Kitobni o'qish: «И только лошади летают вдохновенно»

Об авторе

Екатерина Кастрицкая

Психолог, зоопсихолог, дрессировщик, журналист.

Автор книг «Хорошая собака плохой породы не бывает», «Как выбрать собаку и (не) пожалеть» и «Поздравляем, у вас будет щенок».

Контакты

Facebook: Ekaterina Kastrytskaya*

Профессиональная страница Facebook: https://www.facebook.com/good.dogs.school *

ВКонтакте: https://vk.com/ekaterina.kastrytskaya

Профессиональная страница ВКонтакте: https://vk.com/good_dog2020

Instagram: https://www.instagram.com/else_by *

Телеграм-канал: https://t.me/good_dog2020

Youtube: @psy_zoopsy

*В РФ признаны экстремистскими организациями и запрещены.

Жизнь непредсказуема…

«Плохо читать хорошую книгу с конца, не правда ли? – сказал Янус Полуэктович, откровенно за мною наблюдавший. – А что касается ваших вопросов, Александр Иванович, то… Постарайтесь понять, Александр Иванович, что не существует единственного для всех будущего. Их много, и каждый ваш поступок творит какое-нибудь из них. Вы это поймете, – сказал он убедительно. – Вы это обязательно поймете».

Братья Стругацкие «Понедельник начинается в субботу»

Мой путь к лошадям оказался не то, чтобы очень тернист, но достаточно долог. Бредила я ими с детства, тогда же просила родителей записать меня в конно-спортивную школу, но злые родственники уговорам не вняли. Сейчас думаю, что, видимо, к лучшему, но тогда переживала страшно. Пока однажды… Хотя, здесь тоже нужна предыстория.

У нас в семье была традиция. Каждый год мы ездили на папину «историческую родину» – в Дубровенский район и соседние с ним (бывшая Витебская и Могилевская губернии), откуда ведет историю одна из ветвей нашего рода. Общались с людьми, которые еще помнят «давние» времена (или сами, или по рассказам других), копались в архивах…

И вот как-то застряли мы в Дубровно. Хотели перед отъездом в Минск заехать в архив, да не рассчитали: там как раз случился обеденный перерыв. Ждать еще полчаса было скучно, и я прогулялась до ближайшего газетного киоска. Ассортимент в районных ларьках небогатый, из более-менее читабельного оказалась лишь «Комсомолка». А в ней было объявление о конкурсе на стипендию в британскую магистратуру, где имелось даже отделение психологии. До окончания подачи документов оставалось всего две недели. За эти две недели я умудрилась написать эссе и подготовиться к тестированию (хотя не сильно-то и готовилась), и, как ни странно, поступила.

Если бы не тот обеденный перерыв и связанное с ним вынужденное бездействие – газету я бы не прочитала. Соответственно, никуда бы не уехала.

Потом я долго мучилась с выбором темы магистерской. Пока в одной из электронных научных библиотек, куда нам открыли доступ, роясь в психологических журналах, совершенно случайно не наткнулась на весьма качественную и чертовски интересную статью об анималотерапии. Загорелась. И попала на стажировку в реабилитационный центр, где практиковали анималотерапию и где впервые серьезно познакомилась с лошадьми.

Если бы не поиск весьма скудной информации по теме – я бы не нашла даму, которая в то время была, по-моему, единственным человеком, практикующим иппотерапию в Минске.

Если бы на ту саму иппотерапевтическую конюшню не пришла девочка-частница со своей лошадкой, я бы не загорелась идеей завести свою лошадь.

Я не знаю, что такое судьба. Не знаю, фаталист ли я. Но как-то все чаще появляется ощущение, что будет так, как должно быть. Это отнюдь не значит, что нужно сложить лапки и перестать барахтаться. Это значит лишь – позволить иногда событиям идти своим ходом, не пытаться все контролировать и просчитывать – все равно мы не знаем, что именно будет за следующим поворотом… И никогда не узнаем, к каким последствиям приведет то или иное наше решение. Иногда это пугает, а иногда – обнадеживает.

Все чаще я убеждаюсь в том, что «твое» – часто приходит само. Это касается и людей, и событий… А если «не твое» – ускользнет, сколько не удерживай. Потому что есть вещи, которые нам не дано изменить. Только силы зря потратишь…

Но тогда… тогда в моей жизни появилась одна лошадь.

