Kitobni o'qish: «Личный подарок Сталина»
По воспоминаниям командующего Дальней авиацией, главного маршала авиации Александра Голованова.
***
1942 год. Осень. Где-то около двух часов ночи. В квартире командующего Дальней авиацией Голованова звонит телефон прямой связи с Кремлем. Командующий, высокий сильный мужчина, тяжело отрывает голову от подушки и, не открывая глаз, берет в руки трубку, хриплым голосом говорит.
– Голованов слушает!
На том конце провода раздается знакомый голос с грузинским акцентом.
– Вы можете сейчас подъехать?
Голованов садится и опускает ноги с кровати. Он одет в трусы и майку.
– Да, сейчас буду.
Командующий встает с постели и начинает одеваться. Его одежда, галифе и китель висят на стуле, сапоги стоят рядом. Супруга командующего открывает глаза и смотрит на мужа. Голованов замечает ее движение, кивает ей головой и улыбнувшись, говорит.
– Спи, я скоро буду.
Супруга улыбается ему в ответ, понимающе кивает в ответ головой, и тяжело вздыхает. В ее глаза читается искренняя любовь и жалость к мужу, который должен уходить от нее. Она отлично понимает, что, если мужчину вызывают ночью дела государственной важности, скоро вернуться он никак не может.
***
Голованов выходит из подъезда и садится в легковую машину "Виллис", которая ждет его у подъезда. Водитель машины, офицер НКВД, здоровается с Командующим. Голованов отвечает ему и приказывает.
– Езжай на дачу к Верховному.
Водитель кивает подбородком в знак согласия и включает зажигание. Голованов смотрит в окно. На городом висят дирижабли заграждения, рубиновых звезд не видно. Он смотрит на наручные часы. Стрелки показывают десять минут третьего.
***
В кабине тяжелого бомбардировщика ТБ-7 взрывается снаряд, и верхний бортстрелок, который до этого строчит из пулемета, обессиленно повисает на ремнях. Командир корабля майор Иконников, красивый мужчина средних лет, одет в кожаный комбинезон, унты, шлем, не видит этого. Он держится за штурвал и кричит.
– Коля, еще один мессер сверху заходит, слышишь, Коля! Не подведи!
Не оборачиваясь, кричит второму пилоту.
– Леша, что там Коля? Не слышу его.
Второй пилот оборачивается и видит, что Коля без сознания, тут же кричит вниз, штурману.
– Алексеич, Коля ранен, а там мессер!
Игорь Алексеевич Иващенко, штурман с трубочкой во рту, с небольшой бородкой, невозмутимо следит за секундомером.
– Один, два, три… – нажимает кнопку бомболюка. – Пошли родимые!
Из бомболюка вываливается бомбы. Иващенко также невозмутимо закрывает створки люка нажатием кнопки, затем поднимается со своего места и идет к люку в верхней части самолета.
По пути смотрит на радиста, который строчит из пулемета в боковую амбразуру. Перед ним, в задней части самолета, еще один член экипажа, бортстрелок из пулемета на турелях стреляет по немецкому истребителю, заходящему сзади.
Штурман подходит к раненному Коле, аккуратно оттаскивает его от пулемета и занимает его место. В этот момент, из темноты, сбоку появляется самолет. Он делает вираж, чтобы не врезаться в фюзеляж бомбардировщика и одновременно стреляет по ТБ-7, прошивает его длинной очередью. Пуля вырывает клок из бедра штурмана. Штурман ругается.
– Ах, ты богу душу мать, и меня зацепил!
Ловит в прицел, уходящий в темноту «Мессершмитт» и длинной очередь догоняет его. «Мессершмитт» со шлейфом черного дыма идет к земле.
Кабину начинает заволакивать дым. Штурман, не вынимая трубки изо рта, зажимает свободной рукой рану, смотрит на крыло, сообщает Иконникову.
– Командир, нас, кажись, все-таки подбили. Горит второй левый двигатель.
Иконников дает команду.
– Гнатюк, отключи двигатель, а я попробую сбить пламя.
Винт двигателя прекращает вращаться. Самолет делает резкий вираж. Огонь гаснет. Штурман наблюдает за этим из кабины стрелка, радостно восклицает.
– Врешь, не возьмешь!
Штурман возвращается на место, смотрит на убитого радиста, который своим телом закрыл рацию. Кладет его тело в проход. Хромая проходит на свое место. Садится. Осматривает рану. Качает головой, комментирует.
– Слава богу, царапина.
Бинтует ногу. Смотрит на часы. Они показывают полтретьего ночи. Подвигает к себе карту, включает радиостанцию, ловит сигнал, сообщает командиру.
