Kitobni o'qish: «Потусторонним вход воспрещён»

© Екатерина Ландер, текст, 2024

© ООО «ИД „Теория невероятности“», 2024

ОСНОВАНО НА НЕРЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ

Предисловие-напутствие

Приветствуем, дорогой читатель!

Если вы держите в руках эту книгу, значит, таинственный Город избрал вас слушателем своих сказок.

Клубочек историй свился крепко. Подсказки расставлены на нужных местах. Сумрак подкрался к улицам.

Но должны предупредить: эта история – одно большое искажение, и выдуманного в ней ровно столько же, сколько правды. Помните об этом, если персонажи или заведения, которые они посещают, внезапно покажутся вам смутно знакомыми. Иначе попадете в ловушку Перепутья, где переплетаются сны и явь.

Пусть ваше путешествие на Изнанку города будет благоприятным.

И не забывайте главное правило: куда бы вы ни отправились, Потусторонним вход воспрещен!

 
Люблю этот город, но он молчит по ночам
Безоружен, убит, своих похорон безучастный свидетель
Равнодушный к своим палачам
Похоже, кто-то решил, что мы наивны, как дети…
 

Вельвет «Продавец кукол»

Пролог
Ключ без двери

Omnia fert aetas.¹

Приветственная надпись над главным входом в центр НИИ ГИИС «Грифоний дом»

Гавань. Институт гипотетической истории

Отдел оперативного реагирования

Ярослав и Павел Давыдовы

Недаром местные по-особому прозвали дворы – здесь невольно представляешь себя на дне старого большого колодца. Из такого, говорят, даже днем можно разглядеть звезды: настолько он глубокий.

В нелепые выдумки Ярослав не верил, но, шаркнув ногой, остановился, запрокинул голову. Небо над городом темнело фиолетовым покрывалом и звезд не показывало. Только струились в вышине сизые волокнистые тучи.

Ярик поежился. Стоял март, славящийся погодными причудами. Который день ветер приносил с залива промозглую хмарь, и ничто не мешало ей селиться среди людей. Тем более здесь было где порезвиться…

Двор оказался просторным: с собственной парковкой и даже пародией на садик. Полдюжины подъездных козырьков выпирали вдоль стены. Сквозные арки обозначали выходы. Одна вела к Гавани, другая – к следующему двору-колодцу, вглубь острова.

В тени палисадника сгустилась тьма. Сперва Ярослав подозрительно вглядывался в нее, потом плюнул. Неделю назад, с легкой подачи брата, коллеги в Институте окрестили его параноиком.

«Потусторонние в городе занимаются мелкими безопасными делами: держат бары или магазинчики с этническими сувенирами для туристов, чаруют, но в пределах допустимого. Со всего Института работа только у научного отдела. Припомни последний вызов. Ты расслабься, Ярь. Так ведь и нервное расстройство получить недолго».

У лаборантки Лиды Роговой, конечно, были на все свои суждения. А на то, что касается домыслов и суеверий, девушка вообще смотрела сквозь пальцы. Или не смотрела вовсе… Пожалуй, такой беспечности стоило бы поучиться.

Ярик крепко зажмурился и распахнул глаза, аж зарябили в воздухе зеленые мушки. Лида ошибалась – вызовы случались. По мелочи. Казалось, радуйся, что ничего серьезного, но с каждым днем тревога нарастала.

Теперь волнение и нехорошая, будто бы косматая, тьма в углу двора, которая ничем потусторонним себя не выдавала, заставляли Ярослава нервно нарезать круги под спящими окнами «старого фонда».

Не вовремя вспомнились ориентировки. Броские поисковые листовки с детскими фотографиями смотрели на прохожих с каждого столба. Четверо. Два мальчика и две девочки, исчезнувшие друг за другом больше недели назад. Волонтеры искали – не нашли. Местные организовывались в отряды и прочесывали районы, заглядывали под каждый куст, опрашивали сотрудников магазинов и кафе, таксистов – всех. Полиция проверяла версию об убийстве.

