Kitobni o'qish: «Темные времена. Книга 2»
16+
1С-Паблишинг
Пролог
Письмо от:
Реверс
Привет, Хрумгильда!
Так вышло, что ты оказалась единственным человеком в Дарк Таймс, с которым меня связывает что-то вроде дружбы без каких-либо условностей, деловых отношений и знакомства в реальном мире. Я даже настоящего имени твоего не знаю. Да и дружбой это не назвать – мы напрямую общались один раз всего. Но именно поэтому я могу тебе доверять – стопроцентно ты не искала никакой выгоды и не имеешь отношения к тому, что вокруг меня происходит. А вот остальные… кто друг, а кто враг – не поймёт даже гений. Лучше держаться подальше ото всех сразу.
Плюс ты обронила одну фразу… Я тогда еле сдержался, чтобы себя не выдать, но сразу понял: ты – как я. И если я прав, прошу: обязательно принимай рекомендуемое разработчиками лекарство – оно хоть не до конца изучено, и есть летальные исходы, но реально помогает. Я про него узнал, когда было поздно.
К сожалению, давно не вижу тебя онлайн. Ты или передумала играть, или поставила Этельгрин на долгую паузу. О том, что я опоздал, и ты попала в лапы врачей из-за проблем с головой, даже думать не хочется. Надеюсь, рано или поздно ты заглянешь в Дарк Таймс. Лучше рано.
Ты стопроцентно ничего не понимаешь. А я не могу объяснить – они следят даже за личной перепиской. Боюсь, если рассказывать всё, как есть, без слов-маркеров я обойтись не смогу, а значит, они влезут в письмо, чего никак нельзя допускать.
Думаешь, я сумасшедший и верю в мировой заговор искусственного интеллекта? Это не так. ИИ – лишь инструмент. А вот какой именно – карандаш художника или оружие убийцы – зависит от того, кто его держит.
Та цепочка квестов, которую ты подарила, натолкнула меня на интересные мысли, и я стал копать. Лучше бы я этого не делал!
Чёрт, это похоже на бросание записки в океан – авось, дойдёт до адресата. Если бы такое сообщение – сумбурное, непоследовательное, безо всякой конкретики – прислали мне… в общем, я бы решил, что пишет сумасшедший. Но у меня нет выхода. Прошу: когда получишь это письмо, попробуй найти выход на меня в реале. Я открыт для общения, есть в Сети. Расскажи мне про меня. Имени назвать, естественно, не могу, но дам подсказку – ищи журналиста, который провёл в коме два года. Организация не имеет отношения к искусству, но по названию связана с ним напрямую.
Конечно, мы сможем обсудить всё и в Дарк Таймс, когда ты появишься. Но не факт, что я ещё буду к тому моменту.
Да, это не описка. Если я всё ещё буду.
Это не опасно для тебя лично. Даю стопроцентную гарантию, что бояться нечего. Просто помоги. Пожалуйста. Хотя не смею настаивать. Ты не обязана. Возможно, даже не помнишь, как мы пересеклись и сейчас думаешь, что за поток сознания оказался в твоей почте.
Чтобы принять решение было легче, высылаю все имеющиеся у меня на данный момент деньги.
И заранее спасибо.
Глава 1
Денис хмурился, упрямо выпячивал подбородок и стискивал зубы, а доктор Булавко говорил, говорил и говорил. Вот только я не слышала, что именно – у меня уже две недели периодические проблемы с восприятием звука. Санитары и медсёстры, когда их не слышат доктора́, называют этот симптом «кирдык звуковой карте». Они вообще здесь почти все, как на подбор, шутники. А что такого? Здоровый медицинский юмор. Ха-ха.
Над шестилетним мальчиком, которого родители ежедневно на несколько часов засовывали в игровую капсулу, чтобы не тратить на него личное время, никто смеяться даже не думает. А взрослое дурачьё, вроде меня, само виновато.
Включить субтитры?
Конечно, роднулечка. Милая, дорогая, существующая только в моём воспалённом мозгу «нейросеть». Что бы я без тебя делала? Наверное, оказалась бы в закрытом крыле клиники.
