислой миной слушала щебетание сестры. Беки битый час восторгалась солдатами, раскинувшими лагерь неподалеку от нашего поместья, и мечтала, как один из них обязательно обратит на нее внимание.

– Перестань, Бека! – истерзанная ложечка, наконец, звякнула о блюдце и обронила на белоснежную скатерть несколько капель. Ну вот, снова стирать, иначе перфекциониста в мачехе, перекосит! – Рано или поздно принц объявит отбор, и я стану королевой. Неужели ты думаешь, я позволю сестре выйти замуж за какого-то там солдата! Да от них пахнет хуже, чем от калош Элии!

Девчонки захихикали, глядя в мою сторону. А я что я? Стою прямо, изображаю канделябр и делаю вид, что меня постигла глухота: внезапная, необратимая, на оба уха. Мало ли, какую глупость сморозят эти тетери. Нервных клеток на них не напасешься, а в них, между прочим, живут мои нервные царги и не высыпаются совсем!

– А с чего ты решила, что принц выберет тебя? – Беки взбила смолянисто-черные кудри и надула губки.

Будь отец умнее, давно спросил бы себя, в кого пошла его третья дочь. В семье худых блондинов не могла родиться черноволосая толстушка. Да и внешность Леки, откровенно говоря, вызывает вопросы.

– Может быть, принц любит солидных девушек?

Солидных – это с тройным подбородком, ожирением второй степени, косоглазием и настолько вредным характером, что мухи, пролетая мимо Беки, падают замертво и истерично дрыгают лапками. А уж мухи, как известно, знают толк в доведении до белого каления. Это вам даже не царги.

Двери столовой распахнулись, впуская хозяйку дома, и сестры, словно по команде, выпрямились. Беки неуклюже опрокинула чашку и фыркнула в мою сторону:

– Элия, чего стоишь? Убирай! Из-за тебя пятно останется! Вечно слуги под ногами мешают, мама! Можно с этим что-то сделать?

«Например, можно похудеть и не махать локтями?» – подумалось мне, когда промакивала салфеткой жасминовый чай.

– Беки, перестань молоть чушь, – строго проговорила леди ла Фрей, которая на самом деле никакая не леди ла Фрей. Всего лишь простолюдинка, удачно выскочившая замуж за скорбящего графа. Удачно для себя, разумеется, нам с этого никакой выгоды. – У меня великолепные новости! Пришло письмо из дворца.

– Меня, наконец, пригласили?! – вскочила Лека, смяв худыми пальцами поясок платья. – Ну же, мама, не тяни!

Гордо вскинув подбородок, леди ла Фрей – высокая тощая женщина, похожая на цаплю (да простят меня благородные птицы) – манерно разломала сургучную королевскую печать, вынула листок, развернула…

Все это заняло полминуты, за которые Лека едва не получила сердечный приступ, Беки сгрызла два ногтя, а я успела оттереть пятно от чая и снова прикинуться канделябром.

– Девицы семьи ла Фрей приглашаются на первый этап Королевского отбора в Цветочную резиденцию. Явиться надлежит всем девицам, старше восемнадцати, наделенным магическим даром не ниже пятого уровня и сохранившим невинность. Косым, хромым, больным и порченым особам просьба не беспокоиться.

– Чем их косые-то не устроили! – зычно возмутилась Беки.

– Наследственность, дорогая сестренка! – взволнованно выдохнула Лека, которая, к слову, вот уже четыре месяца порченая, но усиленно скрывает это. – Наследники престола должны вызывать благоговейный трепет, а не панику у подданных! Только подумай, что ты можешь дать королевскому потомству?

– Да я кровь с молоком! Да у меня просто кость широкая…

– Харя у тебя широкая, и желудок размером со свиную лохань! – не выдержала сестра.

– Да ты! Да я… Хамса облезлая! – зашипела Беки, покрываясь красными пятнами. И разразился бы очередной бедлам, не раздайся в коридоре быстрые шаги. Я отскочила от стены и кинулась навстречу отцу.

– Папа!

