Kitobni o'qish: «Полоса черная, полоса белая»

Shrift:

Часть первая
Суббота

Глава первая

Прогремел охрипший от старости будильник.

Звук был такой противный и громкий, что Сергею спросонья показалось, что за стеной работает перфоратор. Ерохин открыл глаза и вскочил возмущенный: причем так стремительно, что непонятно было, что он сделал сначала – поднялся с кровати или открыл глаза.

Будильник лежал на прикроватной тумбочке циферблатом вниз, гремел и подпрыгивал, словно пытался подняться и встать на свои металлические ножки. Но это ему не удавалось уже года два с того времени, когда одна из ножек отвалилась от злобы, разрывающей изнутри и заставляющей механизм еще громче орать от боли и ненависти ко всему человечеству.

Сергей поднял будильник и взглянул на циферблат, на котором красовалась эмблема Московской олимпиады, – половина девятого. Прежде он так поздно не просыпался – тем более с помощью будильника. Но прежде и жизнь была другая. Тогда глаза сами собой открывались ровно в семь утра, потом зарядка: наклоны вперед с касанием ладонями пола, полсотни приседаний, потом столько же отжиманий, раскачивания на полушпагате для растяжки и пара минут боксерского поединка со своим отражением в зеркале шкафа-купе.

Лариса смотрела на него, лежа в постели, и улыбалась.

Он спешил в душ, а жена на кухню, чтобы сделать для него яичницу или сварить сосиски с макаронами.

В восемь тридцать он уже был в отделе, проверял оперативные сводки по городу и району, рассматривал ориентировки, после чего проводил небольшое совещание с сотрудниками убойного, который возглавлял. Хотя он не был начальником, а только исполняющим обязанности. Исполнял обязанности почти три года, устал спрашивать, когда его утвердят, заранее зная ответ: пока он старший лейтенант и по штатному расписанию не может занять эту должность, а вот когда Ерохину присвоят капитана – тогда сразу. А представление на очередное звание в управление кадров начальство почему-то отправлять не спешило.

Но других претендентов не было.

Однажды из главка прислали не очень молодого майора, который приходил на работу к десяти, совещаний не проводил, а подчиненным даже руки не протягивал для приветствия.

Сергей делал всё то же, что и раньше, а майор в конце каждого дня его материл. Новое начальство появилось в понедельник, а на той же неделе – в пятницу внезапно исчезло.

Точнее, майор вышел из кабинета около пяти дня, а в полночь в одном баре сработала кнопка тревожной сигнализации, куда тут же вылетела группа захвата вневедомственной охраны.

Новый начальник убойного отдела стоял посреди зала, размахивая пистолетом. На полу лицами вниз, прикрывая затылок ладонями, лежали бармен и посетители, которым майор приказывал его уважать.

Увидев людей в касках и бронежилетах, он произнес устало:

– Пакуйте всех и ко мне в отдел быстро! Я допрошу каждого…

Так Ерохин снова стал исполняющим обязанности. И процент раскрываемости его убойного был лучшим среди всех отделов полиции города.

Но это было уже очень давно, почти пять лет назад…

Сергей вышел в коридорчик, посмотрел в сторону кухни и увидел сидящую за столом тетку.

– На работу не опоздаешь? – поинтересовался он.

– Так сегодня суббота – выходной. А разве ты сегодня работаешь?

Ерохин кивнул и, уже зайдя в ванную комнату, соврал:

– Сегодня совещание в полдень, смотаюсь туда, а потом свободен до понедельника.

На самом деле никакого совещания не предвиделось: его вызвал заместитель директора охранного агентства по кадрам. Вызвал не сам, а приказал сделать это секретарше, которая предупредила:

– Будут решать ваш вопрос, Ерохин, потому что вы уже всех достали.

– Что я еще сделал такого?

– Да вы сотрудника универсама избили.

Теперь он чистил зубы и глядел на свое отражение. Смотрел и думал, что к этому заму по кадрам можно не ходить вовсе: его в любом случае уволят, а так еще и выскажут много чего неприятного, обидного и несправедливого.

