Kitobni o'qish: «Пчелиный волк»

Пчелиный волк (Philantus Triangulum) – одиночная оса из семейства роющих ос. Охотится на медоносных пчел, убивает их и высасывает мед.

ЧАСТЬ I
Дверь

Глава 1. Убей василиска!

Они меня бесят.

Все.

Дрюпин, Седой, Сирень. Ван Холла не было, он вообще редко бывает, только по делам особой важности, но все равно бесит.

Дрюпин и Сирень сидят прямо передо мной. Седой, как руководитель проекта, за спиной. Наблюдает за нами типа. А сам только и делает, что пилюли синенькие глотает. Суперпилюли от суперукачивания. Нам пилюли не дает – они, вроде того, снижают скорость реакции. Остроту. Поэтому мы страдаем.

Сирени плохо. Но виду не подает, опустила забрало шлема, видно только подбородок. Подбородок дергается.

Глядеть на лицо Дрюпина, дрожащее как недозастывшее желе, невыносимо. Мне кажется, что еще пара секунд и Дрюпин расслоится, протечет через дырчатое кресло, протечет через пол, распылится над тайгой маслянистым дождем, станет землей, станет травой, какой-нибудь черемшой, или даже волчанкой, станет костяникой. Нельзя смотреть на этот пудинг. Активирую светофильтры, осторожно цепляю наушник. Поехали.

 
А-а-а-а-р!
По лесу шагал Франциск, собирал цветочки,
Я у папы лоб один, нет у папы дочки.
Вдруг из кущей василиск с хитрыми глазами,
Шустрый Франци бросил меч: загрызу зубами!
 
 
Убей василиска, убей!
Найди его тушку средь скудных просторов!
Убей василиска, убей!
Средь белого мха иль средь косогоров
Убей василиска!
Убей!
 

Рывок. Рылом о забрало. Бах. Больно.

Вертолет дрогнул, перекосился, начал падать, дифферент на нос, ненавижу вертолетчиков, такие гады.

Убей вертолетчика, убей-а-а-а…

Турбулентность, турбулентность, кишки из носа, кровь из глаз, я рычу, убей василиска, убей, «Анаболик Бомберс», альбом «Левая Тишина», убей василиска-а-а-а…

Темнота. Пахнет паленой резиной. И нашатырем.

Мерзко.

…а что вы хотите… все-таки дети… а мы их не на пилотов учим, я сам, между прочим, штаны чуть не… не рекомендую смеяться, он один пятерых таких, как вы, в узел завяжет…

Голос Седого.

Я открыл глаза. Седой стоял рядом. В руке платок, нашатырем воняет до слез.

– Очнулся, – довольно сказал Седой. – Давай выходи на воздух, я остальных подниму. А это что?

Седой увидел наушник.

– Опять эту дрянь слушаешь?! – Седой подцепил пальцем наушник и вытащил из-под брони плеер. – Я же запретил! У вас и так мозги разваливаются!

– Это для поднятия боевого духа, – сказал я. – Ритмичная тяжелая музыка в сочетании с мужественными патриотическими текстами. Тонизирует.

– Выметайся давай. – Седой сунул платок под нос Сирени. – Там тебя тонизируют по полной… «Убей василиска» – это что, по-твоему, мужественный текст? Ты хоть знаешь, что такое василиск?

– Знаю, – ответил я. – А в песне, между прочим, в глубоко символической форме говорится об известном случае со святым…

– Ладно, вундеркинд, выметайся. – Седой вытер лоб, поморщился. – Просыпайся, красавица, пора размять косички!

Сирень зашевелилась. Седой повернулся к Дрюпину.

Дрюпин выглядел плохо, хуже, чем во время полета, Седой приложил к нему нашатырь, но Дрюпин был недвижим и холоден, как пик Коммунизма.

Солнце не растопит лед каменной реки, весны не будет никогда, Су Ши, придворный поэт китайского императора, эпоха Сун, одиннадцатый век.

Седой принялся лупить Дрюпина по щекам. Смотреть на это было невесело. Я отстегнул ремни и стал пробираться к выходу.

Воздух. От воздуха мне полегчало.

Шлем заляпан кровью. Моей. Это из носа. Я протер шлем о колено и спрыгнул на траву.

Огляделся.

Место высадки чрезмерной курортностью не отличалось, здоровый среднерусский депрессняк. Березки листиками шумят, гармошка играет, играет…

Ничего не шумит, ничего не играет. Валдайская возвышенность, причем в самых мрачных ее проявлениях, милое, милое Лукоморье. Вдалеке разрушенный коровник, вблизи, конечно же, покосившиеся хаты, окна в землю вросли. Над головой лопасти бесшумно перемалывают воздух.

