Kitobni o'qish: «Красная нить»
1
Первого сентября Валентина Максимовна зорко оглядела малышей совиным взглядом и посадила за первую парту, прямо перед собой, его, самого высокого, но с минус четыре, и ее, самую маленькую, но с бантами на полголовы. Ельникова и Санкина, которых безжалостно отсадили дальше, хотя их мамы уже почти числились в родительском комитете класса, насупились, зашушукались и решили, что эти двое – самые противные. Хотя ведь рассаживали всех. Рядов было три. И на первых партах второго и третьего ряда тоже расположился кто-то другой.
Лис решил не обращать внимания на шепот. И на свою соседку по парте – тоже. Всего лишь надо не слушать Ельникову и Санкину, а слушать Валентину Максимовну, и не смотреть в сторону бантов, хоть они так и норовили попасть в поле зрения. А когда на переменке выяснилось, что ему придется встать с их хозяйкой в пару, чтобы пойти в столовую – план рухнул напрочь. Соседка послушно пристроилась рядом и протянула руку. Лис нащупал в маленькой ладошке что-то жесткое и круглое. Стало интересно, но посмотреть не получалось, потому что мелкая не отпускала.
Только в столовой, когда Валентина Максимовна подвела своих подопечных к отведенным столикам, Лис увидел подарок: голубой прозрачный шарик, внутри которого, если посмотреть на свет, играла радуга. Здоровски! И бантоголовой не жалко?
Лис посмотрел прямо в глаза соседки, внутренне ожидая подвоха, что возьмет и скажет сейчас отдать. Но она не сказала. Только щербато улыбнулась, так, что в ее глазах тоже вдруг заиграли радуги, и произнесла:
– Докия.
– Чего? – затупил Лис.
– Меня зовут Докия, – терпеливо повторила мелкая. – Если полностью, то Евдокия. Можно, Дуся, или Дося, но мне так не очень нравится. Мама называет Доня. Но я сама за Докию.
Ельникова и Санкина, услышав какую-то часть фразы, громко заржали, так, что Валентине Максимовне пришлось сделать им замечание.
– А я – Елисей. Можно, Лис.
– Я знаю, – сообщила Докия. – Мы же вместе были на подготовке.
Надо же, она его запомнила. А вот он – точно нет. Но куда с его минус четыре разглядеть такую малышку! Без бантов Докия, наверное, станет в половину меньше. Лис даже немного испугался, что завтра, когда форма будет не парадная, он опять не увидит свою соседку.
Оказалось, что Докия живет в соседнем доме. И ее мама знакома с мамой Лиса. Поэтому мамы отправили детей чуть вперед, а сами пошли сзади, чтобы болтать, как будто не наговорились за то время, что ждали во дворе школы.
Хотя, пожалуй, Лис был не против. Он уже почти привычно взял Докию за руку и повел. Она маленькая. А он большой, хоть и не очень хорошо видит. Значит, ее надо оберегать.
Однако как-то получалось, что это Докия подсказывала, где лужа, где рытвина, а где вообще надо встать, посмотреть сначала налево, потом направо, потому что подошли к хоть и узкой, но дороге, а только затем переходить.
– Доня, пора прощаться. Говори Елисею, до свидания! – сказала ее мама, но особо поторапливать не стала, потому что продолжала болтать с мамой Елисея.
Лису стало немного жаль, что они живут так рядом от школы. Вот бы жили в другом квартале, а еще лучше, через остановку, или вообще через десять. Он не смог сдержать вздох, насупился и потупился. Потом нащупал в кармане брюк стеклянный шарик, достал его и протянул девочке.
– Не понравился? – огорчилась та. – Это же подарок!
– Понравился. Очень, – признался Лис. – Очень суперский шарик. Редкий. Несправедливо, что он будет только моим. Давай, ты мне его каждый день будешь дарить с утра. А потом я тебе буду его отдавать. Тогда он будет нашим общим.