Уволят наверняка, потому что понижать в должности уже некуда, а потому сегодня можно не бриться. Но если этого не сделать, то тетка наверняка догадается, что никакого совещания не предвидится.

Пенка для бритья закончилась, баллончик ничего не выдал, кроме хрипа, пришлось намыливать щеки и шею мылом. Лезвие было тупое, а из зеркала на Ерохина смотрел незнакомый ему озлобленный человек, которому тридцати семи лет никто бы сейчас не дал – сорок пять в лучшем случае. Но после окончания бритья возраст странным образом вернулся.

Сергей вышел из ванной комнаты и прошел на кухню. Сел за стол; тетка подвинула ему тарелку с котлетами и пюре.

– Да я как-то отвык есть по утрам, тетя Нина, – произнес он.

– Какая я тебе тетя?! – возмутилась женщина. – Я всего на двенадцать лет тебя старше. То есть почти на двенадцать. Сколько раз тебе повторять: называй меня просто Нина.

– Хорошо, Нина, – кивнул Ерохин.

И начал с пюре.

Сестра отца сидела напротив и рассматривала его.

– Ты ведь на своей работе какой-то начальник? – поинтересовалась она.

– Начальник дежурной смены, – подтвердил Сергей и принялся за котлету, чтобы Нина не заметила его лжи, – я же тебе говорил.

– Я помню, но вчера мне одна знакомая звонила: сказала, что видела тебя в универсаме в форме охранника. Так вроде какая-то бабулька взяла товар и хотела уйти, не рассчитавшись. А ты ее поймал и увел.

– Это не я был. Что мне делать в универсаме? Я в кабинете сижу. Или перед пультом видеонаблюдения. Ошиблась твоя подруга.

– Вообще-то это моя бывшая одноклассница. Мы с ней вместе с тобой нянчились, когда ты маленьким был, и потом, когда твоя мать тебя и брата моего бросила.

– Я-то теперь не маленький: вот и обозналась она. Сколько лет-то прошло…

Завтракать уже не хотелось, но пришлось все доедать, а потом пить горький кофе.

– Может, ты в полицию вернешься? – с надеждой поинтересовалась тетка.

Сергей потряс головой и поднялся.

– Спасибо, все было очень вкусно. А в полиции я никому не нужен.

Одноклассницу Нины он вчера узнал раньше, чем она его. Хотел отойти подальше. Но тут к кассе подскочила Фатима, администратор по залу, и закричала, указывая на направляющуюся к выходу старушку:

– Держи ее! Это воровка!

И сама бросилась к дверям. А следом за ней Фарух, развозящий товар по залу.

Его Ерохин удержал и приказал возвращаться на рабочее место. Тот нехотя удалился, унося с собой едкий запах парфюмов. А вот Фатима уже вцепилась в бабку и выхватила у нее пакет с купленной провизией.

– Ты – паразитка! – орала администратор по залу, вынимая продукты и складывая их на полку возле камер хранения. – Ты зачем воруешь?! Честно жить тебе не надо, как всем?! Где твой чек?

Она стала сверять разложенные товары с чеком, продолжая возмущаться.

Ерохин подошел и сказал бабульке:

– Вы уж простите.

– Я – не воровка, – заплакала старушка, – я – блокадница. Вот мое удостоверение.

– Здесь все правильно, – удивилась Фатима, – а теперь показывай, что в твоей сумке.

И она рванула сумку на себя.

– Прекрати! – не выдержал Ерохин.

Но администратора по залу уже было не остановить.

– А-а-а!!! – во все горло закричала она. – Вот оно! Два сырка шоколадных и печенье!!! Воровка!

– Это я в другом магазине купила, просто не сдала в камеру. Там чек должен быть.

– Охранник! – приказала Фатима. – Вызывай скорее полицию, а то мы сами с ней сейчас разберемся. Ишь чего удумала, старая! А ведь она сюда часто приходит. Сколько ты наворовала, тварь? Ну, ничего, сегодня за все заплатишь!

