Kitobni o'qish: «Звезды Берега»
Белецкая Екатерина Витальевна
* * *
Маме.
Часть I. Звезды Золотой бухты
1. Незнакомые звезды
Самым странным оказалось то что, не смотря на чудовищной силы удар, Ит почему-то не потерял сознание, хотя оглушило его так, что он на несколько минут перестал соображать. То, что он осознавал в эти минуты, выглядело как лоскуты или обрывки реальности, которые всё никак не могли сложиться во что-то адекватное и нормально воспринимаемое.
…Боль, жгучая боль во всем теле, так что невозможно вздохнуть…
…Нельзя дышать, потому что вода…
…Во рту – солёная вода, а в руке, кажется, чьи-то волосы…
…Тело реагирует быстрее, чем разум, не смотря на боль – рывок вверх…
…Где здесь вообще верх?!
…Воздух, и легкие обжигает первый вздох, и чертова вода…
…Кашель, которые снова отдается болью в груди, в плечах, в животе, везде, но главное что можно кашлять и дышать, и что это в руке…
…Чей-то рывок, в руке пусто, но кашель всё никак не отступает…
…Плеск воды рядом, наконец, удается открыть глаза…
…Тьма, тьма и вода, и…
* * *
– Что… кха… это было?.. – Скрипач, наконец, кое-как отгреб в сторону. – Блин, ты мне волосы выдрал, урод… Ит, это что вообще?.. Это как?..
– Спроси чего… полегче… – Ит уже чувствовал, что удалось, наконец, отдышаться. По крайней мере, боль превратилась из невозможной в терпимую. – Кажется, это море.
– Охренеть открытие, – Скрипач попытался засмеяться, но снова закашлялся. – Да ты гений… Нас что, сбросил модуль? Мы на планете?
– Наверное, – Ит попытался оглядеться, но из этого ничего толком не получилось – потому что особого смысла оглядываться, когда ты в воде, нет. – Как-то же мы сюда попали. А где модуль, кстати?
– И где наша одежда? – вкрадчиво спросил Скрипач.
– Чего?
– Ит, ау! Мы голые, ты не заметил?
– Чего?..
– Тебя заело? Того! На себя посмотри! Или руками пощупай! Мы одетые были! Нас что, модуль раздел? «Горизонт» еще с ума не сошел… наверное. Или нет?
– Что за… – Ит провел рукой по телу. – Что за черт? Рыжий, ты помнишь, какой там флот был?
– Ну! Конечно, помню. Туда, по ощущению, половину флота официалки пригнали, не считая Контроля. Мы вышли в капсулу, в буквальном смысле этого слова, и…
– И где этот флот? – Ит подплыл поближе к Скрипачу. – Допустим, модуль как-то прорвался вниз, дошел до планеты. Это уже бред, но, тем не менее… мы дошли до планеты. Они что, там остались, что ли? Да за нами бы рванула половина того, что там висело.
Скрипач невольно поднял голову и посмотрел наверх.
– Звезды, – констатировал он. – Небо чистое. Звезды. И ничего нет.
– Удивительная наблюдательность, – похвалил Ит. – А теперь резонный вопрос. Где мы? И что случилось?
* * *
– …попробуем по порядку. Рыжий, ты помнишь, что происходило?
– Самое удивительное, что в мельчайших подробностях. Это-то и странно.
Они лежали на воде, экономя силы, и смотрели в ночное небо – сейчас темнота уже не казалась такой непроглядной, глаза привыкли. Небо выглядело просто сказочным: бриллиантовая россыпь звездных скоплений, словно брошенная чьей-то рукой на черно-синий бархат. Яркие, невероятно яркие и прекрасные звезды. Темная вода, прохладная и спокойная, и это невиданное доселе небо.
– Мы начали терять память, – продолжил Ит. – Это меня напугало, и я понял, что если мы не отправим их, и не сдадимся, то… дело кончится плохо. Помнишь?
– Я подумал примерно то же самое, – признался Скрипач. – Что надо пересесть в модуль, и отправить корабль куда подальше. Главное, чтобы они успели уйти, а мы как-нибудь сами разберемся. Немного странная мысль, но тогда она выглядела логично.
