Kitobni o'qish: «Судьбы и сердца (стихотворения)»

Shrift:

Пока ты любишь меня

Чем только не полон наш шар земной!
Красот и богатств в нем не счесть. И все же
Из всех драгоценностей под луной
Ну есть ли хоть что-то любви дороже?!

Я в мире немало прошел дорог,
Встречая и сажу, и белоснежность,
Но что бы достиг я и что бы смог,
Когда бы ни женского сердца ток,
Когда бы ни женская в мире нежность...

Всё было: и хмель сумасшедших фраз,
И счастье такое, что – дрожь по коже!
Они окрыляли меня подчас,
Они вдохновляли меня не раз,
Но, будем честны: предавали тоже...

Сегодня – ты рядом, как вешний свет!
Горящий веселою добротою.
Не будем же прошлых считать побед
И боль, причинявших когда-то бед.
Давай про сейчас говорить с тобою!

Жизнь может подножку дать не краснея
И зло укусить, в западню маня.
И всё-таки в даль я смотрю не робея!
И тысячи раз одолеть сумею
Все стужи, пока ты любишь меня!

Всю жизнь ты ждала от Судьбы награды,
А праздник-то вот он – взгляни душой!
Ведь в чувствах моих сомневаться не надо,
Сердце мое день и ночь с тобой!

Да, ты – вдохновенно-нежна. И все же
Не знаю: гожусь ли в твои герои?
Но нам дочего ж хорошо с тобою!
А то, что я – старше, а ты – моложе,
Ну что ж! Значит я еще что-то стою!

И кто мои силы сумел бы смерить
Хоть в буре труда, хоть на кромке огня?!
Я буду сражаться, любить и верить
Всегда, пока ты любишь меня!

19 ноября 1999 г. Москва.

День ракетных войск и артиллерии.

Мой праздник.

Слово к моему сердцу

Как бы нас жизнь не швыряла круто,
Сердце! Мы больше чем сверхдрузья!
Ведь нам друг без друга прожить нельзя
Ни часа, ни дня, ни одной минуты!

Когда мне, едва ли не ежедневно,
От стрессов приходится защищаться,
Ты вместе со мною спешишь сражаться
И бьешься в груди горячо и гневно.

А если подарят мне свет любви,
Правдиво иль нет – уточнять не будем,
Ты радостно гонишь поток крови
И вместе со мною смеешься людям!

Когда ж, утомясь от дневных трудов,
Я сплю то темно, то светло, то гневно,
То спать только я как сурок готов.
А ты... Ты не спишь и, не зная снов,
Все трудишься ночью и днем бессменно!

Уснуть могут вьюга и ураган,
Леса, города, и моря, и реки,
Всем отдых на свете бывает дан.
И лишь у тебя его нет вовеки!

Кусали и подлость тебя, и зло,
И множество низостей и фальшивостей,
О, сколько ж ты стрессов перенесло
И сколько знавало несправедливостей!

Я счастье наивно себе ковал,
Был глупо доверчив и все ж не сетовал.
Прости, коль порой тебя огорчал,
Хоть этого вовсе и не желал,
Тем паче что сам же страдал от этого!

А если вдруг что-то в тебе устанет,
Ведь всякое может, увы, случиться...
И ты, задремав, перестанешь биться,
То в этот же миг и меня не станет...

Пусть в ярости каркало воронье,
Мы жили без хитрости, без изгиба.
Я вечно был твой, ну а ты – мое.
И вот за любовь и за все житье,
За стойкость, за свет, за терпенье твое
Поклон до земли тебе и спасибо!

13 апреля 1999 г.

Москва

Не проходите мимо любви!

Нет на земле абсолютной свободы.
Весна – от зимы, ну, а семя – от семени,
Птица – от птицы, народ – от народа.
Всё подчиняется власти природы,
Все, разумеется, кроме времени...

Взрослеют и старятся бывшие дети,
Сначала бодры, а потом – неловки,
Время, кружа, царит на планете
И нет ни на миг ему остановки!