Снова рядом нарисовался Фарух. И наклонился к плечу Ерохина.

– Ты понял, Серега? – шепнул он. – Так ее надо обыскивать. Давай мы ее в подсобку отведем…

И снова в ноздри Сергея шибанул бешеный букет ароматов – тех ароматов, которые продавались в парфюмерном отделе.

– Я вызову полицию, а вы пока понятых найдите для досмотра гражданки.

– Какой такой понятой! – закричал Фарух.

И тут же включилась замолчавшая ненадолго Фатима:

– Ты что, не понял? Она тут ворует целый год, а потом везде недостачи.

Они бежали следом, до дверей комнатки охраны.

Старушка еле плелась и тихо плакала, а потому Ерохин тащил ее под локоть, торопясь уйти от преследователей. Фатима с Фарухом хотели проскочить внутрь, но Сергей запустил сначала бабульку, сам остался в проеме, а когда молодой человек толкнул его, заломил руку Фаруха ему за спину и сказал спокойно:

– Еще дернешься – сломаю одну руку, а потом вторую, чтобы ты больше не воровал женские духи.

После чего закрыл дверь.

Старушка что-то искала в своей сумочке.

– Я точно помню, что чек был… Сейчас не могу найти…

– Не надо искать: я верю.

На столе стояла бутылка кваса. Ерохин взял ее и спросил:

– Будете?

И, не дожидаясь ответа, наполнил стакан.

Он вышел из комнатки и подошел к кассе, возле которой его поджидали Фатима и Фарух. Посмотрел, где одноклассница Нины, но та уже поспешила удалиться.

– Сколько стоят эти два батончики и пачка печенья «Мария»?

– Надо уточнить, – ответила кассирша, – рублей сто пятьдесят, наверное.

– Больше! – крикнула Фатима.

Ерохин достал из кармана две сторублевки и протянул кассирше.

– Пробейте по кассе.

Но деньги выхватила администратор по залу.

– Я сама. Сейчас за товаром сбегаю – цену уточню.

Сбегала она не за товаром, а к телефону, потому что не прошло и получаса, как Сергею позвонила та самая секретарша и сообщила, что в полдень следующего дня его ждет зам по кадрам.

Глава вторая

Вообще-то странно, что зам по кадрам назначил ему встречу в выходной день.

Охранное предприятие «Сфера» было учреждено бывшими сотрудниками полиции, и кадрами там заведовал тоже бывший сотрудник, который, впрочем, к реальным делам никакого отношения не имел, а руководил паспортным столом в одном из отделов. Про прошлую его жизнь Ерохин ничего не знал, как, впрочем, и про нынешнюю, но теперь у бывшего паспортиста был отдельный кабинет и небольшая приемная с секретаршей.

Сергей теперь сидел и смотрел на дверь, на которой блестела табличка с гравировкой «Заместитель генерального директора по кадрам Леонид Иванович Садыков».

Иногда Ерохин посматривал на часы, потому что обе стрелки уже перевалили за число 12. Иногда еще смотрел на секретаршу, которая раскладывала пасьянс в компьютере. У секретарши были крашеные белые волосы и короткая юбка, а больше ничего, что могло бы привлечь внимание. Когда он посмотрел на нее еще раз, секретарша, не поворачивая головы, спросила:

– Что вы на меня так уставились? Что-то интересное хотите во мне найти?

– Нет, – честно ответил Сергей, – ничего интересного в вас найти я при всем желании не смогу.

– Хам, – обиделась девушка.

Тут открылась дверь, и выглянул Садыков, посмотрел на посетителя, потом внимательно на девушку, словно пытаясь удостовериться, что Ерохин за время своего пребывания в приемной ничего с ней не сделал, после чего махнул рукой:

– Заходи!

Кабинет был маленький, едва ли больше приемной. Вдоль стен расположились шкафы и полки с папками, в которых хранились личные дела сотрудников, и большой телевизионный экран на стене.