Красиво.

Из вертолета выскочила Сирень, за ней Дрюпин.

Сирень держалась бодро, Дрюпин качался.

– А вот и они! – торжественно сказал я. – Одинокий Дуб и Расщепленная Сосна! Дрюпин, ты кто, Одинокий Дуб или Расщепленная Сосна?

– А пошел ты. – Дрюпин тер виски.

– Значит, дуб. Хорошее дерево. Дрюпин, ты в курсе, что, когда мы падали, ты дал обет?

– Какой обет? – растерялся Дрюпин.

– Конечно, может, ты сделал это в бессознательности, в состоянии аффекта, так сказать. Перед смертью многие дают необоснованные клятвы…

– И чего я обещал? – насторожился Дрюпин.

– Ты пообещал нашей Сирени, что если останешься жив, то попросишь у нее руки.

– Да? – Дрюпин покраснел.

– И ноги, – добавил я.

– Кретин. – Сирень нацепила шлем и отошла в сторону.

– Зачем ты… – поморщился Дрюпин. – Она же…

– Но ведь это правда, – сказал я. – А правду в кулаке не утаишь. Не кисни, Дрюпинг, я готов быть посаженым отцом…

– Хватит болтать. – Из вертолета появился Седой. – Времени мало. Слушайте. Радиус зоны зачистки – три километра. Деревня. По периметру расположены десантники, входить в зону им запрещено, сами понимаете…

– А зря, – перебил я. – Этих десантников как грязи, а я, между прочим…

– Повторяю, – нервно сказал Седой. – Зона зачистки – три километра. Время – до темноты.

– Объект? – спросила Сирень.

– Неизвестен. Зачищайте все.

– Убейте всех, сказал легат, господь своих узнает, – выдал я давно заготовленное.

У Седого отвалилась челюсть, Дрюпин посмотрел на меня с восхищением, Сирень не прореагировала. Так вам, собаки, так, получите…

– Иногда вы меня пугаете, – сказал Седой. – Пугаете.

Не мы тебя пугаем. Тебя пугает…

– Идите. – Седой двинул к вертолету. – Удачи.

– Великий вождь, – сказал я. – Я принесу тебе печень врага! Я вырву его зоб, наполненный драгоценной яшмой!

– И помните. – Седой остановился и упер палец в небо. – Это не тренировка, это по-взрослому. Может иметь место… летальный исход.

Дрюпин кивнул. Я кивать не стал, на этой неделе у меня уже два раза имел место летальный исход. Сирень опустила забрало. Она вообще любила прятаться. Замарайка этакая.

– Эй, мистер! – крикнул я вслед Седому. – Как насчет разрушений?

– Разрушений в меру, – не оборачиваясь, ответил Седой. – Тут еще людям жить.

Он залез в вертолет, вертолет ушел вверх, мы остались одни, Валдайская возвышенность приняла нас в свои кедровые лапы, убей василиска.

– Ну, что делать бум? – спросил Дрюпин.

– Пойдем сначала туда, – я указал пальцем вдоль улицы. – Туда. Вдоль по улице…

Как называлась улица, видно не было, поэтому я по праву первооткрывателя, назвал ее сам.

– Вдоль по улице имени Всеобщей Безжалостности.

Сирень нахмурилась. Хотя из-под шлема этого и не было видно, но она нахмурилась, девчонки ведь так предсказуемы. Она хотела поспорить, хотела сказать, что надо все делать не так, что надо идти дворами… Но промолчала, я был старше по званию и мог дать в глаз. Или даже руку сломать в двух местах, такой уж я суровый.

Вообще-то, если, конечно, по-умному делать, надо было идти все-таки дворами. Не привлекая внимания. Но с Дрюпиным не привлекать внимания было невозможно, так что что дворами, что не дворами, разницы никакой. Дворами пробираться только сложнее, грядки-шмятки всякие, сельхозугодья по колено. Провалишься в картофельную яму, к весне жуки отполируют скелет для школьного музея.

Поэтому мы пошли по улице Всеобщей Безжалостности.

Я первым, Дрюпин за мной, Сирень в арьергарде, то есть последней.

Я шагал спокойно, дышал воздухом, проветривал для будущих свершений альвеолы. Сирень тоже особо не напрягалась, чего ей напрягаться? Обоймы она меняла быстро, свои «Тесла-С» (металлопласт-керамика, пятьдесят безгильзовых патронов, дрова можно колоть) держала в идеальном порядке. Конечно, против меня ей было не выстоять, но пяток десантников зараз она могла уложить спокойно.