Институт доложил в Городское управление о всех зафиксированных энергетических выбросах за последний месяц. Тишина. Пусто.

Когда заканчиваются рациональные версии, люди ищут причины случившегося в мистике. Но здесь чисто оказалось по всем фронтам. И никого, кроме Ярослава Давыдова, это не настораживало. Даже Пашку…

Ярослав поглядел на меловой рисунок, украшавший пятачок асфальта между подъездной дверью и палисадником. Кто-то невесть зачем изобразил под ногами схематичный рисунок ключа.

В сумерках свежие линии приковывали взгляд слепящей костяной белизной. А сразу под ними, почти возле самых ног Ярика, блестела зеркальная лужа. Единственная на весь двор.

Спустя, наверное, целую вечность ожидания над головой зашелестело. Послышалось хлопанье крыльев. Сперва едва различимое, но теперь становилось ясно, что оно приближается, делается отчетливей и громче. На крыше загромыхало, просели металлические листы кровли. Звонко отозвалась задетая антенна.

Большая тень не то зверя, не то огромной птицы мелькнула на краю карниза, нырнула во двор и остановилась, по-лошадиному всхрапывая. От спины существа отделилась человеческая фигурка, ловко спрыгнула на асфальт и заспешила к Ярославу.

Конечно, это был Пашка – непутевый, но почему-то любимый всеми брат Ярика, беззаботная душа компании. Все у них было противоположно: начиная от цвета волос, заканчивая характером и отношением к работе. Странно, что в Институте им оставались довольны. Несмотря на явное легкомыслие.

Пашка будто прочел мысли.

– Вот так и рождаются городские легенды. – Он весело усмехнулся, обернулся на странный гибрид льва с орлом.

Рыжий грифон переступил, расправил жесткие крылья и гортанно заклокотал, посылая клич в небо. Ярослав задрал рукав и демонстративно посмотрел на часы. Время уже так неприлично перевалило за полночь, что скрывать недовольство становилось все труднее.

– Вечно ты опаздываешь…

– Пробки, – пожал брат плечами. Шутка Ярослава не впечатлила, но беспокоиться из-за этого Пашка не стал. Примирительно добавил: – Не злись. Щас по-быстрому разберемся, что там у Гавани, – и домой.

– А слухи множить обязательно? – Ярик недовольно хмыкнул.

– А вот это уже вынужденная мера. Мне не оставили выбора!

Пашка осекся, потому что Ярослав внезапно напрягся, взмахнул рукой, призывая замолчать:

– Ты слышал?

Он смотрел за спину брата – туда, где расплескалась под стенами здания подозрительная темнота. Заметив перемены в лице Ярика, Пашка обернулся:

– Нет.

– Только что… Не нравится мне это.

Пронзительную дворовую тишину нарушил всхлип, точно совсем рядом плакал забытый ребенок.

Пашка дернулся. Ярослав схватил его за рукав:

– Не ходи!

– А вдруг это один из тех пропавших?!

– Откуда взяться здесь ребенку? Ночью?!

Но Пашка уже оттолкнул его руку и широкими шагами двинулся к арке.

– Стой!

Сдерживать упрямца бесполезно – Ярик знал это по собственному опыту и подорвался следом. Тусклый свет из подворотни едва вырисовывал в темноте детский силуэт. Издалека его можно было принять за хитрое сплетение теней. Ярослав и принял. Только странно, почему ни шороха раньше, ни вздоха? Он ведь бродил под окнами битый час… и не услышал ни звука.

Пашка тихонько приблизился, отводя в сторону широкую ветвь колючего декоративного кустарника, который после неудачного озеленения стал навязчивой деталью городского ландшафта. Попробуй в темноте срезать путь дворами, когда гонишься за нарушителем. Одно успокаивало: Потусторонних колючки обдирали точно так же, как сотрудников Института, в этом плане у них преимуществ не водилось.