Годы, что молоды были когда-то,
Седеют и мыслями, и душой.
Оглянешься: сколько же их за спиной?!
И даже считать уже страшновато...

И все ж с высоты промелькнувших лет
Вдруг взглянешь на пройденные дороги
И хочешь порою спросить в тревоге:
«Любил тебя кто-нибудь или нет?»

И даль, что в тумане была когда-то,
Вдруг словно под лупою проясняется,
И поразительно выясняются
Знакомые лица, дела и даты...

И голос, какой-то нездешней силы,
Прошепчет: «Вон – девушка... Узнаешь?
Она же любила тебя, любила,
Ты только припомни: и как любила!
А разве ты чувствовал эту дрожь?

Молчишь? Хорошо! Вспоминай другую,
Тут тоже веселой не будет речь:
Красивую, яркую, молодую,
И множество радостно-светлых встреч!

Она и надеялась, и металась,
То слезы, то счастье тая в груди,
Тебе было радостно. Но казалось,
Что счастье пока что не повстречалось,
И главное все еще впереди!

А чьи-то иные сердца и взгляды,
Напористей всех и хитрее всех,
Имели порою такой успех,
Которого лучше бы и не надо!»

И впрямь, почему так порой бывает:
Что люди, вступив вдруг с собою в сделку,
Подделку за подлинник принимают,
А подлинник чуть ли ни за подделку?!

А почему так, друзья-товарищи?
Да потому, что живем свободно!
Бросаемся часто на что угодно,
Пока не окажемся на пожарище!

А птицы-года у мужчин и женщин
Несутся, и отзвук от них всё горше...
И чем этих лет за спиною больше,
Тем радостных дней впереди всё меньше...

Поэтому, люди, в потоках событий,
Каждый, как хочешь, так и живи:
Мечтайте, боритесь, страдайте, творите!
Но только вовеки не проходите,
Не проходите мимо любви!

9 февраля 2000 года

Москва

Боец по имени Каланхое

Он стоял без поливки четыре месяца
В летний зной на окошке горячем стоя,
Я считал, что нам больше уже не встретиться,
Что давно он в безводье погиб от зноя.

У меня было горе. О нем теперь я
Вспоминать не могу. Тяжела задача.
Были муки, терзания и неверья.
Я тогда вообще позабыл о даче.

Ну, а он не забыл обо мне, дружище.
Каждым листиком помнил лихими днями,
Каждой веткой, что в зное спасенья ищет,
Помнил, в сухость вцепившимися корнями.

А еще он был дорог мне тем, что он
В Севастополе выращен, в буре света,
В криках чаек и шуме упрямых волн,
В славный праздник на стыке весны и лета!

Я сражался за гордую эту землю,
Я полил ее кровью в свой трудный час.
И теперь, на московской земле, у нас
Я ему, словно другу, душою внемлю.

Только горе вдруг кинулось черной тенью,
Перепутав все планы, дела и дни,
И замолкло вдруг разом и птичье пенье,
И погасли все радости и огни.

Но друзья познаются всегда в беде!
И вот он – севастопольский мой товарищ,
Оказавшись как воин в огне пожарищ,
Жил, упрямо не думая о воде...

И не просто стоял, а вовсю сражался,
Сын, овеянный славой своей земли,
И, чтоб соки последние не ушли,
Он как будто в железный кулак сжимался.

Словно воин, к осаде себя готовя,
До предела сжав крохотный рацион,
Всем инстинктам природы не прекословя,
Стал с листвою своей расставаться он:

Поначалу – внизу, где большие крепкие,
Что за младших готовы отдать себя,
Чтобы младшие были предельно-цепкие
И держались бы, стебель родной любя...

Дальше – очередь более мелких. Эти
ТочнСовременные и классические бестселлерыо так же ложились, прикрыв собою
Их вскормившие корни от злого зноя,
Словно дети в тяжелое лихолетье...

Как там жизнь не дошла до последней точки?
Я, признаться, не в силах понять и ныне!
И остались на стволике, на вершине
Только три, но упрямо-живых листочка...