Докия задумалась. Наверное, она думала целый час. Лису даже надоело просто так перетаптываться на одном месте, а обе мамы уже начали сто тридцать пятую тему для разговора. Но потом опять радужно улыбнулась и кивнула:
– Идет!
Напрасно Лис боялся, что не узнает Докию без бантов, она же пришла и села за одну с ним парту. Порылась в портфеле, выудила шарик и протянула его вместо приветствия. И сразу по всему классу замерцали радуги! Просто волшебство какое-то!
– Тили-тили-тесто! – противно заверещали Ельникова и Санкина. – Порошок Дося, постирает, что не просят!
Мало того сами верещали, так еще и других стали привлекать. Уже почти весь класс пялился на Лиса и Докию. Кто-то подпевал вместе с врединами, кто-то хихикал в кулачок, кто-то просто наблюдал, что будет дальше.
Лис оглянулся и сделал предупредительный взгляд. У мамы он выходил особенно хорошо. У папы хуже, но тоже становилось страшно. Видимо, Лис пошел не в родителей, потому что Ельникова и Санкина и не подумали угомониться. Пришлось взять и со всего маха стукнуть рукой по парте.
Хлопок получился на славу. В классе сразу стало тихо. Только обидно, что ладошка сначала загорелась, а потом ужасно разболелась.
Валентина Максимовна удивленно спросила у дверей:
– Это что еще такое, Стрельников? Ты чего себе позволяешь?
Докия, маленькая, будто детсадовка, подошла к учительнице, встала напротив и громко сказала:
– Он ничего себе не позволяет. Просто Елисей решил показать мне прием боевых искусств.
– Да? – Валентина Максимовна переводила взгляд с Докии на Лиса и обратно. – Ты занимаешься боевыми искусствами? Разве тебе можно?
– Ему нельзя, он сам, – продолжала отвечать Докия.
И она говорила настолько уверено, что Лис сам ей поверил и даже закивал головой. В испуганных глазах одноклассников забрезжило уважение. Даже у Санкиной. Еще бы: боевые искусства!
А Ельникова надулась, как мышь на сыр, и заявила:
– А вот и не правда! Ничем Стрельников не занимается! Он очкарик и тупой! Он нас хотел побить!
– За что же он вас хотел побить, Алиса? – вкрадчиво поинтересовалась Валентина Максимовна.
Лис даже сник.
– Потому что они с этой дурой Кисловой влюбились! – выпалила Ельникова, и добавила: – Тили-тили-тесто!
Стало совсем страшно. Даже пятки похолодели и сердце запрыгало в ушах. У Лиса было так пару раз: в садике, когда на утреннике он учил-учил стих, а рассказать не смог, и когда кровь на анализ перед школой брали. Оба раза приходилось махать перед носом Елисея вонючей ваткой. А сегодня вместо ватки оказалась горячая ладошка Докии, скользнувшая в его руку, и крепко-крепко сжавшая, что Лис передумал бояться.
Валентина Максимовна прошлась туда-сюда по классу. Потом остановилась. Набрала в грудь много воздуха, словно собралась рассказывать что-то долгое и нравоучительное, но в итоге произнесла лишь:
– Так разве это плохо, когда люди друг друга любят? – так произнесла, что Лис опять воспрянул, а вот Ельникова расплакалась.
Через месяц у мамы Лиса закончился отпуск. Но мама Докии – тетя Лена – пообещала забирать детей со школы и следить, чтобы все было в порядке. У нее пока отпуск не заканчивался. Вернее, он еще даже только начинался, как объяснила Докия: скоро у них должен был родиться малыш, и ее маме еще долго сидеть дома. Будет гулять с братишкой или сестренкой, и заодно встречать. И сообщила:
– Уже коляску купили.
Лис посмотрел на Евдокию и прикинул, если она такая маленькая, каким же будет тот, новый, ребенок? Пожалуй, ему даже не коляска понадобится, просто тетя Лена положит его в карман и будет так ходить, совсем не напряжно.