Ярослав заглянул под куст. На земле, крепко обхватив колени, сидела девочка лет семи. Пашка подсветил телефоном, шепнул через плечо Ярику: «Звони в скорую».

– Маленькая, ты откуда здесь?

Слащавость, важная в разговоре с детьми, Пашке давалась легче, и Ярослав спокойно выдохнул. Все-таки в чем-то способности брата были неоценимы.

Он отвернулся, вытаскивая из кармана телефон, чтобы вызвать службы, но краем глаза поймал какую-то странность. Внутри щелкнуло, напряглось в предчувствии неизвестной опасности. Инстинкты не врут. А инстинкт самосохранения – механизм поточнее знаменитых швейцарских часов.

Девочка оторвала лицо от запачканных белых колготок и внимательно посмотрела на молодых людей. Глаза у нее – сухие, серьезные, острые – походили на лакированные пуговицы. Слепые, неподвижные. Кукольные глаза.

Тонкий дождевичок топорщился над плечами, но…

Ярослав отпрянул. То, что издалека походило на ткань, шевельнулось, вытянулось темным рукавом, выкинуло себя вперед, как выбрасывает тело змея. Пашка дернулся. Реакция у него оказалась приличной, но все же недостаточной. Он не вскрикнул, только внезапно обмяк, осел на землю – не то без сознания, не то…

Мелькнуло в голове из давно забытых учебников: «Исконная Тьма поражает мгновенно».

Только вот Исконная Тьма больше века назад стала легендой из старых писаний. Ее проходили на спецкурсе по гипотетической истории – два вводных параграфа в начале учебника, которые в памяти не откладывались. Да этого и не требовали: никто из рожденных за последние сто лет не сталкивался с Тьмой вживую.

– Паш…

Ярослав растерянно попятился. Щупальце повело концом в воздухе, словно принюхиваясь, и слепо потянулось навстречу. За ним из-под фундамента дома выползала сама тварь: длинная бесформенная клякса, сгусток энергии, наделенный волей и зачатками разума. Желание у нее было одно – убить. В местах, где Тьма касалась асфальта, расползалась сеть уродливых трещин.

Грифон встал на дыбы, яростно замолотил крыльями в воздухе. Он не мог уйти без наездника, без товарища. А Ярик? Мог он? Пронзительный вопль грифона вывел Ярослава из ступора.

В два прыжка он очутился рядом с грифоном, вцепился в жесткие перья. Беснующееся существо рванулось. Ярик взлетел на загривок, обхватил грифона за шею, сдавил коленями бока. Мощные лапы оттолкнулись от земли. Черные щупальца Тьмы взметнулись вверх, желая накрыть их куполом, прижать к земле, опутать и захватить. Гигантские крылья подняли вверх столб пыли, заставляя Ярослава на миг зажмуриться.

Нечто страшное, первородное, жуткое рвалось снизу в мир живых, питалось его энергией. Двор превратился в сплошное нефтяное пятно. Сквозь черноту не разглядеть было ни фигуры девочки, ни Пашки. Если он еще жив…

Щиколотку резануло болью, но Ярослав не обернулся. Они с грифоном поднимались над двором отрывистыми толчками, а внизу плескалась пронзительная чернота.

Пашка…

Ярослав тяжело сглотнул, содрогнулся всем телом, уткнулся лицом в косматую шею существа.

Стоило придержать язык, а не проситься на ночное дежурство. А ведь он предчувствовал! Но теперь Ярик не ощущал ни капли удовлетворения от того, что все произошло именно так, как он предсказывал. Стало страшно. По-настоящему страшно.

Глава 1
«Помогите найти детей!»

Все в мире, будь то растение или животное, камень или человек, основано на трех алхимических началах: всякая материя имеет Душу, Дух и Тело.