– Если остальные двигатели не подведут, то дома будем через четыре часа и девять минут.
Гнатюк смотрит на приборы.
– Двигатели дотянут. У нас другая проблема – стойка шасси перебита.
Иконников рассуждает.
– Будем садиться на брюхо.
Штурман хмыкает.
– Вань, не в первый раз же.
Командир улыбается.
– Не в первый.
Спрашивает.
– Как обстановка? Все живы? Не слышу, Колю.
Штурман смотрит на тело бортстрелка, лежащего в проходе.
– Убит. Снаряд в висок попал.
Иконников морщится как от зубной боли.
– А остальные?
Штурман сообщает.
– Убиты радист, еще задний стрелок. А остальных зацепило, кого-то сильнее, кого-то как меня.
Гнатюк вставляет.
– Меня не зацепило.
Бурмистров сзади.
– И на мне ни царапинки.
Штурман констатирует.
В общем, все, как всегда. Нормально. Задание выполнили. Летим домой.
***
Голованов входит в кабинет Сталина. Видит, что он стоит возле карты боевых действий, а за столом сидят два генерала и рассматривают карту Белоруссии.
Сталин смотрит на Голованова.
– Очень хорошо, что Вы приехали, товарищ генерал-лейтенант.
Он подходит к столу.
– Вот смотрите, какую интересную информацию сообщают нам наши разведчики.
Сталин указывает концом трубки на карту и кивает генералу.
– Доложите сами.
Генерал встает, одергивает китель, кашляет. Голованов наклоняет голову, готовится внимательно слушать. Сталин начинает ходить по кабинету.
– Сегодня наш разведывательно-диверсионный отряд, действующий в район Вильно, смог подключиться к секретной линии связи и подслушать разговор между штабом группы "Центр" и Берлином. Речь шла о приезде в Белоруссию большой делегации из Берлина. Судя по всему, с проверкой и для награждения офицеров и солдат, особо отличившихся в последних боях.
Генерал кашляет в кулак.
– Награждение должно состояться завтра в два часа дня в Доме офицеров города Вильно. Эту информацию подтверждают также наши подпольщики. Они указывают нам на то, что в городе введены беспрецедентные меры безопасности.
Сталин останавливается.
– Мне вы немного по-другому говорили.
Генерал кивает подбородком.
– Да, товарищ Сталин, но…
– Говорите, у меня от товарища Голованова нет секретов. Он должен знать все.
Генерал снова кивает.
– Хорошо. Так вот, есть также сведения, что во главе этой большой делегации может прибыть сам Гитлер.
Голованов смотрит на Сталина. Сталин курит трубку, смотрит в окно.
– Какие Ваши предложения, товарищ Васильев?
Встает второй офицер.
– Товарищ Сталин, нами подготовлена группа добровольцев-спортсменов. Мы готовы высадить десант в Вильно.
Сталин оборачивается. И прерывает генерала.
– И Вы сами пойдете во главе этого десанта?
Генерал замолкает и опускает глаза, потом заканчивает фразу.
– Если партия прикажет, то да.
Сталин хмурится.
– Я нэ сомневаюсь, что партия сможем найти добровольцев, которые пойдут на все, чтобы достать зверя в его логове. Но… мы больше не имеем права на необдуманные поступки. Сейчас не 41 год. Если в Вильно действительно прибудет Гитлер, то его охрана будет состоять из отборных эсэсовцев и сколько бы туда мы не послали диверсантов, хоть дивизию, хоть армию, все равно будет мало.
Он ходит по комнате.
– А если это дезинформация. И никакого Гитлера там нет и не будет? Получится, что мы просто потеряем столько времени. Я уж не говорю о человеческих жизнях.
Первый генерал встает.
– Я доверяю своим разведчикам.
Сталин смотрит на Голованова.
– А Вы, товарищ Голованов, как думаете?
Голованов смотрит на карту и начинает докладывать.
– Город Вильно находится в зоне действия нашего тяжелого бомбардировщика ТБ-7. Если дело было бы ночью, то можно было бы послать в Вильно целый полк, и сравнять город с землей, но лететь ведь придется днем, чтобы поспеть к торжественному вручению. А значит, как только армада самолетов пересечет линию фронта, об этом станет тут же известно охране Гитлера, и он покинет город.
Генерал осматривает всех присутствующих.
– Поэтому я предлагают следующее. Послать в Вильно всего один самолет ТБ-семь с полным боекомплектом. А еще лучше с одной пятитонкой. Естественно, это будет очень опытный и при этом снайперский экипаж. Способный дойти до цели незамеченными, прячась в облаках и положить бомбу точно на крышу этого дома офицеров. Причем в точно заданное время.