Но когда выпал снег, и Докия стала старшей сестрой, у тети Лены перестало получаться забирать ребят после школы. Приходилось привлекать к этому делу бабушек. А они вечно куда-то торопились. Или норовили угостить той едой, которую считали правильной, например, курагой и изюмом. Или вовсе старались забрать Лиса и Докию по отдельности. И так происходило все чаще и чаще. Бабушки почему-то общих разговоров не находили, ограничиваясь приветствиями и прощаниями.
Помощь бабушек Лису не понравилась. Он попробовал поспорить, что уже большой, что может самостоятельно отпирать дверь, и даже знает, как вести себя с незнакомыми. А уж разогреть себе обед в микроволновке – это вообще пустяки.
Бабушка на все доводы приводила кучу своих. Тут и бесконтрольный интернет, в котором Елисею грозит совсем ослепнуть. И маньяки, поджидающие бедного ребенка на каждом шагу. И опека, которая только и ждет, как бы отобрать у вечно работающих родителей сына. И падение успеваемости, потому что самостоятельно делать уроки современные дети не могут. И фаст-фут, которым Елисей обязательно испортит желудок.
Мама, пожалуй, хотела доверять сыну. Но у бабушки было больше опыта, как ее убедить. И слушаться бабушку мама привыкла с детства. Тем более, разговор глаза в глаза плавно перетек в разговор по телефону, и Елисей не мог теперь приводить контраргументы. Провал по всем фронтам!
Лис, понимая эту свою несправедливую беспомощность, распсиховался и устроил дома бог весть что, как назвала это мама. Она потом даже пила на кухне «корвалор» или «колварол» – Лис не запомнил, но очень стыдился за свое поведение.
Так, что даже захотелось себя наказать. Например, встать на горох, как делали давно-давно, при царе. Или полгода не есть сладкого. А ведь скоро Новый Год. Принесут подарки, где будет много вкуснющих конфет! Лис представил, и рот мигом наполнился слюной. Да, пожалуй, это лучше гороха!
Он тихонечко проскользнул к маме на кухню и сказал о своем решении. Мама уставилась на Лиса, будто у него на голове вдруг выросли ослиные уши, или еще что-нибудь совершенно невообразимое, даже захотелось проверить. А потом притянула сына к себе, потрепала по волосам и чмокнула в макушку.
– Иди спать, Лисенок.
Когда Лис забрался под одеяло, пригрелся и начал засыпать, он услышал, как мама позвонила сначала бабушке, и сказала, что решила дать ребенку шанс, а потом, видимо, тете Лене, что, может, дети будут ходить домой вместе, в конце концов, в их время… Дальше он не услышал. То ли мама заговорила тише, то ли навалился сон. Но снилось что-то приятное и обнадеживающее.
Видимо, тетя Лена согласилась доверить Лису Докию: ведь он такой высокий, что его запросто можно принять за третьеклассника, и серьезный – во всяком случае, ему нравилось так о себе думать. Теперь Лис мог в полном праве после уроков брать соседку по парте за руку и провожать ее до самого подъезда, а потом уже идти к себе.
В полвторого обязательно звонила мама, интересовалась, как дела в школе и разогрел ли обед. В три звонил папа, не каждый день, конечно, если получалось, потому что он чаще всего был в командировке, очень далеко, спрашивал всякое, но любой разговор заканчивал напутствием вести себя по-мужски и беречь своих женщин. К ним он, видимо, относил бабушку и маму. Лис добавлял сюда еще Докию. Она, конечно, не женщина, но ведь когда-нибудь станет, лет через десять. И значит, ее надо беречь.
Конечно, беречь Докию получалось не очень, потому что она сама себя хорошо берегла: через дорогу переходила аккуратно, под снежные крыши не лезла, портфель и сменку не забывала и даже шарф всегда завязывала. Чего про самого Лиса сказать было нельзя: вот он мог и не до конца одеться, или чего-нибудь забыть, или не заметить наледь на дорожке и грохнуться со всего маху. Но об этом ребята никому не рассказывали, просто как-то молча решили, что взрослым об этом знать не обязательно, это ведь мелочи.