Рукописные заметки В. В. Пеля за 1862 г., архив Института гипотетической истории,

Хранитель – гл. архивариус Н. П. Самойлов

Часть 1. Василий

Ночью мне снилось метро. Я спускался в пахнущий креозотом древний павильон, проходил барьер турникетов, долго тащился вглубь земли на шатком эскалаторе. И уже внизу ловил себя на внезапном ощущении опасности, только не мог понять, в чем дело. Вокруг суетилась толпа. Час пик. Я не мог разглядеть название станции: надписи плыли, стоило сфокусировать на чем-либо взгляд, хотя вот она – череда геометрически правильных, выверенных букв на соседней стене.

Почему-то я догадался, что собравшиеся здесь люди не просто стоят, а сосредоточенно ждут чего-то. Чего-то поважнее поезда. До меня долетали приглушенные шепотки. Речь казалась шелестящей, как отголоски в пыльном динамике. В мою сторону не смотрели, и я не решился подойти и с кем-то заговорить. Узнать, что происходит.

Неожиданно окружающие замолчали и все как один повернули головы по направлению к тоннелю. Светя фонарями, из черной завесы перегона приближался к платформе дребезжащий состав. Напротив меня распахнулись двери: пустой вагон приглашал войти. Повинуясь неосознанному стремлению, я шагнул вперед, затем устроился в дальнем углу. Люди чинно и как-то механически рассаживались следом, пока пространство между колоннами не опустело. Двери клацнули, смыкаясь, я не различил, объявили ли следующую станцию, и если да, то какую? Мягко набирая обороты, поезд помчался вглубь тоннеля. Внезапно голоса в вагоне, скрежещущая темнота и эхо подземки слились воедино, у меня заложило уши. Стараясь прогнать наваждение, я затряс головой и зажмурился, а когда открыл глаза, вокруг была кромешная пустота. Без света. Без ощущений. Вакуум.

…Я снова стоял на той же станции, в окружении прежних механически-болтливых незнакомцев. В какой момент нас выкинуло обратно? И как? Я завертелся по сторонам, силясь понять хоть что-то, но натыкался лишь на равнодушные взгляды. Казалось, никто, кроме меня, не замечает странностей. Я был словно в театре. Театре для одного зрителя. А вокруг творился жутковатый иммерсивный спектакль. Пассажиры буднично переговаривались, медленно моргая и не меняя спокойно-сосредоточенных выражений лиц. Голоса сливались в бессловесный гул, похожий на гудение пчелиного роя. Потом я разобрал: зудели рельсы – вибрировали низко, едва различимо. Звук ввинчивался в сознание, будоражил.

В черной глубине перегона снова показались два ярких луча света, поезд затормозил, двери приветливо разъехались, приглашая войти, и мягко сомкнулись за спиной, когда все расселись, дисциплинированно, как школьники в преддверии поездки с классом.

Сидевший напротив меня человек в длиннополом пальто поднял голову. На меня слепо уставилось гладкое, покрытое толстым слоем блестящей глазировки кукольное лицо с ровными провалами глаз и шарнирной нижней челюстью. Она дрогнула, отвисла, обнажая черную прорезь рта. Я невольно попятился, вжимаясь спиной в стенку вагона.

«Осторожно… Следующая станция „Проспект Просвещения“…» – услышал я у себя в голове. Мужчина же снова захлопнул рот и отвернулся в сторону.

Движения. Гул. Скрип рельс. Пустота.

Обволакивающая тяжесть. Страх. Точно лопнул барьер пространства и времени, и поезд несется теперь в другой реальности, в ином измерении, и будет мчаться в ледяном пугающем ничто до скончания века…

Сверху послышался грохот, а следом за ним непонятное лязганье и скрип. Я подскочил в кровати, с радостью осознав, что сплю у себя дома, а дурной сон остался просто сном, растворился туманной дымкой.

Я сидел под одеялом в предрассветной мгле и напряженно вслушивался. Звуки снаружи напоминали скрежет гвоздя по металлу и одновременно гулкие удары, словно в пустое ведро бросали яблоки. Я встал и на цыпочках подкрался к окну.