Она еще и ножи метала, впрочем, ножи метать любой дурак умеет. Так что Сирень не напрягалась.

Напрягался Дрюпин. Выставил перед собой детектор движения, шарил им влево-вправо, совсем как в кино. Но прибор молчал и не пикал, огоньки на нем не горели и не мигали.

– Дрюпин, – сказал я, когда мы прошли метров сто. – Нельзя так доверяться техническому прогрессу. Брось ты этот свой локатор, доверься чувствам. Посмотри на свою невесту…

– Заткнись, – тихо сказала Сирень.

– Какие грубости! – хмыкнул я. – Посмотри, Дрюпин, какая у тебя жена злобная будет… Настоящая Ксантиппа ¹, сокращенно Типи. Сирень, можно я буду звать тебя Типи?

Сирень на провокацию не поддалась, наверное, нервы закаляла. А вот Дрюпин чего-то засуетился. Прицепил свой детектор к поясу, снял шлем, приладил к нему четырехстороннюю антенну, водрузил шлем обратно и щелчком опустил забрало.

– Теперь круговой обзор, – удовлетворенно сказал он. – Все вижу…

– А видишь ли ты свое безрадостное будущее с этой особой…

Начал я, но закончить не успел. Дрюпин запнулся и, раскинув руки, грохнулся на дорогу.

– Плохая примета, Дрюпинг, – усмехнулся я. – Спотыкаешься на ровном месте. Нехорошо с такой приметы начинать супружескую жизнь…

– Какое ровное место?! – Дрюпин откатился в сторону. – Тут бугры сплошные…

Сирень положила руку на свои «теслы».

– Кровожадность – качество совершенно не украшающее девушку… – улыбнулся я. – Лучше бы ты курила.

Это я круто. От подобной наглости Сирень подавилась собственными гландами, я это по подбородку увидел. К месту сказанное слово заменит удар ножа. Так говорил магистр Торквемада ², наш духовный учитель.

Дрюпин поднялся на ноги и сунул сапогом в песок. Из песка выскочила голова.

Сирень выхватила правый пистолет. «Тесла» пустил черный солнечный зайчик.

– Что это? – испуганно спросил Дрюпин.

Он снял бластер с предохранителя и принялся, как обезьяна, вертеться в разные стороны. Совсем забыв про свой локатор.

– Судя по обрубленным ушам… – Я присел. – Судя по обрубленным ушам, это…

– Алабай, – сказала Сирень. – Это алабай.

– Алабай? – прошептал Дрюпин.

– Среднеазиатская овчарка. – Сирень перевернула голову, оттянула пальцем губу. – Года четыре. Кобель.

– А почему только голова? – спросил Дрюпин. – Где… все остальное?

– Посмотрим, – сказал я.

Я отпнул голову в сторону, и мы двинулись дальше. По этой, по улице Справедливого Возмездия.

Следующую голову обнаружил уже я. Она не была зарыта в песок, валялась открыто, даже с какой-то горделивостью. Беспородный, но крупный пес. Верхняя челюсть перегрызена чуть ниже переносицы. Выглядит страшно.

– Мама… – быстро пал духом Дрюпин.

– Это тебе, Дрюпинг, не транзисторы прокачивать…

Я быстро подтянул рукава и отстегнул клапаны на кобурах.

– Похоже на волков, – сказал я. – Волки собак жрут, это у них первый деликатес…

– Чтобы так… – Сирень почесала стволом подбородок. – Должна целая стая поработать. Волков. Все-таки алабай – не болонка.

– Это не волки… – выдохнул Дрюпин.

– Почему ты так думаешь? – спросила Сирень.

Дрюпин указал бластером на землю. Я пригляделся и увидел след. Размером в две сложенные ладони.

– Вот и отличненько, – сказал я. – Дрюпинг, это настоящая жизнь начинается, вдохни ее аромат!

– Мертвечиной пахнет, – вздохнул Дрюпин.

– Похоже на медвежий, – Сирень указала пальцем. – Только большой слишком, и пальцы не так поставлены… И других следов почему-то нет…

– Посмотрим. – Я принялся сжимать и разжимать кулаки. – Посмотрим…

– Вы никогда не видели следа снежного человека? – неожиданно спросила Сирень.