Я не знаю: как выразить на бумаге —
Где на свете подобное может встретиться?!
На окошке, под солнцем... четыре месяца...
Абсолютно без капли... Без капли влаги!

И подумалось, как говорят, «навскидку»:
А не так ли и я в свой страшнейший час
Всё сражался со смертью, без громких фраз,
Ухватясь за последнюю в жизни нитку...

И, водой родниковой цветок поя,
Я сказал: «Пусть невзгоды над нами свищут!
Только мы – севастопольцы: ты и я,
Так давай же брататься с тобой, дружище!

Протяни же мне ветку для рукопожатья!
И, живя под ветрами упрямой бойкости,
Пусть кому-то смешно. Только мы – как братья
Будем рядом, исполнены вечной стойкости!»

3 февраля 2000 года

Москва

Не уходи из сна моего

Не уходи из сна моего!
Сейчас ты так хорошо улыбаешься,
Как будто бы мне подарить стараешься
Кусочек солнышка самого.
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
Ведь руки, что так меня нежно обняли,
Как будто бы радугу в небо подняли,
И лучше их нет уже ничего.
Не уходи из сна моего!

В былом у нас – вечные расстояния,
За встречами – новых разлук терзания,
Сплошной необжитости торжество.
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
Теперь, когда ты наконец-то рядом,
Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом,
Мне мало, мне мало уже всего!
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
И пусть все упущенные удачи
Вернутся к нам снова, смеясь и плача,
Ведь это сегодня важней всего.
Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!
Во всех сновиденьях ко мне являйся!
И днем, даже в шутку, не расставайся,
И лучше не сделаешь ничего.
Не уходи из сна моего!

1994 г.

Реликвии страны

Скажи мне: что с тобой, моя страна?
К какой сползать нам новой преисподней,
Когда на рынках продают сегодня
Знамена, и кресты, и ордена?!

Неважно, как реликвию зовут:
Георгиевский крест иль орден Ленина,
Они высокой славою овеяны,
За ними кровь, бесстрашие и труд!

Ответьте мне: в какой еще стране
Вы слышали иль где-нибудь встречали,
Чтоб доблесть и отвагу на войне
На джинсы с водкой запросто меняли!

В каком, скажите, царстве-государстве
Посмели бы об армии сказать
Не как о самом доблестном богатстве,
А как о зле иль нравственном распадстве,
Кого не жаль хоть в пекло посылать?!

Не наши ли великие знамена,
Что вскинуты в дыму пороховом
Рукой Петра, рукой Багратиона
И Жукова! – без чести и закона
Мы на базарах нынче продаем!

Пусть эти стяги разными бывали:
Андреевский, трехцветный или красный,
Не в этом суть, а в том, над чем сияли,
Какие чувства люди в них влагали
И что жило в них пламенно и властно!

Так повелось, что в битве, в окруженье,
Когда живому не уйти без боя,
Последний воин защищал в сраженье
Не жизнь свою, а знамя полковое.

Так как же мы доныне допускали,
Чтоб сопляки ту дедовскую славу,
Честь Родины, без совести и права,
Глумясь, на рынках запросто спускали!

Любой народ на свете бережет
Реликвии свои, свои святыни.
Так почему же только наш народ
Толкают нынче к нравственной трясине?!

Ну как же докричаться? Как сказать,
Что от обиды и знамена плачут!
И продавать их – значит предавать
Страну свою и собственную мать,
Да и себя, конечно же, в придачу!

Вставайте ж, люди, подлость обуздать!
Не ждать же вправду гибели и тризны,
Не позволяйте дряни торговать
Ни славою, ни совестью Отчизны!

1992 г.

Мне мало быть душою молодым

Мне мало быть душою молодым!
Конечно, время мчит вперед. И все же
Мне хочется сквозь время, как сквозь дым,
И телом быть хоть чуточку моложе.

Как просто: взять и крылья опустить
И плыть, как говорится, по теченью...
Но ведь тогда пришлось бы изменить
Своей души извечному горенью.

