Kitobni o'qish: «Дарю тебе небо – Дорога в Вечность»

Глава 1

«Жизнь коротка. Важно успеть озарить её светом» ¹. Влад помнил об этом. Всегда помнил. Эти бесхитростные, простые слова словно были выгравированы прямо в его сердце невидимой родной рукой. Рукой погибшего брата.

Влад сидел в обставленной с безупречным вкусом комнате просторного двухкомнатного номера пансионата и уже в который раз прокручивал в голове прощальное братское назидание, стараясь вдуматься в его смысл.

На Владе был строгий тренировочный костюм с водолазкой на молнии, надетой поверх чистой бамбуковой футболки яркого рыжего оттенка, отменно сочетавшегося с коротко стриженными каштановыми волосами. В руке он держал тщательно отточенный кохинуровский графитный карандаш, вычерчивая по рейсшине чертёжной доски ровные линии, которые постепенно наполняли жизнью пугающий своей непостижимой пустотой лист ватмана, покрытый сверху голубоватой калькой.

Впрочем, «наполняли жизнью» – было не вполне верным определением. Точнее было бы сказать – «пытались наполнить». Влад прикладывал для этого все усилия, но всякий раз, как он садился за чертёж, оставался недоволен результатом. Иногда Владу начинало казаться, что он нащупал верный путь, что его рука становится более уверенной, а начерченные на листе ватмана строгие однообразные линии обретают жизнь. Но позже, осмотрев эскиз свежим взглядом, он понимал, что это далеко не так и все его труды, призванные одухотворить безжизненный плотный лист, оказывались напрасными. И всё же Влад снова и снова упорно брался за графитный карандаш и почти вплотную склонялся над чертежом, выводя упрямые линии. Владу казалось, что стоит ему отвлечься и хотя бы на время оставить своё неблагодарное занятие, как он потеряет нечто такое, что имело для него особое значение, – ту невидимую ниточку, что накрепко связывала его с погибшим братом.

Несмотря на то что с момента злополучной трагедии прошло уже более полугода, боль потери не притуплялась. Напротив, Влад теперь чувствовал её остро, как никогда – словно тонкое лезвие бритвы, методично проходящееся по оголённому нерву.

Лекарство от этой устрашающей беспросветности было только одно. Не лекарство даже, а просто средство отвлечься – та единственная соломинка, за которую Влад отчаянно цеплялся. Работа, работа и ещё раз работа. Под упрямым карандашом Влада пустые контуры листа ватмана обретали жизнь. Если бы только можно было так же наполнить, оживить и раскрасить ту щемящую монотонную пустоту, что с некоторых пор поселилась и прочно обосновалась в сознании Влада!

Внешне создавалась видимость, что Влад живёт, и живёт хорошо. Милая добрая Ладушка! Благословенная всеми святыми «небесная Ласточка»! Она выбрала просто идеальное место, где Влад действительно мог поправить здоровье, привести в порядок нервную систему и наладить появившиеся после злополучной аварии нарушения сна.

Пансионат, где Влад теперь проживал вместе со своей матерью, располагался в центре города Пицунда на самом берегу Чёрного моря в окружении сосновой рощи с тенистыми кипарисовыми и сосновыми аллеями и самой прозрачной, чистой морской водой, обыкновенно тронутой лёгким бризом.

И в отношении погоды Ладушка не прогадала. Она сделала Владу прекрасный подарок ко дню рождения и к Новому году. Вернула ему посреди зимы безжалостно вычеркнутое из жизни лето, подарив совершенно необходимую теперь возможность уединения и позволив убежать от морозов в субтропический рай.

Теперь Влад мог совершать незабываемые прогулки по побережью, относящемуся к территории пансионата и расположенному в парковой зоне вдоль тихой живописной бухты. Здесь даже в самые холодные периоды зимы столбик термометра не опускается ниже пяти градусов тепла, а снег можно увидеть крайне редко. Даже если он выпадает, то быстро тает.