– Нет, – ответил Дрюпин, – не видели…

– За меня не отвечай, Дрюмпинг, – сказал я. – Я снежного человека видел. Мы с ним даже в карты однажды играли, это было в Нантакете…

– Я тоже не видела, – продолжала Сирень. – А следы видела. Эти похожи.

– Ты хочешь сказать, что тут… – Дрюпин огляделся. – Что тут… бродит снежный человек?

Я расхохотался. Жизнерадостно так, с легкой интонацией землепроходца Хабарова или там, к примеру, Семенова-Тяньшанского.

– Ты что, новостей не смотришь, Дрюпин? – спросил я, насмеявшись.

– Не…

Я сочувственно похлопал Дрюпина по плечу:

– Тьма. Село Путятино, феодальная раздробленность. Вчера вечером как раз передавали. Недалеко отсюда, каких-то сто километров, вполне может быть, в районе того же Путятина, защитники животных напали на лабораторию «Z». Они там ГМ занимались. Знаешь, что такое ГМ, Дрюпин?

– Генмодификация…

– Точно, генмодификация. По сравнению с ГМ твои ходячие железяки – просто детский конструктор. А в лаборатории «Z» работали над модификацией… морских обитателей.

– Клубнике подсаживали гены скумбрии? – Дрюпин проверил ремни бронежилета.

– Почти что. Они делали сухопутную акулу.

Дрюпин вытер лоб.

– Не слушай его, Валер, – вставила Сирень. – Он врет.

– Так вот, – спокойно продолжал я, – вчера по телевизору сказали, что эта модифицированная акула удрала.

– Да… – задумчиво протянул Дрюпин.

– Вернее, пять модифицированных акул.

Я показал Дрюпину растопыренную пятерню.

Дрюпин икнул. И снова вцепился в свой бластер.

– Не бойся, Дрюпин, – успокоил я. – Я открою тебе один секрет. Акула, когда нападает, всегда переворачивается на спину. А когда она на спине, она ничего не видит. И в этот самый момент можно легко всадить ей в брюхо стальной мавританский кинжал…

– Еще одна, – перебила меня Сирень.

Эта голова была несерьезной. Откровенная дворняга. Голова была раскушена надвое.

– Где эти десантники чертовы? – плаксиво спросил Дрюпин. – Тут я не знаю что… Улица Оторванных Голов. Знаешь, я начинаю задумываться, правильно ли мы…

Я приложил палец к губам и указал глазами в небо. Дрюпин понимающе кивнул.

– Десантники стоят в оцеплении, – сказал я. – С главным героем будем разбираться мы сами. Сирень, следи за тылом, не пялься по сторонам!

– Я не пялюсь! – огрызнулась Сирень.

Мне захотелось влепить ей парочку… нарядов по кухне, но я воздержался. Нечего устраивать склоку в боевой обстановке.

– Вперед! – приказал я. – Посмотрим на этот мавзолей…

Улица заканчивалась строением вполне выдающимся. Добротный кирпичный дом, два этажа, гараж, баня, красная черепица. Довольно дорогое бунгало на фоне общей бесперспективности. Кто-кто в теремочке живет?

– Кто тут живет? – Дрюпин указал бластером в сторону коттеджа.

Сирень пожала плечами.

– Бизнесмен, наверное, местный, – сказал я. – Заготавливает березовые почки, продает их во Францию. Или кору.

– Какую кору? – не понял Дрюпин.

– Обычную, кедровую. Кедровая кора в цене, ты разве не знал?

– Я… Постой-ка!

Дрюпин уставился на дом.

– У меня на мониторе что-то есть! В доме кто-то есть! Красная точка! Оно в доме!

Дрюпин поднял бластер.

Сирень подняла свой дебильный электромагнитный пулемет.

– Без паники…

В окне черепичного дома мелькнуло. Что-то красное.

– А! – сказал Дрюпин и нажал на курок.

Воздух схлопнулся со звуком порванной струны, бластерный разряд воткнулся ровнехонько под крышу.

– Ой, – ойкнул Дрюпин.

Крыша разлетелась красным веером, черепица поднялась метров на пятьдесят вверх, красиво.

– Молодец, – сказал я. – Люди строили, строили, а ты… Вспышка сверху!

Я сгруппировался и упал на песок. Сирень упала рядом, хорошая реакция. С неба потек черепичный дождь. Даже, пожалуй, град. Дых-дых-дых.

Дрюпин сгруппироваться не успел и теперь охал под черепичным дождем, хотя била черепица и не больно. А так и надо. По ушам ему свиным, по мордасам, по мордасам!