– Память, – продолжил Ит. – Знаешь, память-то вернулась. Вся. В полном объеме. И, пожалуй, некоторые вещи я помню даже лучше, чем лет сто назад. Даже совсем мелочи. Твоё серое платье, например, которое ты себе сделал, когда еще был не в разуме. Секторальную станцию. Картошку эту вечную. Палача. Как пахли волосы Орбели в самую первую ночь с ней. Маден совсем крошкой. Фэба, старым, таким, каким я его предпочитаю вообще не помнить. Берту во время той встречи в аудитории, когда мы с тобой представление устроили с антивандальными щитам. Ко мне словно разом вернулась вся моя жизнь, от самого начала, и… до этого момента. Последние месяцы всё казалось словно бы стертым, ирреальным, как старая выцветшая фотография, на которой мама и отцы, и городок у моря, и холод… и оно всё кончилось, но тоже осталось в памяти.
– Мама красивая, – тихо произнес Скрипач. – Хорошо, что она теперь есть… там, в голове. В памяти. Я никогда не забуду.
– Я тоже. Но сейчас дело не в этом. Рыжий, мы… не знаю.
– Смотря что ты хочешь знать, – поддел Скрипач. – Развел нюни. Давай по делу. Мы с тобой вошли в модуль, он отвалил от «Горизонта», и… произошло что-то. Так?
– Так, – подтвердил Ит. Он перевернулся, бесконечно лежать на воде тоже не самое большое удовольствие, да еще и отбитые ноги стали болеть. – Произошло что-то, что мы с тобой оба не сумели осознать, и мы оказались здесь.
– Ну, если так долбануться называется «оказались», то мы и впрямь оказались, – подтвердил Скрипач. – При этом мы имеем следующее. Флота мы… эммм… не имеем. Модуля не имеем. Одежды тоже не имеем. Мы в море, спасибо, что не в холодном. Выводы?
– Если бы не небо, я бы рискнул предположить, что мы либо оказались на планете, возле которой вышли, либо прошли по мосту назад. Но… это не так. Я не вижу ни одного знакомого созвездия.
– Я тоже, – подтвердил Скрипач.
– Следовательно?
– А чего ты у меня спрашиваешь? – Скрипач тоже перевернулся. – Не знаю я! Давай хоть осмотримся, что ли? Хоть попробуем? Подкинешь?
– Мстишь за волосы, – констатировал Ит. – Греби сюда…
Увидеть ничего не удалось. Ни огней на горизонте, ни судов. Ни, собственно, самого горизонта – он тонул во тьме, небо сливалось с бесконечной морской гладью.
– Ни-хре-на, – констатировал Скрипач. – Всё, хватит, только устанем. Что дальше?
– Предлагаю попробовать подремать по очереди, и дождаться утра, – предложил Ит единственно возможный вариант. – Плыть сейчас бесполезно. Сам понимаешь.
– Особенно если не знаешь, куда, – подтвердил Скрипач. – Черт… как же мы шмякнулись-то… всё болит. Ну просто всё! Ты тоже плашмя рухнул?
– А сам-то как думаешь? – Ит вздохнул. – Скажи спасибо, что живы остались.
– Это еще неизвестно, – покачал головой Скрипач.
– В смысле? – не понял Ит.
– В смысле – мы пока что живы. Но у нас есть все шансы тривиально утонуть.
* * *
Утром взошло солнце – направление на восток они, конечно, запомнили, но толку с этого было мало – и уже через час стало понятно, что прежде, чем утонуть, им предстояло сгореть. Солнце, поначалу мягкое, поднимаясь, всё набирало и набирало силу, и вскоре стало понятно, что проблемы растут уже не в арифметической, а в геометрической прогрессии.
Сначала у Ита свело ногу, да так, что он едва мог пошевелить ею – хорошо, что Скрипач был рядом и поддерживал.
Потом Скрипач обнаружил, что у него уже сгорела спина. Для этого хватило часа в воде при активном солнце. На предложение Ита попробовать полежать на спине Скрипач только невесело рассмеялся, и заявил, что он, конечно, тоже любит, чтобы шашлык был прожарен равномерно, но… В общем, с лежанием решили пока что повременить.
Пить хотелось ужасно, рискнули сделать по глотку воды, но облегчения это не принесло, а больше пить соленую морскую воду было нельзя.