А еще Лис, однажды разговаривая с папой, попросил привезти ему книжку, по которой можно научиться драться.
– Зачем тебе?
– Мальчики должны уметь драться.
– Мальчики должны иметь другие аргументы, кроме собственных кулаков, – настаивал папа.
– Я имею, – не отступал Лис. – Но ты же дрался?
– Дрался, – соглашался папа. – Но у меня не было минус четыре. Поэтому я хочу, чтобы ты научился договариваться.
– Я буду снимать очки, – обещал Лис.
На этом аргументе спор закончился. Папа так и не ответил, привезет книгу или нет. А у мамы спрашивать – точно бесполезно, она Лиса лучше на фортепиано запишет. Поэтому Лис стал экономить, когда мама или бабушка давали ему деньги на карманные расходы. Сколько может стоить книжка, в которой расписаны боевые приемы, он не знал, наверное, очень дорого, ведь это очень хорошая и нужная вещь!
Ельникова и Санкина по-прежнему зубоскалились, особенно когда Валентина Максимовна выходила из класса по своим делам. Придумывали всякие дразнилки, типа: «Елисей наелся щей» или «Дося это не девчонка, это имя поросенка».
Иногда к ним присоединялся еще кто-нибудь из одноклассников, в основном одноклассниц, почему-то именно девочек больше всего напрягало, что одна из них преспокойно дружила с мальчиком и не упрашивала Валентину Максимовну пересадить его от нее. Но в общем-то, дразнить Докию получалось плохо: она смеялась вместе со всеми, полностью обесценивая злые слова.
А вот Лис, бывало, обижался. Ему хотелось показать какой-нибудь суперски-сложный прием, чтобы каждый понял, что лучше с ним не задираться. Но книжку папа пока не привез. И в копилке пока было не густо. Поэтому с приемами не получалось. Оставалось лишь мечтать, что это случиться когда-нибудь потом.
Тем более, с девчонками, даже самыми противными драться нельзя. А нормальные мальчишки, например, Егор Тутоев, не дразнились. Не драться же с Гавриковым, который в два раза меньше, и у которого девчачий голос. Ему даже до сих пор бабушка шнурки завязывала и портфель носила!
Правда, все это подметила Докия и рассказала Лису, когда он поделился с ней мечтой, что однажды как возьмет, как врежет. Но ведь не важно. Главное, конечный результат!
Книгу с настоящими приемами, да еще и в картинках, папа все-таки привез! Лис уже решился было напомнить, или с мамой поговорить, потому что деньги копились не слишком быстро. Но проснулся однажды и увидел книгу прямо на своей кровати.
Родители отпрянули друг друга, видимо, испугавшись поведения сына, когда тот влетел в их комнату и запрыгал.
– Привет, пап! Спасибо, пап! – такие дикие вопли он не издавал уже очень давно.
Наверное, в последний раз, когда на новый год родители ему купили железную дорогу с настоящим бегающим по рельсам паровозиком. Но ведь это случилось уже сто лет назад, еще в садике!
Папа поймал Лиса, завертел, как делал всегда, когда возвращался издалека. А мама принялась уговаривать так не делать, но в то же время говорила это так, что становилось понятно, что на самом деле она не против.
Лису было щекотно. И немножко страшно. Он то хохотал, то повизгивал, совсем позабыв, что сегодня выходной и еще очень рано, даже темно пока. Но соседи-то не забыли. И забарабанили по батарее, словно пальцем погрозили.
– Мальчики, тихо, – шикнула мама и отправилась готовить завтрак.
Папа же с Лисом, чтобы не дурачиться, принялись рассматривать книжку с приемами. Картинки были – замечательные. Посмотришь, и как будто бы уже научился. Все казалось очень даже легко.
А потом с кухни маняще потянуло блинчиками, и разглядывать книжку стало не так интересно. Приятнее было представлять, как ты поливаешь хрустящий, дырявый блинчик вареньем или сгущённым молоком, откусываешь и улетаешь на седьмое небо от счастья.