Дрюпин все-таки упал.

– Два миллиона, – сказал я.

– Что два миллиона? – пронюнил Дрюпин.

– Можешь списать два миллиона со своего счета, Дрюпин, этот дом стоит никак не меньше.

– Там кто-то был, – шепнул Дрюпин и сел. – В окне…

Сирень тоже села. Оружие она не выпустила, и сейчас ее «тесла» был направлен на дом.

– Я видел его… – снова промямлил Дрюпин.

– Ты не выспался просто, – сказала Сирень. – Оптический обман.

– Хорошо, что этот оптический обманщик нас не пристрелил, – сказал я. – Начальство велело без разрушений, Дрюпин, ты не оправдываешь доверие…

– Стой! – Дрюпин поднял бластер. – Оно еще там… Оно там! Идет к нам!

Сирень толкнула Дрюпина под руку, выстрел ушел в небо, дверь в доме отворилась.

На улицу выскочил пингвин в красной новогодней шапочке с белым помпоном.

– Что это? – всхлипнул Дрюпин.

– Пингвин, – ответил я.

Сирень опустила пистолет.

– Откуда он тут?!! – тупо спросил Дрюпин.

– Из Антарктиды, – ответил я. – Сейчас модно держать необычных животных, многие заводят.

– Сюрреализм какой-то… – сказал Дрюпин.

– Какие слова ты знаешь, Дрюпин. Это опасно! Сначала такие слова употребляешь, потом скульптурой интересоваться начнешь, потом сам ваять станешь, сделаешься художником, быстро сопьешься. А она…

Я указал пальцем на Сирень.

– Она не возложит на твою могилу букет гладиолусов.

Дрюпин продолжал целиться. Только теперь уже в пингвина. Прямехонько в клюв.

– Ты харкалку бы спрятал, – посоветовал я на всякий случай. – Пингвин, вполне может быть, занесен в Красную книгу. К тому же Седой сказал, без особых разрушений, а ты… Да ты просто Герострат, Дрюпин! Разрушитель церквей и храмов! Я так тебя и буду теперь называть… Впрочем, Герострат – это слишком длинно, я буду называть тебя просто Герасим. Сокращенно Гера… Гера и Типи.

Пингвин подковылял к Дрюпину и принялся тыкать в карман клювом. Дрюпин опустил оружие.

– Иди отсюда. – Дрюпин попытался оттолкнуть птицу сапогом.

Пингвин не уходил, привязчивый попался. Я вздохнул и вытащил из-за плеча свой бластер.

– Ты что, сам его пристрелить теперь хочешь? – испугался Дрюпин. – Зачем?

– Тебе же ясно было сказано – зачистить территорию. Вот и зачистим. И вообще, чем я хуже тебя? Ты, значит, по пингвинам стреляешь, а мне нельзя? А может быть, это пингвин-убийца? Генмодифицированный пингвин-убийца!

– Ты говорил, что они акул-убийц делали… – напомнил Дрюпин.

– Где акулы, там и пингвины. Пингвины-убийцы, кальмары-убийцы, креветки-убийцы. В ассортименте. Отойди немного в сторону, чтобы не зацепило.

– Может…

Я поднял бластер. Дрюпин отскочил в сторону.

– Убейте всех, – сказал я. – Господь своих… узнает. К черту Красную книгу. Убей василиска.

Сирень встала передо мной.

– Не надо, – сказала она.

– В сторону, – приказал я.

– Зачем тебе этот пингвин? Зачем его убивать?

– Чучело сделаю. Чучела я очень уважаю. Что это за жизнь без чучел?

– Я тебя прошу…

– А если ты будешь меня просить, я из тебя чучело сделаю, – пообещал я Сирени.

Чего с ней разговаривать? Я тронул пальцем курок. Дрюпин толкнул Сирень в сторону, она упала.

Я выстрелил.

Разряд прошел ровнехонько над пингвиньей головой, колпак задымился, пингвин выдал что-то на своем, антарктическом, и шарахнулся в кущи.

– Скотина. – Сирень поднялась на ноги. – Какая же ты скотина…

– Но это ведь не я собираюсь просить твоей руки… Ладно, идем дальше. Может, бегемота какого встретим…

– Все это неспроста, – сказал Дрюпин. – Вы сегодня ночью ничего не слышали?

– А я вообще ночью ни к чему не прислушиваюсь. – Настроение у меня стремительно ухудшалось.

– А я прислушиваюсь. Ровно в час по стенам пошла такая вибрация, у меня даже зубы заболели. А проснулся, гляжу на свои приборы, а они просто с ума сходят. Причем все. Все подряд.