– Элия! – резко осадила мачеха и вскинула руку. Ленты ледяной силы опутали по рукам и ногам, заставляя повиноваться. – На место!

Опустив голову, я послушно вернулась к стене, изображать ненавистный канделябр. В особо плохие дни, когда сестрам наскучивает сплетничать и смотреть в окно, они заставляют меня и в самом деле изображать этот проклятый канделябр, бросаясь остатками еды всякий раз, когда им кажется, что я играю недостоверно.

– Как поживают мои любимые девочки?

Наконец, в столовую, широко улыбаясь, вошел отец. Он крепко обнял жену, которая телячьих нежностей не переносит, и поспешила поскорее выпутаться из его объятий. Лека и Беки скромно поцеловали отцовские руки и вернулись к матери, выпытывать подробности письма.

– Элия!

В присутствии папы мачеха не рисковала применять магию, и я радостно повисла на отцовской шее, целуя его заросшие щеки.

– Вы себя не щадите, отец! Три недели в разъездах! Отощали, в чем душа держится?

Отец осунулся, даже скулы заострились, а под синими глазами залегли сероватые мешки. Он хоть спал?

– Ты знаешь, сейчас сложные времена, дочка. Крейн ужесточает правила торговли и требования к заводам. Становится все сложнее держать прежние цены и договариваться с контрагентами.

– Но ведь он прав! На прошлой неделе умер еще один работник. Пыль забивает их легкие, неужели нельзя что-нибудь придумать? А дети! Папа, я вычитала в журнале, что можно сшить для них особые…

– Элия! – осекла леди ла Фрей. – Перестань донимать отца своими глупостями! У нас есть более важные дела. Алан, Леку пригласили на королевский отбор.

Мегера, то есть, Мерида – мачеха моя которая, передала отцу письмо. Взгляд ее ледяных глаз впился в меня жалящими сосульками, наказывая за своеволие. Стиснула зубы от нахлынувшей боли. Если бы только снять эти треклятые браслеты, я бы ей так ответила!

– Я уже и не надеялась на приглашение, – пропела она. – В тридцать-то пять лет, решился, наконец! Он же наследник престола! Следовало подумать о невесте гораздо раньше.

– Все девицы, – произнес отец, дочитав письмо. Мачеха отвлеклась и боль схлынула. Я прислонилась к стене, выравнивая дыхание. Одурманенный ледяными чарами, отец не замечал издевательств жены. Он свято верит, что я слаба здоровьем и временами мучаюсь мигренью.

– Требованиям соответствует только Лека, – шелковистым голосом пропела мачеха, касаясь отцовской руки худыми пальцами, больше похожими на ветки сухой осины, чем человеческое тело.

– Но Элия тоже ла Фрей. Ей двадцать, она невинна, хороша собой и одарена сильной магией.

– Элия? А ведь я даже не подумала! – мачеха делано вскинула узкие пшеничные брови, отчего ее бледное лицо стало совсем уж безобразным.

Мерида невинно похлопала ресницами и ядовито улыбнулась, ввинчивая в меня иглы магии.

– Душечка, падчерица моя дорогая. Желаешь ли ты отправиться на отбор кандидаткой?

Боль скрутила внутренности тугим узлом, ледяные тиски сжали горло, сердце ударялось в грудь как сумасшедшее. Прядки на лбу взмокли от холодного пота. Не в силах терпеть, я пошатнулась и упала бы, не подхвати меня отец.

– Снова мигрень? – спросил он взволнованно.

Не мигрень, а мегера!

Я кивнула, сильнее стиснув зубы. Всего лишь потерпеть. Когда эта ведьма насытится – сама отпустит.

– Видишь, Алан. Она так слаба здоровьем, что не сможет участвовать. Да и вряд ли захочет. Королеве требуется отменное здоровье, чтобы выносить наследника. К тому же, Элия никогда не интересовалась ни балами, ни мужчинами. Так ведь, дорогая?

Я неопределенно кивнула, устраиваясь на диванчике.