Лис изучал боевые приемы при любом удобном случае. Даже брал с собой книжку в школу. Она сразу стала предметом зависти почти всех мальчишек в классе.
– Ну, и что? И что? – задирался Тимур Ивлеев. – А я вот тебе так! А ты мне что? – и больно тыкал Лиса под ребра.
Тот терпел, по двум причинам. Первая, Ивлеев был на полголовы ниже. Вторая, у Тимура был старший брат, восьмиклассник. Брат уже говорил басом, и над верхней губой у него пробивались редкие черные усики. С Тимуром Лис бы, наверное, справился. А с его братом?
Потом выяснилось, что из книги с корнем вырвано несколько картинок. Жаль, до слез! Внутри Лиса кипело и бурлило, грозя вылиться злыми отчаянными слезами. Тем более, никто не признавался в содеянном. Лис, конечно, прекрасно помнил эти картинки, даже изобразил что-то подобное в альбоме, вместо заданных Галиной Петровной зимних узоров, но ведь нельзя портить чужую вещь безнаказанно!
Докия преданно смотрела на друга, гладила его по руке, а потом, не испугавшись, что кто-нибудь обязательно назовет ябедой, рассказала обо всем Валентине Максимовне.
Та расстроилась. При всех ребятах. Показательно. Но никто не признался. Доходчиво объяснила, что как бы тебе не хотелось взять чужое, делать этого ни в коем случае нельзя. Все промолчали, потупившись в парту. Пригрозила, что всему классу придется пообщаться с социальным педагогом, а виновному – еще и с директором: ноль реакции.
Лис уже почти не расстраивался. Но ему было стыдно, что папа купил такую дорогую книгу, а он не смог ее сберечь.
Докия сидела сердитая, с сжатыми в узкую полосочку губами. И размышляла, как же потом разговаривать со всеми одноклассниками, и не думать, что каждый из них может оказаться вором!
Но Валентина Максимовна не сдавалась. Она принесла в класс бутылку с прозрачной жидкостью, которую при всех вылила в тазик для мытья доски.
– Ребята, я сходила к нашему химику, Надежде Валерьевне, и та дала мне определитель честности. Сейчас каждый будет опускать в тазик руки и говорить, что он не портил книгу Елисея. Определитель честности подскажет нам, кто обманывает.
Тут же посыпались вопросы:
– А у нас руки отвалятся?
– А это волшебная вода?
– А можно только определить, кто книгу портил, или что-то еще?
– А Елисей и Дося тоже будут руки опускать?
Валентина Максимовна терпеливо отвечала, что жидкость абсолютно безвредная и не волшебная, что руки ни у кого не отвалятся, что для чистоты эксперимента участвовать будут все, даже она сама.
Учительница окунула руки и сказала:
– Честное слово, что я не портила книгу Стрельникова Елисея! – потом стряхнула воду с рук и улыбнулась.
Ребята подходили друг за другом, по очереди. Мочили ладони, повторяли фразу, потом удивленно переглядывались. Кто-то тайком лизнул палец, кто-то нюхал. Определитель честности не имел ни вкуса, ни запаха, да и вообще напоминал воду.
Последним подошел Азов Влад, почему-то насупившийся и красный. Он долго не решался опустить ладони в тазик. Потом все же сделал это, скороговоркой проговорил, что ничего не брал, и уставился на свои руки, будто в первый раз увидел:
– И ничего нет! – выпалил нервно. – Обычная вода это! – и расплакался.
– Владик, – спокойно отозвалась Валентина Максимовна, – надо вернуть вырванные картинки. Сегодня ты задержишься после уроков, Елисей нам оставит свою книгу, а я научу тебя, как ее отремонтировать. Новой она, конечно, не станет, но, думаю, это лучше, чем оставить все, как сейчас.
Никто из ребят не понял, как именно действует определитель честности, но у всех заронилось уважение к химику Надежде Валерьевне, у которой есть такие удивительные жидкости.