А, главное, что уступя годам,
Пришлось бы вдруг спиною повернуться
К сердцам, что для меня еще смеются,
И к чьим-то удивительным глазам...

Во все века кто вдохновлял поэта?
Всё верно: нежность, женская душа.
И суть не в том: насколько хороша?
А в том, что в ней – источник чудо-света!

И пусть мне благ особых не обещано,
Я лет своих вовек не устрашусь.
Пока любим я хоть одною женщиной,
Я ни за что стареть не соглашусь!

26 января 2000 года.

Москва

Играет нынче мышцами Америка!

Играет нынче мышцами Америка,
Всем недовольным карами грозит!
А если кто-то слабо возразит,
То сразу же – всемирная истерика?

А ведь давно ли были времена,
Когда не все с ней в страхе соглашались,
Была когда-то на земле страна,
Вполне авторитетна и сильна,
С которой, споря, все-таки считались.

Так что ж теперь, скажите мне, стряслось?
Какие политические пасти,
Какая подлость и какая злость
Нас разорвали, в сущности, на части?!

Ударили разбойно, со спины,
Творя свои законы и расправы.
И больше нет огромнейшей страны,
Нет самой мощной на земле державы...

Сейчас о тех, кто это сотворил,
И говорить бессмысленно, наверно,
И вряд ли нынче кто отыщет сил,
Чтоб выжечь на планете эту скверну!

Случившегося вспять не обратить,
И это зло навряд ли одолимо.
А вот о том, как всем нам дальше жить,
А коль точней, то быть или не быть?
Подумать, хоть убей, необходимо!

Да, было время, когда две страны,
Коль выла политическая вьюга,
В любой момент разумны и сильны,
На грани споров мира и войны
Могли уравновешивать друг друга.

И вот, когда разгрохали одну,
Столкнув с вершины, словно с пьедестала,
Другая в высоту и ширину
Как бы удвоясь, мощью заиграла!

И став теперь единственным судом
Над всей планетой в ранге сверхдержавы,
Она грозит военным кулаком,
Готовым для издевок и расправы.

Ну а кого теперь страшиться ей?!
Кто заикнется против этой власти?!
Диктуй условья, самодурствуй, бей!
Ставь на колени земли и людей,
Такое ей ведь и не снилось счастье!

И вот встает глобальнейший вопрос:
И никого он, право же, не минет,
Встает он перед каждым в полный рост:
Так как нам жить, товарищи, отныне?

И в трудный час, в сгущающейся мгле,
Ужель не взвить нам брызжущее пламя?!
Неужто же на собственной земле
Нам быть и впрямь безмолвными рабами?!

Ужель не возродить нам нашу честь
И жить в каком-то нищенстве и страхе?
Ведь те, кто взяли власть над нами здесь, —
Там за границей ползают во прахе!

Так кто же мы? И с кем? И с нами кто?
Давайте спросим, только очень честно:
Неужто нам и вправду нынче лестно
Быть государством чуть не номер сто?!

Играют США сегодня мышцами:
«С Россией – все! Погашена звезда!» —
Так что ж мы, вправду стали нынче бывшими
И вновь уже не встанем никогда?!

Неправда, ложь! Ведь всякое случалось:
Нас жгли не раз и орды, и вражда.
Но только вновь Россия возрождалась
И в полный рост упрямо подымалась
Могуча и светла как никогда!

Пусть нынче мы в предательстве и боли.
И все же нас покуда не сгубить,
Не растоптать и в пыль не превратить!
Мы над собой такого не дозволим!

Сдаваться? К черту! Только не сдаваться!
Неужто мы и совесть предадим?!
Ведь если жить, то все-таки сражаться,
Иначе нам ну некуда деваться!
И мы всю эту нечисть победим!

2 декабря 1998 г.

Москва

Лесная река

Василию Федорову

Пускай не качает она кораблей,
Не режет плечом волну океана,
Но есть первозданное что-то в ней,
Что-то от Шишкина и Левитана.