– Хорошо подумала, милая? Это ведь Крейн. Ты же им восхищалась! Признаться, я в тайне надеялся, что однажды он пригласит и тебя на отбор, – отец смущенно улыбнулся. Мы не разговаривали о мужчинах. Единственное, что он мне твердо пообещал – отдать за того, кого я сама выберу.

– Ну, какая из меня королева, папа? – прошептала, урывками хватая воздух. – Мое место здесь.

– Если ты так хочешь, – растерянно ответил отец.

Закрыла глаза и кивнула, лишь бы мачеха, наконец, отстала. Боль прошивала ледяными волнами от головы до пяток, словно напоминая, что будет, если я ослушаюсь, если высуну голову и пойду против ее обожаемой Леки.

– Ну, раз так, я возражать не стану. Ты поможешь сестре собраться?

– Отличная идея! – вдохновилась мачеха, утратив интерес к издевательствам. Боль растворилась. Свернувшись калачиком, я пыталась прийти в себя и отдышаться. Если Мерида говорит, что это отличная идея, значит идея хуже некуда!

Когда мне в лицо плеснули ледяной воды – отец уже ушел.

– Чего развалилась? Слышала, что сказала мама? – строго спросила сестра, глядя на меня сверху вниз.

После магического воздействия я плохо воспринимала действительность и почти ничего не уловила из разговора. Кажется, меня отправляют с сестрой, ведь любая уважающая себя знатная девица обязана явиться с прислугой.

– У нас всего два дня на сборы! Не вздумай мне все испортить!

И не помышляла! Если Лека станет королевой, она и ее блистательная матушка, вместе с нагулянной Беки, дружно переедут во дворец. А я, наконец, смогу вздохнуть спокойно и займусь поместьем! Пока отец в разъездах, мегера разбазаривает отцовские богатства и шатается по балам, на одном из которых ее сияющая жемчужина – Лека – и распростилась с невинностью. Нам с отцом придется немало потрудиться, чтобы привести поместье в порядок. Всего-то и надо, три девицы с неуемным аппетитом, чтобы опустошить любую, даже самую богатую сокровищницу. Не завидую я королевскому казначею, если Лека победит в отборе. Лишь бы у нее хватило сил удерживать купол, а остальное – не моя головная боль.

Прибыть велели налегке. Скорее всего, часть девиц сразу отправят обратно. Цветочная резиденция не резиновая, а графские семьи, в ожидании смены власти, усердно трудятся над созданием дочерей, поэтому в каждом уважающем себя роду по семь, а то и девять девиц. У графа Ротьер, например, вообще четырнадцать! Графиня Ротьер славится отменным здоровьем, хотя ходят слухи, что граф сорит семенем направо и налево, собирая плоды трудов по чужим цветникам, а графине приходится мириться и вовремя подкладывать подушки под корсет платья.

Как бы то ни было, королевой станет одна из графских дочерей, а еще трое до конца жизни останутся на подхвате. Так называемые лейны – своего рода запасные жены. Они пользуются всеми почестями при дворе, но лишены права выходить замуж и познать радость материнства. Их священный долг – ждать рождения наследника и молиться о здоровье королевы. Если все же монаршая особа занеможет и засохнет, ее место занимает первая лейна. В Арвии знатная перестраховочная система и все из-за необходимости держать грань, отсекающую мир ледяных демонов от мира живых.

Но это не мое дело. Мое – поскорее надеть корону на голову сестры. Конечно, придется несколько потеснить нимб Пресветлой, который там сияет, но думаю, мы справимся. Лека свято верит, что она непорочная избранница Верховной богини и пока никому не удалось ее в этом переубедить.

– Элия! – позвал отец, когда я тащила тяжелый чемодан мимо его кабинета.

Лекино «налегке» оказалось неподъемным. И это не считая фамильных подсвечников и зеркала от туалетного столика, которые я тайком вернула на место! Лека вообще не принимает на свой счет неудобные советы. – Подойди на минутку, дорогая.

Бросив сумки, я впорхнула к отцу и повисла на его шее. Те редкие моменты, когда мне удается побыть с ним наедине, я стараюсь использовать с пользой: дарить ему любовь и тепло, надеясь, что это хоть отчасти прогонит чары злобной ведьмы.