Применить выученные приемы у Лиса все не получалось – повода не возникало. Валентина Максимовна как-то так ухитрилась воспитывать свой класс, что в школе никто из них не дрался. Не совсем, конечно, иногда бывало, что могли толкнуть, но это же не серьезно. Толкнешь в ответ – и все. А учитывая, что Лис один из самых высоких и в очках – с ним особо никто и не задирался.
На улице же почти всех тут же разбирали бабушки-мамы-старшие братья-сестры, особо не развернешься: хулиганы не успевали нахулиганить, шкоды – нашкодить.
Не с Докией же драться. Можно, конечно, научить ее приемам, ведь она такая маленькая, беззащитная, а валяться в сугробах – заманчиво и безопасно. Но лучше уж Лис сам ее защитит, если что.
Однако изо дня по дороге домой ничего опасного не происходило: ни бандитов, ни маньяков, ни погонь с перестрелками. Жаль, конечно, с одной стороны, а с другой, все равно весело. С Докией можно было болтать на разные темы. Она умела читать с четырех лет и к семи прочитала уже много сказок и книг, даже могла что-то посоветовать Лису. Еще она выдумывала свои истории. И заразила друга: по дороге домой ребята рассказывали бесконечную историю, вот уж в ней точно имелось место и перестрелкам, и погоням, и бандитам. Прерывались у подъезда Докии, чтобы на завтра продолжить. Выходные – вот главная проблема. По телефону долго не разрешали болтать родители, а попробуй-ка запомни все, что придумали накануне!
Приходилось записывать. Правда, Лис писал, как курица лапой, потому что не успевал за своими мыслями. Докия писала более аккуратно. Но ведь почерк в этом деле – не главное!
Понедельник выдался совершенно обычным. Уроки – как всегда. Валентина Максимовна – как всегда. Ельникова и Санкина – как всегда.
Но позади были выходные. Поэтому возвращаться домой хотелось медленно, чтобы успеть поделиться всеми придумками, которые пришли в голову. Лис и Докия говорили взахлеб, перебивая друг друга, смеясь и удивляясь новым поворотам сюжета.
Поэтому даже у подъезда они простояли минут двадцать, пока мороз совсем не искусал красные носы и щеки. Потом Докия открыла дверь.
Лис махнул ей, как обычно, и поплелся в свою сторону. Воодушевление потихоньку схлынуло, подпустив к сердцу наливающуюся соком тоску и ощущение недосказанности. Ведь можно было еще вот это… И это… И то…
– Лис! – испуганный тонкий голосок прозвучал за спиной, как набат. – Там… Там…
Докия стояла побледневшая. Губы дрожали, как крылышки у стрекозы. Лис сразу почувствовал себя рыцарем перед огнедышащим драконом, с мечом наперевес. Вот и пришло время показать себя! Развернуться! Он заскочил в подъезд с горячим желанием защитить Докию ото всех возможных бед.
Прямо посреди лестницы полусидел-полулежал кто-то плохопахнущий. Он невразумительно мычал, тряс головой и пытался встать, но ноги у него разъезжались, а руки только скользили по стене и перекладинам перил.
– Я не пройду, – шепнула сзади Докия. – Я боюсь.
Лис тоже испугался. Все приемы выветрились из головы, будто там их и не было. Хотелось схватить подругу за руку и бежать-бежать-бежать. Домой, например. К Лису. Раз уж к Докие нельзя. А оттуда позвонить ее маме, и рассказать, что в подъезде сидит страшный дядька.
Но Лис постарался взять себя в руки. И ломким до невозможности голосом произнес:
– Пропустите нас, пожалуйста!
Мутный взгляд остановился на мальчике. Попытался сфокусироваться, но безуспешно. Потом грязный указующий перст взвился в воздух и помахал прямо перед носом, то ли запрещая что-то, то ли предупреждая. Дядька снова замычал и продолжил безуспешные попытки встать.