– И что? – спросил я. – Какая связь между твоей вибрацией и оторванными головами?

– Они сегодня ночью запускали установку, – шепотом сказал Дрюпин. – Ровно в час. Они запускали установку, а теперь вот это произошло все.

– Что произошло? – спросила Сирень.

– То произошло, что мы тут. И кого-то ловим, непонятно кого…

– Дрюпин, ты бы поменьше думал и пометче стрелял, – сказал я. – Тогда от твоей жизни было бы гораздо больше толку. Но об этом мы поговорим потом, а сейчас вперед.

– Куда вперед? Направо? Налево? – спросил Дрюпин.

Справа были ничем не примечательные сараи. Слева раздолбанная дорога, ведущая к заброшенному коровнику (его я уже упоминал). Заброшенный коровник выглядел более зловещим, и я решил, что лучше проверить сараи. Поелику злодейчики всегда притаиваются в самых скромных местах, такова их злодейская натура.

– Идем к сараям, – сказал я. – Там, в их тенистой глуши, прячется то, что ищем мы в сей день.

– Может, дома лучше проверим? – Дрюпин кивнул назад. – Хибары эти?

– В домах его нет, – ответил я.

– Почему это?

– Поверьте моему опыту.

Нет, конечно, я не был уверен, что тот, кто нам нужен, не прячется в одной из этих хибар. Но уверенность в критической ситуации гораздо важнее всего остального. Уверенность заражает окружающих. Опыт же вторичен.

– Давайте закидаем все это гранатами? – предложил Дрюпин. – Или из бластеров отрихтуем. Риск должен быть оправдан…

– После гранат тут ничего не останется, – сказала Сирень. – А люди как?

– Какие люди? – спросил я.

– Те, что тут живут. В этих домах.

– Новые себе построят, – буркнул Дрюпин. – Чистые, светлые, красивые.

– Я обещал печень Седому, – тоже возразил я. – Печень снежного человека, замаринованная в муравьином спирте, что может быть лучше? А после бластеров тут ничего не останется, никакой печени… И вообще, хватит болтать, двигаем к сараям! Вы с юга, я с севера. Для особо продвинутых – вы справа, я слева.

– Может, все-таки тандемом? – обреченно спросил Дрюпин.

– Тандемом будешь кататься по Южному Уэльсу. Надо взять сараи в кольцо. В железное кольцо смерти. Понятно?

Дрюпин и Сирень кивнули.

– Выполнять, – велел я. – Если вы сдохнете, то я…

Родителей у этих коловраток наверняка не было, сообщать об их кончине тоже было некому. Поэтому я сказал:

– Я напишу про вас в стенгазету. Заметку. Под названием «Безвременно ушли»… Ладно, уходите.

И они ушли. Не безвременно, а в сараи. Я сорвал травинку, вдохнул пахнущий опилками воздух и стал пробираться к северному сарайному флангу. Дрюпин и Сирень направились к флангу южному.

Сараи были как сараи. Из посеревших неровных досок, покрыты тоже досками, некоторые – прогнившим рубероидом. Обычные. Странно только, что стояли они отдельно от домов – так обычно не делают. Впрочем, разбираться в вывертах валдайской архитектуры мне было некогда. Я шагал, стараясь ступать бесшумно, стараясь почувствовать врага. Но никакого врага я не слышал. Зато прекрасно слышал Дрюпина.

Дрюпин тоже старался шагать тихо. Он, пожалуй, даже шагал на цыпочках – шаги его были чересчур осторожные и редкие. При этом он пыхтел, лязгал и издавал еще какие-то звуки, кажется всхлипывания. Не умеет этот баран ходить, вертолет водить умеет, а ходить нет.

Сирень я не слышал, она передвигалась вполне профессионально.

Внезапно мне в голову пришла идея. Если я прекрасно слышал Дрюпина, то, значит, и наш объект его прекрасно слышал. И вероятность нападения объекта на Дрюпина была гораздо выше, чем на меня или на Сирень. Поэтому я повернул направо, прокрался между тухлыми мшистыми стенами и выбрался в широкий проход. И сразу увидел Дрюпина.

Дрюпин походил на киношного спецназовца. Двигался в какой-то полуприсяди, быстро ворочая бластером, только фонарика под стволом не хватало. И надписи FBI ³ между лопатками. Вот что значит забивать на занятия Варгаса. Забиваешь на Варгаса – и ты похож на петрушку. На Петрушку то есть.