– Элия, я же знаю, как ты относишься к Крейну, – еще раз напомнил отец, усаживая меня на своих коленях, как часто делал это в детстве. – Почему ты не хочешь участвовать в отборе?

Папа бережно гладил меня по волосам, убранным в две косы, и тепло улыбался.

– Я искренне восхищаюсь его высочеством, но будем откровенны – какая из меня королева? Молодая девица, ничего не смыслящая в политике. Мое место в огороде или на заводе, но не на троне.

– Твое место – в моем сердце! – с жаром ответил отец, прижимая меня к себе.

– Пусть лучше Лека взойдет на трон, – ответила с грустью, поглаживая жесткие седые волосы.

Как быстро он постарел. Каких-то три года, и пшеничные пряди словно покрылись пеплом. Будто что-то высасывает из него жизненные силы.

– Не все рождаются для великих свершений. Кто-то рожден для труда…

– Золотые слова, падчерица!

Я вздрогнула от елейного голоска мачехи и спрыгнула с отцовских колен. Мегера стояла в дверях и улыбалась, разве что слезу не пустила.

– Я всегда говорила Алану, как восхищаюсь тобой!

Да ты что? Язык, поди, натрудила от восхищений!

Расчертив кабинет, Мерида коснулась моего лица ледяными пальцами-сосульками и оцарапала щеку когтями в попытке подарить скупую театральную ласку.

– Посвятить себя дому, работе и воспитанию младших сестер так трогательно и так вдохновляюще, что я готова расплакаться!

Подальше отсюда, пожалуйста!

– Многие ли сестры готовы на это пойти?

Мачеха и правда симулировала слезы. С великолепным талантом и завидным постоянством рассыпала по щекам ледяные капли. Пока не разразился очередной поток, я хотела по-тихому прошмыгнуть в коридор, но мегера перехватила меня под локоток и, с громкими пафосными подвываниями, потащила в свое логово.

– Я украду ее ненадолго, Алан? Ты же не возражаешь? Хочу дать материнское напутствие перед дорогой.

– Что вы, мои любимые. У меня сердце трепещет, когда в доме мир и лад. Пресветлая вам в помощь.

А у меня кое-что другое трепещет, когда эта самка царга елейно улыбается. Ширина ее улыбки прямо пропорциональна величине моих проблем.

Отец осенил нас знаком Пресветлой и вернулся к делам, а мегера крепко сжала пальцы на моем запястье и потащила за собой. Я бы спросила, какой царг ее укусил, но хуже настроения мачехи только характер Беки.

По узкой винтовой лестнице мы не шли, а летели. Мачеха волокла меня в свой кабинет, ютившийся в северной башне. Там, подальше от любопытных глаз прислуги, дочерей и отца, она творит злую ледяную магию.

Законами Арвии ледяная магия запрещена, но кто пожалуется, если кроме меня мегера ни на ком не тренируется? Любовь к темным силам постигла ее еще в юности. А как только я стала расцветать и составила конкуренцию ее любимым дочкам, мегера из ума выжила. Лучшие наряды, внимание соседских мальчишек, любовь учителей – все доставалось мне… Мачеха пыталась сослать меня в какой-нибудь монастырь или пансионат, но отец категорически возражал. Тогда она нашла способ сломить наши воли. Отдав душу Ледяному демону, мачеха навеки стала его адепткой и получила доступ к страшным силам, порой пугающим ее саму. Прежде цветущая и дышавшая жизнью, с каждым годом, с каждым новым ритуалом, она все больше превращается в ледяную статую: холодную, мертвенно-бледную и безобразную.

Втолкнув меня внутрь, мачеха задвинула засов на двери и вольготно развалилась на ледяном троне.