Садыков протиснулся за свой стол и уселся в кожаное кресло. Потом он повернул к себе стоящую на столе фотографию в бронзовой рамке, посчитав, очевидно, что Ерохин недостоин видеть ее.

Но Сергей успел рассмотреть Садыкова с какой-то толстой брюнеткой лет сорока на фоне Эйфелевой башни. Садыков и брюнетка держали за руку пухлого пацана лет двенадцати с необычайно наглым выражением лица.

– Понял, зачем тебя вызвали?

Ерохин кивнул.

– Так что пиши заявление по собственному. И скажи спасибо лично мне, что я отмазал тебя. Пострадавший снял побои и уже написал заявление о причинении ему сам знаешь чего.

– Не знаю, – удивился Сергей, – рабочий по залу Фарух Абдуразаков пытался ударить старушку, я просто поймал его руку.

– Повалил на землю и долго бил ногами.

– Правда? – не поверил Сергей. – И он жив до сих пор? Семь лет назад я на промзоне брал убийцу троих человек. Мне вечером домой позвонил участковый и сообщил, что видел похожего типа. Мы пошли проверять. Я даже в оружейку не заглянул, чтобы взять «ПМ». Позвонили в дверь, участковый свое табельное оружие из кобуры не достал. Дверь открылась, и на меня бросился мужик с десантным ножом. Участковый едва убежать успел. А я сломал убийце руку и уже лежащего ударил ногой три раза. Сломал ему нос, челюсть и ключицу. Все длилось три секунды… Ну, может, четыре. А вы говорите, что я какого-то ушлепка долго бил ногами…

– Поосторожнее в выражениях. Он ведь тоже личность.

– Личность – это тот, кто превосходит всех остальных добрыми делами, а ваш Абдуразаков торчит целыми днями в отделе парфюмерии и прыскает на себя из всех флаконов подряд, срывая фабричную упаковку. Он по-русски писать не умеет, так что не мог на меня заяву состряпать. А вот Фатима – запросто. Она приводит на работу своих родственников, знакомых и просто земляков, за что они отчисляют ей десятую часть своей зарплаты, а еще она сдает им всем двушку на первом этаже хрущевки. Каждый проживающий отстегивает ей по пять тысяч. Понятно, что ей еще приходится делиться с участковым, но все-таки.

– Прекратите! – остановил Сергея зам по кадрам. – Это не доказано.

– А чего тут доказывать? Адрес я вам укажу, там в настоящий момент проживает семнадцать человек. С этими кадрами можете побеседовать – это ведь ваша прямая обязанность.

– Все! – не выдержал Садыков. – Вы у меня вот где!

Он показал на свое горло.

– Я взял вас из сочувствия. Хотя по службе к вам было очень много претензий. Но вы служили под началом полковника Коптева, а это уважаемый человек. Теперь районным отделом полиции руководит. Думал, что вы у него чему-нибудь научились. Потом взглянул на ваше личное дело. Кроме выговоров, ничего там нет. Другие как-то умудряются…

– Ну да, – согласился Ерохин, – тот самый участковый, о котором я уже рассказывал, после того задержания получил за поимку особо опасного миллион рублей премии. А с меня в порядке поощрения сняли ранее наложенное взыскание.

– Пишите заявление, – напомнил Садыков, кладя на стол перед ним лист бумаги для принтера.

– Прошу уволить меня по собственному желанию, – начал писать Сергей, диктуя вслух самому себе, – в связи с переходом на новую более престижную работу. На чье имя?

– На мое, – подсказал зам по кадрам.

Закончив писать, Ерохин протянул листок Садыкову и, когда тот взял его, спросил:

– Коптев тоже в числе учредителей «Сферы»?

Зам по кадрам попытался выдернуть листок, но Сергей держал его крепко.

– Так он – учредитель?

– Отдайте ваше заявление, – прошептал зам по кадрам.

