Kitobni o'qish: «Стажировка. Термез»

Вступление

Средневековый мыслитель говорил: прошлого уже нет, будущего еще нет, а время – это лишь врата, через которые будущее вытекает в прошлое. Человеку не дано заглянуть в будущее; но отними у него память – и он обречен, быть дрожащей веточкой в тех самых вратах. К памяти мы идем за утешением, за оправданием поступков, совершенных или задуманных, идем за глотком чистого воздуха, идем исповедоваться и каяться, идем настраивать струны души, которые со временем начинают фальшивить. Идем к самим себе.

Вторая стажировка на четвертом курсе Голицинского пограничного военно-политического училища, проходила у нас непосредственно на границе. Отличников отправляли стажироваться на западную границу, тех, кто учился похуже и у кого были проблемы с дисциплиной в среднеазиатский округ. Я относился к последним.

Честно говоря, отучившись три года с хвостиком в пограничном училище, я толком не был на настоящей пограничной заставе. Мне она представлялась так: полосатые столбы, настороженная тишина, суровые лица пограничников, вооруженные до зубов шпионы, ночные тревоги, выстрелы… Словом – жизнь, полная романтики и подвигов. Так я представлял границу по книгам и кинофильмам; так рисовалась она мне в пограничном училище…

Глава 1

На саму важную стажировку в качестве заместителей начальника пограничной заставы по политической части мы поехали втроем – сержант Черников Юра, старший группы, курсант Новиков Юра и я. Путь лежал в самый южный город Узбекистана – Термез, стоящий на Амударье.

Ехать пришлось на поезде, в плацкарте. Долго, почти трое суток. Плацкарт полупустой, окна задраены, воздух спертый, плотный, хоть ножом нарезай. Запах плацкартного вагона особый, ни с чем не перепутаешь. Он один, и в Советском Союзе и в мире. Помесь вони мазута и угля, хлорки и жареной курицы.

Играли до одури в карты в тысячу, скоро все вкусное съели, выпить нигде не возьмешь, или цены не для курсантов. Через двое суток мыслей в голове никаких. Пусто, и все. Вспоминаю какое- то кино где показывали, как советские комсомольцы за счастьем на край света едут. С песнями, с гармошкой. В жизни-то оно попрозаичней как-то.

Всю дорогу до отряда я уговаривал Юру Черникова пойти в какое-нибудь заведение, а лучше дождаться вечера и посетить местную дискотеку, с целью знакомства с девушками.

– Тебе все равно, а мне всыпят, – огрызался Черников. На четвертом курсе грань между сержантом и курсантом стиралась, скоро все станем офицерами, но формальная дисциплина присутствовала. Я и предположить не мог, что счастье с женщиной ожидает меня впереди, прямо в отряде…

Вышли с загаженного за трое суток вагона и вздохнули свежего воздуха. Постояли, покурили. По дороге в часть зашли в кафе. Кафе было маленькое и грязное, но кормили вкусно и дешево. Съев лапшу и люля, показалось, что попал рай. Долго и молчаливо пили чай, переваривая съеденное. Каждый думал о своем, но уверен, мы все переживали за будущую стажировку, которая пройдет на самой настоящей заставе в сложной оперативной обстановке.

Идем по серому полупустому городу. Сухой ветер поднимал пыль, листву и мусор и нес все это в сторону массивных ворот в части. «Въезд только по пропускам!», гласила надпись на красном фоне. Справа от ворот на высоком пьедестале возвышалась «БМП» блекло зеленого цвета с поржавевшими гусеницами. КПП было похоже на собачью будку, сделанную из потрескавшихся бетонных плит. Из под него выскочила неизвестной породы собака, помесь овчарки и молча обнюхала мои сапоги. Немного постояв возле нас, она, по всей видимости, решила, что ей ничего не светит, лениво зевнула и пошла в свою нору под КПП.

Из окна за нами без особого интереса наблюдал солдат с застигнутым по уставу воротничком. На его рукаве болталась повязка с блеклой надписью «Помощник дежурного по КПП». Показав документы, мы двинулись в сторону одноэтажного белого здания, на табличке которого желтыми буквами было написано – «Офицерское общежитие». Пройдя несколько шагов по узкому коридору, мы увидели две двери. На правой двери висела табличка с надписью: «Старший офицерский состав» на левой «Младший офицерский состав». Открыв свою дверь, мы увидели обыкновенную казарму с множеством кроватей, расположившись, кто, где хотел. Молча посидели на синих одеялах. Было немного тревожно. Юра Черников пошел в штаб, а вернувшись через 10-ть минут сказал:

– Свободное время, совещание завтра в 9.00 после завтрака.

