Kitobni o'qish: «Секретная агентура»
Введение
Агент в понимании публики – шпион, тот, кто что-то «вынюхивает» и что-то сообщает. Шпионит, одним словом.
Что тут сказать? Кто «вынюхивает» и сообщает, скорее доносчик. Есть такое неприятное слово в русском языке. Но, замечу, доносчик и агент – разные понятия.
Что есть агент? Под этим словом может подразумеваться как простой курьер, передающий послания, так и человек, составляющий эти послания; может даже подразумеваться советник или исполнитель. Агент – это и тот, кто охотится за информацией, и тот, кто действует в интересах кого-либо, тот, кто уполномочен выполнять поручения особого рода. Не зря в историческое сознание въелось: агент Кремля, агент КГБ, агент ЦРУ, агент Антанты, агент «Искры» – газеты, с которой началась партия большевиков.
Агенты разные бывают. В военной разведке – добытчики военной и научно-технической информации. В политической разведке – политические агенты, добывающие политическую и ту же научно-техническую информацию. В политическом сыске – агенты, несущие информацию о настроениях в социальных группах и политических партиях, прежде всего экстремистских. Но и в политической разведке, и в политическом сыске есть высший класс агентурного дела, когда агент превращается в агента влияния, агента политических изменений, в политического агента. Такой агент, я бы сказал, – это человек, облеченный миссией, то есть несущий какую-то идею, руководствующийся ею и при этом нацеленный на выполнение определенной задачи. Выполняющий ее не всегда путем убийств и взломов, а посредством убеждения, переубеждения противника.
Извечный вопрос: чем отличается шпион от разведчика? Вопрос, забавлявший многих юмористов и сатириков: у «них» – шпионы, у «нас» – разведчики. Без ложной патетики, вполне профессионально просветил общественность на сей счет первый директор ЦРУ Аллен Даллес. Шпион тот, кто взломал сейф и добыл документ, а разведчик тот, кто вошел в доверие к владельцу этого документа и убедил его показать ему этот документ, а то и сделать копию. То есть дело в методах, в технологии – от грубых, бесцеремонных до тонких, «бархатных».
Так и политический агент: убеждением подвигает оппонента к нужным политическим шагам. Политический агент – прежде всего человек действующий. Правда, не всегда супермен. Иногда и отступник, но тогда и реальность не меняется из-за его рефлексирующего сознания и неустойчивой психики. Но это уже падший агент.
Дельных агентов всегда не хватает. За них идет борьба, и цена их в отдельных случаях становится безмерной. А за каждым агентом стоит его пастырь. Пастырь здесь не то же, что пастух, а наставник. Учитель, руководитель, шеф, советчик, иногда друг. Реальные дела подсказывают, что цена и судьба агента часто зависят от личности пастыря. Они, конечно, связаны, но агент на острие дела.
Сложное понятие – агент. Информатор в большинстве случаев – начальная ступень. Николай Кузнецов начинал в роли информатора о настроениях ссыльных, а стал выдающимся разведчиком времен Великой Отечественной войны. Но информаторы – массовая база агентурной работы.
Вспомним историю – Павла Елисеевича Щеголева, русского историка начала прошлого века, исследователя российского политического сыска: «Кажется, не осталось общественного слоя, общественной группы, которая не имела бы счастья в первые дни революции открывать в своих рядах презренных сочленов и товарищей, работавших в охранных отделениях: журналисты, священники, чиновники, члены Думы, члены партий, члены Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, почтальоны, офицеры, учителя, врачи, студенты и т. д.». «И так далее» – воистину диапазон агентурного наблюдения был необозрим.