Во дворе клубилась терпкая синеватая тьма. Тонкая полоска рассвета еще еле проклюнулась, горизонт был лишь нежно подернут желто-розовым. Зубчатой кромкой явно вырисовывались на нем перепады городских крыш и трубы дымоходов. Из щели между стеклом и рамой тянуло неприятным сквозняком. Я зябко поежился, но решительно повернул ручку и рванул хлипкую створку на себя. В комнату ворвался ветерок, смахнул с пачки листов верхние страницы театральной пьесы. Перевесившись через стол и подоконник – потому что мое рабочее место располагалось вплотную к окну, – я выглянул во двор.

Тишина. Пусто. Даже ни единого горящего окна в доме напротив.

«Приснилось», – решил я.

Просыпаться оказалось жаль, хоть я и рад был избавиться от зацикленного кошмара. Теперь пусть хоть ведьмы пляшут на крыше, но мне осталось спать до будильника всего четыре часа…

* * *

Утро принесло свет и ясность мысли. Удивительно, насколько легко в темноте верится во всякое… потустороннее. Скрип на крыше или легкий ветерок сквозь неплотно закрытые двери – и фантазия тут же угодливо рисует неведомых чудовищ.

Я нехотя выбрался из-под одеяла и выглянул в окно на серый пустынный двор: близкие окна соседнего дома (блестящие темные стекла похожи на лакричные леденцы), несколько берез, достающих макушками до второго этажа, припаркованные между подъездов автомобили. Старый район. Престарелая сонная тишина.

Я распахнул окно, впуская в комнату свежий воздух. Ворвавшийся сквозняк мелко заколол щиколотки, закусал, точно маленький оголодавший зверек, еще не умеющий добывать себе пищи, но уже раз и навсегда познавший коварность своей хищной натуры.

Но на этот раз я готовился к холоду: активно замахал руками и ногами, приступая к ежеутренней зарядке. Сквозь тонкую стенку слышалось бормотание телевизора. Видно, сестра проснулась раньше и соображала на кухне завтрак – на себя и заодно на меня. Голос ведущей новостной передачи зачитывал программу неприятностей на грядущий день.

Чтобы не слышать ее, я сосредоточенно продолжил упражнения, ободряя себя командами:

– Больше амплитуда, шире шаг! Держим темп!

Поняв, что такая добыча, как я, ему не по зубам, докучливый ветер теперь рассеянно гулял по подоконнику. На нем царил бардак: пыль, старинная пепельница с отколотым краем, зарядка от телефона, фарфоровая статуэтка из Надиной коллекции редкостей (как только попала сюда?), беспризорный носок и комнатный цветок.

Пластиковый горшок с растением стоял на блюдце из чайного сервиза, куда стекала неприятного вида желтоватая вода – видимо, сестра озаботилась наконец-то полить чахлую герань, чтобы та не загнулась окончательно. Я остановился перевести дыхание и пригляделся. Показалось, будто продолговатые листья оплетены сетью тонких серых линий, похожих на трещины.

Я осторожно отколупнул странную плесень. Под ногтем осталась пыль. Ветер подул и смахнул с подоконника мелкие крошки.

– Надь, ты бы купила своей герани удобрения. А то она здесь совсем засохнет! – крикнул я в распахнутую дверь. Мне что-то ответили, но из-за телевизора я не разобрал что и хотел уж было переспросить, как завибрировал лежавший на тумбочке телефон. Я в один прыжок подскочил к нему и, не глядя, нажал на «Принять вызов».

– Не спишь, дружище? – послышался в трубке бодрый голос Димона – старого приятеля, с которым вместе учились в институте искусств. Именно на такой версии имени он прилюдно настаивал, хотя оно упорно не ложилось мне на язык. Но быть просто Димой тот отказывался категорически.

– Нет, у меня собеседование через два часа. Готовлюсь.

– Как-никак на нормальную работу наконец устраиваешься? Или все еще пляшешь в своем театре?

– Вообще-то я художник-постановщик.

– Не суть.

Я неприятно поморщился:

– Это давний знакомый семьи. Предложил мне приличную должность. В музее.