Небо, звезды на котором давно уже выцвели и растворились, поражало какой-то неестественной яркостью и глубиной – оба сошлись на том, что и море, и небо почему-то выглядят… как-то иначе, не так, как на той же Земле, будущей Терре, оно словно бы…
– Какое-то более настоящее, – произнес вслух общую мысль Скрипач. – То было выцветшее. На Терре-ноль оно обычное. А это – даже не знаю, как назвать. Как на картинке, что ли? Ты видишь, какое оно? И синее, и бирюзовое, и голубое, и…
– И, по-моему, у меня тоже спина сгорела, – констатировал Ит. – Рыжий, тебе не кажется, что это уже как-то… бред какой-то… попасть неизвестно куда, в воду, сначала сгореть, потом утонуть…
– Ой, заткнись, – попросил Скрипач. – Давай на небо смотреть. Может, там чего-нибудь…
* * *
К вечеру, когда немилосердное солнце, наконец, опустилось к горизонту, они были измучены – боль от удара об воду, боль в мышцах, боль от ожогов, страшная жажда. Оба понимали: если ночь они еще как-то сумеют продержаться, то следующий день станет, по всей видимости, последним. Говорить об этом не было никакого смысла, поэтому теперь они по большей части молчали – разговоры тоже отнимают силы, а сил уже почти не оставалось.
Спали в эту ночь тоже по очереди, но то и дело просыпались – всё от той же боли. Полчаса максимум, и снова – огромное, темное, безмолвное море вокруг, россыпь звезд, и неизвестность.
Лежа на воде, Ит думал – обо всем подряд. Воспоминания, которые раньше основательно стерлись, сейчас теснились в голове, не давали покоя, из-за них даже уснуть толком не получалось, хотя сейчас была его очередь.
Всё и сразу…
«Удивительно. Просто удивительно, сколько же всего, оказывается, я помню, – думал он, отрешенно глядя в усыпанное звездами небо. – Какая огромная жизнь, и она сейчас вся, буквально вся прямо перед глазами. И как просто, когда всё так хорошо помнишь, анализировать, искать сходства, видеть связи. Картина складывается, срастается в единое целое, потому что вся жизнь до этого момента была элементами пазла, и теперь я уже почти вижу весь этот пазл, целиком, может быть, чего-то не хватает, но ведь это такая ерунда, потому что можно достроить, найти, понять… Но почему только сейчас? Почему – когда мы в воде, в неизвестности, и, по сути, обречены? Почему – вот так?»
– Спишь? – спросил Скрипач.
– Почти, – не сразу откликнулся Ит.
– Давай утром попробуем поплыть.
– Куда?
– Ну, хотя бы на восток.
– А почему не на запад?
– Давай на запад.
– Если сил хватит, – констатировал очевидное Ит. – Я еще полежу немного, последи, ладно?
– Постараюсь, – вздохнул Скрипач.
Они замолчали – Ит так и не заснул, зато заснул Скрипач, и хорошо, что Ит вовремя заметил это. Будить не стал, пусть отдыхает, если получается; к тому Скрипач обгорел сильнее. Рыжий, пусть и не очень рыжий, если вдуматься, но всё-таки. Кожа светлее, восприимчивость выше.
Когда небо перед рассветом на востоке стало светлеть, поменялись.
– Может, оно так и надо? – спросил Скрипач. Он, видимо, тоже много о чем думал этой ночью. – Кто мы такие, узнали, детей вырастили, родителей повидали… Ит, может, пора и честь знать? Дожили?
– Замолчи, а? – попросил Ит. – Жалко, что тут нет Кира. Он бы тебе быстро объяснил, кто тут дожил.
– Ага, это точно, – подтвердил Скрипач. – Сейчас у меня сгоревшая морда, красная, а была бы красно-синяя. С фонарями под глазами.
– Вот-вот. Дожил он. И потом, мы еще далеко не всё узнали, согласись.