А вот и образец документа, регламентирующего агентурную работу. Какой психологизм, какая любовь к делу светится в строках «Инструкции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях», разработанной в Департаменте полиции и утвержденной министром внутренних дел Петром Аркадьевичем Столыпиным в 1907 году: «Залог успеха в приобретении агентур заключается в настойчивости, терпении, сдержанности, также осторожности, мягкости, осмотрительности, спокойной решительности, убедительности, проникновенности, вдумчивости, в умении определить характер собеседника и подметить слабые и чувствительные его стороны, в умении расположить к себе человека и подчинить его своему влиянию, в отсутствии нервозности, часто ведущей к форсированию. Изложенные качества каждый занимающийся розыском офицер и чиновник должны воспитывать и развивать в себе исподволь, пользуясь каждым удобным случаем».
Этот текст из 1907 года. Но во все времена спецслужбы из разных стран роднило, объединяло именно такое отношение к воспитанию агентов.
Плод деятельности агента – агентурное сообщение. Но в чем тогда разница между доносительством и агентурной деятельностью? Вот С.Королев в своей книге «Донос в России» утверждает и не без оснований, что в течение столетий донос не считался на Руси чем-то зазорным; скорее доносительство можно рассматривать как норму взаимоотношений индивида и государства, норму не политическую и не социальную, а как некое общепринятое правило поведения в рамках достаточно жесткой технологии власти». Скорее это и имел в виду Петр I, когда создавал институт фискалов для борьбы с должностными злоупотреблениями, что, конечно, оживило доносительство среди простых людей. А Сталин ввел за недоносительство уголовное наказание (статья 5812 в Уголовном кодексе РСФСР), чем придал политический статус такой форме отношений человека с властью. Тем не менее эта форма больше находилась в нравственной сфере. И гражданин, в меру остроты своих интересов, страха, своего понимания морали, своего понимания отношений с властью, с господствующей идеологией, решал вопрос о доносительстве. Иное дело агент, человек, добровольно или в силу обстоятельств, но осознанно связавший себя со спецслужбами, взявший обязательство информировать органы безопасности об определенных процессах в той или иной среде. Эта деятельность проходит под руководством оперативного работника и имеет точную нацеленность на определенные явления, связанные с технологией власти. А технология власти «работает» на социальный контроль масс. Для этого власть соответствующим образом организует свое пространство, «формирует» его, рассекает на «квадраты» и «сектора», – по выражению С.Королева. В этом и заключается технология контроля.
Исторических примеров много. Один такой находим в документах Великой Отечественной войны – в донесениях руководителей групп по спецработе в Москве, относящихся к 1941–1942 годам. Эти группы фиксировали разговоры в очередях у магазинов, на фабриках и заводах, в трамваях и банях, то есть в тех же «квадратах» и «секторах». Люди из группы «Леонтия» (псевдоним) 14 декабря 1941 года слушали разговоры у магазина № 3, в магазине на Б.Серпуховской улице; в магазине № 8 завода СВАРЗ в Сокольниках. Сотрудники группы «Климента» 24 декабря 1941 года запоминали разговоры в цехах одного из московских заводов, на почте № 24, в очереди за хлебом у магазина № 20. А группа «Клавдия» в своем донесении отметила политически сомнительные высказывания в одной из бригад фабрики «Мосбелье» № 14 и в рабочей раздевалке. Та же группа «Клавдия» 24 апреля 1942 года фиксировала разговоры в очередях у продмага № 6, керосиновой лавки, у магазинов № 1, 14, 10, 63, 201, у мучного склада и в других точках города. Во всех очередях стояли в основном женщины, мужчины встречались редко. И какой же вывод делает исследователь? Вполне адекватный: власть путем выборочного, но, несмотря на экстремальные обстоятельства, систематического контроля всех сколько-нибудь важных мест скоплений людей обеспечивает тотальный контроль пространства и стремится создать абсолютно полное представление об информации, циркулирующей в этом пространстве – это пространство становится для власти абсолютно прозрачным.
Заметим, что в данном случае речь о тоталитарном обществе. В либеральном обществе «квадраты» и «сектора» контроля исследуются чаще всего социологическими службами, но и спецслужбы тоже не спят. Во Франции в наши дни полицейская разведслужба RG постоянно информирует высшую власть о настроениях общественности. Ее агенты и осведомители действуют во всех департаментах и выясняют отношение французов к правительственным решениям. Предмет особого интереса – ситуация в экстремистских организациях, сектах, во взрывоопасных местах проживания иностранных рабочих.