Лаборатория, в которой собрано все зло мира, нагоняла жуть. В углу вечно дымится котел, из которого вырывается то зеленый, то сизый, то алый зловонный дым. В другом углу на кривой коряге сидит одноглазый филин. Временами филин гадит и издает звуки, чем себя и спасает, иначе его давно бы выкинули. С книжных полок и мебели свисают сияющие в отблесках свечей сосульки, а посреди этого ледяного безобразия возвышается трон. Обычный обитый парчой стул со временем оброс ядовито-зеленой ледяной коркой. Чем больше магии творит мегера, тем сильнее затягивает льдом ее комнату. Но магический лед сковывает холодом душу, а не тело.

Облокотившись о ледяной подлокотник, мачеха царапала коготком подбородок и сверлила меня внимательным взглядом. А я дрожала. Башня и без того высоко, овевается всеми ветрами, так еще и ледяная магия…

– Надеюсь, у нас не будет проблем? – гаркнула она.

Дремлющий филин вздрогнул, распахнул единственный глаз и, недовольно крякнув, прилично нагадил на ветку. Лучше бы нагадил хозяйке на голову, ей богу!

– Н-нет, леди ла Фрей, – произнесла, стуча зубами. Это место вытягивало тепло из моей души. Я чувствовала, как она покрывается уродливой ледяной коркой.

– Это хорошо. Потому что тебе стоит помнить, что на кону.

Она достала из глубокого декольте маленький пузырек на цепочке, в котором искрился жемчужный огонек. Душа и воля моего отца, связанные этой ведьмой.

– Поверьте, я не забываю об этом ни на миг.

Внутри похолодело сильнее. Вот она, душа моего отца! Так близко, и одновременно так далеко. Если бы только снять эти треклятые браслеты, сковывающие мою магию, если бы только застать ее врасплох!

– Хорошо. Значит, тебе не составит труда помочь Леке пройти испытания, – мачеха сунула пузырек под плотный корсет и удобнее устроилась на троне.

– Как?

– Она давно не девица. И нужно это исправить.

Смешок вырвался помимо воли. Исправить, серьезно? Зашить что ли?

– При всем уважении, которого у меня к вам нет, подобные вещи не под силу даже сильнейшим магам. Попробуйте обратиться к тому юноше, который…

Я согнулась от яростной боли в животе. Ледяные иглы жалили, кусались и рвали мою плоть на части, заставляя жалеть о каждом оброненном слове. Но как я устала терпеть и мириться! Кто бы знал, как я устала…

– Дерзкая неблагодарная девчонка! – прозвенел ледяной голос. – Ты найдешь способ помочь ей, поняла?!

– Иначе что? Не вернете отцовскую душу? – прохрипела, вскинув голову. – Убьете меня? Тогда навеки останетесь графиней!

Мачеха прекратила пытку и задумалась. Сколько себя помню, она грезила о королевском дворце. Бывшая простолюдинка, она вышла замуж за барона, который по счастливой случайности умер (что не проблема, когда тебе перевалило за сотню). Так молодая баронесса повстречалась с моим отцом, который на тот момент был счастливо женат на моей матери, уже кормившей меня грудью. Через несколько месяцев после их знакомства мама зачахла и умерла от неведомой болезни. Обезумевший от горя, отец сам не понял, как женился на мегере.

Вскормленная кормилицей, я не знала материнской ласки. Слуги меня любили, души во мне не чаяли, но только не Мерида. После рождения дочерей, она меня возненавидела и быстро нашла способ избавиться, оставив при этом в доме: показала мне душу отца, а после, познакомившись с моей магией, и меня лишила воли, заковав асами – путами, не дающими применить дар.

Избавившись от конкурентки, она занялась дочерями: учители, тренеры, модельеры, балы, знакомства, связи… Не покладая рук, Мерида создавала из них идеальных невест, попутно подбирая женихов побогаче, пока не прошел слух, что король занемог и планирует передать власть сыну – принцу Крейну. Мачеха, словно коршун в добычу, вцепилась в мысль о переезде в царский дворец. Мечта стать матерью королевы поглотила ее с головой, превратилась в одержимость.

– Хочешь мне что-то предложить? – нехотя произнесла она.

– Я помогу Леке стать королевой. А взамен вы отпустите душу отца и дадите нам спокойно жить здесь, в поместье.