Течет она медленно век за веком,
В холодных омутах глубока.
И – ни единого человека,
Ни всплеска, ни удочки рыбака...

В ажурной солнечной паутине,
Под шорох ветра и шум ветвей
Течет, отливая небесной синью,
Намытой жгутами тугих дождей.

Так крепок и густ травяной настой,
Что черпай хоть ложкой его столовой!
Налим лупоглазый, почти пудовый,
Жует колокольчики над водой...

Березка пригнулась в густой траве.
Жарко. Сейчас она искупается!
Но платье застряло на голове,
Бьется под ветром и не снимается.

Над заводью вскинул рога сохатый
И замер пружинисто и хитро,
И только с морды его губатой
Падает звонкое серебро.

На дне, неподвижно, как для парада,
Уставясь носами в одну струю,
Стоят голавли черноспинным рядом,
Как кони в едином литом строю.

Рябина, красуясь, грустит в тиши
И в воду смотрится то и дело:
Сережки рубиновые надела,
Да кто ж их оценит в такой глуши?!

Букашка летит не спеша на свет,
И зяблик у речки пришел в волненье.
Он клюнул букашкино отраженье
И изумился: букашки нет!

Удобно устроившись на суку,
Кукушка ватагу грибов считает.
Но, сбившись, мгновение отдыхает
И снова упрямо: «Ку-ку, ку-ку!»

А дунет к вечеру холодком —
По глади речной пробегут барашки,
Как по озябшей спине мурашки,
И речка потянется перед сном.

Послушает ласково и устало,
Как перепел, выкрикнет: «Спать пора!»
Расправит туманное одеяло
И тихо укроется до утра.

Россия степная, Россия озерная,
С ковыльной бескрайнею стороной,
Россия холмистая, мшистая, горная,
Ты вся дорога мне! И все же бесспорно я
Всех больше люблю тебя вот такой!

Такой: с иван-чаем, с морошкой хрусткой
В хмельном и смолистом твоем раю,
С далекой задумчивой песней русской,
С безвестной речушкой в лесном краю.

И вечно с тобой я в любой напасти,
И в солнечных брызгах, и в черной мгле,
И нет мне уже без тебя ни счастья,
Ни песни, ни радости на земле!

1971 г.

* * *

Слово может согреть, окрылить и спасти,
Осчастливить и льды протаранить.
Слово может нам тысячи бед принести,
Оскорбить и безжалостно ранить.

А поэтому скажем себе сурово:
«Чтобы не было в жизни ненужных бед
Надо думать, ребята, над каждым словом,
Ибо слов невесомых на свете нет!»

30 января 2000 года.

Москва

Доброта

Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.

В жизни всякое может случиться.
И коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.

Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.

Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов,
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это все же твоя любовь!

В жизни всякое может случиться.
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбиться.

И, чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.

Но в одном лишь не отступай:
На разрыв иди, на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому: ни любимой, ни другу!

1970 г.

* * *

Люблю я собаку за верный нрав.
За то, что, всю душу тебе отдав,
В голоде, в холоде или разлуке
Не лижет собака чужие руки.

У кошки-дуры характер иной.
Кошку погладить может любой.
Погладил – и кошка в то же мгновенье,
Мурлыча, прыгает на колени.

Выгнет спину, трется о руку,
Щурясь кокетливо и близоруко.
Кошке дешевая ласка не стыдна,
Глупое сердце недальновидно.

От ласки кошачьей душа не согрета.
За крохи немного дают взамен:
Едва лишь наскучит мурлыканье это —
Встанут и сбросят ее с колен.

Собаки умеют верно дружить,
Не то что кошки – лентяйки и дуры.
Так стоит ли, право, кошек любить
И тех, в ком живут кошачьи натуры?!

1958 г.

Когда бранят наш прошлый день

Я не за то, чтобы вернуть
В стране всё то, что было прежде.
Был не простым когда-то путь,
Что вел нас к бурям и надежде.

Смешно сегодня говорить
Об идеальности тогдашней.
Но можно, если не хитрить,
То честно вспомнить и сравнить
День нынешний и день вчерашний.