Собирать информацию, выяснять намерения, мнения, настроения, осведомлять – начальная школа агента. Но предотвратить преступление противников режима или организации, погрузить ее в дрязги, склоки и интриги, развалить изнутри, а то и подтолкнуть на конфликт с законом и создать основания для ареста ее активистов – это уже сверхзадача для спецслужбы, требующая агентов высшего класса.
Снова в историю. Начальник Московского охранного отделения Сергей Зубатов продвигал агентов в высшие сферы революционных партий и движений, чтобы потом, пользуясь полученной от них информацией, всех партийных вождей накрыть скопом. А начальник Петербургского охранного отделения в 1905–1911 годах Александр Герасимов, ярый оппонент Зубатова, делал все, чтобы те революционные партии, где в руководящих центрах «сидит» агентура, не накрывать, а контролировать. Герасимов стремился создать такую систему политического сыска, чтобы все центры всех революционных организаций находились как бы под стеклянным колпаком, чтобы каждый шаг партийных организаций был известен полиции, «которая решает, что одно проявление их деятельности, с ее точки зрения менее опасное, она допустит; другое, более вредное, пресечет в корне; одному из членов организации дозволит писать прокламации и выступать с речами на митингах, так как он менее талантлив и его выступления производят меньше впечатления, а другого, более даровитого, посадит в тюрьму». У Герасимова это хорошо получилось с партией социалистов-революционеров (эсеров), когда самый ценный агент Азеф стал руководителем боевой организации партии.
В 1917 году, после Февральской революции, даже остатки разгромленных архивов охранки позволили увидеть масштабы дел агентуры. На герасимовский «колпак» работало около 6,5 тысячи агентов, сотрудников охранных отделений и жандармских управлений. И среди них видные партийные лидеры и функционеры. Самые выдающиеся: у большевиков – Р.Малиновский (автор 88 агентурных сообщений), у эсеров – Е. Азеф. Но и «колпак» не мог остановить революционное брожение. Масштабам агентуры противостоял масштаб революционных партий, их выступлений, их влияния. Энергия партийных активистов трудно контролировалась. Сами чины полиции признавали это. Они ничего не могли поделать с рабочей интеллигенцией, значение которой в революции, по их мнению, было громадно. В аналитической записке Департамента полиции читаем, что эта интеллигенция представляла «новый вид революционных вожаков» и состояла из «распропагандированных сознательных рабочих, получивших революционную подготовку в подпольных организациях и усовершенствовавшихся в тюрьмах и ссылках». Цвет этой интеллигенции сосредоточен в профсоюзах, где ответственные должности занимают рабочие с «солидным революционным прошлым… разбирающиеся в политических и социальных вопросах…».
Грянула революция октября 1917 года. А в декабре родилась ВЧК, Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, которую возглавил бывший политзаключенный Феликс Эдмундович Дзержинский. Буквально в несколько месяцев ВЧК обросла агентурой и творчески препарировала некоторые технологии царской «охранки».
Наряду с советской агентурой была, естественно, и агентура антисоветская. Здесь заметная фигура сразу после революции Сергей Мельгунов, профессор, историк, социалист. Он потом напишет книгу «Красный террор в России». От него идейные волны бежали в советские 60-е – 70-е годы, заряжая энергетикой Александра Солженицына, книги которого одно время печатались на Западе при поддержке американского Центрального разведывательного управления. Влияние Мельгунова задело и менее заметных борцов. Они были в рядах эмиграции и предателей, нашедших себя там, на Западе. Самые заметные, обретшие известность – генерал Власов, действовавший под крылом вермахта, а потом СС, потомки белой эмиграции – теоретик «молекулярной» революции в СССР, глава Народно-трудового союза Владимир Поремский и организатор агентурной сети в Советском Союзе Георгий Околович – второй человек в этом союзе.