Сталин довольный кивает.
– У Вас в Авиации дальнего действия есть такие?
– Так точно, товарищ Сталин!
Сталин затягивает, думает.
– Ну, что же, думаю, это единственный разумный вариант в данном случае.
Смотрит на генералов.
– Товарищи не возражают?
Те согласно кивают подбородками.
– Так и поступим.
Сталин смотрит на генерала Васильева.
– А Ваших спортсменов мы используем в другой операции. У них еще будет возможность проявить свое мужество.
***
На бетонной полосе военного аэродрома Кратово лежит полуразвалившийся самолет, который, судя по всему, только что произвел аварийную посадку. Без шасси. Погнуты винты, стекла задней и передней кабины разбиты, весь фюзеляж в пробоинах. Возле разбитого самолета стоит карета "скорой помощи", пожарные.
Санитары выносят из кабины убитых и раненых.Майор Иконников просит остановиться санитаров, которые проносят мимо него носилки, с телом накрытым белой простыней. Откидывает простыню, смотрит на лицо умершего. Красивого молодого белокурого парня. У него размножен висок. Глотает слезы.
– Эх, Коля, Коля. Что я матери-то твоей скажу.
Закрывает простыню и головой показывает санитарами, что можно уносить. Мимо проносят еще одни носилки с телом убитого радиста. Затем – заднего бортстрелка. За ним еще несут носилки с раненными бортстрелками.
Штурман Иващенко курит трубку, второй пилот плачет, механик сжимает кулаки. Рядом с разбитой машиной останавливается военный автобус из него выходит несколько, пять или шесть, английских пилотов в сопровождении переводчика и сотрудника НКВД. Один из англичан подходит к Иконникову и на ломанном русском говорит.
– Мы видели вашу посадку. Мы восхищены мужеством Вашего экипажа. По нашему уставу мы должны были бы покинуть самолет на парашютах.
Иконников морщится.
– По нашему, тоже.
Английский летчик удивленно.
– Получается, Вы нарушили устав?
На помощь Иконникову приходит штурман Иващенко.
– Нет. У нас просто не было парашютов.
Английский летчик открывает рот.
– Как так?
Штурман прерывает его.
– А вот так. Одиннадцать парашютов – это почти 200 килограмм. Мы вместо парашютов берем бомбы, чтобы гадам больше досталось. Извините, нам некогда.
Он берет Иконникова за локоть, и отводит его от английских летчиков. Иконников шепчет.
– Алексеич, ну зачем ты им ляпнул про парашюты. Дойдет информация до командования. Меня же за это взгреют.
Вано машет рукой.
– Да, ладно, пусть знаю, как мы воюем.
Они, вчетвером: командир корабля, майор Иконников, штурман, капитан Иващенко и второй пилот, старший лейтенант Бурмистров и бортмеханик, инженер-лейтенант Гнатюк идут вдоль взлетного поля к выходу с аэродрома.
На легковом автомобиле к ним подъезжает рассыльный, не выходя из машины, он кричит.
– Майор Иконников?
– Да, я.
– Вас вызывает Голованов. Срочно.
Майор садиться в машину. Машина разворачивает и летит вдоль полосы.
***
Майор Иконников входит в кабинет к генерал-лейтенанту Голованову. Генерал сидит за столом, склонившись над картой, с циркулем измеряет расстояние.
Майор Иконников докладывает.
– Товарищ генерал-лейтенант, майор Иконников…
Голованов прерывает его, взмахом руки, подзывает к себе.
– Ладно тебе, Игорь. Давай без церемоний. Иди сюда.
Иконников подходит к карте. Голованов показывает.
– Вот смотри, есть у меня для тебя одно дело.
***
Столовая летного состава гвардейской дивизии АДД. Три члена экипажа майора Иконникова: Ивашенко, Бурмистров и Гнатюк входят в столовую и занимают свободный столик.
– Сейчас поедим и спать.
Вслед за ними в зал входят английские пилоты, три человека. Они явно хотят продолжить знакомство с экипажем. Английский летчик, старший офицер, подходит к столику, за которым сидит экипаж Иконникова. У него в руках бутылка английского виски.
– Извините, господа, нам бы хотелось угостить Вас виски. Если не возражаете. Почтить память погибших.
Советские пилоты переглядываются и смотрят по сторонам, выискивая глазами начальство.
Старший лейтенант огрызается.
– Вы бы лучше второй фронт открыли, может быть, тогда и не надо было чью-то память чтить.
Иващенко останавливает его.
– Подожди. Не суетись. А где Ваши сопровождающие?