Об одной лошади

Я не люблю вспоминать о нем. И когда мысли начинают назойливо перемещаться в район сознания, пытаюсь гнать их подальше. Потому что чувствую себя предателем. Но в последнее время эти воспоминания все чаще атакуют меня, так что отражать их атаки становится все сложнее…

… Он был совсем небольшим, меньше полутора метров в холке, толстеньким, кругленьким, смешным, но очень симпатичным: вороной с сединой, а голова – серая. И еще он был очень злым. Никто толком не знал его прошлого, но, судя по всему, оно было не сильно счастливым, потому что к людям конь относился с презрением и все их поползновения в свой адрес пресекал на корню, а еще лучше – превентивно. Он настолько озлобился, что даже специалист по НХ признала его никуда не годным, высказавшись, что больше таких совершенно неподдающихся лошадей не встречала: на все попытки давления он отвечал не уходом от него, а яростным сопротивлением. Тем более яростным, чем сильнее на него давили.

Он виртуозно научился ссаживать с себя людей: о забор или каверзными маневрами; и еще все жаловались на его невероятную кусачесть: крокодил, а не лошадь. Для жалоб были основания. Однажды он кинулся с разинутой пастью на мою маму, которая, приехав полюбоваться на это чудо, просто проходила мимо денника.

Впрочем, у нас с ним возникло некоторое подобие приязни. Может быть, потому, что я ничего особо от него не требовала, а некоторую ответственность чувствовала – именно я, так уж получилось, финансировала его выкуп «с мяса», хотя никогда не позиционировала своей лошадью. Меня он, кстати, ни разу не укусил. Вначале я училась уворачиваться, а потом в этом уже не было необходимости.

В конце концов я оказалась единственной, кто мог отбивать денник в присутствии жильца без опасений быть съеденным. Не сказать, что это как-то положительно сказывалось на лошади, потому что в результате привело к тому, что «дом» убирался только раз в неделю, когда я была на конюшне. Зато без риска для жизни.

Он был единственной лошадью, кроме Рыжулина, которая научилась узнавать меня по шагам и голосу, еще до появления в поле зрения, и реагировать громким требовательным ржанием.

Он, когда я свалилась прямо ему под ноги, исполнил скользящую остановку, только чтобы не наступить на мое бренное тело, хотя обычно подобная деликатность была ему чужда, и конь вполне мог, например, лечь поваляться, не обращая внимания на наличие человека на спине.

Именно с ним мы носились карьером по полям, без седла. Сейчас, вспоминая об этом, поражаюсь собственной безголовости, но тогда было весело. И возвращались всегда целые и невредимые. Удобный был, кстати, конь, до невозможности – как диван.

По моему настоянию ему, вечно ходившему с гривой «под ноль», перестали ее резать, и, отрастая и смешно заваливаясь на обе стороны, она придавала ему задиристый и хулиганский вид – под стать внутреннему содержанию, смеялись все.

Мы, наверное, перестали быть чужими друг другу. Чуть-чуть.

А потом я ушла с той конюшни. Так вышло. У меня была возможность забрать его с собой, но я этого не сделала – наверное, смалодушничала. Не факт, что у нас что-то получилось бы, и не было бы в моей жизни главной лошади, да вообще все сложилось бы по-другому. Как – этого я уже никогда не узнаю: все «может быть» остались за другим поворотом.

Помню последний день, когда я приехала забрать оставшиеся вещи. Я тогда задержалась на улице повозиться со щенятами, но стоило подать голос – из конюшни раздалось знакомое заливистое ржание. Я отнесла ему сахар – в последний раз. И ушла не оглядываясь.

Больше я его не видела. Пару раз слышала известия о нем, один раз мне даже прислали фотки. И все. Утешалась и успокаивала свою совесть мыслью, что он в конце концов попал в хорошие руки, и все у них будет хорошо. Знала, что его переименовали в Блэка, хотя он стал совсем белым.

Было бы неправдой сказать, что я потеряла связь с теми, кто мог бы пролить свет на его дальнейшую судьбу. Вовсе нет, стоит просто набрать номер – и, думаю, мне все расскажут. А может, у меня даже будет возможность его увидеть. Может быть…

Но я этого не делаю. И, наверное, не сделаю никогда.

Потому что не уверена, что я хочу знать.

Как мы на лошадке в лес катались

Написав, что впервые познакомилась с лошадьми лишь на иппотерапии, я слегка слукавила. Первое знакомство состоялось в деревне, где мы купили дом.

Случилось это давно уже, 23 года назад. Лешке (моему племяннику и тогдашнему верному соратнику во всех подвигах) миновало 3 года.