– Ответите – отдам, хотя я и так это знаю.

– Если знаете, то зачем спрашиваете? И запомните: меньше знаешь – лучше спишь.

Садыков забрал листок, положил на стол и начал разглаживать ладонью помятый уголок.

– Теперь по поводу этой Фатимы, – продолжил Ерохин. – Однажды я поймал ее на служебном входе, когда она выносила два пакета с ворованным товаром. Она мне клялась больше этого не делать. Не делает, но теперь воруют те, кого она привела на эту работу и кому сдает жилье. Они под одеждой выносят дорогой алкоголь, банки с икрой и прочее. За день на пятьдесят тысяч выносят легко. Потом это списывается на воровство покупателей, на бой. У Фатимы есть постоянная клиентура. Она работает под заказ.

Он пошел к выходу и, когда взялся за ручку двери, услышал слова Садыкова:

– Расчет получите в понедельник. Я даже распоряжусь, чтобы вам премию выписали тыщонку-другую.

Ерохин сидел за столиком в пивной забегаловке и слушал современную музыку в исполнении популярных певцов.

– Не важно, кто чего спросил, не важно, кто чего ответил, – противно растягивая слова, шептала певица, а может, и певец, – таких, как я, на белом свете больше нет…

«Значит, все-таки певица», – догадался Сергей.

Подошла официантка и поставила на стол кружку с пивом и тарелку, на которой лежала вяленая рыбка.

Пиво было немецким, сваренным в Калуге, а плавники крупной плотвички были не розовые, а серые.

– Что еще желаете? – спросила девушка.

Ерохин понюхал рыбу.

– У местных рыбаков покупаете? – спросил он.

– Не знаю, – пожала плечами девушка и покраснела.

– Бензином пахнет: в черте города ловили.

– Унести?

– Оставьте.

Он сделал небольшой глоток. Потом начал чистить плотву. Рыба чистилась плохо.

Сергей так увлекся этим занятием, что не заметил, как к столику кто-то подошел. Разглядел только ноги в стоптанных рыжих ботинках.

Поднял голову и увидел перед собой мужчину лет шестидесяти.

– Привет, Калоша, – сказал он, снова вернувшись к плотве.

– Сколько зим, сколько лет, – обрадовался мужчина, перетаптываясь с ноги на ногу.

– Присаживайся, – кивнул Ерохин.

– Сколько лет! – повторил Калоша. – А вы не при делах сейчас, как я слышал. Столько теперь интересного, а поделиться не с кем. Был один честный мент в районе, но его убрали.

– А ты, я гляжу, разбогател: шалманы посещаешь. А прежде в своем подвале только вечеринки устраивал.

– Я здесь по делу: рыбу ловлю, вялю и сдаю на реализацию, раз в неделю прихожу за выручкой, – он показал на очищенную рыбку, – эту плотвичку тоже я поймал, кстати.

Сергей протянул ему плотвичку.

– Угощайся.

Калоша вздохнул.

Ерохин подвинул ему свою кружку и сказал:

– Пей, я, как ты знаешь, прежде не пил, и сейчас не приучился. Взял кружку просто так, чтобы домой не тащиться.

– Вы все там же обитаете? – спросил бомж.

– Сдаю квартиру. Разбил машину в свое время. На новую денег нет, и решил таким образом подзаработать. Теперь там студент тусуется. За два года он мой долг за машину покрыл, но попросил до конца сессии там пожить. Осталась всего неделя. Даже меньше. А у тебя что?

– Да я тоже свой подвал армянскому сапожнику отдал. Он все там оборудовал. С утра до вечера работает, а я только переночевать прихожу. Чисто, кожей пахнет, ваксой всякой – приятные запахи. Сапожник меня заодно обувью обеспечивает. Жизнь налаживается, как говорится.

Калоша сделал большой глоток, потом еще один поменьше.

– Варштайнер, – произнес он, – мое любимое. В девяностых я только его и попивал, пока на кичу не загремел. Я вернулся – ничего нет. Жена развелась со мной, квартиру продала – я на нее оформлял. А все накопления по суду отняли.