– Что же делать? – совсем расстроилась Докия. – Меня дома потеряют. И у меня телефон разрядился.
Лис взял ее за руку. Крепко-крепко. Стараясь не показывать растерянности. И страха. И предложил:
– Пойдем ко мне и от меня позвоним твоей маме.
– Я не помню ее номер.
– Так мы же поставим твой телефон на зарядку.
– Но она же не придет за мной.
– А мы еще вызовем милицию, – пообещал уже увереннее. – Они приедут и заберут этого дядьку! Чего он людей пугает!
Лис несколько дней после случившегося чувствовал себя настоящим героем. Страшного дядьку, действительно, забрали в милицию. Мама Докии даже видела это из окна и рассказала потом ребятам.
Бабушка Лиса поджимала губы, слыша эту историю, и сделала новую попытку настоять на том, что вполне может встречать внука из школы. Если уж ему так принципиально, она и Докию будет встречать. Но ведь не дело, когда детям самим приходится разрешать такие недетские ситуации! А ведь потом весна, станет только хуже! Бабушка делала глубокий вздох и прикладывала к груди руку.
Лис не понимал, чего думать о плохом, если его не случилось? Справились же. И в следующий раз справятся! Хотя приемы, наверное, надо с папой поучить, когда он приедет, а не только по картинкам, с воображаемым неприятелем.
В пятницу Лис заболел. Вернее, познабливать его стало уже в четверг вечером, но он побоялся, что его могут не отпустить в школу, и ничего не сказал маме. А ночью озноб сменился жаром.
Мама услышала, как Лис постанывает во сне и что-то бормочет. Подошла, потрогала лоб – как печка, вздохнула, присела на кровать и стала будить сына.
– У тебя болит чего-нибудь? – допрашивала, как следователь.
Лис мотал головой, но не сильно, иначе все плыло перед глазами и начинало мутить.
– Покажи горло, – командовала мама.
Прощупывала железки, вздыхала, опять прощупывала. Поставила градусник. Через несколько минут вытащила и покачала головой.
– Голова болит? Вроде нос дышит. Неужели грипп подхватил?
Лису хотелось спать. А еще было страшно, как же там Докия будет добираться одна со школы? Ладно бы кто забирал, но ведь нет. И в эту сторону ребята шли только вдвоем. Из других классов только, но так ведь просто не познакомишься!
Мысли кучились и мельтешили в голове. Лис пытался выложить их маме, но она не слушала, только скармливала сыну какие-то таблетки, укутывала одеялом и то и дело щупала лоб. Ну, вот зачем она это делает? Ладонь у мамы была холодная. Наверное, если бы Лиса не съедало беспокойство, ему бы понравились эти прикосновения, но сейчас они только раздражали. Он выпрастывал руки и отпихивался.
– Ну, Лисенок, сейчас станет лучше, – уговаривала мама, как будто его волновало собственное самочувствие, или он был маленьким.
Понятно, что станет, всегда стаёт, как бы плохо не было. Даже если собственные кости становились расплавленными прутьями, и каждое движение причиняло боль.
С этой убежденностью Лис и заснул. Чтобы проснуться мокрым, как селедка в своем соку. Мама появилась тут как тут, со сменной одеждой и чаем. Помогла переодеться, напоила с ложечки и снова всего ощупала. Потом, как фокусник, извлекла из воздуха градусник и поставила под мышку.
– Мам, – прохрипел Лис, будто столетний пень, – в школу пора уже собираться?
– Какая школа! – вытаращила глаза мама. – Мы с тобой останемся дома, вызовем педиатра и будем усиленно лечиться!
– Я не могу, – ответил он.
– Я тоже не могу. Ты не представляешь, сколько у меня работы. А придется лечить тебя, – вздохнула она, достала градусник и крякнула. – Ну, вот. Тридцать семь и четыре. Постельный режим. И не спорить.
– Я не могу, – упрямо повторил Лис. – Надо же Докию провожать!