– Я говорил, надо было в городе ночевать, – сетовал я. Там и шашлык и девчонки.

– Никак не наешься, хохол – буркнул Юра Новиков, все бы тебе шляться, как собаке блохастой. Отсыпайся, вон.

Провалявшись до вечера, поужинав и как старики, в 21.00 мы начали укладываться спать. На новом месте не спалось, я ворочался и вздыхал, собственно как и остальные мои друзья. Из соседнего здания, где стояла гостиница для высшего офицерского состава доносились громкие голоса и женский смех. Рядом с нами также располагалось женское общежитие, где жили жены офицеров, многие из которых выполняли задачи на территории Афганистана в мото маневренных группах.

Проворочавшись два часа, я услышал, как скрипнула дверь и в помещение кто-то вошел.

– Кто не спит, курсанты? – тихо спросил вошедший, позже оказалось, что это сержант общежития.

– Я, я, я, – ответили хором мы.

– Идите, кто хочет. Вас приглашают к столу, там девушки заскучали, – уже громче сказал сержант.

– Ну да, это розыгрыш или мебель заставят таскать, – ответил Юра Черников и перевернулся на другой бок.

– Пошли Юра, обратился я к Новикову.

– Да ну, че то здесь не то, – буркнул Новиков.

– Пошли – пошли, – наседал я. Мы встали с кровати и начали собираться в приятную неизвестность. Я отдел гражданские шорты и спортивную майку, которые подчеркивали мою уже стройную мужскую фигуру.

Оказавшись в гостинице, точнее в ее столовой, прошли в гостиную, увидели за столом сидели две девушки. На деревянном большом столе были следы вечеринки, пустые бутылки и недоеденные закуски. Как водится в таких случаях, одна девушка была красивая, а вторая и крупная и не симпатичная. Симпатичная представилась Ларисой, а вторая назвалась Наташей. Лариса была грациозной и изящной женщиной, с нежным овальным лицом, алыми губами, с легким румянцем на щеках и с голубыми глазами, изменчивыми, как хамелеон: они могли по желанию широко раскрываться с выражением девической невинности или становиться серыми и холодными. Наташа, была полновата, к тому же неудачно полновата – целлюлитные бедра образовывали «уши», которые она пыталась затолкать в слишком тесные черные брюки. Брюки «уши» не уменьшали, а, наоборот, подчеркивали жирноватые Наташины бока, которые вываливались из тесного пояса и свисали, как взошедшее тесто из квашни. Позже оказалось, что Наташа была компанейской и веселой девчонкой, чем компенсировала свою внешность.

– Наши кавалеры устали, – жеманно говорила Лариса, а нам скучно, вы не против с нами посидеть? Мы как игрушечные собачки на панели автомобиля, закивали головами. Через несколько минут выяснилось, что помимо отсутствия кавалеров у девушек закончилось спиртное. В это минуту я был готов отдать полжизни за бутылку водки или вина. Невозмутимый Юра Новиков, сказал:

– У меня есть, и вышел из-за стола. Через несколько минут он вернулся с бутылкой водки. У меня от удивления чуть не выпали глаза:

– Трое суток ехали в поезде, а ты молчал, кто тут хохол надо разобраться, – прошептал я ему в ухо.

Начались посиделки. Говорили хаотично и много, смеясь по пустякам. Время от времени заходил сержант и докладывал Ларисе о том, что ее сын спит и все хорошо. О, как, подумал я – она сама как девочка, а уже сын. Время пробежало незаметно и на часах уже было начала третьего, зевнув и сверкнув золотыми зубами, блеклая Наташа попрощалась и пошла спать, а Лариса с розовыми от спиртного щечками осталась за столом. Между мною и Юрой началось противостояние, кто кого пересидит, мы постоянно наступали друг другу на ноги, и когда Лариса отворачивалась, шипели друг на друга:

– Моя водка я и останусь, – бил, жестким аргументом Новиков.

– А ты идти не хотел, – парировал я. Ситуация становилась комичной и глупой. Лариса зевнула, Юра сдался первым и, пожелав спокойной ночи, как джентльмен уступил мне “место”.