– Соглашусь. Обидно будет утонуть…
* * *
Утром Скрипач в первый раз потерял сознание, и этим напугал Ита гораздо сильнее, чем тот мог предположить – почти до паники. Ит тоже чувствовал себя плохо, и больше всего боялся потерять сознание сам. «Отрубимся оба, обязательно утонем, – думал он. – Была бы хоть булавка, что ли. Или ножик. Ткнуть себя в руку… Размечтался, размечтался, сам знаю. Даже ожоги уже будильником почти не работают. Что же делать-то…»
Скрипач, к счастью, очнулся довольно быстро, и даже предложил попробовать поплыть на запад, как планировал еще ночью, но от этой затеи быстро отказались – сил почти не осталось. Вскоре Скрипач стал просить, чтобы Ит дал ему отдохнуть, и тот сдался – спи, мол, покараулю. И вовремя предложил – рыжий тут же отключился уже во второй раз. Ит, боясь потерять сознание сам, попробовал ударить себя по обожженному плечу, однако боль, против ожидания, быстро унялась. Плохо. Он лег на спину, одной рукой поддерживая Скрипача, и принялся прикидывать, чтобы еще над собой можно сделать, чтобы не спать, как вдруг…
В небе, до того совершенно пустынном, высоко-высоко над ними мелькнула яркая, золотисто-красная искра. От неожиданности Ит дернулся, и, кажется, слегка двинул Скрипача по уху.
– Ты чего? – спросил Скрипач жалобно. – Я только уснул…
– Самолет! – Ит уже стоял в воде. – Рыжий… там самолет! Смотри!
Со Скрипача сон тут же как рукой сняло. Он отплыл в сторону, силясь разглядеть хоть что-то, потом отчаянно замахал руками, рискуя уйти под воду, и заорал что есть мочи:
– Эй! Ээээй! Мы здесь!!! Сюда!!!
– Сбрендил, что ли? – спросил Ит. – Они нас не услышат.
– Разворачивается, – Скрипач повернулся к Иту. Глаза его лихорадочно блестели, он тяжело дышал, видимо, кричать оказалось не самой лучшей идеей. – Он разворачивается! Смотри!
Действительно, золотистая искра описывала сейчас широкую дугу, и, кажется, стала снижаться.
– Что он делает? – Скрипач нахмурился. – Он что, собирается…
– Гидроплан, – машина подошла уже достаточно близко. – Рыжий, смотри, поплавки!
– И пулемёт, – добавил Скрипач. – Он что, на нас наводится?!
– Нет вроде… или… – Ит вдруг почувствовал дурноту. – Стой, куда? Да не трать ты… силы… куда ты поплыл… мы же всё равно ничего… не сумеем… рыжий, стой…
– Ты чего? – всполошился Скрипач. – Эй-эй-эй, не спать! Держись за руку, держись, говорю!
Золотисто-красный гидроплан заходил на посадку, пулеметный ствол больше не двигался.
Сознание меркло, перед глазами сгущалась какая-то серая муть. Ит понял, что еще минута – и он потеряет сознание, точно так же, как Скрипач за полчаса до этого. Скрипач, кажется, что-то кричал, тряс его – и вдруг перестал, рука, за которую он держал Ита, оказалась свободной. Ну, всё… обидно, пронеслось в голове у Ита… как же обидно… чуть-чуть не успели…
* * *
Громкий, мелодичный звон раздавался непонятно откуда, и звон этот разгонял сон и одурь, заставлял вынырнуть на поверхность из-под темной, тяжелой воды; этот светлый, ясный звук казался смутно знакомым, но в то же время чужеродным, нереальным, совершенно неуместным. Откуда в море может быть звон? Глупость какая-то. В море нечему так звенеть, и ноги болят, и живот, но как-то не так, как они болели… Когда?
С третьей попытки Ит кое-как открыл глаза. Зрение сфокусировалось почему-то не сразу, но постепенно он стал различать вокруг смутные силуэты – цветовые и световые пятна, тени, объёмы. Наконец, он стал видеть более ли менее сносно, и первое, на что наткнулся его взгляд, оказались часы. Здоровенные напольные часы, стоявшие у стены. Они-то как раз и издавали тот самый разбудивший его звон. Ит присмотрелся – ну и ну!
Часы поражали воображение. В богатом, резном корпусе, украшенном искусно вырезанными деревянными фигурками, листвой, фруктами, находилась стеклянная колба, даже не дверца, а именно колба, в которой прятался механизм – три бронзовые гири, шестеренки, и – циферблат. А над циферблатом расположился еще один механизм: стилизованное ярко-синее небо, по которому движется в сторону поднимающихся с заката облаков красно-розовое улыбающееся солнце. Сказать, что часы выглядели богато – это было не сказать ничего. Таким часам место в каком-нибудь музее, наверное. В музее курьезов, потому что в них всё было немножко «слишком». Слишком богатый корпус. Слишком изящный механизм. Слишком вычурная отделка даже самых мелких деталей. Эти часы, наверное, с удовольствием рассматривали бы дети, особенно те, которые помладше. У них эти чудо-часы вызвали бы, наверное, самый настоящий восторг.