Обратимся к докладу председателя КГБ СССР Ю.Андропова под названием «О некоторых результатах превентивно-профилактической работы органов государственной безопасности», относящемуся к октябрю 1975 года. За период с 1967 по 1974 год по 70-й статье Уголовного кодекса (антисоветская пропаганда и агитация) были осуждены 729 человек, а 69 984 человека получили предупреждение и отошли от антисоветской деятельности. Знакомый с докладом исследователь-советолог не преминул подчеркнуть, что с 1971 по 1974 год только благодаря профилактике 1839 антисоветских групп ликвидировались уже в тот момент, когда только начинали формироваться.
На антисоветские группы, на этого постоянного врага, воздействовали не только профилактическими приемами. Против них, как говорилось в том же докладе КГБ, применялись «нелегальная агентура и другие методы, не связанные с судебным преследованием» – «лишение советского гражданства» или «компрометация авторитетных членов» подобных групп. Поэтому, как отмечал Ю. Андропов, уже на стадии формирования многие националистические, ревизионистские и иные объединения «были успешно разбиты». Благодаря профилактике, агентурным и иным методам к 1985 году КГБ практически парализовало и разгромило антисоветские, диссидентствующие группы по всей стране.
Питер Рэддэвей, советолог из США, пожалуй, наиболее основательный исследователь деятельности КГБ, вполне обоснованно утверждает, что советское руководство никогда не относилось легкомысленно к проблеме диссидентства. Но при этом П. Рэддэвей не отметил принципиальный момент: советское руководство свело всю борьбу с диссидентством к репрессивным или превентивно-профилактическим мерам, а политические – игнорировало.
А ведь КГБ не раз обращался в ЦК КПСС с предложениями политически определиться с диссидентами, и особо с наиболее яркими персонами. И с националистическими группами и организациями, как с постоянным врагом, в СССР велась беспощадная борьба агентурными методами. Активность этих организаций и групп к середине 80-х годов тоже сошла на нет, но национальные проблемы, питавшие националистов, ждали политических решений, а не сыскных. А правящая коммунистическая партия по-прежнему полагалась только на органы безопасности. Эта ситуация в полной мере дала себя знать кровавыми событиями в период политической перестройки в стране в конце 80-х – начале 90-х годов.
Могут ли органы политического сыска, опираясь на агентуру, сами остановить смену общественно-политического строя в стране, и наряду с этим смену власти? История почти не знает таких случаев. И дело здесь в том, что органы сыска – это всегда инструмент власти. Действуя в отрыве от власти, даже суперпрофессионально, они терпят крах. И власть в критические моменты терпит крах, если у нее нет прочных, доверительных отношений со службами сыска. М.Горбачев так и не мог за все годы перестройки сделать КГБ своим инструментом, тонкая трещина между ним и Комитетом государственной безопасности в отношении методов преобразований к концу его властвования превратилась в пропасть, в которую его и увлек ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению).
Есть случай и в более давней российской истории. Временное правительство Керенского пало в том числе и потому, что оно, по сути, разогнало профессиональные органы политического сыска. А породив новую контрразведку (так и не вставшую на ноги), посматривало на нее брезгливо, совершенно не представляя ее инструментом своей власти. Зато Ленин и ВЧК действовали в единой связке, и это единство помогло выстоять власти большевиков в Гражданскую войну.
Агенты могут быть инструментом укрепления власти, если спецслужба доверяет им вести сыск во власти, пресекая тенденции разложения ее, или тенденции перерождения своих лидеров, смены ими идеологических ориентиров. А главным доверителем здесь выступает либо вождь (в тоталитарных обществах), либо закон и традиции (в либеральных обществах).