Конечно, никаких сетей в голове нет, это я вроде как шучу над собой. Ха-ха. Ха. М-да…
В общем, это синестезия, если коротко и очень упрощённо. Не в чистом виде, конечно: у меня целый букет всевозможных патологических реакций на внешние раздражители. Когда я училась в колледже, синестезию упоминали вскользь, да и не изучали особо. Так, академический интерес проявляли. А сейчас, в век виртуальной реальности, научное любопытство цветёт буйным цветом. И это не психиатрия, между прочим, а нейрофизиология. Хотя вот доктор Булавко пытается доказать обратное.
Нет, он хороший специалист, но, как бы это помягче… В общем, его самого специалисту показать не помешало бы.
Перед глазами заплясали буквы. Только бы Булавко не понял, что я читаю беседу, а не слушаю. А то посмотрит грустным взглядом, ласково улыбнётся и посчитает прогресс застопорившимся. А мне надо выбираться. Пользы от лечения никакого, лекарства я могу и дома пить. А денег на пребывание в этих стенах улетает ого-го сколько.
– Полина здесь уже больше трёх месяцев. Евгений Сергеевич, вы говорили моему отцу, что этого времени достаточно, чтобы она пришла в норму. А, как я понял, никакой нормой и не пахнет. Поль, я прав?
Вовремя моя «нейросеть» включилась. А то сидела бы с идиотским видом, не принимая участие в разговоре. Точно бы в закрытое крыло перевели. Но что Денису ответить?
Быстренько скорчила гримасу, которую можно понять и как «да», и как «нет». Я пока не определилась, говорить ли всю правду мужу.
Да и лечащему врачу тоже. В конце концов, в отличие от многих пациентов клиники, я адекватна. Прекрасно осознаю, что вокруг не виртуальность. И что у меня проблемы с головой. И что её, голову, надо лечить, чтобы не быть обузой родным. Но, как сказал муж, прошло три месяца, а воз и ныне там.
И вообще, у меня срыв случился всего лишь один раз, и я бы здесь даже не оказалась, если бы не приняла судебщика за агрессивного моба и не укусила.
А что было делать, когда остальные абилки не сработали? Теперь-то понятно, что они и не могли сработать – в реальности ни маны, ни личного созвездия не существует. Но в тот момент…
Ведь как было? Я подумала, что игру застопорило или вроде того, она меня не отключила, а телепортировала в какую-то незнакомую локацию. Очень уж переход походил на визуальное оформление портала. Может, не попробуй я мгновенные перемещения с помощью клановой медальки, ничего из ряда вон выходящего не случилось бы.
Сама виновата. Ведь чувствовала, что очередное погружение может оказаться последним во всех смыслах. Но я же «яжемать». Тьфу! Вот и какая польза детям от того, что я в клинике? Да ещё такой, специфической.
– Ну как же? До нормы, может, и далеко, но прогресс налицо. Полина Святославовна, на данный момент окружающее пространство естественное или графически упрощённое? Да? Прекрасно. Вот видите, Денис Матвеевич? Видения и галлюцинации появляются всё реже. Мы на верном пути.
Технически-то я не соврала. Сейчас всё нормальным выглядит. А про текстовую замену звукоряда доктор не спрашивал.
Двойственное чувство. Веду себя так, как ведут самые мерзкие, на мой собственный взгляд и опыт, пациенты. Нельзя скрывать симптомы, нельзя! Кому от этого лучше?
Но ничего с собой поделать не могу.
– Значит, так. Я её забираю. Она медсестра, большой профессионал, отличный специалист. Некоторые врачи, особенно молодые, ей в подмётки не годятся. Да и назначенное лечение я посмотрел. Массаж делать сам умею, в крайнем случае, спеца наймём. Лекарства так и так за свой счёт покупаем – какая разница, где их пить? А групповая терапия… ну, будет ездить на сеансы. Мы недалеко живём, на дорогу полчаса максимум уйдёт. Поль, не молчи.
– Вот именно, Полина Святославовна наша коллега. Поймите, к ней здесь отношение, как к родной, особенно со стороны среднего персонала. А если обострение? От этого никто не застрахован даже в стадии ремиссии. Что вы будете делать, если она вас и ваших родных за компьютерных персонажей примет? К тому же не забывайте, при каких обстоятельствах её привезли…
– Поля по-прежнему моя жена! Евгений Сергеевич, вы же сами постоянно говорите, что у неё мышление не пострадало! Только физика хромает, не психика!