– Исключено, – по лицу мегеры прошла едкая усмешка.

– За что вы меня так ненавидите, Мерида? Что плохого я вам сделала?

– Родилась! – с подоконника осыпалась ледяная крошка. – Если бы не ты…

– Отец бы на вас не женился. Я была ребенком и нуждалась в матери, а он надеялся, что ею станете вы, – проговорила, в отчаянии пытаясь достучаться до остатков ее искалеченной души. Должно же хоть что-то уцелеть! Неужели внутри нее снеговик?

– Вот уж глупости! Мы растили тебя для тяжелой работы, вот и вырастили! Ты отлично справляешься, знаешь свое место.

– Так что вас интересует больше? Непонятная месть или возможность стать матерью королевы?

Мерида поджала губы. Она знала, что Беки не хватит смекалки, чтобы помочь Лекардии в борьбе за трон. А я управляема и достаточно смышлена, чтобы помочь.

– Если Лека станет королевой, я обещаю вернуть тебе отцовскую душу, – нехотя выдавила мачеха. – Все равно в ней уже не будет необходимости.

– Договорились! – ответила с воодушевлением. Наконец, в моей жизни появилась хоть какая-то надежда.

– Но, Элия! Если ты напортачишь, – мачеха хищно поднялась и нависла надо мной злобным ястребом. – Если будешь мельтешить перед глазами принца или, тем паче, доставать его своим вниманием, я уничтожу душу Алана! Я превращу его в пустую оболочку, не знающую покоя ни в этом мире, ни в каком другом!

Глаза Мериды лихорадочно блестели, а ноздри хищно раздувались от предвкушения.

– Этого не потребуется, – ответила смиренно. – Но асы… они запрещены законом. В замке станут расспрашивать и…

Путы в тот же миг щелкнули и со звоном упали на ледяной пол. Магия, освобожденная из заточения, ворвалась в мое сознание бурным потоком. Я едва устояла, когда горячие волны хлынули в голову, лицо, щеки – во все тело! Словно я отлежала его, и сейчас пожинаю плоды. Хотелось кричать от боли, чесаться, прыгать и… радоваться! Один шаг к свободе сделан, теперь я смогу помочь домашним с тяжелой работой и артефактами!

– Какой смысл в асах? Ты мне ничего не сделаешь, пока это – в моих руках, – ядовито пропела Мерида, подбрасывая в ладони пузырек с отцовской душой. У меня сердце обмирало всякий раз, когда она все выше и выше подбрасывала пузырек, делая вид, что вот-вот уронит.

– Хватит! Хватит!!! Я вас поняла! Я помогу ей, я все сделаю, только умоляю, прекратите!

– Вот и славно! – рявкнула мачеха, зажимая отцовскую душу в кулаке. – Поторопитесь! Вы должны добраться до резиденции засветло, чтобы его высочество полюбовался Лекой до официального знакомства. Ее красота, позолоченная закатом, граничит с совершенством! Ну же, живо!

Вниз я не бежала, а летела, перепрыгивая через несколько ступенек. Злобный смех Мериды и стук стеклянной баночки о золотые кольца ведьмы преследовали меня до самой комнаты. Я закрылась в своей каморке, прижалась спиной к холодной двери и дышала, дышала, дышала…

Вот она – моя жизнь. Книжный шкаф, плотно забитый зачитанными до дыр книгами, нетронутая постель (из-за магии Мериды я не сплю), платяной шкаф с несколькими скромными нарядами и письменный стол, где хранятся памятные вещицы. Вот и все богатство графской дочери: высокой худощавой девицы с глазами цвета летнего неба и пшеничными волосами.

Единственное, на что не покушалась Мерида – мои волосы. Знатным девицам положено отпускать пряди до пола. Чем длиннее и ухоженней волосы, тем достойнее считается невеста. Если жених не может определиться с избранницей, все решают волосы. У Беки они едва отросли до лопаток, у Леки – до пояса. Кончики моих волос почти касаются колен и расчесать такое великолепие почти непосильный труд!