– Я в курсе, – кивнул Сергей, – сейчас-то у тебя что? Ведь чую, что сказать чего-то хочешь.

Калоша вздохнул.

– Если только чтобы груз с души снять. Расскажу, пожалуй.

Он сделал еще один глоток и обернулся. Но зал был пустой, лишь за одним из столиков сидела парочка молодых людей, очевидно, студентов.

– Здесь такое дело, – перешел на шепот Калоша, – пару недель назад отправился я на рыбалку на Малую Неву, где раньше причал для барж был, потом там рыбаки швартовались, там еще заводик был в советские времена… в очень далекие.

– Я представляю. Ближе к делу.

– Ну, там и сейчас какое-то ржавое корыто у причала киснет. Там иногда бичи обитают, но крайне редко, потому что менты облавы устраивают… Короче. Пристроился я на корме того корыта. Ловлю рыбку. Пока зорька вечерняя была, вытянул, что бог послал: окушков несколько, плотвичек опять же, судачок один сорвался – точно на килограмм был. А потом стемнело. Я хотел уже на берег сходить. Но тут машина подъехала… Без фар, без всего – тихо так подъехала. Я зашхерился за рубкой. Наблюдаю. Из машины выходят двое, открывают багажник и что-то выносят. На борт зашли и с кормы бросили. Нет – не с кормы. С полубака сбросили. Хоть и темно было, но то, что они человека сбросили, – факт. В смысле, труп сбросили. А потом уехали.

– Фары включили или габариты?

Калоша кивнул.

– Типа того.

– То есть осветился номер, и ты его срисовал?

– Не то чтобы, но цифры запомнил. И некоторые буквы. Регион наш.

Калоша посмотрел внимательно на Сергея.

– Вот такие дела у нас нынче.

– Дорогой, я тебя знаю от и до, – напомнил Сергей, – ты не просто номер срисовал, а даже машину вычислил, а теперь эту информацию хочешь продать дорого. Но боишься. Но только я не покупаю ничего. А к ментам тебе ходить западло.

Калоша вздохнул, а потом махнул рукой:

– Только для вас, Сергей Николаевич. Вы мне помогли в свое время. Я тоже для вас старался в меру своих сил. Расскажу до конца. Авось вам пригодится. Дело в том, что к моему сапожнику захаживает приятель – тоже армянин, они там выпивают иногда коньячок, меня порой угощают. Так этот приятель его служит в ГИБДД, и я ему сообщил, что меня чуть не сбил черный внедорожник. Я, дескать, номер запомнил и хочу призвать их к ответственности. Гаишник этот записал номер, а на следующий день пришел и сказал, что это машина банка «Зебест» и он мог бы взять их на пушку. Просил меня рассказать о том событии, которое я выдумал, естественно, потому что меня никто не сбивал. Я сказал, что переходил Уральскую улицу, а машина на скорости была. Я увернулся, но все равно упал. Приятель моего армянина обрадовался и пообещал мне коньячок.

– И что?

– Вот тут-то… как бы сказать… – Калоша снова вздохнул, – как раз с этого момента заморочка и начинается. На той неделе я рассказал выдуманную мною историю, а вчера мой сапожник был сам не свой, потому что кое-что узнал о своем друге. Дело в том, что гаишник этот пропал, а вчера или позавчера его отыскали за городом в лесополосе. Нашли не его, а тело со следами пыток. Вот я и думаю: не связано ли это как-то с той лабудой, что я ему наплел?

– Ты появлялся в том подвале?

– Со вчерашнего дня нет.

– И не появляйся. Армянина предупреди, что его точка накрылась.

Ерохин помолчал и спросил совсем тихо:

– Что ты обнаружил на трупе?

– Каком? – не понял Калоша.