– Я не об этом. И не физика, а физиология.
– Поля, скажи хоть что-нибудь.
Всё-таки Денис на пределе. Окружающим он кажется железобетонно спокойным, может даже, равнодушным. Но я-то с ним уже больше двадцати лет живу. Вижу каждое спрятанное чувство. Сейчас он почти что в панике. И злой. И растерянный.
Если он решит от меня уйти, я пойму. Я бы себя точно бросила за такое.
В глазах защипало, в ушах раздалось «ш-ш-ш-ша», сердце напомнило о своём существовании бешеным ритмом.
Переключаю на аудиорежим
Так всегда и бывает при сильных эмоциях – голову переглючивает на что-нибудь новенькое. Или старенькое, как сейчас: буквы наконец-то исчезли, появился звук, но окружающий мир стал двумерным и словно бы нарисованным.
Всё-таки Денис красив и в мультяшном образе. Он в таком виде даже лучше выглядит. Я залюбовалась: абсолютно белые, коротко стриженные волосы, квадратный подбородок, обозначенные штрихами морщины на лбу и у глаз, узкие, резко очерченные губы… Всё, как в жизни, только более… мужественно, что ли? Бицепсы вон, «прорисовались» просто огромные. Реальный Денис не такой прокачанный. Сильный, жилистый, спортивный – да. Место его работы не предполагает накопление жирка и одряхления мышц. Но вот эти вот бугры вспучились только благодаря моему подсознанию. Таким все эти годы я его воспринимаю.
– Вот видите, Денис Матвеевич? Ваша жена обладает заторможенной реакцией. Возможно, я даже поторопился с выводами по поводу адекватности.
– Глупости, – спохватилась я. – Евгений Сергеевич, я в порядке. Просто задумалась. И, если хотите знать, по мужу соскучилась, он месяцами работает в космосе. А вы его сразу в беседу включили, даже обняться нам не дали. Вот и торможу, мысли совсем не о лечении, простите.
Доктор поправил очки, которые сидели у него на носу только в двумерном варианте реальности, и мягко сказал:
– Да-да, конечно. Проявите терпение, дорогая, сейчас решим все вопросы, а далее ваш супруг и вы проведёте часы посещения так, как вам вздумается. Более того, советую уединиться в палате на какое-то время. Я убеждён: плотские удовольствия заставляют уменьшить психические проявления игровой синестезии.
– Но я согласна с мужем. Нет смысла продолжать стационарное лечение. Дома, в родных стенах я быстрее приду в себя. Уверена в этом.
О, классические галлюцинации пошли: «картинка» вдруг наконец-то стала нормальной, но под потолком заклубился знакомый по усадьбе баронессы то ли туман, то ли дым.
Ух, как хорошо, что я мало играла и почти не видела Этельгрин. Боюсь представить, какие видения преследовали бы меня на сто пятидесятом уровне.
– Хм. В этом есть резон, – задумался Булавко. – Знаете, Полина Святославовна, вы одна из моих любимых пациенток. Не саботируете лечение, выполняете все предписания, замечательно здраво относитесь к собственной болезни. Вы ответственны, последовательны и спокойны. Но дело не только в этом.
– А в чём? – я постаралась не глазеть на дым под потолком, поэтому уставилась на докторскую бородку клинышком.
– Ваш муж меня перебил, я не успел объяснить. Вы напали на представителя закона. Есть протокол, записи со смартбраслетов. Хорошо, тот молодой человек не стал заявление писать. Он тоже медик – понял, что вы себя в тот момент не контролировали. Но факт зафиксирован, понимаете? Вы сейчас на обязательном лечении, и должны находиться под присмотром специалистов ещё минимум неделю. Потерпите. Если не будет никаких эксцессов за этот период, мы вернёмся к вопросу о выписке.
* * *
Перед самой моей палатой в нас чуть не врезался Сухомлинский. Паренёк лежит выше, в мужском отделении. Хотя, конечно, его симптомы предполагают закрытый режим, его нужно держать в крыле «тяжёлых». Но для випов другие правила.