Влад и его мать оказались теперь в самом сердце ласковой солнечной Абхазии с её уникальной природой. Влад словно бы перекочевал из опостылевшей, пустой и страшной реальности в чудесную сказку, где, казалось, было место всему: и необыкновенно выглядевшим январским мандаринам, и раскидистым пальмам, и цветущей зимой мушмуле, и розам, укрытым снегом.

Это действительно был другой мир – мир какого-то непостижимого тепла и комфорта, с немноголюдным побережьем, тихой живописной бухтой, мимозами, эвкалиптами, кипарисами, магнолиями, самшитами, лавровишнями, пицундскими соснами, олеандрами и многими другими вечнозелёными растениями.

Как отчаянно Владу хотелось поделиться всем этим новым, неизведанным и по-своему сокровенным со Стасом! Он готов был отдать всё на свете, чтобы они вместе с братом бродили по безлюдному морскому побережью, гоняли ногами прибрежные камушки, собирали ракушки, ловили рыбу и мечтали построить шикарный, добротно отделанный дом для родителей на берегу моря. Как и хотел Стас.

Вместо этого Владу предстояло проводить большую часть дня в санаторном корпусе пансионата, где им занимались вплотную. Его ждали процедуры физиотерапии, сеансы индивидуальной и групповой психологии, массаж, обёртывания, спа, бассейн и прочие отдельно оплаченные прелести санаторно-курортного лечения. На этом настояла Лада, и Влад не смел ей перечить, хотя и предпочёл бы обходиться без лишнего внимания посторонних людей и никчёмной суеты вокруг своей персоны. Он с радостью провёл бы лишние минуты на улице, вбирая в свои лёгкие чистейший хвойно-цитрусовый воздух живописной бухты и ощущая на лице ласковое, едва уловимое прикосновение йодисто-солоноватого бриза морского побережья.

А вечером Влад запирался в просторном номере и втайне от матери и всего окружающего мира продолжал наматывать сопли на кулак. Как остро недоставало Владу в эти минуты простой человеческой поддержки старшего брата, крепких объятий его сильных, слегка обветренных загорелых рук, его надёжного плеча, на которое можно было вот как-то запросто, не задумываясь, опереться и проплакаться всласть!

Всё это подчёркнуто усиленное санаторно-курортное лечение, направленное на укрепление нервной системы, с воздушными ваннами на берегу моря, с использованием горячих сероводородных источников было для Влада всего лишь досадной суетой, своего рода бутафорией. Влад буквально задыхался от недостатка чего-то настоящего, что могло бы наполнить его обездоленные лёгкие живительным кислородом. Таким живым и неподдельным могло бы стать общение со Стасом. Но теперь об этом можно лишь тайно мечтать.

Теперь оставалась лишь Лада. Сладкая боль Влада, его наваждение. Ладушка никогда не узнает о том, что она для него значит. Потому что Владу с его проблемами непозволительно даже думать об этом. Он же медленно, но верно слепнет. Один глаз уже перестал различать свет и темноту. На другом прогрессирует близорукость, а специфическое заболевание роговицы – кератоконус – не позволяет скорректировать зрение ни очками, ни контактными линзами, ни лазерной операцией.

Влад так никому и не сказал, что фактически он уже ослеп на один глаз. Ни его родители, ни Лада не знают об этом и не будут знать до последнего. Так решил Влад. После возвращения из пансионата назначен контрольный осмотр у врача-офтальмолога, который, конечно, откроет для всех эту печальную правду. Но сам Влад лично и пальцем не пошевельнёт для того, чтобы этому поспособствовать. Родители и Лада узнают эту убийственную новость лишь от врача. Губы Влада будут упрямо сомкнуты – до последнего. Он не признается в своей позорной немощи. Ни за какие коврижки!

И всё же воспоминания о Ладе непостижимым образом волновали Влада, отогревая его сердце. Он набрал для неё целую коллекцию разнообразнейших морских ракушек, и каждая из них была совершенно уникальным экземпляром, не похожим на своих подружек по несчастью ни цветом, ни формой. Они, скорее, походили на разноцветные брикетики полимерной глины с богатейшим разнообразием цветовых оттенков – от нежных пастельных до ярких флуоресцентных.