Более 15 лет прошло со дня кончины Советского Союза и его последней спецслужбы КГБ. И в июле 2007 года Федеральная служба безопасности новой России устами начальника Управления регистрации и архивных фондов ФСБ В. Христофорова сделала заявление: «У нас хранится информация об использовавшихся при проведении негласных оперативно-розыскных мероприятий силах, средствах, источниках, методах, планах и результатах деятельности, о лицах, внедрявшихся в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов безопасности, о лицах, оказывавших содействие органам безопасности на конфиденциальной основе, а также об организации и тактике проведения оперативно-розыскных мероприятий».
И дальше в этом заявлении говорится, что все сведения, касающиеся штатных негласных сотрудников органов безопасности и лиц, оказывавших им содействие на конфиденциальной основе, составляют государственную тайну и не подлежат рассекречиванию никогда.
Никогда!
Что бы ни говорили противники этого решения, оно подтверждает важнейший принцип взаимоотношений спецслужб с агентурой: своих агентов не сдаем нигде, никому и никогда. Сила спецслужб – в верности своей агентуре. На том они стояли и будут стоять, если хотят быть успешными…
Эта книга об известных и неизвестных политических агентах периода существования органов безопасности Советской России и Советского Союза – ВЧК – ОГПУ – НКВД– МГБ – КГБ, – и о людях, руководивших ими. Рассказано в этой книге и об агентах, действующих с той, противостоящей стороны, и о сломавшихся агентах тоже. Кто-то действительно стал последним бастионом государства, теперь уже не существующего, кто-то уклонился от этой миссии. Познакомимся с ними, и тогда история того времени станет прозрачнее и понятнее.
Часть I
Как рождалась политическая агентура
Александр Пушкин – партнер третьего отделения
Архивные источники и мемуары свидетельствуют, что в эпоху Николая I русские писатели и поэты активно сотрудничали с Третьим отделением личной канцелярии императора, отделением, занимавшимся политической безопасностью государства.
Гений русской литературы Александр Сергеевич Пушкин 11 лет был в тесных контактах с Третьим отделением. Одно время Николай Васильевич Гоголь работал на низшей должности в Третьем отделении. Поддержку от Третьего отделения получали баснописец Иван Крылов, историк Николай Карамзин. Лестную оценку Третьего отделения получил роман Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети». Федор Михайлович Достоевский под влиянием бесед в Третьем отделении стал противником революции и превратился в убежденного монархиста.
О Третьем отделении и графе Бенкендорфе замолвим слово
Почему русские писатели и поэты сотрудничали с Третьим отделением? Что оно из себя представляло в тот период?
Третье отделение было создано императором Николаем I в июле 1826 года, после восстания декабристов 14 декабря 1825 года. Слабая, толком не организованная, неэффективная система органов безопасности при Александре I не сумела предотвратить создание тайных обществ и восстание декабристов.
Николай I задумал новую службу как часть своей императорской канцелярии и поместил ее среди таких отделов-экспедиций канцелярии, как кадровый, подготовки законов и управления губерниями. Канцелярия императора была над всеми государственными ведомствами. Вот в какой статус было возведено Третье отделение – орган безопасности Российской империи.
На Третье отделение Николай I поставил армейского генерала Александра Христофоровича Бенкендорфа. Он – из обрусевших немцев, сын рижского губернатора, мать – баронесса Шиллинг, подруга детства императрицы Марии Федоровны. В 15 лет был зачислен в лейб-гвардии Семеновский полк, а в 29 лет получил генеральский чин за атаку под Велижем в июле 1812 года. Но самая громкая операция Бенкендорфа – рейд с казачьим отрядом по французским тылам через всю Белоруссию до ставки генерала Витгенштейна, чей корпус прикрывал петербургское направление. Портрет Бенкендорфа в военной галерее Зимнего дворца в ряду героев Отечественной войны 1812 года.
После освобождения Москвы от французов в 1812 году царь назначил Бенкендорфа временным военным комендантом Москвы, и он руководил работой по выявлению пособников оккупантов из числа москвичей.