Большинство пациентов здания, в котором мы сейчас находимся, не ограничивают в перемещениях по территории клиники, но конкретно этот мальчишка должен быть под присмотром сиделки двадцать четыре часа в сутки. Вип не вип, но безопасность никто не отменял. И вот, сбежал как-то из-под надзора.
Меня он знает, мы не один раз сталкивались в коридорах. А Денис – новое лицо, так что Сухомлинский взбудоражился не на шутку. Он схватил не ожидавшего подвоха мужа за руку и потянул за собой:
– Система пришла в реальный мир. Только тебе решать – игрок ты или НПС. Идём, брат, я объясню, как это выяснить.
Денис удивлённо на меня посмотрел и попытался деликатно избавиться от захвата. Опасности он не чувствовал, поэтому пока вёл себя вежливо.
– Ты только на подоконник не становись, – бросила я и побежала по коридору в противоположную сторону. – Девочки! Девочки, все сюда!
На сестринском посту никого не было. Я, не притормаживая, проскочила мимо столов, заваленных планшетами с историями болезней, и без стука ворвалась в комнату отдыха.
– Ёпрыст! – рявкнула юная медсестричка, уронив на халат бутерброд. Я её не видела ещё ни разу, практикантка, наверное. – Психи, ваще опсихели?!
Юлия подобралась и оставила чашку с чаем:
– Поль, что случилось?
– Сухомлинский взял в плен моего мужа и тащит к окну.
– У нас на этаже?!
– Ага.
Юля вскочила, приказала молодой хамке:
– Найди сиделку Сухомлинского. Бегом, потом поешь!
Вдвоём мы выскочили в коридор.
– Где?
– В том конце, – махнула я рукой.
Юля сорвалась с места, я за ней.
Мальчишка стоял на подоконнике. Стекло он уже разбил, с порезов на руках текла кровь. Боли он не чувствовал, как и почти все здесь.
– Смотри, мужик! Если ты, выпрыгнув из окна, реснешься на кладбище – значит, ты игрок. Если прямо в том месте, где умер, – значит, непись. Усёк?
– Пацан, не дури, – сжимал и разжимал кулаки Денис. Он явно хотел податься вперёд, стащить дурака на пол, но боялся, что тот спрыгнет. – Если ты выпадешь из окна, умрёшь окончательно!
– Неа! – затряс головой Сухомлинский. – Я на два года подписку оплатил!
– Мужчина, отойдите, – прошипела Юля. – Мы разберёмся. Охрана, – так же тихо сказала она в браслет, – у нас летун, четвёртый этаж, второй корпус, восточная сторона, коридор. Растяните что-нибудь на земле, побыстрее.
Денис подошёл ко мне, взял за руку. Я не сразу обратила на это внимание – пространство снова стало двумерным. Только люди остались прежними. И на том спасибо.
В браслете что-то прошамкали в ответ.
– Ярик, зайка, слезай, – заворковала Юля.
– Нет, – упёрся Сухомлинский. – Мужику надо роль определить, я показываю, как!
– Давай, ты на кухне его проверишь? Если съест кусок хлеба – игрок, если откажется – непись.
– А что, разве так можно? – удивился псих.
– Ну конечно! – уверенно ответила медсестра. – Все так делают.
– Да? – с сомнением протянул Сухомлинский. – Ну, не знаю…
– Что происходит? – прошептал Денис мне на ухо.
– Тсс, потом. Не спугни. Пойдём.
Мы осторожно, стараясь не топать, стали пятиться назад.
– Эй, мужик! Ты куда!
– Я здесь, – откликнулся Денис, остановившись. – Давай послушаем женщину и пойдём на кухню, а?
Сухомлинский тяжко вздохнул и кивнул.
– Молодец, – тихонько похвалила я мужа.
Подбежала запыхавшаяся практикантка и гаркнула:
– Сиделка щас прибежит.
– Сиделка?! Модеров на мыло! – завопил парнишка, поднял руки и сделал шаг назад. Из окна.
Денис выругался, подскочил к подоконнику и выглянул наружу.
– Дура! – закричала Юля. – Забудь про зачёт по практике, поняла?! Не сдашь – я для этого всё сделаю!
– Ыыы, – рыдала девчонка, сползая спиной по стенке. – Я не хотела, не думала-а…
– Не думала она. Ваше поколение вообще думать не умеет! Навязали на мою голову!