– Приличная должность в музее – звучит как оксюморон. А если серьезные деньги, то, значит, блат?

Я вспомнил известный анекдот и чуть не ляпнул в ответ: «сестла». Но Димон не позволил мне вставить хоть слово и напористо затараторил:

– Как наша договоренность на вечер?

– Ты все еще помнишь тот дурацкий спор? – Я мысленно взвыл и закатил глаза к потолку.

– Я отчетливо помню, что ты проспорил, и мне достаточно. Встреча же только для твоего блага, как ты не понимаешь?

Голос был шутливым. Немногие знали, что именно этой беззаботной шутливостью студент Димон доводил до белого каления даже самых стойких преподавателей. И как ни странно, всегда добивался своего.

Я услышал шаги за спиной и обернулся. На пороге комнаты стояла вышеупомянутая «сестла» с чашкой кофе в руках и беззвучно мне выговаривала, чтобы я «заканчивал свою болтовню и шел собираться, времени осталось мало».

– Да, иду, – сказал я, чтобы избавиться от гнетущего призрака ответственности за плечами, и услышал в телефоне бодрое и довольное:

– Ну, значит, договорились! Жду тебя в семь, адрес вышлю. Пока.

Я открыл было рот, но недовольство пришлось бы выражать пустому экрану – приятель сбросил вызов.

– Ты понятия не имеешь, на что я подписался сейчас из-за тебя!

С этой фразой я эффектно возник на пороге кухни. Она была просторная, как и любая комната в квартире – бывшей коммуналке с высокими потолками, заложенными дымоходами и рассыхающимися подоконниками, по которым даже летом гуляет тонкий ветерок.

Надежда пританцовывала возле плиты – с растрепанным рыжевато-русым пучком волос, нечесаная и смешная, в длинной футболке и одном полосатом сползшем носке. Эдакая Пеппи Длинныйчулок. Только без чемодана с якорем.

– Звонила бабуля. Сказала, чтобы набрал ей после собеседования. У нее сегодня встреча с поставщиком очередной старинной редкости. Сама забудет, ты ж знаешь, – не оборачиваясь, сказала она. – Я пожарила тебе яичницу.

– Спасибо.

Я бухнулся на угловой гобеленовый диванчик. Щелкнул по кнопке пульта, крадя у ведущей голос. Выпуск новостей кончился, теперь с экрана вещала эффектная тетенька из передачи про здоровье. На мою бестактную выходку она не обратила внимания. А вот Надя обратила. Но не на выходку, а на хмурое настроение.

– Что за тип тебе звонил? Я даже через трубку услышала его голос, и даже так он мне не понравился.

– Бывший одногруппник, общаемся до сих пор. Недавно вот тоже виделись.

Я как-то разом и очень сильно пожалел, что с самого утра согласился принимать вызовы – что телефонные, что судьбы. Прозрачное мартовское солнце выглянуло на минуту из пелены серых облаков и, прорвавшись сквозь легкие кухонные занавески, подсветило ловкую и складную фигурку Надежды. Волосы на ее голове вспыхнули бронзовым, как пучок тонких металлических проволок. Я даже залюбовался.

– И что он у тебя выпытывал? – Сестра выразительно повела бровью.

С момента, как мы начали независимую от родителей жизнь, в ней появилось тонкое металлическое колечко. Помню, тогда я старательно сделал вид, будто не обижаюсь, что сестра не посоветовалась со мной, прежде чем делать пирсинг. Во всяком случае, у нее тоже есть жизнь. Свои желания и тайные стремления.

– Проспорил ему поход к экстрасенсу. К какому-то колдуну, который конструирует судьбы. – Я закатил глаза, криво улыбнулся, всем своим видом демонстрируя, как отношусь к затее приятеля.

– К настоящему колдуну, он загубил таких, как ты, не од… Одного. Вообще же, славно! – неизвестно чему обрадовалась Надя. – Может, он прояснит, почему ты до сих пор не найдешь нормальную девушку. Знаешь, Вась, я ведь уже переживаю…

– Хоть ты не начинай, пожалуйста.