– Зная тебя, не сомневаюсь, что, после того как от причала отъехал черный внедорожник, ты снял рубаху и штаны, залез в воду, вынул тело и обыскал. Ты хорошо знаешь, что каждая вещь стоит денег. Хотя мобильный телефон продавать опасно, но можно, часы скидываются легко, а если еще и бумажник был…

– Лопатника не было. Документов тоже, как и телефона. В пиджаке и в брюках только несколько купюр разного достоинства – на пять с небольшим тысяч. Была цепочка золотая на шее и часы «Ролекс», но обычные – не золотые…

– Все скинул?

– Цепочку гаишник взял, а «Ролекс» – мой сапожник. За все – семь тысяч навара, а головной боли теперь столько!

– Есть куда уехать?

– Естественно: Россия большая, но под старость новую жизнь начинать – ой как не просто!

– А ты махни в теплые края. Пить бросай, устройся на работу на лодочную станцию, к примеру, или на турбазу. Лови рыбку с утра до вечера. Познакомься с какой-нибудь вдовушкой лет пятидесяти.

– Зачем мне такая старая? – возмутился Калоша. – Мне самому только пятьдесят девять предвидится.

– Да ладно, – не поверил Сергей, – мы почти лет шесть как знакомы, а уже тогда считал, что тебе шестьдесят. Деньги при тебе? Потому что если в твоем подвале остались, то возвращаться туда опасно.

Его собеседник кивнул:

– При мне денежки. Почти сорок тысяч накоплений.

– Ну вот, на первое время хватит. Погоди… Чуть было не забыл. Что еще было при том трупе? Ты его на берегу оставил?

– Скинул обратно. Где взял, туда и вернул. А насчет того, в чем вы меня подозре…

– Значит, при трупе была в самом деле волына, и получается, что это бандитские разборки. От пистолета избавься, только не продавай, а выброси в укромном месте. Лучше в Неву с моста.

– А для личной безопасности?

– Какая безопасность, Калоша? Тебя первый же мент остановит для проверки документов, а у тебя в кармане ствол. Кстати, он у тебя за поясом в штанах. Выпирает так, что грамотный человек сразу поймет.

– Вещь денег стоит.

– А если волына замазана? Если на ней убийство или несколько жмуриков? Менты на тебя это все повесят и премию получат. Кому прокуратура поверит: бомжу или следователю? Выброси!

Калоша боролся с собой.

– У меня есть знакомый, который подобными штуками интересуется. Человек он незаметный, но у него есть сбыт. Мне подкинет стоху зелеными, а сам баксов за семьсот продаст.

– Твоя жизнь дороже стоит.

– Это правда, – согласился бомж. – Только я не поеду избавляться сейчас. Хотите, гражданин начальник… То есть гражданин бывший начальник, я вам его отдам. Прямо сейчас.

Ерохин покачал головой.

– Не здесь, а когда выйдем. Где-нибудь подальше от любопытных глаз.

Калоша взял кружку и залпом выпил остатки пива.

– Хотелось бы еще парочку на грудь принять, – сказал он, – но не буду, а то сяду на кочергу, очнусь потом в какой-нибудь ментовке, побитый и без бабла. На самом деле я уже почти две недели совсем не принимаю, а на пиво сегодня вы меня сагитировали, Сергей Николаевич.

Они вышли на улицу и пошли, никуда не торопясь. Зашли в какой-то двор, где, огороженная низким забором, располагалась территория детского сада, с кустами, деревьями и деревянными зимними горками. Присели на травку за деревьями.

Калоша достал из-за пояса пистолет и протянул Ерохину.

– Вы помните… – начал было бомж и уcмехнулся, – вы, конечно, помните и сейчас наверняка удивились такому странному совпадению. Когда-то я тоже передал вам волыну, из которой грохнули вице-президента банка. Как же назывался тот банк?

– Ты прекрасно знаешь. Как раз «Зебест»-банк этот и был. Совпадение действительно странное.