Ит присмотрелся.
На циферблате находилось… восемнадцать часов. Точнее, восемнадцать римских цифр, на каждый час. Короткая стрелка сейчас стояла на цифре 13, длинная только что миновала 18 – и тут часы, наконец, прекратили свои музыкальные упражнения.
Опираясь на руки, Ит всё-таки рискнул сесть. При каждом движении тело отзывалось болью – наверное, проще было сказать, что не болит, нежели перечислять болевшее. Зубы – не болели. Уши, кажется, тоже.
Ит огляделся, ожидая внутренне, что комната вполне может оказаться под стать часам – и он почти не ошибся. Эта комната выглядела, как ожившая мечта подростка, помешанного на странных, необычных механизмах, на старинных книгах в тяжелых переплетах, на стекле, коже, бронзе, стали; подростка, влюбленного беззаветно в какое-то романтическое и красивое дело, но… но комната эта не казалась искусственной, она выглядела слишком живой, чтобы быть декорацией или же чем-либо временным. Предметы и мебель, судя по всему, занимали свои законные места, это были живые предметы, не подделки, не фикции.
Ит посмотрел на себя – кошмар. На коже тут и там волдыри от солнечных ожогов, грудь, живот, ноги – сплошная гематома, а живот еще и сводит болью, потому что нельзя проторчать столько времени в воде безнаказанно, мышцы, да еще и давным-давно не тренированные, болели нещадно. Но это ладно, это ерунда. Перетерплю. Рыжий где? Ит огляделся, и облегченно вздохнул. Вот он, пожалуйста. Спит на второй кровати, поближе к двери, укрыт простыней по пояс, и, кажется, ожоги смазаны какой-то мазью. Сам он мазь, понятное дело, случайно стёр… Ит встал, постоял у кровати – голова закружилась – замотался в простыню, и доковылял до Скрипача. Живой, точно. Живой, и это очень хорошо, потому что даже после появления самолета Иту почему-то не очень верилось, что они сумеют выбраться. Особенно когда он заметил ходивший вверх-вниз ствол пулемета… так, стоп. Значит, выходит дело, нас всё-таки подобрали, сообразил он. Нас кто-то подобрал, привез сюда, уложил, и даже смазал ожоги мазью.
«Молодец, – ехидно сказал внутренний голос. – Очень хорошо. Поразвлекался об часы, поглазел на комнатку… умница. А теперь, твою зеленую кошку… – голос неуловимо изменился, – может быть, ты соизволишь хотя бы попробовать узнать, где вы оба находитесь, и что произошло вообще?! Агент ты, или где?! Мозг в кучу собрал быстро, тряпка, и проверяй! Рыжий спит, и пусть спит, он тебе сейчас не помощник».
Ит поежился, уж больно этот внутренний голос был похож на голос Саба. Или Фэба, причем в бытность Фэбом замом главврача какого-нибудь госпиталя. Это дома Фэб – добрый Фэб, а на работе это ядовитая змея, причем с крыльями, которая голову откусит, и не заметит. Хотя всё-таки в больше степени голос похож на сабовский. Бррр. Вот уж не надо, вот уж спасибо. Как-нибудь обойдемся.
Идти было ужасно больно, но Ит всё же добрел до окна, остановился рядом с ним, отдернул занавеску, и, опираясь на широкий деревянный подоконник, выглянул в окно.
И – у него дух захватило от открывшегося перед ним зрелища.
Потому что за окном находилась бухта, идеальная полукруглая бухта, на берегах которой стоял город, и выглядел этот город – золотым. Нет, конечно, золотым он не был, но Ит увидел его в тот момент именно таким. Невысокие дома, террасами поднимающиеся по лесистым склонам; покрытые черепицей крыши, высокий шпиль с флюгером в виде развевающегося флага, улочки, спускающиеся к широкой набережной… город казался игрушкой, красивой, искусно выполненной, почти совершенной – Ит в тот момент так и не понял, почему, но город лежал перед ним – словно оживший сон, сказочный сон про чудесный южный город, спокойный, уютный, добрый, нереальный, прекрасный. Это великолепие тонуло сейчас в закатной золотистой дымке, в мягких и ласковых солнечных лучах, они-то и окрашивали город в золотистые, охренные, оранжевые тона.