Через некоторое время мы с Ларисой шли по темному коридору женского общежития. Лариса взяла меня за руки, и у меня екнуло сердце, кровь быстрее побежала по венам. В женском общежитии были отдельные комнаты, войдя в комнату, мы сели на кровать, я немного растерялся и не в тему спросил:

– Как ты сюда попала? У себя в комнате Лариса сдалась простой и милой, наигранность и искусственность исчезла, и я увидел в ней тихую провинциальную красавицу. Помолчав она заговорила:

– Три года назад я уехала со своей богом забытой деревни в Алама – Ату искать счастья. Хотелось начать жизнь заново с чистого листа. Оставить в далеких степях невыносимых, вечно ругающихся родителей, так называемых друзей и подруг, которые обозначаются когда им нужно занять. Оставить ненавистную работу на почте с ничтожной зарплатой и начальником – домогателем. Хотелось жизни более яркой и интересной.

– И как забурлила жизнь?

– Да… Где-то через пол года жизнь окатила меня холодным ушатом воды, эйфория от переезда в город исчезла. Появились новая работа в пограничном округе и новые проблемы. Офицеры считали меня периферийной доступной женщиной и на каждом общественном мероприятии мне приходилось доказывать обратное.

– Да-да, – только мог сказать я.

– Ухажёров было много, а настоящие мужчины попадались редко. Все опять превратилась в серая рутину… И вот в один из дней я неожиданно для всех и в первую очередь для себя приняла предложение от старшего лейтенанта выйти замуж. Человек он хороший заботливый, но какой-то простой что ли, без личного стрежня. Вот и мыкаюсь с ним по отрядам, да общежитиям. Но не мой это человек… Подала документы на развод. Сейчас он в мотоманевренной группе где-то, еще вещи не забрал …

Наступило неловкое молчание. В нашем молчании этом было нечто большее, чем слова. Мы были молоды и полны сил, нам хотелось новых ощущений и любви, даже такой, в офицерском общежитии. Я придвинулся к Ларисе и уткнулся носом в ее волосы, от них пахло свежестью и можжевельником. Лариса повернула ко мне голову и приоткрыла рот, который я закрыл поцелуем…

Пришли в себя, когда в части заиграл горн, уже давно рассвело. Лариса сказала:

– Бегом к себе, сейчас начальник отряда выйдет на зарядку, он тоже в общаге живет. Я как заяц метнулся в свое расположение. Только я прошмыгнул в свою казарму, как на улице вышел мужик в смешной майке алкоголичке и синих спортивных штанах. Понял, что чуть не встретился с начальником отряда. Хорошее знакомство бы вышло, подумал я, входя в спальное помещение, где кроме нас никого не было. Черников и Новиков уже лежали с открытыми глазами, я скользнул к кровати и блаженно раскинулся на ней.

– Ну, что ловелас, нагулялся? – спросил Черников. Не отвечая на вопрос, попросил:

– Юр, скажи на совещании, что я отравился в поезде… Сил нет, не спал ни минуты, – и, отвернувшись к стене тут же захрапел. Разбудили меня на обед, я как вареный рак, слабо что, понимая начал натягивать ХБ. Ополоснувшись на улице, немного прийдя в себя, потопал с ребятами на обед. Дорога вела через плац.

Плац! Как много в этом звуке… Тут присягают на верность Родине, проходят строевые занятия и смотры, вручаются ордена и звания самое главное для солдат – зачитывается приказ Министра обороны об увольнении в запас. Слово «плац» имеет немецкие корни, хотя его придумали еще римляне, где устраивали занятия и построения войск. Название хлесткое как удар сапога об асфальт, с плацем связана вся жизнь солдата, начиная с зарядки и заканчивая вечерним построением.

Обед в столовой по-солдатски простой, но сытный, я лопал за двоих.

– Ты прямо как голодный волк, – сказал Новиков Юра, выбирая из перловки жилистые и узловатые куски говядины.

– Мне кстати прилетело, что ты не пришел на инструктаж. Начштаба сказал что ты «красавица», которая приехала на «курорт подлечить желудок», – добавил Юра Черников. Я чувствовал вину перед товарищами, поэтому тихо сидел и пил компот.

– Тебя определили на 10-ую заставу, левый фланг упирается в мост «Дружбу», через который выводят войска, – добавил Новиков.

– Будем встречать, – ответил я и начал рассматривать серые стены столовой.

После обеда планировался выезд на заставы. Я все время думал о Ларисе, в груди что-то непривычно млело и щипало одновременно. Прощание с ней получилось неловким, везде люди. Она лишь шепнула мне на ухо:

– Приезжай, я буду ждать, – неловко кивнув головой в ответ, взял рюкзак и направился на плац.