Основную часть лета мы проводили в деревне и в один прекрасный день решили съездить в лес. На природу полюбоваться, воздухом подышать, а заодно скататься на дальнее лесное озеро, где жили лебеди. Полюбопытствовать, не вывелись ли у этих самых лебедей лебедята, а если вывелись – то полюбоваться на них. А потом навестить бывшую деревню Литавец – очень красивое место, располагающее к размышлениям о жизни, люблю его очень.

Съездить решили не на машине (ибо банально, да и вообще – надоело), а на гужевом транспорте – на лошадке, то бишь. Потому как экологично, колоритно и зело интересно. С тех пор мои "лошадиные" взгляды претерпели некоторую эволюцию, но тогда мне казалось, что лошадка в качестве транспортного средства – круто. Давняя история, сами понимаете.

Решено – сделано. Одолжили у лесничего лошадку с тележкой и с самого утра выехали. Втроем: я, мой папа и Лешка.

Озеро нас не разочаровало. Лебеди там были, и даже с лебедятами, по этой причине я быстренько скатилась с телеги и включила видеокамеру – чтобы столь милое моему сердцу зрелище непременно запечатлеть.

Диспозиция к тому времени нарисовалась следующая. Дорожка, на которой располагалась наша лошадка с тележкой, была извилистой и довольно узкой (как раз на тележку и хватило), с одной стороны партизанской тропы стояла непролазная чаща, а с другой – слегка заболоченное озеро, с достаточно крутым берегом.

В лесу полчищами шасталась разная кровососущая гнусь, и папа решил защитить от гадов лошадку, накрыв ее специально припасенным с этой целью покрывалом.

Ну и, значится, я вожусь с камерой, Лешка сидит в телеге, на скамеечке, а папа, слезши с телеги, достает покрывало. Это то, что я успела заметить прежде, чем повернулась к лебедям. Дальнейшие события развивались за моей спиной и крайне стремительно. Сзади что-то громыхнуло, раздался стук лошадиных копыт, выбивающих карьерную дробь, и вопль Лешки (нет, не так: ВОПЛЬ).

Как потом оказалось, лошадка благородного намерения папы по спасению от летучего десанта не оценила и, непривыкшая к столь трогательной заботе, очевидно, сочла развернувшееся над ней покрывало крыльями какого-то особо страшного врага, способного не то, что всю кровь высосать, а вообще заглотить лошадку целиком, с хомутом и тележкой в придачу. И, повинуясь древнейшему лошадиному закону, гласящему «спасайся, кто может!», с воплем «Караул!!!» кинулась спасаться бегством. Папа попытался ухватиться рукой за телегу, но не рассчитал и упал. А Лешка на первом же прыжке перекулился со скамеечки на спину и, валяясь в положении «жук упал и встать не может» с торчащими вверх лапками, во всю мочь трубил:

– ЛЮЮЮЮДИИИИ!!! КТО-НИБУДЬ, СПАСИТЕ-ПОМОГИТЕ!!! ЛЮЮЮЮДИИИИ ДООООБРЫЕ!!!

Это я рассказываю долго. На самом деле, когда я обернулась, лошадка во весь опор удалялась от нас по извилистому берегу (причем на особенностях ландшафта телега опасно накренялась) унося с собой моего любимого племянника, который не переставал призывать на помощь «добрых людей».

Сейчас об этом вспоминать смешно, а тогда было совсем не до смеха. И когда лошадка, к счастью, пробежав совсем немного, остановилась, я почувствовала, что ноги как-то подозрительно отказываются со мной сотрудничать.

Путешествие мы все же продолжили по плану, но Лешка потом в телеге один оставаться отказывался наотрез. А несущийся над озером клич «люди добрые, спасите-помогите!» мы вспоминаем до сих пор. Обычно в таких случаях «маму» вспоминают, а у него, видать, вера в человечество оказалась сильнее.

Первая конюшня

Так получилось, что в моей жизни была только одна конюшня с чужими лошадьми. Иппотерапевтическая во время магистратуры не в счет, ибо там лошади шли совсем не в первую очередь. На этой единственной чужой конюшне я сильно разочаровалась в будущем иппотерапии в родных пенатах, научилась не падать во время «полевых» выездов и постигла на практике, что значит кормить и чистить лошадок и отбивать денники.

Ездили там, надо сказать, весьма экстремально. Когда я прибыла на место первый раз, после занятий с детишками поступило предложение выехать в поля.