Не раз Влад замечал на рынках, располагавшихся неподалёку от главного отеля Абхазии, очень милые сувениры, которые он втайне мечтал когда-нибудь преподнести Ладе. В основном это были изделия из керамики: тарелки, чашки, чайнички либо украшения из ракушек – браслеты, бусы. Влад довольно долго задерживался у рыночных прилавков, где продавалась вся эта красота, и внимательнейшим образом присматривался к изделиям, чтобы, придя в номер пансионата, попробовать вылепить их миниатюры из полимерной глины.

Лепку Влад не оставлял ни на день, о чём красноречиво свидетельствовал царивший на столе номера пансионата творческий беспорядок. На одной половине стола валялись разноцветные глиняные брикетики, мирно соседствующие с разбросанными как попало стеками, каттерами различных форм, силиконовыми молдами и вайнерами. На другой стояла чертёжная доска Влада – такая ностальгически родная – с рейсшиной, латунными роликами, тонкими нейлоновыми верёвочками и с зафиксированным двойным зажимом листом ватмана, по которому шли безупречно ровные карандашные линии.

Зрение Влада становилось всё хуже и хуже, что, безусловно, сказывалось на его чертёжном эскизе проекта дома на берегу озера, о котором мечтал его погибший брат, но почти не мешало ему лепить. Даже напротив – чем сильнее прогрессировала близорукость Влада, тем более чуткими становились его пальцы, проникавшие, казалось бы, в самую сущность глины, волшебным образом постигая и разглаживая каждый её бугорок, убирая каждую шероховатость и оттачивая безупречную технику.

Он должен продолжать лепить во что бы то ни стало! Так было нужно – для Ладушки. Влад просто обязан помочь ей, спасти её интернет-магазин от грозящего ему разорения. Так было нужно – для самого Влада. Лепка волшебнейшим образом успокаивала его, даря вожделенное отдохновение и подлинную, ни с чем не сравнимую радость от творческого процесса. Кроме того, лепка помогала Владу сохранять объёмно-пространственное мышление, необходимое в профессии архитектора, благодаря чему и проектирование дома на берегу озера шло значительно проще.

«Фирменной фишкой» Влада среди его многочисленных глиняных изделий по-прежнему оставались сувенирные домики-шкатулки и церкви, выполняемые в различных техниках. Но Влад и не думал останавливаться на этом. Ещё до своего отъезда в Абхазию он приноровился почти не глядя скатывать из глины совершенно потрясающие «колбасы», которые обнажали по своим срезам восхитительные изображения фруктов и ягод, а потом и более сложные конструкции – калейдоскопы. И теперь он с увлечением оттачивал мастерство в этом направлении и совершенствовал всё новые и новые техники.

К сувенирным домикам-шкатулкам, церквям, «колбасам» и калейдоскопам прибавились миниатюрные чайнички, чашки с блюдцами, изящные тарелочки, на которых красовались выполненные в полимерной глине пирожные всевозможных сортов, кусочки тортов, покрытых восхитительной глазурью или слегка подтаявшим кремом, созданным при помощи геля «Жидкая пластика».

Влад жил этими изделиями. Он ими дышал и просто не представлял себе, что может быть иначе. С некоторых пор он не мыслил себя без лепки – так же, как его погибший брат-пилот не мыслил себя без воздуха. Что же касается самого Влада, то теперь этот путь был для него закрыт. Он запретил себе даже думать о том, что когда-то мечтал оказаться за штурвалом самолёта. Какой смысл предаваться несбыточному соблазну? Небо, которым он некогда грезил, теперь стало для него чем-то запредельно далёким, недостижимым.

А полимерная глина – вот она, совсем рядом, только протяни руку и прикоснись пальцами, под которыми она станет живой, одухотворённой, заиграет богатством красок во всех возможных букетах сочетаний. Отныне это и есть жизнь Влада. Залог его самодостаточности. Его хлеб, который он может заработать своим собственным трудом, ни от кого не завися и не прибегая к помощи. А это, в конце концов, не так уж и мало!