– Спокойно, дамы. Там внизу успели покрывало какое-то натянуть. Жив ваш пациент.
– А-а-а! – продолжала плакать практикантка.
Юля, разговаривая по браслету, куда-то побежала.
Я потянула мужа в свою палату.
* * *
– У него другие симптомы, – рассказывала я, когда мои соседки из деликатности ушли прогуляться, а мы улеглись на кровать и наконец-то, после стольких месяцев, обнялись. – Не как у меня. Мальчик уверен, что вокруг – игра. Он уже полгода не осознаёт, где находится. Девочки говорили, родители огромные средства клинике жертвуют, исследования нескольких направлений финансируют. Надеются, что их сын в разум вернётся. Ладно бы, он играл во что-нибудь фэнтезийное или фантастическое. Ну, чтобы разница заметна была между мирами. Говорят, выздоровление в таких случаях быстрыми темпами идёт. А он в каком-то симуляторе города зависал. Ну, знаешь? Дом построить, семью завести, бизнес и так далее. Всё до безобразия реально.
Я говорила и говорила про Сухомлинского. Про то, какие здесь спецы хорошие работают, про Юлю, с которой сдружилась. В общем, болтала и болтала о ерунде.
Денис не перебивал. Ждал, когда меня «отпустит».
Это нормально, такое отчуждение. Каждый раз после долгой разлуки мне приходится заново привыкать к его запаху, дыханию, да и вообще, присутствию. Чтобы ускорить процесс, я точно так же болтаю, болтаю, не касаясь главных тем. Рассказываю мировые новости, сюжеты новых кинофильмов, делюсь сплетнями о знакомых… Дома чужой мужчина превращается в родного человека за пару часов. Как будет сейчас – не знаю.
– Поль. Хватит, – зарылся муж носом в мои короткие волосы. – Плевать мне на пацана. Ты как? Всё действительно настолько плохо?
– На данный момент мы с тобой мультяшки. А в остальном всё отлично, – горько сказала я и заплакала.
Он стал гладить меня по спине, шептал о том, что всё будет хорошо, а я рыдала всё сильнее. Как же хорошо, что он прилетел!
– Прости меня, я так накосячила. Ты меня, наверное, полной дурой считаешь…
– Ну, предположим, я всегда знал, что ты немного не в себе, – хмыкнул Денис.
– Чего? – я отодвинулась. – Ну-ка, повтори!
Муж рассмеялся, а у меня внутри лопнул ледяной пузырь, который катался в груди с момента приезда сюда.
* * *
– Покусанный тобой пацанчик нормальным оказался. Напарник его – то ещё говно, свидетель грёбаный. Но доктор прав: дела не завели, только на карандаш тебя взяли. А пацанчик ещё и свёл отца с семьёй, которая капсулу продавала. Так что Оля сейчас в прекрасных условиях, можешь на этот счёт не волноваться. Зарплату мне на карту перегнали, жить есть на что. И да, я написал заявление о том, что следующую вахту пропущу.
– Зачем?!
– Так. Спокойно. Во-первых, начальник мой – нормальный мужик, ты же знаешь. Сказал, оформит. За свой счёт, конечно, но зато с сохранением должности. Что мне ещё делать оставалось? Оля в тюрьме, ты вон – начудила. Как я вас брошу?
– Извини.
– И не думай. Всё нормально. Отец мне всё рассказал. Я сначала, конечно, хотел и тебя, и его придушить за эту авантюру, но потом понял, что вы придумали наилучший вариант в сложившейся ситуации. Так что наоборот, горжусь – андестенд? И не надо мне тут вот этих твоих «извини», «это всё из-за меня» и так далее. Понятно?
– Я постараюсь.
– Так что лечись, не волнуйся. Тебе просто надо было серьёзней к глюкам отнестись. Ты же медик, Поль!
– Знаешь ведь: сапожник без сапог. Извини.
– Да хватит извиняться! И я бы всё-таки отсюда тебя забрал. Дома мы все, а тут психи из окон сигают.
– И дорого.
– Поль, вот не надо! При чём тут деньги? Ты в игре неплохо заработала, плюс моё, плюс батин канал до сих пор деньги приносит. Копейки, конечно, но это лучше, чем ничего.