Бенкендорф принимал участие в подавлении бунта декабристов. Был он тогда в должности губернатора Васильевского острова, и действовал довольно решительно. Впрочем, как и в военных операциях. Он преследовал последние части бегущих мятежников, и в методах не стеснялся.
А ведь после Отечественной войны, в 1816 году, он вступил в масонскую ложу «Соединенные друзья». Его братьями по ложе были Грибоедов, Чаадаев, будущий декабрист Пестель. Но уже в 1818 году он покидает масонскую ложу, а Пестель еще раньше. Бенкендорф считал, что высшая идея служения престолу не стала главной для братьев, для «вольных каменщиков». Пестель тоже был разочарован – российские масоны стояли далеко от жизни и не стремились к политическим изменениям в стране. Пушкин в этом же году пишет одно из самых радикальных своих стихотворений «К Чаадаеву».
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Это все было в эпоху Александра I. Выйдя из масонов, будущие декабристы создали тайный «Союз благоденствия». А Бенкендорф информировал об этом союзе императора. В 1921 году Бенкендорф составил обстоятельную записку о тайных обществах и тоже направил ее Александру I. Она была оставлена без последствий, а спустя четыре года громыхнуло восстание на Сенатской площади.
Потом Бенкендорф работал в следственной комиссии по делу декабристов, которую возглавил сам Николай I. И мягкостью там Бенкендорф не отличался, хотя и убеждал нового императора быть похитрее и поспокойнее. Но казнью пятерых декабристов руководил лично.
Понравился он Николаю, боевой генерал, верный монархии. «Молод и хитер» – говорили о нем в свете; «апатичный и вялый» – высказывались некоторые современники. Но был он решителен, упрям и честолюбив. Статный, представительный – высокий лоб, прямой нос, тонкие губы, голубые глаза. Эффектная личность.
Удивительно, но уже вечером 14 декабря, когда еще кровь на Сенатской площади не успела замерзнуть после подавления восстания, Бенкендорф осмыслил проект, который подал спустя несколько дней Николаю I. Проект назывался «О высшей полиции». И когда Николай ознакомился с ним, он понял, насколько Бенкендорф близок к его идее создания Третьего отделения. И когда надо было решать вопрос о начальнике его, Николай остановил выбор на Бенкендорфе. Он утвердил его в должности главы Третьего отделения своим Указом 26 июля 1826 года. А месяцем раньше утвердил его шефом отдельного Корпуса жандармов и начальником своей охраны.
А перед этим напутствовал. Бенкендорф попросил инструкций. И как гласит легенда, царь протянул ему белоснежный платок и сказал: «Вот тебе инструкция. Чем больше утрешь слез этим платком, тем лучше».
И Бенкендорф начал выстраивать организацию и работу Третьего отделения – политической полиции России. Главная задача – безопасность престола и спокойствие государства. Было создано 9 экспедиций (отделов).
– Борьба с тайными политическими обществами и революционерами.
– Борьба с религиозными сектами и церковными раскольниками.
– Пресечение коррупции, взяточничества и должностных преступлений.
– Изучение общественного мнения по политическим и идеологическим вопросам, изучение слухов.
– Цензура печати и театральных постановок.
– Крестьянские дела, подавление крестьянских волнений.
– Контрразведка, работа по иностранцам.
– Разведка.
– Расследование важных уголовных и криминальных дел.
Бенкендорф определил и основные методы работы Третьего отделения, сейчас бы сказали – технологии.
Во-первых, центральный аппарат политической полиции в России ничто без местных органов. Этими органами стали жандармские отделения. Раньше жандармы наблюдали за порядком в армии, по сути, они были военной полицией. Бенкендорф приспособил их к делам государственной безопасности. Создал жандармские округа и штабы, восемь округов нарезал по территории России, в каждом 11 губерний. Задачи жандармам определил – наблюдать за настроениями, проводить обыски, аресты, следствия.