– Господи! – всплеснула руками мама. – Я позвоню, предупрежу. Уж, они чего-нибудь придумают!
– Предупреди.
– Обещаю!
Только услышав, что она точно выполнила обещание, Лис немного успокоился, выпил горячий чай и уснул.
Потом пришла педиатр, строгая тетенька в очках, белом халате и с тощей гулькой на голове. Пришлось снова измерять температуру, показывать горло с ложечкой и глубоко дышать, вздрагивая от прикосновения холодного стетоскопа.
– Ну, вирусное, однозначно, – заключила врач и выписала рецепт. – Больше пить, больше спать, не смотреть телевизор и не скакать.
– Читать можно? – просипел Лис.
– Читать? – тетенька задумалась, потеребила очки на переносице и вынесла вердикт: – Можно. Но без фанатизма.
Лис не знал, что такое фанатизм. Но мама кивнула, значит, ничего страшного, просто какое-то медицинское слово, и пошла провожать врача.
***
Сегодня Докию встречала баба Капа. Идти ей было тяжело. Она пыхтела и переваливалась с ноги на ногу. Просила не спешить и разговаривала с одышкой. С ней точно не посочиняешь историй.
А ведь они с Лисом остановились на самом интересном месте. Надо бы записать все в тетрадку, чтобы не забыть. Или вообще спросить у мамы номер и позвонить другу. Валентина Максимовна всегда говорит, что надо внимательнее относится к людям. А ведь это внимание.
– Здравствуй, Доня!
В худенькой женщине с красным носом и пушистой меховой шапке по самые брови Докия еле узнала маму Лиса.
– Здравствуйте, – ответила застенчиво. – Как дела у Елисея?
– Температурит и скучает по тебе, – с улыбкой ответила женщина.
Баба Капа остановилась, довольная передышкой, чуть в стороне. Маму Лиса она не знала, поэтому только кивнула вместо приветствия и все.
– Передайте ему, что я позвоню! – пообещала Докия.
– Передам. Только не сегодня. Ему надо лежать и пить лекарства, – мама Лиса тряхнула пакетом, в котором что-то застучало-забренчало-зашуршало. – Извини, побегу, Лис там один.
– Да, конечно, – кивнула девочка. – Ой, подождите!
Она стянула варежку, и под прицелом взглядов бабы Капы и мамы Лиса, отвязала от шарфа длинную красную косицу:
– Передайте, пожалуйста, Елисею, чтобы он меня не забывал.
Женщина приняла подарок, посмотрела удивленно и опустила его в карман.
– Спасибо, передам. Но, думаю, он тебя и так не забудет.
***
Вечером приехал папа. На попутках, узнав, что сын загрипповал. Без подарков и гостинцев, но зато на целых три дня раньше. И, пока измеряли температуру, взялся читать сыну сказки и легенды разных народов мира. Правда, выбрать, какую именно – оказалось сложно.
Тогда папа просто открыл страницу наугад – и выпала китайская сказка, про богатого юношу, который не мог найти жену, но потом встретил старика, поведавшего ему, что той, что связана с ним красной нитью судьбы еще очень мало лет, вот когда она вырастет, тогда юноша и сможет жениться. Обещанная стариком девочка оказалась дочерью нищей старухи. Юноша не захотел на ней жениться и приказал слуге убить ее. Однако слуга, выстрелив из лука, только ранил ребенка. Через много лет юноша стал мужчиной и без памяти влюбился в одну девушку. Когда они поженились, он с ужасом увидел на ее теле шрам – это была та самая чудом спасшаяся девочка. Молодой муж раскаялся и понял, что чуть своими руками не разрубил красную нить судьбы.
Сказка понравилась Лису, хоть особых приключений в ней и не было. Тем более, это же настоящее волшебное совпадение, что Докия тоже подарила ему красную косичку от шарфа. Это, конечно, не красная нить судьбы, но кто знает, какая она на самом деле. Чтобы не потерять, Лис повязал ее на запястье, и косичка теперь приятно щекотала кожу.