– Обалдеть. Люди до сих пор смотрят мои приключения?
– Угу. Ещё и донатят. И как тебя угораздило туда залезть? Ты же всегда против виртуала была.
– И сейчас тоже против, – прижалась я к нему посильнее. – Насмотрелась здесь. Я ещё ничего, ты не представляешь, с какими проблемами люди мучаются!
Вернулись мои соседки. Обе молодые девочки, чуть старше Оли. Одна из них всегда молчит – голос в игре потеряла, с концами. Ей везёт – это единственный симптом. А вторая не спит. Вообще. Ну, она так думает. На самом деле Лена прекрасно дрыхнет по ночам. Даже храпит. А потом по утрам стоит перед зеркалом и слёзы утирает:
«Не спала всю ночь. Сидела на кровати, старалась не шуметь, чтобы вас не разбудить. А в голове шепчут, шепчут… Всё-таки меня тогда, на планете Ю-тринадцать, заразили телепатическим паразитом». Через часик она уже понимает, что паразит только в игре имеется, и днём выглядит и рассуждает вполне нормально.
– Тебе пора, – с сожалением сказала я. – Передавай привет Матвею Ростиславовичу и Вове.
Денис помрачнел. Из-за мультяшности – очень уж явно.
– Да, обязательно передам.
– Что случилось?
– Всё хорошо. Пойдём, проводишь меня. Поль, продержись неделю, и мы тебя заберём.
Глава 2
Групповая терапия лишь отдалённо напоминает сеансы психиатров и психологов. Мы с товарищами по несчастью не делимся секретами, не срываем покровы с внутренних демонов и не обсуждаем под чутким руководством врача детские травмы и наркотические зависимости. Нам просто пытаются «вправить мозги на место», как ёмко называет этот процесс Игорь.
Помимо Игоря и меня, в группе ещё шесть человек, женщин всего две – я и Оксана, полная холёная дама чуть младше меня. Чиновница низшего звена, трудится в какой-то юридической конторе. И как её угораздило в виртуальность угодить? Ну, совершенно на роль геймера не годится! Хотя уж мне-то помолчать бы на тему того, кто похож, а кто не похож на игрока.
Остальные – молодые мужчины, почти дети. Во всяком случае, всем им не больше двадцати пяти. Подбирали нас не по возрасту или полу, а по симптоматике, с разницей лишь в незначительных деталях. Например, тот же Игорь не только видит надписи над головами людей, но и умеет «разворачивать» их в целый список характеристик. Оказывается, такая функция есть и в играх, чего я не знала. Общительный Игорёк и меня пытался научить делать из пары строчек целую простыню буковок, но мой мозг отказался. Это к лучшему, естественно. Мне лечиться надо, а не погружаться в безумие ещё глубже.
Или вот – Богдан. Беднягу везде и всегда преследует запах рыбы. Он играл во что-то про море, пушки, абордаж, сабли, кракенов и прочую пиратскую романтику.
А в остальном симптомы группы идентичны моим, вплоть до периодической замены звука текстом. Впрочем, и у меня есть кое-что уникальное. Никто не может похвастаться смешением двумерного и трёхмерного пространств. Только я одновременно и «мультик», и «кино» смотрю. У остальных в единицу времени активно что-то одно из двух.
Хорошо хоть, с каждым днём глюки всё слабее. Уверена, рано или поздно я приду в норму. Базовая терапия достаточно эффективна: лекарства, массаж, баня, вкусная еда и прочие телесные удовольствия. Всё это должно убедить мозг, что реальность, простите за тавтологию, реальна и приятна. Сексом доктора целомудренно предлагают заниматься с собственными партнёрами вне стен клиники уже после выписки либо в выходные – пациентам с устойчивой положительной динамикой разрешают субботу и воскресенье проводить дома. Вот мне нельзя, из-за судебного предписания. Я должна отмучиться в больнице ровно столько дней, сколько приказано. Так что секс, тоже относящийся к базовому лечению, мне недоступен. Девочки из палаты живо нашли себе любовников прямо здесь, но я на такое никогда не пойду – думаю, даже объяснять не надо, почему.