А ещё на данный момент это наилучший задел на то, о чём пока он запретил себе и помыслить. Ведь благодаря лепке он, пожалуй, смог бы обеспечить в будущем ту единственную, которую он нежно любил и которую отчаянно мечтал когда-нибудь назвать своей.

Пока что он этого сделать не мог. Для того чтобы хотя бы на йоту приблизиться к осуществлению этой цели, необходимо прочно стоять на ногах, стать тем, кому безо всяких колебаний можно доверить свою судьбу, на кого можно опереться в трудные моменты. Любимую женщину необходимо завоевать, а в том положении, в котором теперь находился Влад, эта задача казалась особенно трудной. Да что уж там – практически невыполнимой. Только лепка из полимерной глины давала надежду на то, что когда-нибудь ситуация может переломиться и измениться в лучшую сторону. И Влад упорно продолжал лепить – вопреки всему. Лепка буквально окрыляла его, ведь благодаря этому своему делу он получал уникальный шанс – завоевать любовь Ладушки.

Эта девушка сделала для него невозможное – только благодаря ей он снова обрёл самого себя. И теперь он хотел положить к её ногам целый мир – пусть даже вылепленный из полимерной глины, но самый что ни на есть живой и настоящий. А небо… А что, собственно, небо? Сотни тысяч людей живут и умирают, так никогда и не оказавшись в заветной кабине самолёта не то что в качестве пилота, но даже и в качестве пассажира. Чем же он, Владислав Озеров, лучше любого из этих сотен тысяч, в конце концов?

Глава 2

Влад ощутил, как на его затёкшие от долгого вынужденного сидения плечи мягко легли заботливые, не знавшие устали руки. Так мог прикасаться только один человек на свете.

– Сынок, пора заканчивать. Побереги себя.

Голос Марины Сергеевны звучал очень тихо, как перекатывающееся журчание ручейка. Она инстинктивно стремилась уберечь своего сына – теперь уже единственного, оградить его от всего, от чего только было возможно, в том числе и от раздражающих резких звуков. Совсем как в те далёкие времена, когда она очень осторожно, словно боясь потревожить маленького Влада, склонялась над его детской кроваткой и приглушённо напевала ему колыбельную.

– Я почти закончил на сегодня, мам, – Влад положил ладони на покоившиеся на его плечах кисти материнских рук и легонько их погладил. – Осталось только освоить один рисунок лепки и немного отточить технику.

– Не перенапрягайся, – Марина Сергеевна мягко улыбнулась. – У тебя ведь на сегодня ещё занятие в плавательном бассейне, верно?

– Да. Но это после обеда. Время пока есть.

– Побереги силы. Ты лепишь уже третий час. А до этого целый час чертил. Уж я-то знаю, как это для тебя тяжело.

В последнюю, на первый взгляд бесхитростную фразу был вложен особый смысл. Марина Сергеевна уже давно догадалась о том, что Влад так отчаянно стремился от неё скрыть. Впрочем, не только от неё, но и от всех своих близких. Она словно нутром почуяла, когда именно, в какой момент это произошло. В ней словно бы что-то надломилось и погасло, как будто это она сама ослепла на один глаз. Материнское сердце не обманешь.

Тем не менее Марина Сергеевна с неимоверным трудом взяла себя в руки и постаралась сделать над собой невероятное усилие, чтобы не выдать своей печальной догадки сыну. Он сам должен ей рассказать. И непременно сделает это, когда сочтёт нужным.

– Что ты ещё задумал? – в интонации Марины Сергеевны вкралась тревога. – Изделий для интернет-магазина хватит на полгода вперёд. Пора бы уже остановиться и вспомнить о своём здоровье.

Это было правдой. Изделий, вылепленных Владом в пансионате Абхазии, накопилось уже столько, что они едва помещались в просторном двухкомнатном номере люкс. И это не считая тех многочисленных сувенирных домиков и церквей, которые Влад сотворил из полимерной глины ещё до отъезда. Так что продукции для Ладиного магазина было хоть отбавляй.