Англичанин подмигивает Иващенко.
– Мы, немного заблудились.
Старлей снова порывается что-то сказать, но штурман снова одергивает бортмеханика.
– Подожди, Алексей. Товарищи ведь от чистого сердца.
Берет из рук англичанина бутылку.
– Давайте ваши виски. Помянем Колю.
Сдвигаются столы, и английский офицер подзывает официантку.
– Девушка, принесите стаканы, пожалуйста.
***
В кабинете у Голованова. Майор Иконников сидит на краю стула и держится за подбородок.
Голованов сидит рядом.
– Лететь придется днем, без прикрытия и над точкой надо оказаться ровно в два часа. Ни минутой позже, ни минутой раньше.
Иконников качает головой из стороны в стороны. Вздыхает.
Голованов продолжает.
– Врать не буду. Шансов вернуться не много.
– Понимаю. Все как обычно.
– Сделаешь?
– Мне лететь не с кем. Осталось три человек: штурман, второй пилот и бортмеханик. Радист и задний стрелок убиты, все остальные тяжело ранены.
Голованов думает.
– Подожди!
Встает, берет трубку.
– Соедините меня с генералом Васильевым.
Ждет у телефона.
– Товарищ генерал, есть идея, как использовать Ваших спортсменов.
Слушает, что ему говорят на другом конце провода.
– Приедете? Отлично, жду.
Кладет трубку, возвращается к Иконникову.
– Экипаж мы тебе сейчас укомплектуем. Но хочу, чтобы ты точно понимал. Это личный приказ Сталина. Сделать нужно все возможное и невозможное.
Иконников встает.
– Сделаю, товарищ командующий. Думаете мне не охота, чтобы война побыстрее закончилась.
***
В столовой летного состава АДД накурено. Официантки уносят подносы с грязной посудой. Экипаж Иконникова и английские летчики сидят в обнимку и тихонько поют.
Старший лейтенант сидит и держится руками за голову, упирается локтями в стол.
– Такой парень погиб. Колька, я с ним…
Входит полковник НКВД. Песня резко прерывается. Под столом звенит упавшая бутылка. Штурман убирает руку с плеча англичанина, вытирает ладонью губы.
– О-па, мы, кажется, попали.
Англичанин пьяно вращает глазами.
– Куда попали?
Второй пилот отвечает.
– Куда, куда. На губу. Если не дальше.
Англичанин переспрашивает.
– Что есть губа?
Из подсобки выглядывает лейтенант, из-за его плеча смотрит молоденькая девушка-официантка. Она тихонько ойкает и прикрывает рот рукой.
– О, господи. Комендант аэродрома.
Полковник громко спрашивает.
– А вот вы где?
Видит наших летчиков, хмуриться.
– Что здесь происходит? Кто старший?
Англичанин нагибается и начинает искать под столом бутылку. Иващенко тихонько ногой отодвигает бутылку, так чтобы англичанина ее не достал. За спиной полковника молодой лейтенант, адъютант, шепчет.
– Это союзники. Офицеры из английской миссии, пригнали нам "Бостоны".
Полковник шипит.
– Без тебя знаю.
Старший лейтенант, второй пилот, встает и пытается объяснить.
– Англичане видели посадку нашего экипажа, товарищ полковник. Пригласили отметить удачное приземление. Чисто символически за дружбу. Да и ребят помянуть.
Полковник багровеет.
– Какие на хрен поминки? Вы в своем уме. Вы, советский офицер пьете с-ссс… Кто ваш командир?
Иващенко пытается подняться со стула, но раненая нога подводит его, и она падает назад.
Полковник орет.
– Капитан, да вы пьяны? Вы понимаете, что своим поведением позорите советскую армию.
Полковник хочет достать из кобуры пистолет.
– Я вас арестую.
Из подсобки пытается выйти лейтенант, но его держит за плечи официантка.
– Петя, не надо, не выходи.
Лейтенант снимает ее руку с плеча.
– Подожди.
Выходит в зал.
– Товарищ полковник, вы неправильно все поняли. Мы не пили, мы просто не спали почти сутки… А капитан Иващенко ранен в ногу.
Полковник оборачивается на старшину.
– Молчать. Смирно.
Лейтенант вытягивает руки по швам, но продолжает говорить.
– Мы не пили. Сто грамм наркомовские, и все…
Англичанин наконец находит бутылку. Она почти полная. Он встает перед полковником, пытается что-то ему сказать, показывает на бутылку. И на себя. Официантка бросается к полковнику и хватает его за рукав.
– Товарищ полковник. Видите, они правду говорят. Пил только англичанин.
Bepul matn qismi tugad.