Сирени не было видно. Видимо, ей тоже пришла в голову эта здравая идея – сделать из Дрюпина приманку. Какие кадры растут, однако…

Дрюпин продвигался вперед, резко заглядывая за повороты. Но за поворотами никого не было, и после каждого такого заглядывания Дрюпин вздыхал и на секунду расслаблялся. Бластер Дрюпин держал в боевом положении, прижав к плечу приклад. Почему-то меня Дрюпин не видел – то ли комбинезон у меня оказался с отражающим покрытием, то ли локатор у этого изобретателя работал все-таки плохо.

Потом Дрюпин свернул направо, и через минуту я услышал повизгивающий железный звук. Я выглянул из-за угла и увидел, что Дрюп режет проволоку. Проволоку натянули поперек прохода метра на два в высоту, за проволокой было видно что-то вроде дворика, скамейка, засохшее дерево. Уединенное место раздумий и грез, шпрехшталмейстер отдыхает. Дрюпин широко размахивал ножом. Лезвие из супербулата секло проволоку, как гнилую леску.

Интересно, зачем Дрюпину понадобилось попасть к этому дереву?

Я пригляделся и понял зачем. С дерева на длинной веревочке свисал старый, еще черно-белый телевизор. К древним телевизорам, радиоприемникам, осциллографам, проигрывателям и другой ерунде, в которой содержались радиодетали, Дрюпин был неравнодушен. Спокойно пройти мимо средневекового TV он не мог, обязательно хотел его потрогать.

Интересно, зачем сюда этот телевизор вообще привесили?

Ладно, плевать. Плохо, что Дрюпин отвлекся от миссии и теперь стремился к телевизору, как влюбленный слон стремится к симпатичной слонихе. Не замечая ничего вокруг.

Надо было его немножечко отрезвить.

Я сделал осторожный шаг в сторону Дрюпина и тут же увидел Сирень. Она стояла прямо передо мной. Возле стены. Только как-то хитро стояла, непонятно каким образом сливаясь с серыми досками. Я шагнул назад. Сирень исчезла. Я снова шагнул вперед. Сирень появилась.

Интересненькое дело. Я такие штуки проделывать не мог. Кто ее такому научил? Где-то я про подобные фокусы слышал, какая-то китайская байда, уход в тень или вроде этого…

Неожиданно я почувствовал запах. Вполне знакомый. Кошка. Большущая кошка, пахнущая горелой шерстью, килограммов двести горелой кошатины, не меньше. Сирень его тоже услышала, задрала голову.

Дрюпин тем временем рассек последнюю колючку и продрался через преграду. Проволока зацепилась за ремни бронежилета и потянулась за Дрюпиным, он, однако, этого не заметил. Шагал, загипнотизированный своим телевизором, шагал, дрожа в счастливом предчувствии обладания.

Проволока постепенно натягивалась. Она выволоклась метра на три, потом застопорилась. Дрюпин остановился. По спине его я понял, что Дрюпин испугался, однако догадаться, что он сделает в следующее мгновение, не успел.

Дрюпин развернулся в прыжке и выстрелил.

Заряд прошел у меня перед носом, сантиметрах в пяти, не больше. Светофильтры шлема сработали, однако секунд на десять я ослеп и оглох.

Я выхватил револьверы и присел. В глазах плясали круги, я ничего не слышал и не видел, никакого контакта с реальностью. Когда круги растаяли, Дрюпина я уже не обнаружил. Сирени тоже.

Дворик, дерево, телевизор.

Да кошкой горелой воняет сильнее.

Тот, кто утащил Дрюпина и Сирень, был быстр. Очень быстр. Быстрая горелая кошка. И мощная. Можно предположить, что Сирень тоже на время ослепла, но какое-то сопротивление она оказать все-таки могла. Она все же не Дрюпин.

Могла, но не оказала.

Я остался один. Ну и хорошо. Дышится легче, но надо спешить.

Надо спешить. Ситуация вышла из-под контроля.

Первым делом я отстегнул шлем. Роскошный шлем. Прямое попадание из крупнокалиберной винтовки, а ему по барабану. Плохо, что напрочь перекрывает боковое зрение. А иногда боковое зрение гораздо важнее пуленепробиваемости.

Прощай, рики-тики, я бросил шлем на землю.

Затем избавился от бластера. Мощная штука, можно танк подбить, но в нашем деле бесполезная. Если объект, допустим, тащит Дрюпина с Сиренью в свою, допустим, пещеру, то из бластера его не достать. Тут нужна тонкая работа. Револьвер, пистолет, на крайний случай штурмовая винтовка. К тому же весит бластер почти пять кило, с такой штукой много не побегаешь.