Но в настоящий момент Влада интересовало не это. Он был целиком и полностью поглощён своей новой идеей, которая, как он сам понимал, граничила с безумством.

Влад лепил из полимерной глины огромную ширококрылую ласточку. И не простую, а как бы парящую в небесах. Влад мечтал закончить эту грандиозную работу ко дню рождения Лады, чтобы преподнести девушке, вернувшей ему самого себя, подарок, который был бы её достоин.

Сначала Влад рассматривал своё новое занятие как своеобразный эксперимент, так как первые его попытки вылепить роскошную летящую птицу не привели ни к чему хорошему – только глины извёл почти целую коробку. Тогда Влад очень сильно сомневался, что он вообще когда-нибудь закончит это изделие. Но постепенно работа над парящей в небесах ласточкой настолько захватила и увлекла Влада, что он уже не мог думать ни о чём другом. Он представлял себе искреннюю и неподдельную радость Лады, которая непременно отразится на её милом веснушчатом лице, когда она получит его подарок, и его руки сами собой тянулись к брикетикам полимерной глины, чтобы спустя мгновение его длинные тонкие пальцы утонули в податливой мякоти.

Конечно, Влад втайне мечтал подарить Ладе нечто несравненно большее, чем вылепленная из полимерной глины громадная ласточка. Он хотел подарить этой замечательной девушке НЕБО. Чтобы они вместе когда-нибудь смогли обнять луну и прикоснуться к звёздам. Но Влад, будучи реалистом, понимал, что для него это невозможно. Что ж. Пускай Лада получит свой подарок хотя бы в виде символа – великолепной ласточки, парящей в небесах. Может быть, когда он преподнесёт милой Ладушке эту частичку своей души, Владу нечаянно повезёт, и девушка его мечты ответит ему: «Да».

Лада прилетала к Владу, чтобы вместе встретить новогодние праздники и Рождество. Она оплатила дополнительное спальное место и устроилась в комнате Марины Сергеевны. По многим причинам. Во-первых, Владу нужны были полный покой и тишина из-за его проблем со сном. Во-вторых, хотя в отношениях Лады и Влада уже наметились нотки романтики, тем не менее они пока ещё не перешли те рамки, которые разделяют дружбу и нечто большее. Или, вернее, перешли, и уже давно, но только для каждого из них в отдельности. Внешне всё казалось вполне невинным и пристойным. Лишь изредка Лада и Влад позволяли себе чуть больше, нежели это полагается друзьям, – «говорящие» нежные взгляды, понимающие улыбки, деликатные прикосновения, бережные рукопожатия, когда кисти их рук задерживались одна в другой на несколько чудных мгновений дольше, чем того требовали правила приличий.

На данный момент как для Лады, так и для Влада этого было достаточно. По крайней мере, каждый из них свято верил, что это так. Они боялись каким-либо неосторожным действием, словом или даже полунамёком нечаянно спугнуть ту пронзительную нежность, что зародилась между ними и теперь расцветала пышным цветом.

И в то же время каждый из них не хотел причинять другому случайной боли. Поэтому пока Влад и Лада предпочитали оставить всё как есть. В таких отношениях, которые сохраняли внешнюю видимость дружеских и не более того, было некое особое, неповторимое очарование. Ни Влад, ни Лада не хотели нарушать это хрупкое спокойствие и умиротворение, перейдя незримую границу.

Так что ни один из них не решался открыть свое чувство другому. Влад знал, что Лада некогда была неравнодушна к его погибшему брату, и искренне полагал, что эта тайная привязанность до сих пор жила в ней. Он с большим уважением и трепетом относился к этому чувству, считая, что сам он никогда не сможет занять в Ладином сердце место Стаса.