А внизу, в бухте, у длинного, вынесенного в море причала, покачивались на воде самолеты, числом больше десятка. Тоже яркие, как елочные игрушки. Синий, жемчужный, лимонно-желтый, зеленый, бардовый, бирюзовый… некоторые оказались двуцветными, Ит без труда признал среди них самолет-спаситель, золотисто-красный, сейчас он стоял у дальней части причала.
– Интересно, что это за место? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
– Золотая бухта, – произнес за его спиной женский голос. – Ты не знал?
* * *
– Не понимаю. Должно же было зажить, у всех самое большое за шесть часов заживает! Лежи, лежи, и не думай даже вставать, смотри, ожоги какие. Может быть, еще намазать, тогда поможет?
Её звали Оливия, и от того, как она выглядела, Ит в первый момент впал в еще большее изумление.
Нет, внешность у нее была вполне себе человеческая. Молодая, крепкая, коренастая девушка невысокого роста, с русыми вьющимися волосами, вздернутым носом, упрямым крутым лбом, и серыми глазами, которые, впрочем, то темнели, то светлели, словно там, в глубине этих глаз, играло под солнцем переменчивое неспокойное море.
Со внешностью всё было в полном порядке, но вот одежда…
На голове девушки был надет кожаный шлем, увенчанный поднятыми на лоб огромными очками-консервами с темно-фиолетовыми стеклами. Шею украшал длинный белый шелковый шарф, концы которого свисали почти до пояса. Всё остальное… кожа и заклепки, заклепки и кожа. Куртка, состоявшая, кажется, преимущественно из карманов и карманчиков, кожаная, разумеется; кожаные штаны, кожаные берцы высотой почти до колен, кожаные перчатки без пальцев; на поясе – кобура, из которой торчит черная рукоятка тяжелого и даже на вид неуклюжего пистолета.
Еще до процедуры представления она, прежде всего, чуть ли не силой доволокла Ита до кровати, и приказала лечь, потому что «ты сейчас упадешь, а мне придется звать Грегора, а он на меня сердит, потому что опять скажет, что я притворяюсь, а я не притворяюсь, просто не люблю поднимать тяжелое, это у меня еще оттуда, ну, понимаешь…» Вклиниться в ее речь Иту удалось лишь тогда, когда она в приказном порядке попыталась уложить его на спину, а он отказался категорически, и лег на бок.
– Ложись, как я сказала! – рявкнула она сердито.
– Не могу. Живот болит, мышцы сводит, – объяснил Ит. – У вас нет ничего… любое обезболивающее, если есть… я был бы очень благодарен.
– У кого нет ничего? – нахмурилась она.
– У вас, – повторил Ит.
– У кого – у нас? Я тут одна, – она огляделась. – Ты меня что, назвал на «вы»?..
– Ну да, – кивнул Ит.
– Обалдеть. Эй, парень, я пилот вообще-то, – она гордо выпрямилась. – Нас не называют на «вы». А от боли сейчас что-нибудь найду, ну или закажу, это не проблема. Откуда вы такие вообще взялись? Как вас занесло в море, да еще и в таком виде? Плот, что ли, построили, в плаванье пустились? И где ваши животные? Утонули?
Ит, нахмурившись, посмотрел на неё.
– Ничего не понял, – признался он. – Плот? Животные?
– Ну плот, плот. Или лодка. Не знаю, чего вы там построили, – дернула плечом Оливия. Стащила с головы шлем, провела рукой по волосам. Ит опешил – девушка, оказывается, была очень похожа на Берту, но молодую, совсем молодую. – На чем-то же вы доплыли туда, куда доплыли? Сто двадцать лиг от берега, это еще постараться надо. И как вы утопили плот? В последние дни ветра не было.
– Подожди, пожалуйста, – взмолился Ит. – Во-первых, дай мне, если можно, что-нибудь попить и что-нибудь от боли. Во-вторых, у нас не было ни плота, ни лодки, и… я не знаю, если честно, как мы тут оказались, и где мы вообще. Если ты объяснишь, буду очень признателен.
Оливия нахмурилась. Потом щелкнула пальцами в воздухе и приказала, обращаясь непонятно к кому:
– Плюшевый, заказ прими у меня быстренько. Микстуру от боли и сок какой-нибудь кисленький. И воды. И срочно!