– Так в нашем районе он самый крупный, не считая всяких «Сбербанков» и прочих государственных. Неужели вы тогда ничего не смогли сделать? Я же и на киллера наводку дал. Сколько же прошло – лет пять, наверное. Я как раз дворником устроился, чтобы этот подвальчик получить для проживания. Но теперь все. Кончилась моя сладкая жизнь – дольче вита. Теперь отправлюсь на Киевское шоссе, к отстойнику для дальнобойщиков. Набьюсь к кому-нибудь в попутчики. И через пару деньков буду на песочке у моря косточки греть. Только я так понимаю, что теперь мне надо новой ксивой обзаводиться, а то Калошин – слишком приметная фамилия. Стану Ивановым или Петровым… Жизнь все равно теперь будет новая.

– Как паспорт раздобудешь?

– Да это не проблема.

Ерохин поднялся с травы и протянул руку.

– Ну, тогда прощай.

Калоша тоже поднялся.

– Спасибо вам за все.

Потом задумался и развел руками:

– Я с него ботинки еще снял, если уж быть искренним до конца. Совсем новые были из хорошей кожи. Модель называется «оксфорд». Акоп взял, косую за них отстегнул… И еще: в носке, что был на трупе, нашел банковскую карту. Снять с нее бабла все равно не удастся – я же пин-кода не знаю. Да тут и фамилии владельца нет. Странная карточка какая-то…

Бомж достал из кармана пластиковый прямоугольник.

– Какой-то «Лоял»-банк. Может, того парня из-за этой карты и грохнули?

Ерохин взял карту и начал рассматривать.

– Иностранный банк: не слышал про такой. Но я в этих делах не силен. А то, что нет фамилии клиента, скорее всего, обозначает, что это корпоративный или офшорный счет.

– Ну, ладно, я пошел, – произнес Калоша.

Повернулся, сделал несколько шагов, но остановился.

– Сергей Николаевич, вы все же загляните в подвальчик. Скажите Акопу, чтобы он тоже слинял побыстрее.

Вход в обувную мастерскую был со двора. Над единственным окошком подвальчика висела вывеска. Окошко было узким и длинным, вывеска была такой же: «У Акопа пошив, ремонт и полная реанимация обуви». Буквы были аккуратными и ровными – вряд ли сапожник писал их сам – вероятно, это было творчество Калоши.

Ерохин, перед тем как подойти, осмотрелся: двор был пуст – только в конце его, возле трансформаторной будки, стояли пара автомобилей.

Ступени были высокими и крутыми.

Сергей спустился, толкнул тяжелую металлическую дверь и сразу оказался в помещении, перегороженном высокой стойкой, за которой располагался стол сапожника, полки с обувью и большим рекламным плакатом с Ким Кардашьян в нескромном бикини.

На плакате крупная надпись: «Багамы – место вашей мечты. Перелеты в Сен-Винсент с большими скидками».

Под самой впечатляющей частью тела Кардашьян висела полка, на которой стояли бежевые ботинки с перфорированными носками и прикреплен лист бумаги с корявой надписью шариковой ручкой: «Самые лутшые батинки в мире «Оксфорд» натуралная кожа размер 43 цена 10 тысяч даром».

В помещении было пусто.

– Хозяин! – позвал Ерохин, потом постучал по стойке и крикнул: – Акоп!

Перегнулся через стойку и увидел мертвое тело.

Сапожник лежал на спине. Убит он был двумя выстрелами в грудь в область сердца. В руке он сжимал нож для разрезания кожи: очевидно, Акоп пытался защищаться. Ящики, находящиеся под стойкой, были выдвинуты, и то, что в них находилось раньше, разбросано по полу: квитанции, мелкие купюры, мелочь, сапожные гвозди, застежки, молнии, тюбики с клеем… Здесь что-то искали и, судя по всему, не нашли.

Ерохин быстро вышел из подвальчика, поднялся по ступеням и увидел идущую к нему пожилую женщину.

Он развернулся и направился в сторону трансформаторной будки, стараясь не побежать сразу. И все равно в мозгу стучала фраза: «Влип. Точно бабка меня запомнила».