– Ты ездить умеешь? – спросили меня.

– Нет, – честно ответила я.

– Ничего, – успокоили меня, – мы только пошагаем.

Шагали минут десять. Потом Ольга, в то время исполнявшая на конюшне функции начкона и в связи с этим ехавшая в качестве «инструктора смены», обернулась, дабы предупредить:

– Сейчас будем рысить. Держись за гриву, чтобы не упасть.

Учитывая, что ездили там без седел, предложение выглядело несколько экстремальным. Но не упасть удалось. Правда, ощущения, как вы догадываетесь, были не из приятных. Но, подозреваю, лошадке пришлось еще хуже.

– А сейчас, – бодро произнесла Ольга, – будем делать галоп. – И, увидев мои выпавшие из орбит глаза, добавила: – Это легче, чем рысь.

Как я не упала – до сих пор понять не могу. Видимо, 20 лет назад у меня с балансом было получше, чем ныне. Сейчас, вспоминая об этом, очень жалею лошадей. Но тогда, в силу незнаний и неопытности, это представлялось совсем в другом свете…

Продержалась там я чуть больше года. Потом постепенно узнала лошадей, чуть-чуть научилась их понимать, и желания сквозь розовые очки смотреть на такие вещи, а тем более, принимать в них участие, становилось все меньше. Я ушла.

Поняв заодно, что больше с чужими лошадьми дела иметь не хочу. Потому что не привязываться к ним нельзя, а невозможность существенно повлиять на их судьбу делает ситуацию невыносимой.

Выбор был прост: либо бросать это дело совсем, либо… заводить свою лошадь.

В оправдание могу заявить только свою неопытность, отсутствие знаний и так далее, и тому подобное.

Но… снова заветное «если бы»… Если бы не эта конюшня – у меня не возникло бы безумной идеи стать частным владельцем (сокращенно ЧВ).

Если бы не та самая неопытность и глупость – не появилось бы в жизни МОЕЙ, самой главной Лошади. Лошади, которая изменила всё.

О новичках, а также о том, как у меня появилась Лошадь

В интернет-баталиях часто пишут, что коневладение человеком «без опыта» – безусловное зло.

Знаете, я не очень все это понимаю.

Когда я познакомилась с лошадьми, больше 20 лет тому назад, мне казалось, что это чудесный, совсем новый и необычный мир. Поняла, что хочу быть с этими зверями. Но в прокат ходить не хочу. Как-то это нечестно по отношению, в первую очередь, к лошади. Вот с какой стати она обязана общаться, а тем более возить совершенно чужого ей человека, невзирая на свое состояние, настроение и тому подобное?

18 лет назад я встретила ту самую, единственную СВОЮ лошадь. Экзахт, маленький рыжий тракен с огромным сердцем. Для меня он был Рыжуленькой. Сейчас ему было бы 27 лет. Если бы он был жив…

Лошадь мне досталась не слишком простая – особенно для новичка. Продали мне его, прекрасно зная о моем «опыте» (я ж этого и не скрывала), но единственным желанием продающих было «обуть лоха», выцепив как можно больше денег, и избавиться от совершенно больной лошади, которой ветеринары пророчили «не пережить зиму». Мой отец, присутствовавший при передаче денег и увидевший коня, с опаской спросил:

– А он вообще двигаться может?

Конь был не просто истощенный (это полбеды). Он задыхался от кашля, из носа текли, простите за неаппетитную подробность, гнойные сопли.

«Сделать бизнес» прежним хозяевам удалось – заплаченная мной сумма раза в четыре превышала реальную. Я не считаю, что была идеальным владельцем, но знаю, что для Рыжулина лучшего варианта не было. Потому что кроме меня, махрового чайника, эта лошадь не была нужна никому. И никто, кроме последнего лоха, на него не купился бы, в том числе и те, кто «любил» его в троеборье, затем в учебке, а впоследствии – в городском прокате. Мне просто стало его жаль. Жаль, что он вынужден тягать на себе прокат, хотя приходилось вымучивать любое движение и постоянно бороться с приступами кашля. Жаль, что он заперт в клетушке 2х2 метра без возможности гулять. Жаль, что он шарахается от рук и воспринимает людей как источник повышенной опасности. Жаль, что единственное, что ему светило – жуткая смерть, потому что «все равно будем от него избавляться».

Но, может быть, именно то, что я была новичком, не действовала шаблонно и не всем советам следовала, дало нам возможность пробыть вместе 3,5 года, из них 2 – вполне полноценных и счастливых.