Давайте же, не пряча глаз,
Пусть крупными или некрупными
Мы будем судьями сейчас
Строжайшими и неподкупными.

Пусть бьют истории часы,
Иначе и нельзя, наверное,
Мы всё положим на весы,
Да, всё: и лучшее, и скверное.

За что бранят былые годы?
Причем бранят подчас не зря:
За профанацию свободы,
За сталинизм и лагеря.

Всё это так. И это было!
И все-таки скажите мне:
А где же нынче наша сила?
И жить нам мило иль не мило
В стократ разграбленной стране?!

Да, лагеря, конечно, были.
Тут – ни прибавить, ни отнять.
И этой боли, этой были
Ничем нельзя зарубцевать.

И все-таки, хитрить не будем,
Давайте спросим в трудный час:
Когда же больше гибли люди:
В те времена или сейчас?

Да, было бед немало пройдено,
И все же, несмотря на зло,
А населенье нашей родины
Росло, да как еще росло!

А что сегодня? Посмотрите:
Ведь в нищете же каждый край!
Нужна таблетка? – Заплатите!
За операцию – платите!
А нет – ложись и помирай!

Что ж, человек и умирает...
А населенье не растет,
А населенье убывает
Да так, что лучше не бывает:
На целый миллион за год!

О прошлых бедах в мощном хоре
Кричали, грохая в набат,
А вот за нынешнее горе,
И за смертей буквально море —
Уже никто не виноват!

Как ни ругай, но это ж было:
Была единая страна,
В которой – власть, и мощь, и сила!
А нынче так ее скрутило,
Что вся она почти застыла
И никому-то не страшна...

Да, бед не счесть и не измерить,
Дела – страшнее всяких слов!
Народ мой! Как ты мог поверить
Глазам, привыкшим лицемерить,
И всем потокам лживых слов?!

«Демократическая» братия,
Где вся свобода – на словах!
А в душах у людей – апатия,
И даже чуть ли не проклятия!

Ну где там, к черту, демократия?!
Ведь вся же власть в одних руках!

Да там был дефицит свободы,
Но был же и огонь труда!
Но там ведь строились заводы!
А нынче что? Ведь год за годом
Везде и мрак, и нищета!

Былые планы разрушаются,
Всё погибает. Всё – вразброс!
Заводы всюду закрываются,
Вся армия разоружается,
Страну спускают под откос.

Да, всё, нищая, разоряется!
И этому не ждите смены!
А что у нас не разрушается,
И неизменно подымается,
Так это: цены, цены, цены!

Жиреют толстосумы дошлые,
Любуясь муками отчизны!
Ну, а теперь, друзья хорошие,
Браните всласть всё наше прошлое
И восхищайтесь новой жизнью!

11 ноября 1999 г.

Москва

Что такое счастье?

Что же такое счастье?
Одни говорят: «Это страсти:
Карты, вино, увлечения —
Все острые ощущения».

Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье —
Это большое участье:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.

По мненью четвертых, это —
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,
Что счастье – это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека.

1966 г.

Если грянет беда

Если грянет беда и душа твоя волком завоет,
И ты вдруг обратишься к друзьям в многотрудной судьбе,
И друзья, чтоб помочь, забегут, может статься, к тебе,
Если помощь та им ничегошеньки будет не стоить.

Если ж надо потратить достаточно время и сил,
Или с денежной суммой какой-то на время расстаться,
Вот тогда ты узнаешь, как «дорог» ты всем и как «мил»,
И как быстро начнут все друзья твои вдруг испаряться...

И лишь кто-то, быть может, не спрячет души, не сбежит,
И поделится искренно всем: и рублем, и душою,
Не унизит надменным сочувствием и не схитрит,
И в любых непогодах останется рядом с тобою.

Как же славно с друзьями упрямо шагать до конца,
И чтоб сверху судьба улыбалась сияющим ликом...
Только как все же грустно, что светлые эти сердца
Слишком редко встречаются нам в этом мире великом...