– Тебе на кухню или сюда? – спросил идущий словно бы сразу отовсюду голос. – Сирин, а для кого микстура? Что-то случилось?
– Я подобрала двоих в море, – хмыкнула Оливия. – Теперь вот пытаюсь понять, кто они и откуда. Сам знаешь, после тех событий… кхм… появилось немало идиотов, которые ищут След. Эти, видимо, из таких же. Как выясню, расскажу.
– Договорились. Лови заказ, Сирин. Трансфигураторы Биголя всегда к твоим услугам.
На столе, стоявшем посреди комнаты, возник поднос, уставленный кувшинами и бутылочками. Оливия подошла к столу, взяла одну из бутылочек, открутила крышку, понюхала. Удовлетворенно кивнула, и вернулась с бутылочкой в руке обратно к Иту.
– Держи, – приказала он. – И пей. Пей, пей, боль пройдет почти сразу.
– Прости… он сказал – Трансфигураторы Биголя? – переспросил Ит.
– Ну да, – Оливия удивленно посмотрела на него. – А что такого? У вас что, они не работают?
– Так это… – Ит почувствовал, что в висках застучали молоточки. – Это…
– Это город Золотая Бухта, он стоит на Берегу, – терпеливо произнесла Оливия.
– Это Берег?!
– Ну да.
– Тот самый Берег?! – молоточки застучали еще сильнее, Ит почувствовал, что ему стало трудно дышать.
– В смысле «тот самый»? – не поняла Оливия. – Он вообще-то один. Вы что, в море разум утопили, что ли?
– Подожди, пожалуйста, – взмолился Ит, садясь. – Секунду. Это…
– Ты повторяешься. Это Берег, и чего-то не пойму, чему ты сейчас удивился? – Оливия непонимающе смотрела на Ита. – С головой плохо? Ты забыл дорогу, забыл того, кто тебя встретил, забыл…
– Мы не были на дороге, – медленно произнес Ит. – Мы… Оливия, мы сюда попали двое суток назад. С нами… что-то случилось, и мы оказались в море. Мы не выходили на дорогу и нас никто не встречал.
– Но ты ведь знаешь, что такое Берег? – требовательно спросила девушка.
Ит кивнул.
– Откуда ты это можешь знать, если никогда тут не был? И, уж прости, тут никто и никогда не появляется в море. Так не бывает. Ты зачем-то морочишь мне голову, вот только я не понимаю, для чего тебе это нужно.
– Я не морочу голову. Это правда. Мы действительно оказались здесь… ну, вот так.
– Врёшь, – категорически отрезала она. – Ты врёшь. Как тебя зовут, кстати?
– Ит.
– Так вот, ты врёшь, Ит. Какое животное у тебя было, и что с ним стало?
– У меня не было животного. И у Скрипача тоже не было…
– Не было, – подтвердил проснувшийся Скрипач со второй кровати. – Мы не врём, правда. С нами что-то произошло, и мы упали в воду. Сильно ударились, ну, по нам заметно, наверное. Пытались плыть, но не знали, куда. На третьи сутки увидели твой самолет.
– Твою машину, – поправила Оливия. – В небе её зовут Сирин. Меня тоже.
– Алконост и Гамаюн у вас тоже есть? – поинтересовался Ит.
– Гамаюн? – нахмурилась Оливия. – Нет. Алконост есть. Это машина Софии. А откуда ты знаешь? Откуда ты это можешь знать, если никогда тут не был?!
Скрипач тоже сел, подтянул простыню.
– Птицы-девы, – объяснил он. – Мы… ну, в общем, мы немного в курсе о том, откуда они взялись, и как они связаны. Слушай, если это Берег, то у тебя должно быть животное, выходит дело.
– У меня не животное, – усмехнулась Оливия. – У всех нас – не животные. Мы пилоты. У нас – машины.
* * *
Часом позже обескураженные Ит и Скрипач сидели за столом всё в той же комнате, и с затаенным ужасом смотрели друг на друга. Микстура, которую прислали трансфигураторы, подействовала довольно быстро, и они выпросили через Оливию еще и одежду. С грехом пополам нацепив рубашки и штаны, они были посажены Оливией за стол, оделены соком и нехитрой снедью – бутерброды с мясом и сыром – и сейчас дожидались всю ту же Оливию, которая, сто раз повторив, что «так не может быть», ушла куда-то, судя по всему – советоваться на их счет.