Лада же, в свою очередь, считала примерно так же, только с точностью до наоборот. Влад ведь просто боготворил её сестру, уж Лада-то знала это наверняка. Она с жадностью ловила те ненавязчивые, но вполне явные знаки внимания, которые Влад в своё время оказывал Лиде, и просто бесилась от ревности. И всё же она изо всех сил старалась не демонстрировать этого Владу. Зачем тешить себя напрасными иллюзиями и только ещё сильнее бередить свои раны? Пусть лучше всё остаётся как есть.

Тем не менее Влад верил, точнее – хотел верить, что, если он когда-нибудь сумеет вылепить ласточку, парящую в небесах, он заслужит Ладу и пусть и не займёт в её сердце место Стаса, но всё-таки найдёт там свою собственную, лишь ему одному отведённую нишу. И Влад, воодушевляясь этой мыслью, снова и снова брался за работу над своей, быть может, и сумасбродной, но по-своему грандиозной задумкой.

Часто они вдвоём ходили к морскому побережью и собирали ракушки. Вернее, собирала Лада и бережно перекладывала их на ладонь Влада, который мог различить их очертания лишь на близком расстоянии.

Иногда на пути Лады и Влада попадались прибитые к берегу волной морские чёртики в спирально закрученных известковых раковинах. Лада со звонким смехом подбирала их и бросала в море.

– Они ведь уже не живые. Какой в этом толк? – тихо спрашивал Влад.

– А мы с тобой представим, что живые, – отвечала Лада. – Пусть возвращаются туда, где их место. В свою стихию.

– Тогда они станут пищей морских ангелов, – живо откликался Влад, глядя на свою очаровательную спутницу серьёзными серыми глазами, которые были бы точь-в-точь такими же, как у его погибшего брата, если бы правый глаз Влада щемяще-трогательно и вместе с тем несколько пугающе не выделялся своей помутневшей радужкой. – Знаешь, а ведь в каком-то смысле ангелы коварнее чертей. Никогда не задумывался над этим, но ведь так оно и есть.

Лада снова рассмеялась своим звонким смехом, рассыпавшимся по побережью серебристым колокольчиком.

– Верно. Во всяком случае, морские ангелы – так уж точно. Коварнее этих забавных существ.

Она подняла каким-то образом затесавшегося между береговыми камнями и мелкими ракушками очередного морского чёртика, но на этот раз не бросила его в воду, а положила на изящную ладонь и стала пристально разглядывать свою добычу.

– Этого я морским ангелам не отдам. Оставлю себе. На добрую память о нашей с тобой прогулке.

Лада ловко подхватила морского чёртика и осторожно положила его в припрятанный в дамской сумочке целлофановый пакетик.

– Мы с тобой непременно должны приехать сюда снова, – серьёзно поглядев Владу в глаза, сказала Лада. – В эту волшебную тёплую страну, где вместо берёз и тополей цветут мимозы и магнолии. Тебе нужно будет закрепить результаты по восстановлению сна. Лучше всего это сделать летом. Тогда мы сможем даже купаться. Только представь себе: мы с тобой вдвоём стоим по шейку в море. А оно такое чистое, что можно разглядеть ноготки на пальцах ног, а вокруг нас завораживающая красота: чайки, вьющиеся над самыми нашими головами, высокие горы, обступающие побережье со всех сторон, хрустально-прозрачные озёра и ручейки…

– Ноготки на пальцах ног? – Влад встретился с Ладой взглядом, и мутная радужка его правого глаза стала как-то особенно заметна в свете лучей стального зимнего солнца. – Мило.

– Извини. – Щёки Лады моментально окрасил румянец стыда, когда она задним числом поняла, что Влад не разглядит не то что ноготки – он не увидит даже собственные ступни. – Я не хотела тебя задеть. У меня и в мыслях не было, что…

Она запнулась, не зная, как потактичнее выразить вслух свои мысли.

– Да ничего… – негромко отозвался Влад. – В конце концов, я должен привыкнуть к тому, что я не такой, как все…

– Не такой! – в зелёных глазах Лады неожиданно вспыхнул упрямый вызов. – Потому что ты лучше! Несравненно лучше других. Слышишь?!