Так вот. Базовое лечение работает, но очень медленно. Да и дороги все эти удовольствия. Одни деликатесы чего стоят – первое время они мне вообще в глотку не лезли: пихаю в себя кусок лосося и думаю, что за потраченные на него деньги я могу рядовой рыбой полхолодильника забить и несколько недель кормить семью. Да и вкус более-менее нормально я начала чувствовать только месяца полтора назад. Сумасшедшие суммы на, по сути, безвкусную вату ушли. Скорее бы домой.
Помимо базового, есть и дополнительное лечение, которое я считаю полной ерундой. Но оно вроде как экспериментальное, поэтому бесплатное. Игровой синестезии ровно столько лет, сколько «полному погружению», а медицина – наука медлительная, вот и получается, что каждый пациент таких клиник – подопытный кролик. Врачам приходится работать методом тыка, так как симптомы до безобразия многообразны. Вот и выдумывают всякое, вроде наших сеансов. Бесполезная трата времени, на мой взгляд, но я всё-таки медсестра, а не доктор – может, недопонимаю чего.
* * *
Сегодня нас привели в небольшую комнатку без окон. На полу – кафельная плитка, стены покрашены бежевой, совершенно ненавязчивой краской. В центре комнаты – восемь пластиковых стульев.
– Сеанс, уважаемые, продлится недолго, – бодро тарахтел Булавко, пока мы рассаживались по местам. – Как только кто-нибудь из вас почувствует дискомфорт – не важно, психологический или физический, – он…
– Да знаем мы, док, – отмахнулся Игорь. – Не в первый раз.
Врач погрозил Игорю пальцем:
– Нет, не знаете. Сегодня испробуем кое-что новое. Раньше при дискомфорте вы должны были заявить о нём, чтобы мы вовремя остановились, но в этот раз нужно немного потерпеть. Как только вам станет неприятно, соберитесь. Не закрывайте глаза или уши, а терпеливо ждите финала. Договорились?
Я подавила вздох. Всё ясно. До сего дня все попытки вылечить пациентов базировались на удовольствии. Теперь настало время неприятных ощущений. Оно логично, конечно, но неприятно будет не Булавко, а группе.
Видимо, такие мысли посетили не только меня.
– Иголками, что ли, в нас тыкать собрались? – недовольно спросила Оксана. – Предупреждаю: если зайдёте слишком далеко, я подам в суд…
– Что вы, что вы! – замахал руками Евгений Сергеевич. – Никаких иголок, упаси бог! Пока что. Да вы сами всё поймёте, ничего страшного не произойдёт.
Оксана недоверчиво скривилась и скрестила руки на массивной груди, но дальше спорить не стала.
Булавко убедился, что мы синхронизировали смартфоны (ему нужны не только личные данные, но и общая статистика эксперимента), и вышел.
Почти сразу раздался резкий скрежещущий звук. Мы практически хором ахнули и попытались заткнуть уши.
– Уважаемые, я просил потерпеть, – мягко напомнил Евгений Сергеевич через динамик под потолком. – Прошу, уберите руки.
Морщась, мы подчинились. Ревело знатно: громко, натужно, даже барабанные перепонки заболели.
Потом к звуку добавился свет. Яркие, сильные, ритмичные вспышки сменялись полной темнотой, из-за чего в глазах заплясали фиолетовые пятна. Я не сдержалась, застонала. Не пытки, конечно, но всё равно ощущения, мягко говоря, так себе.
Отключить звук?
О боже, да!
На меня навалилось покрывало тишины. Какое блаженство! Лишь пляска освещения осталась, но это ничего, это и потерпеть можно. Вот только фиолетовые пятна стали как-то уплотняться, приобретать очертания человеческих фигур.
– Остановите! – крикнул вскочивший Игорь.
– Мы же договаривались, – в голосе Евгения Сергеевича звучало недовольство.
– Иди в жопу, док! – заорал мужчина.
– Ещё две минуты.
Оксана, как и я, застонала. Я покосилась на неё и в «освещённый период» успела заметить, как она морщится и прижимает пальцы к вискам. Глаза чиновницы были закрыты.
Фиолетовые пятна окончательно сгруппировались, но не в привычных мобов Дарк Таймс, а в какие-то вытянутые фигуры с длинными, до самого пола, руками и короткими ногами. Они стали приближаться ко мне, медленно и неотвратимо. Я буквально насильно заставила себя на них смотреть. Ни за что глаза не закрою.