Я наскоро заплела две косы и подколола в аккуратную корзиночку на затылке. Отогнула белый воротничок и манжеты на рукавах, еще раз проверила, все ли взяла и побежала вниз. Слуги не носят подъюбников, потому мои платья с легкостью помещались в одну небольшую сумку, чего не скажешь о нарядах сестренки.

– Явление Пресветлой богини народу! – недовольно воскликнула Лекардия, вскинув руки.

Сестра, облаченная в пышное персиковое платье, в нетерпении расхаживала перед повозкой. Я замерла, любуясь Лекой в ярких лучах солнечного света. Она и правда вышла знатной красавицей. От отца ей досталась мягкость и стать, от матери – худой стан и аристократичные черты. Хоть Мерида и простолюдинка, но природа не поскупилась на внешность.

Лека поправила кружево на груди и повела острыми плечиками. Слуги соорудили на ее голове изящную высокую прическу с кудрями, цветами и перьями, куда каким-то чудом умудрились всунуть еще и маленькую шляпку.

– Что ты замерла, как статуя?

– Любуюсь.

Лека открыла от удивления рот, отчего ее круглое личико стало почти кукольным. Румяные щеки, пухлые губки, прямой худой нос выделяют ее среди сверстниц. Если бы не мания величия и скверный характер, возможно, мы бы подружились.

– Если это какая-то злая шутка, то она неудачная! – проворчала Лека, ударяя сложенным веером по ладони.

– Перестань видеть во всех врагов, – улыбнулась, передавая сумку лакею. Он погрузил мою ношу поверх девяти чемоданов и помог Леке разместиться в повозке. – Ехать сказали налегке, – напомнила, с осуждением поглядывая на гору чемоданов размером с небольшое поместье. – Два платья и спальных принадлежностей более чем хватит.

– Да ты в своем уме? Во дворце к каждому приему пищи выходят в новом наряде! Я молчу об украшениях, едва вместила их в один чемодан!

А работать когда, если целыми днями наряды менять? Странные у них порядки во дворце.

Я не стала забираться в повозку, пока не вышел отец и кормилица. Мирте восемьдесят, она едва ходит и плохо видит, но неизменно находит для меня время и пару ласковых слов.

– Матушка, – прошептала, целуя руки кормилицы и прикладывая их ко лбу. – Благословите в путь.

– Благословляю, дочка, – произнесла она, осеняя меня знаком Пресветлой. А потом, склонившись к моему уху, добавила: – эта поездка изменит все. Дочка, алые небеса – знак! Все повернется, все изменится, ты главное не оборачивайся назад! Белое может оказаться черным, а черное – белым. У плохого есть светлая сторона. Рушиться все будет, они попытаются тебя забрать, но ты не оборачивайся! Не отдавай им свет! Нельзя Леке всходить на трон. Посмотри на барьер и сама все поймешь. Помни, кто ты. И помни предназначение королевы! Найди ее!

Я испуганно отпрянула от кормилицы. Женщина добродушно улыбалась, словно не говорила только что так путано и странно.

Оглянулась на сестру, но та ворковала с матерью, получая последние наставления. Никто не обращал на меня внимания, словно мы с Миртой застыли вне времени. Неужели прислышалось?

И я уже почти решила, что да, как кормилица подмигнула и сунула в мой ридикюль небольшой холщовый мешочек.

Кивнув, я еще раз поцеловала ее руки и обняла отца. Понежничать с папой мне не позволили, поэтому коротко простившись, я забралась в повозку, и мы тронулись в путь.

– А я? Я как же? – выскочила Беки, грохоча колесиками тяжелого чемодана. Она едва застегнула пуговицы на вырезе, а петушиные перья, из шляпки, надетой задом наперед, то и дело лезли ей в рот. – Я тоже хочу стать королевой! – визжала она, отплевываясь от перьев. – Я тоже подхожу, подождите меня! Да стойте же вы! Эй!!!

Сестра, на потеху публике, кинулась вдогонку за повозкой.

– Идиотка! – прошипела Лека, прикрывая глаза ладошкой. – Не верю, что говорю это, но я даже рада, что во дворец едешь ты, а не она.