Что так не может быть – в этом была уверена, кажется, не только Оливия.
– Быть того не может, – повторял Скрипач. – Берег? Мы? Мы на Берегу? Но как?! И потом, Эри рассказывала, что потеряла память, как только сюда попала. А мы всё помним!
– Мы не просто всё помним, мы всё помним даже лучше, чем раньше, – подтвердил Ит. – Она вышла на дорогу. Мы рухнули в море. Она была одетая. Мы – в чем мать родила. Она…
– Ит, остановись, – взмолился рыжий. – Ты еще вспомни, что её тут же оделили домом со всеми удобствами и отвели купаться, а утром появился кот, одновременно гуард и фамильяр. Что-то не складывается.
– Да нет, это действительно Берег, судя по всему, – Ит отхлебнул сока. – Но как мы сюда попали? Память да, память мы действительно начали терять полностью, но мы же не умирали! По модулю никто не стрелял, атаки не было, уж что-что, а это я помню. Испуг да, шок да, неожиданность – тоже да, еще какая, но мы были целыми и невредимыми. И если мы… мы – здесь, то что случилось с нами – там? Я ничего не понимаю…
– Давай будем последовательны, – попросил Скрипач. – Мы долбанулись об воду, было?
– Рыжий, не начинай всё сначала, – попросил Ит. – Мы сто раз уже это проговорили. Я вот думаю, может быть, всё-таки была атака? Мы просто не помним?
– Атака – чем? – ехидно спросил Скрипач. – Если бы хоть одно из того, что там висело, ударило по нам, мы бы оказались не на Берегу. Потому что, если ты помнишь, чтобы тут оказаться, нужно оставить там, – он поднял палец вверх – сохранное физическое тело.
– А вот теперь – стоп, – приказал Ит. – Гипотетически. Дай-ка я подумаю. Допустим, модуль взяли, как и планировали. Что с кораблем, не знаю, но, судя по тому, что мы тут одни, корабль все-таки ушел. Модуль взяли, и с нами что-то сделали. И мы очутились здесь, потому что там на наши тела некто оказал достаточно существенное физическое воздействие. Хотя нет. Не сходится.
– Почему? – удивился Скрипач. – Очень даже сходится.
– Не сходится, – повторил Ит. – Память. У нас сохранна память, мы с этого с тобой начали. У Берега, если я правильно понял Эри, есть правила, одинаковые для всех.
– А для Контроля?
– Контроль – не все… – Ит задумался. – Хм. А ведь тоже верно. Но мы-то с тобой не Контроль, значит, эти правила не могут распространяться на нас. Итак, правила. Вновь прибывший выходит на дорогу, это раз. Его встречают, это два. Провожают, это три. У него появляется дом, это четыре. Потом возникает животное, это пять. Он узнает про Черных, это шесть.
– И все эти правила мы уже успели нарушить, – констатировал Скрипач. – Мы вышли в море, нас не встретили, не проводили, мы в доме у доброй девицы с самолетом, которая почти что копия Бертика, животных нет, про Черных пока не было сказано ни слова. Что делать-то будем?
– Ждать, наверное, – пожал плечами Ит. – Ах, да, совсем забыл. Трансфигураторы нас не видят и не слышат. А это тоже странно, между прочим. Потому что Эри они, если я правильно понял, видели и слышали с самого начала.
– Точно, – кивнул Скрипач. – В общем, мы попали. Ждём, что остается. Ит, дай мне вон тот бутерброд, пожалуйста.
– Это мой бутерброд.
– Ну хоть половинку дай.
– Их было восемь. Мы разделили по четыре. Ты свои уже съел, – напомнил Ит.
– Я не наелся! Мы столько времени в воде проторчали, я есть хочу…
– Вот нашелся на мою голову. Если бы не мамины слова о заботе, фиг с два ты бы у меня сейчас эту половину бутерброда получил!
* * *
Врать не имело смысла. То есть Скрипач позже признался, что мысль немножечко «подкорректировать случившееся», как он выразился, у него возникла, но потом он с ней быстро расстался.
Зачем? Пытаться на ходу создать некую легенду, которая неизвестно как потом сработает? А что если она впоследствии обернется против создателей? Нет уж, пусть всё идет, как идет, а дальше посмотрим.