За несколько секунд до того, как Булавко прекратил эксперимент, фигуры снова стали пятнами, а звук включился. Без всяких текстовых вопросов перед глазами.
Хм. Сработало, что ли?
* * *
Игорь проорался неслабо, медсестре пришлось колоть ему транквилизатор. Да и вообще, эксперимент можно считать провальным, так как все, кроме меня, закрыли глаза и заткнули уши. Булавко сам виноват: нужно было по-человечески объяснить, что нас ждёт, зачем оно нам нужно и какого эффекта мы пытаемся добиться. Идея-то неплохая: так нагрузить органы чувств, чтобы им пришлось отключить мир фантазий и взяться, наконец, за ту работу, для которой они созданы эволюцией.
Правда, пока разбирались с Игорем, у меня положительный эффект от шоковой нагрузки слуха и зрения полностью исчез. Вот и думай теперь – случайность это или закономерность, стандартная это реакция или индивидуальная. Булавко казался расстроенным.
– Ладно, – сказал он, наконец, выслушав членов группы. – Я тщательно изучу показатели с браслетов, а в следующий вторник повторим. Надеюсь, вы больше не будете срывать эксперимент. А пока отдыхайте.
Пациенты ушли, не попрощавшись. Все казались ужасно злыми. Мне тоже хотелось настучать доктору по голове, но я понимала, что работа у него такая. В конце концов, он ведь действительно мог начать тыкать в нас иголками или ещё чего похуже.
– Полина Святославовна, жду вас после тихого часа, – слова догнали меня у самой двери. – Обсудим дальнейшую стратегию.
Из кабинета я вышла в приподнятом настроении. Нет, не так. Я вылетела из него, словно у меня за спиной выросли крылья. Дальнейшая стратегия – выписка. Наконец-то.
* * *
– Вы просто будете приходить на сеансы по вторникам. Месяца три – думаю, этого будет достаточно.
– А через три месяца симптомы исчезнут окончательно?
– Должны, – кивнул Евгений Сергеевич. – Если не будете нарушать режим и забудете о виртуальной реальности минимум на пять лет, а в идеале – навсегда. Ну, и стрессовых ситуаций избегайте. Не забывайте принимать прописанные препараты и почаще бывайте на свежем воздухе, желательно за городом.
Я кивнула. Булавко, улыбаясь, пробежался пальцами по планшету с историей болезни, мой браслет пиликнул.
– Отправил вам выписку. Всего хорошего, Полина Святославовна.
Я тепло рассталась с доктором, выскочила в коридор, дозвонилась мужу. Пока доедет до клиники, успею собрать вещи и попрощаться с людьми. Сегодня как раз Юля дежурит.
Быстренько разобравшись с делами, я заглянула в комнату персонала. Практикантка – та самая, хамоватая и бестолковая, сказала, что Юлю вызвали в какую-то палату.
Я решила подождать – вдруг скоро вернётся? Опёрлась спиной о стену и, чтобы убить время, полезла в почту.
«…Психический статус: неопределённый. Рекомендации: запрет на профессиональную деятельность, направленную на контактирование с людьми. Минимальный срок – три года. Через три года способность взаимодействовать должна ежегодно подтверждаться ВКК…»
– Поль, ты чего тут стоишь? Меня ждёшь? Выписали? – как подошла Юля, я даже не заметила. – Ой. Ты чего такая? Прямо серая. Плохо? Где болит?
Ни слова ни говоря, я протянула руку.
– Рука болит?!
– Нет, – хрипло сказала я. – Читай.
И выделила напугавший меня абзац.
– Вижу, – успокоилась Юля и одновременно помрачнела. – Стандартная рекомендация. Врачам виднее. Правда, большинство из них парой месяцев, ну, годом ограничиваются, особенно если пациент, как ты, замечательно вменяемый. Но Булавко – другое дело. Была бы его воля, он бы пожизненный запрет на общение давал.
– Я же работать вообще нигде и никем не смогу! Урод! – отчаяние захватило меня с головой, окружающий мир стал чёрно-белым, я рванула назад, в кабинет доктора.