Прощай, прощай.

Хотел сбросить еще и бронежилет, но не успел – метрах в двадцати за соседним сараем брякнуло. Или бумкнуло, не смог определить этот звук.

Еще. С правого рукава сорвал шеврон. Черно-золотой цвет слишком заметен, как мишень, а демаскировка мне ни к чему.

Готов.

Я подпрыгнул, уцепился за край крыши, повисел. Подъем переворотом, и я уже лежу на пахнущем плесенью рубероиде. В правой руке Берта, в левой Дырокол – мои револьверы. На жести за две крыши от меня ноги Дрюпина. Не оторванные, нет, просто тела не видно, свесилось с крыши. Кто-то его там свесил, пятки сиротливо смотрят в облака. Пяток же Сирени совсем не видно.

Я осторожно, чтобы не провалиться, встал.

Ноги поползли. Не мои, дрюпинские. Кто-то сволакивал Дрюпина вниз. Я разбежался по крыше и перепрыгнул на соседний сарай.

И почти сразу же послышался выстрел. Сухой, глухой «Тесла-С» Сирени. «Тесла» хитро устроен, пули разгоняются в электромагнитном поле, без пороха и взрывов. Никакой отдачи, никакого грохота, скорострельность сумасшедшая, точность, дальность – все просто зашкаливает.

Отличное оружие для девчонок.

Правда, дороговато в производстве. Дороже бластера даже, стоит как половина тяжелого танка.

Еще выстрел.

Потом очередь. Длинная очередь и звук врубающихся в дерево пуль.

– Сирень! – позвал я.

Еще очередь. Теперь короткая.

Я перепрыгнул на жестяную крышу. Медленно подошел к краю. Заглянул. Сирень лежала в луже лицом вниз.

Узкий междусарайный проход. Справа чисто. Слева опять ноги Дрюпина. Выглядывают из-за угла. Прятки. Пятки играют в прятки.

Дрюпинские пятки вздрогнули и втянулись за угол. Я спрыгнул в проход. Сумрак, пахнет длинными белесыми червями. Сирень не шевелится.

Или так. Сумрак пахнет длинными белесыми червями, Сирень не шевелится.

Красиво.

Я приблизился к этому бездыханному телу. Осмотрел. Шлем Сирени по краю был слегка покорежен, как будто кто-то пытался его раскусить. Это не радовало. Шея была цела – шлем соединялся с расположенными на бронежилете двойными компенсаторами. Когда на тебе шлем, шею свернуть невозможно. Сирень просто стукнулась.Я наклонился, пощупал артерию. Сердце работало, Сирень была жива. Я перевернул ее на спину.

– Седой, – позвал я в микрофон. – Давайте сюда, эту дуру, кажется, прижгли…

Связи не было. Мы должны были справляться сами со своими трудностями, таковы условия. Ну что же, сами напросились.

Я вынул из набедренного кармана аптечку, достал шприц со стимулятором, вколол Сирени в ногу. А потом как следует хлестанул по щеке.

Очухалась.

– Жива, – скорбно сказал я. – Прохлаждаешься тут… А твоему жениху Дрюпину ноги, между прочим, оторвало!

– Как оторвало? – Сирень села.

– Так. По самые подмышки. Как теперь пойдете-то?

– Куда пойдем? – не поняла Сирень.

– Куда-куда, под венец!

Возле стены валялся «Тесла». Обойма выворочена, все вокруг засыпано оболочками от пуль. Оболочками и непонятной красной дрянью, будто порошком. Я окунул в эту дрянь палец, дрянь оказалась мелкой-мелкой шерстью.

Красная пыль.

Я подобрал пистолет, вытер о штаны, протянул коллеге. Она взяла оружие, сразу перезарядилась. Значит, голова не повреждена.

– Слушай приказ, колючка, – сказал я. – Как сможешь подняться на ноги, так сразу двигай отсюда подальше. А то наш краснопузый друг тебе надерет… уши.

– Ты сволочь, – сказала она мне.

– Пять санитарных нарядов, – строгим голосом сказал я. – И будь довольна, что тебе вообще башку не отгрызли!

Я отправился выручать Дрюпина.

За углом был тупик. А Дрюпина не было. Значит, его снова втащили на крыши. Интересно, зачем это зверю понадобился технический гений? Впрочем, на вкус все, наверное, одинаковые, и гении и негении…