– Перестань смешить народ, Беки! – осекла Мерида. – Живо ко мне!

– Вы еще об этом пожалеете! Помяните мои слова, пожалеете! – с обидой вопила Беки.

Ругань мачехи и младшей сестры еще слышалась какое-то время, но вскоре сменилась мерным грохотом колес по мощеной дороге и быстро забылась.

Ехать всего пять часов по мощеной дороге, поэтому мы выбрали легкую повозку со складной крышей, чтобы полюбоваться природой, подышать воздухом, напоенным цветущими фрезиями и камелиями, дикими маками и гвоздиками. А сумасшедшее синее небо, не тронутое и перышком облаков, казалось бездонным. Иногда его расчерчивали озорные ласточки, гоняющиеся друг за дружкой, или орлы, одиноко парящие и высматривающие добычу.

– Что ты улыбаешься как идиотка? – фыркнула Лека на третий час пути. Особой усидчивостью она не отличалась. Пролистав пару модных журналов и, скушав пять яблок, она умаялась, заработала отрыжку и не знала, чем себя занять, помимо пускания ветров.

– Посмотри, какая вокруг красота!

– Вокруг глухомань! Настолько дохлая глухомань, что аж тошно! Вот когда мы поедем в столицу… – глаза сестренки загорелись как магические кристаллы.

– Расскажи о ней?

Следующие два часа пролетели незаметно. Сестра без умолку трещала о магазинах, концертах, ресторанах, балах, операх, даже публичных домах, куда приличным девушкам, вообще-то, захаживать не положено. Рассказала она и о зимней ярмарке, на которую меня никогда не брали, и о выставке ледяных фигур, и о танцующих фонтанах, о многом. Не забыла упомянуть о галантных столичных кавалерах.

– Знатные мужчины, да будет тебе известно, знают толк в ухаживаниях! Меня одаривали орхидеями, мальвами и гортензиями. Не поверишь, но однажды я получила букет алых пионов!

Неслыханная редкость для наших мест!

Я искренне улыбалась, слушая рассказы сестры и представляя, что возможно, однажды, и я прогуляюсь по аллее из цветущих вишен или прокачусь на лодочке по лотосовому озеру.

Изможденная рассказами и полуденным зноем, Лека задремала, а я смотрела на ее пухлые щечки, сияющие на солнце, как кожура персика и улыбалась. Не знаю, почему несмотря ни на что я так люблю сестренку. Она не виновата в дурном влиянии матери. Возможно, вдали от нее, проснутся отцовские гены? Ведь не бывает так, чтобы человек от рождения был плохим…

Ее щеки на глазах наливались багрянцем. Неужели жар?! Как некстати! На пригорке уже виднелась резиденция, а Лека все краснела и краснела, как помидор. Я приложила ладошку к лицу сестры, но та недовольно фыркнула, пошамкала губами и устроилась удобнее на другой щеке. Тоже красной. Как и плечи, и лиф платья…

Я подняла взгляд и обомлела. Небольшая красная тучка разливала по небу алые ленты. Они затягивали небесное полотно и тянулись к горизонту, где янтарное солнце уже плавилось и догорало, расцвечивая защитный купол медово-коричными нотками.

Алое небо, о котором говорила кормилица! И купол… Он защищает Арвию от диких земель, куда давным-давно королю Иктиану с благословения Пресветлой удалось прогнать злобных тварей, пугающих своим видом и мощью даже самых сильных магов. Ледяных! Поговаривают, что Орден Первых закалялся в бою с этими тварями и, что прежде, чем принц взойдет на престол, он на неделю отправляется за купол, чтобы доказать отвагу и силу. Безумный ритуал, хотя за всю историю еще ни разу не случалось, чтобы принц не вернулся. Это доказывает чистоту рода правящих и благословение Пресветлой.

Я снова посмотрела на дремлющую Леку, возможно, будущую королеву. Она встанет рядом с его высочеством Крейном и, в случае вторжения, будет биться с ним на равных или вдохновлять народ примером мужества и долготерпения.