Она поспешно схватила Влада за обе руки и, слегка тряхнув их, пристально посмотрела ему в глаза. Теперь уже Ладе было не страшно сказать ему об этом прямо. Ведь, как она могла убедиться за всё это время, сам он никогда в жизни не сделает первый шаг. И вовсе не потому, что он этого не хочет. А из-за своей чёртовой гордости. И ещё из-за того, как жестоко обошлась с ним судьба.

Лада вспомнила тот день, когда она впервые взглянула на Влада глазами женщины. Два с половиной года назад. И по иронии судьбы – тоже на морском курорте. Только не в зимней Пицунде, а в летнем Судаке.

К тому времени всё, что у неё было к Стасу, который не видел никого, кроме её сестры, уже отболело и перегорело. Она даже не думала… и не надеялась, что когда-нибудь снова что-то подобное испытает. Но случилось чудо. Младший братишка Стаса, которому не было тогда и шестнадцати, тронул разбитое и опустошённое сердце Лады и внёс в её жизнь новый смысл. Она засыпала с мыслями о нём и просыпалась ради него. В летописи её жизни как бы открылась новая страница. У Лады словно внезапно выросли крылья, и унылые будни заиграли палитрой ярких красок. Она почувствовала, что у неё появился нежданный, но такой необходимый ей шанс – совершенно необходимый… как глоток свежего воздуха – начать свою жизнь с чистого листа, – и поняла, что это уже навсегда.

Пляж был великолепен. Светлый, почти белый песок, слегка нагретый мягким утренним солнцем, приятно обволакивал босые ноги. Местами он перемежался с мелкой галькой и морскими ракушками, которые с удовольствием собирали Стас, Влад, Лида и Лада, решившие общими усилиями сделать из них одну большую коллекцию.

Морские волны, мерно перекатываясь, мягко обсасывали береговой песок. Отец Лиды и Лады отправился в ближайший прибрежный киоск купить на всех газированной воды, а сами сёстры угощали ребят великолепным медовым пирогом с кунжутом и дроблёным бразильским орехом собственноручного приготовления.

Потом довольные Стас и Лида побежали купаться. Несколько дней назад Стас научил Лиду плавать, и теперь они ловили каждую удобную минуту, чтобы усовершенствовать приобретённые навыки; впрочем, всем было ясно, что это являлось для них лишь предлогом, чтобы как можно дольше побыть наедине.

Лада, которая на данный момент оккупировала шезлонг и отдыхала под солнцезащитным зонтом, взглянула на Влада, сидевшего по-турецки в центре одного из пляжных покрывал и сосредоточенно раскладывавшего по его периметру совместно собранную всеми молодыми участниками их дружной компании коллекцию морских ракушек.

Лада заворожённо наблюдала, как Влад внимательно осматривает со всех сторон каждый уникальный экземпляр и кладёт ту или иную ракушку в специально отведённый для неё промежуток, предварительно оставленный им между уже выложенными ракушками, очевидно, компонуя их по цвету, форме, окрасу либо по какому-то своему, лишь одному ему ведомому принципу.

Влад смотрелся как-то естественно и органично в этом своём бесхитростном ритуале. Его каштановые волосы, слегка распушившись в красивой стрижке, мягким блеском отливали на солнце. По своему сложению Влад, скорее, напоминал подростка, но в стройных мускулистых ногах и несколько угловатых, но крепких плечах уже чувствовалась стать молодого мужчины. Тем не менее он казался каким-то подчёркнуто-потерянным и одиноким – таким же, какой была и сама Лада. Это особенно остро ощущалось именно теперь, в данный момент.

Влад на минуту отвлёкся от своих ракушек и встретился взглядом с Ладой, у которой буквально защемило в груди от внезапно нахлынувшей невыразимой нежности. Подумать только! А ведь ещё года четыре с половиной назад она, тогда ещё пятнадцатилетняя девчушка, сходила с ума по его брату и просто бесилась от ревности, видя, что, несмотря на все её старания понравиться Стасу, тот всегда смотрел только на Лиду.