Во-вторых, была выстроена система отношений губернаторов и жандармских отделений, губернаторов и Третьего отделения. Бенкендорф настоял на том, чтобы губернаторы не лезли в деятельность жандармских отделений и не пытались ими управлять. Он добился того, что распоряжения Третьего отделения обязательны для всех государственных учреждений, что сотрудничество с Третьим отделением для министров и губернаторов – их служебный долг.
В-третьих, велось наблюдение за министерствами и ведомствами, чтобы пресечь злоупотребления, коррупцию, обуздать бюрократию. Самой заметной здесь была антикоррупционная кампания в 1827–1830 годах среди генералов и губернаторов. Николай I, знакомясь с ее результатами, сказал брату Михаилу: «Похоже в этой империи только мы с тобой не воры». Третье отделение регулярно составляло ежегодные отчеты для императора, в том числе по крестьянскому вопросу. Бенкендорф докладывал: «Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством», – и говорил о необходимости крестьянской реформы. И Николай начал эту реформу. Но сопротивление бюрократии было столь оголтелым, что дело ограничилось лишь реформой управления казенной деревней. И Третье отделение хотя и продолжало борьбу, но сломать хребет бюрократии так и не смогло.
В-четвертых, в Третьем отделении придавали огромное значение знанию общественного мнения. Что думало и говорило высшее сословие, интеллектуальная Россия? А интеллектуальная публика ничто без общения, без трибуны, без споров. Поэтому ставилась задача – осваивать пространство общения, к которому относили салоны в богатых домах, университеты и толстые журналы. Салоны нередко становились прибежищем интеллектуалов, именно там впервые осознали себя «западники» и «славянофилы», оттуда появился властитель дум Петр Чаадаев. Университеты в свою очередь рождали кружки, где изучали Гегеля, Шеллинга, французских социалистов и критиковали порядки в николаевский России. Толстые журналы тоже требовали надзора, ибо разносили идеи и знания по городам империи.
В-пятых, в Третьем отделении считали, что с наиболее активной, энергетической частью интеллектуального сословия, с радикалами и либералами, нужно уметь работать. Пресекать деятельность радикалов, революционеров, и вести полемику, «разводить», привлекать к сотрудничеству либералов.
В-шестых, принципиально важны тесные, дружеские, доверительные отношения главы Третьего отделения с императором. Это своего рода продолжение статуса службы политической охраны государства.
Эти методы и приемы определили стиль Третьего отделения, который перешагнул века и в той или иной форме нашел себя и в деятельности Особого отдела департамента полиции в начале ХХ века, а потом и в советских службах безопасности. При Бенкендорфе в Третьем отделении работало 72 человека, 30 агентов работали в Петербурге и Москве – ключевых городах для интеллектуальной и политической элиты.
Сохранившиеся в архиве Третьего отделения многочисленные просьбы и жалобы свидетельствуют, что значительная часть населения позитивно оценивала его деятельность и надеялась найти там помощь и защиту, сталкиваясь с нарушением закона и несправедливостью. Но чиновники и армейские генералы не любили Третье отделение. А за что было любить, если оно занималось проверкой их на благонадежность и антикоррупционность.
У Бенкендорфа были достойные соратники. Прежде всего – это Максимилиан Яковлевич фон Фок и Леонтий Васильевич Дубельт, оба из обрусевших немцев.
Фон Фок – управляющий делами (по сути, начальник штаба). В его ведении аналитическая работа, работа с ключевыми агентами. Монархист по убеждению, он считал, что государственное устройство нужно совершенствовать, а для этого знать надо общественное мнение, чтобы противостоять злу.
Дубельт мыслил несколько иначе – государственное устройство идеально, а критическое общественное мнение – покушение на него. Александр Иванович Герцен сказал о нем: «Дубельт умнее всего Третьего отделения». Именно Дубельт переубедил Достоевского, под его влиянием Достоевский стал православным монархистом и противником революционных идей. Дубельт убеждал, но там, где не помогало, говорил: «Сгноить». Это он так о Белинском и Герцене.