Она замолчала, чтобы не драконить меня еще сильнее. Но замолчала с таким видом, что становилось понятно: Надя не отказывается от своих слов, а лишь до поры до времени приберегает их у себя, намереваясь применить позднее с еще более разрушительной силой.

– Я вечером в клуб иду с друзьями, – добавила она как бы невзначай.

Я оценил тонкость игры: сначала ослабить мое сопротивление, потом выдать будничным тоном задумку, которая при любом другом раскладе вызвала бы бурю моего негодования, и таким образом очистить совесть. «Ну я же говорила тебе, ты чем слушал?»

– Это в какой?

Я не собирался вестись на провокацию.

– У Гавани. Один парень, Волька, организует большую тусовку. Наши с универа обещали прибыть. Так что я буду в надежной компании, не паникуй. И вообще, у меня, походу, у единственной с потока еще нет фотки в их зеркале. Так и из жизни выпасть можно.

– Волька? Это типа Волька Ибн…

– Нет! – Надя хихикнула, прикрывая ладошкой рот. – Это типа Вольдемар.

– Имена-то какие.

– Псевдоним, наверное. Не знаю. Не будь занудой, братец.

– Чтоб в двенадцать дома была.

– Ну!

– Никаких «ну». Тебе сколько лет? Родители, когда уезжали, не для этого мне тебя доверили.

– Вообще-то девятнадцать. Если ты не заметил…

Надежда надулась, но виду не подала. Я видел по ее улыбке – нехорошей такой, робкой, покорной. Как в ужастиках с невинной юной девой, которая и оказывается в итоге главной ведьмой на селе.

– Иди уже, опоздаешь. Некрасиво получится.

И то верно. Я засуетился, проглатывая остатки кофе и подбирая с тарелки крошки яичницы. Надя следила за моими действиями молча, с неразличимым выражением лица. Уже в прихожей она позволила себе оттаять:

– Ты же был моего возраста, Вась. Неужели нет?

– Я приду вечером, и поговорим.

Тихий смешок:

– У тебя же сегодня встреча с духами.

– Духи за тобой не присмотрят.

– За тобой бы кто присмотрел… Ты все-таки спроси у шамана своего.

– Спрошу, – пообещал я.

– И позвони бабуле после собеседования! – донеслось мне вслед.

Выходя из парадной, я споткнулся и чуть не улетел носом вперед. Ветвистая трещина тянулась из-под дома и коварно дыбилась раскуроченным асфальтом. Утро не задавалось…

Поддавшись суевериям, я пренебрег метро и решил добираться на собеседование на маршрутке. Взяв курс на остановку за углом дома, я понял, что решил так не один. Когда нужный номер причалил к поребрику, в салон ввалилась целая толпа. Остро выпирающие локти, неудобно торчащие в проходе сумки я преодолел с достоинством, протиснулся в дальний угол и приготовился достать из кармана наушники.

Двери скрипнули. Последней на подножку заскочила бойкая девушка-волонтер в рыжей флисовой куртке с эмблемой на рукаве:

– Подождите, пожалуйста!

Пока они с водителем разговаривали, я ощущал копившееся в салоне напряжение. Даже недовольство. Но больше всего – настороженное внимание. О происшествии с четырьмя пропавшими детьми знали, пожалуй, чуть ли не все в городе.

Девушка сказала что-то еще, после чего вручила водителю цветную распечатку из своей стопки. Я заметил фотографию пацаненка лет десяти и крупную подпись: «Помогите найти ребенка».

– Ну мы едем или как? – возмутилась женщина в передних рядах. Волонтер окинула салон печальным усталым взглядом и вышла из маршрутки. Я смотрел на листовку, прикрепленную возле прохода, у всех на виду, и думал, что нечто смутное о пропадающих в городе детях мелькало и в моем сегодняшнем сне про метро.