Глаза у Влада оказались такими же серыми и лучистыми, как у Стаса. Он вообще был поразительно и парадоксально похож и одновременно не похож на брата.

Оба брата – Стас и Влад Озеровы – были хорошо воспитаны и вели себя с девушками неизменно галантно и предупредительно, но у каждого из них это проявлялось по-разному. Стас был простым в общении, но в то же время у него была какая-то особая, свойственная лишь ему, внутренняя чуткость, которую он старался, порой совершенно безуспешно, замаскировать за грубоватыми манерами. Влад же являлся больше джентльменом, нежным и утончённым. Тем не менее в нём сохранились какие-то берущие за душу черты – детская непосредственность, поразительная отзывчивость, участие к проблемам других людей. И в этом они с братом были просто невероятно похожи.

Лада поднялась с шезлонга и, слегка покачивая бёдрами в подражание голливудским актрисам, направилась к украшенному ракушками покрывалу, где сидел Влад.

Подойдя, Лада стряхнула с босых ног приятно обволакивающий стопы тёплый песок и осторожно ступила прямо на покрывало позади Влада. Она протянула вперёд изящную руку с безупречным перламутровым маникюром и очень мягко и бережно положила ладонь на загорелое мальчишеское плечо. Влад оторвался от своих ракушек и обернулся, подняв на внезапно вторгнувшуюся в его ритуал гостью выжидающий взгляд.

– Не хочешь немного порисовать? – тихо спросила Лада.

Влад кивнул и поднялся на ноги. Несмотря на разницу в возрасте, он уже сейчас был на голову выше Лады. Его несколько угловатая подростковая фигура была далека от атлетической, и всё же он выглядел необыкновенно привлекательным.

Девушка с некоторой робостью взяла его за руку и повела к раскинувшемуся неподалёку дереву, под сенью которого был установлен мольберт-тренога с рисовальными принадлежностями и помещался складной стул.

Когда они дошли до места назначения, Лада неохотно отпустила руку Влада и кивком указала на стул.

– Подожди, я сейчас, – тихим бархатистым голосом произнёс Влад и устремился обратно к расстеленным покрывалам, оставив Ладу в растерянности наблюдать за ним. Через пару минут он вернулся с другим складным стулом. Влад разложил его и, установив недалеко от уже стоявшего возле мольберта точно такого же стула, пригласил Ладу сесть.

– Я не могу сидеть, когда дама стоит, – серьёзным тоном пояснил он.

Лада звонко рассмеялась, но беспрекословно подчинилась.

И только после этого Влад осторожно умостился на предназначенный ему стул, стоявший перед мольбертом, и взял в руки безупречно отточенный простой карандаш.

– Можешь нарисовать свою мечту? – глядя на него серьёзными глазами изумительного миндалевидного разреза, спросила Лада. – То, о чём ты думаешь… к примеру, вот прямо сейчас? Только не самолёт, хорошо? – быстро поправилась Лада. – Я исполню любое твоё желание. Всё, что будет в моих силах – что бы ты ни отобразил на этом холсте. Сегодня тебе повезло, дружочек, – она заговорщически ему подмигнула.

– Едва ли ты сможешь это сделать, – Влад тихонько вздохнул. – Боюсь, что это не в твоей власти. Извини.

– А ты попробуй! – не унималась Лада. – Мне хочется знать, о чём ты думаешь. Вдруг я всё же смогу тебе помочь? Чем чёрт не шутит?

Она обворожительно улыбнулась, и Влад окончательно стушевался.

– Я не могу, – произнёс он серьёзно. – Это очень личное. Не могу поделиться этим ни с кем. Даже со Стасом.

– Ну хорошо, – сказала Лада после некоторых раздумий. – Давай сделаем так. Я отвернусь или отойду куда-нибудь подальше, а ты всё-таки попробуешь нарисовать то, о чём ты думаешь и чего желаешь. Потом, если захочешь, покажешь мне свой рисунок, и я постараюсь исполнить то, что ты пожелаешь, насколько сумею это сделать. Если же нет – оставишь его при себе. Договорились?