Когда он упал на мою больную голову, я толком не представляла, как мы будем жить и что делать – знаний на тот момент было кот наплакал. Одно понимала точно: так, как он жил до сих пор, так, как считает нормой большинство – жить нам нельзя.

Мы были рядом три с половиной года. И все это время мне приходилось за него бороться. Не только с кучей благоприобретенных болезней. Но и с кучей дремучих предрассудков, с кучей советчиков, которые, разумеется, всегда знали, что для него лучше, полагая, что я ничего в этой жизни не смыслю.

Сколько я насобирала за это время "ценных" советов – вам и не передать.

Сено вволю нельзя – потому что вырастет «сенное брюхо», а чтобы лошадь поправлялась – надо давать как можно больше овса. И да, от обилия сена случаются… мокрецы.

Гулять в солнечную безветренную погоду в минус 15 нельзя, даже чуть-чуть – лошадь простудится. Но при этом вполне можно находиться в + 36 под палящим солнцем без всяких укрытий.

Вода в свободном доступе – нельзя.

После прививки гулять??? Вы с ума сошли!!! Смертельно опасно!

Зато прививка от гриппа ничего, кроме пользы, лошадиному организму не несет. Даже если лошадь обвешана зелеными соплями (уж простите за физиологизм, но из песни слов не выкинешь) и задыхается от кашля.

Фобии лучше всего лечатся лопато- (ну ладно, хлысто-) терапией. Вы не знали?

Продолжать можно практически до бесконечности.

А самое главное – нужно непременно ездить верхом. Без этого у лошади пропадает смысл жизни.

Вначале я ничего не могла противопоставить этим советчикам. Разве что кроме собственной интуиции, кроме того, что все внутри орало благим матом, требуя послать всех желающих раздавать ценные советы к черту. И тот самый обсосанный всеми лошадниками до невозможности закрытый невзоровский форум оказался единственной отдушиной, где действительно то, что говорилось – по содержанию лошадей, по крайней мере – говорилось по делу, где не поддерживались эти дремучие совковые предрассудки.

К счастью, мне удалось послать всех советчиков туда, где им было самое место. К счастью, на тот момент мне удалось создать Рыжулину такие условия, какие я считала нужными.

Когда через год лошадь увидели те, кто знал его раньше, они не могли поверить, что это он. Во-первых, потому что давно махнули на него рукой, «приговорили» и не думали, что «все еще жив». Во-вторых – потому что и характер его очень изменился. И ветеринарию, и способы общения осваивали на ходу, в полевых (а зачастую экстремальных) условиях – большей частью интуитивно или через рекомендации в «сети». Сильно фильтрованные рекомендации.

Потому что был он вот таким (и здесь он «толстый» (!), по стонам его прежних хозяев, потому что я, «дура», к этому времени уже несколько месяцев давала ему не 4 кг сена, как они, а для начала 8 – 10. Жалею, что отчасти поддалась «ценным советам» и сразу же не предоставила свободный доступ. Куда более красноречивое видео наших первых совместных месяцев слабонервным лучше не смотреть…

А через год стал… совсем другим стал. Впрочем, вы это еще увидите.

И второй год нашей совместной жизни, который он провел исключительно под опекой моего семейства, был, я уверена, самым счастливым в его жизни. Еще миллион раз буду благодарить Лошадиного Бога за то, что этот год был. В Рыжулиной и моей жизни.

Когда я увидела его первый раз, подумала: слава богу, что это не моя лошадь. Второй раз я везла за него деньги. Его нет уже 14 лет, но не передать, как мне до сих пор его не хватает.

Он чертовски многому меня научил. В том числе тому, что верховая езда – совсем не главное и даже совсем не обязательное, чтобы понять лошадь и знать, что, зачем и когда ей нужно. Это очень помогло и с другими лошадьми.

Даже когда Рыжуль стоял на постойных конюшнях и не было возможности уделять ему столько времени, сколько хотелось, мне не надо было находиться там круглосуточно, чтобы понять, когда и сколько он ел, пил и гулял, чем он живет и что чувствует. Надо было просто несколько минут с ним пообщаться.

Когда знаешь лошадь как себя – это просто. Но это сложно, почти невозможно объяснить тому, кто подобного не переживал.

Значит, видимо, дело не в «стаже» и «профессионализме». А в чем-то другом.

Да и, в конце концов, любитель соорудил Ноев ковчег, а «Титаник» строили профессионалы – помните?