Kitobni o'qish: «Колодец и маятник. Рассказы»

Серия «Школьная библиотека украинской и зарубежной литературы» основана в 2010 году

Перевод с английского

Предисловие и примечания

Киры Шаховой

Художник-оформитель

О. А. Гугалова

План-проспект серии утвержден Министерством образования и науки Украины

Наброски к портрету

Эдгар Аллан По написал относительно немного. Все созданное им в области поэзии и прозы можно объединить в двух томах: in quarto – стихи, in folio – рассказы. Но под обложками этих книг на удивление много шедевров мирового уровня. Время уже отобрало лучшее из наследия писателя, и мы до сих пор удивляемся величию и необычности таланта По. Произведения «Ворон», «Аннабель Ли», «Улялюм», «Эльдорадо», «Падение дома Ашеров», «Маска Красной Смерти», «Черный кот», «Золотой жук» живут в памяти поколений читателей, как ослепительная образная и чувственная вспышка. Музыка и краски этих произведений, как все необычное, новаторское, дерзкое, запечатлеваются в сознании навсегда. Однако время сглаживает необычность, новаторство тиражируется и становится нормой, дерзкое в искусстве прошлого уже никого не раздражает. Тем удивительнее, что творчество американского художника и в наши дни, более чем полтора века после его смерти, привлекает свежестью и силой, очаровывает художественной неповторимостью, глубокой оригинальностью.

Эта оригинальность заметна и на фоне мирового романтизма, в частности американского. Эдгар По – романтик в полном, даже абсолютном смысле этого слова. Все его творчество насквозь романтично. Не менее романтичны и все взлеты и падения его человеческой судьбы от самой колыбели до могилы. Его литературный портрет, созданный далекими от объективности современниками, типичен для романтика. Особенно знаменательно, что и воображаемый автопортрет, написанный его пером, тоже романтический. Характерно, что в обоих вымышленное заступает настоящее, фантазия торжествует над реальностью, карикатура или идеализация заменяет истинный образ.

Все это только подтверждает тот неоспоримый факт, что американский классик жил и писал по законам романтизма. Одним из этих законов еще со времен немецких романтиков – Новалиса, братьев Шлегелей или Тика, – то есть с 90-х годов XVIII века, было создание собственной личности по определенному канону. Они теоретически обосновали необходимость воспитания своих чувств, собственноручного плетения жизненной канвы и шитья узоров на ней по очерченному образцу.

В своем очерке о поэзии Эдгара По российский американист А. Зверев пишет: «Это было характерное свойство романтического сознания, выражение тоски по идеалу, которая вызвала к жизни самый романтизм. Сложился особый тип поведения, возникал тщательно продуманный образ скептика, бунтовщика, извечного бродяги, полного пренебрежения к окружающей нищете, измученного разочарованием, неверием и неудовлетворенного жаждой действия, которое призвано заменить весь существующий порядок вещей». С Эдгаром По случилось так, что созданный им образ романтического поэта превратился в своеобразную маску и маска приросла к его лицу, миф автора «Лигейи» для многих стал более убедительным и живым, чем сама реальность его характера и жизни.

Каким было лицо писателя – этого «зеркала души»? К счастью, сохранилось несколько портретов По, автопортрет и очень выразительный дагерротип (1849 г.), который чаще всего репродуцируют в изданиях его произведений. Первое, что бросается в глаза, очень высокий широкий лоб, светлый лоб мыслителя, окруженный легкими волнистыми русыми волосами. В ясных больших глазах внимание, усталость и грусть. Красивые прямые, длинные брови. Большой нос отнюдь не классической формы и небольшие, тонкие, крепко сжатые, скорбные уста. Это лицо незаурядного и несчастливого человека. На нем проступают воля и малодушие, упрямство и капризность.

А вот как характеризует писателя благосклонная к нему близкая знакомая писательница Фрэнсис Осгуд: «Я всегда считала его образцом изящества, благородства и великодушия… Его красивая надменная голова, темные глаза, которые источали сияние избранности, сияние чувства и мысли, его манеры – все это было сочетанием невероятного величия и нежности… Особенно величественной казалась мне простая и поэтическая душа Эдгара По. Он был веселым, искренним, остроумным; то сдержанным, то капризным, как избалованный ребенок, но даже во время тяжелого литературного труда он находил ласковое слово, добрую улыбку для мягкой, молодой и обожаемой жены и ко всем гостям относился внимательно и любезно. Бесконечные часы проводил он за столом… всегда старательный, терпеливый, записывая своим прекрасным письмом замечательные фантазии, которые непрерывно порождал его блестящий и острый ум».

Но есть и совсем другие характеристики, которые рисуют неприглядную, а иногда отталкивающую фигуру. Наделяя По чертами в лучшем случае демона, а в худшем – просто негодяя, люди, которые по тем или иным причинам не любили писателя, шли навстречу пожеланиям публики. Известно же, что и в наше время массовый потребитель культуры обожает творить кумиров и сбрасывать их с пьедесталов, захлебывается от радости, сплетничая об известных художниках. Во времена По именно писатели, их личность, их частная жизнь привлекали внимание, выполняли в обществе ту роль, которую теперь играют звезды кино и эстрады.

При жизни американского мастера необычность его натуры и определенная эксцентричность поведения вызывали у многих современников одновременно и отрицание, и нездоровый интерес. После его смерти над созданием ложного образа писателя старательно поработал первый биограф По, его недоброжелательный исполнитель завещания Руфус Грисуолд. Как оказалось впоследствии, для своего «мемуара», следовательно, для литературного портрета По этот литератор просто «одолжил» черты персонажа из романа «Кэкстона» англичанина Бульвера-Литтона, переписав характеристику бульверовского романтического злодея Фрэнсиса Вивьена. И читатели поверили злой выдумке Грисуолда, потому что стремились видеть именно такую типичную литературно-романтическую личность.

Эдгар По был художником новейшей эпохи, то есть, как почти каждый литератор буржуазного мира, зарабатывал на существование собственным пером, чего не знали большинство его предшественников еще в конце XVIII века. Его безжалостно эксплуатировали издатели, часто он сидел без гроша в кармане, из-за материальных затруднений отчаивался. Его ежедневным трудом было не только высокое творчество, но и журналистские, редакторские подработки.

Писатель родился и почти безвыездно прожил всю жизнь в Соединенных Штатах – молодой стране, где тон задавала победная буржуазия новой формации, полная рвения, силы, стремительности. Экономика страны семимильными шагами двигалась путем научно-технического прогресса. США гордились республиканским образом правления, демократическими институтами, а также молодостью и перспективами на будущее. Однако и при демократическом строе возникали острые социальные, национальные и культурные проблемы, привлекавшие к себе внимание как внутри страны, так и за ее пределами (вспомним хотя бы то, что писал об Америке после своего путешествия за океан Чарлз Диккенс).

Будучи сыном своего времени и своей страны, а кроме того, уязвимым художником, Эдгар По и в личной жизни, и в творчестве в определенной степени отражал то, что его окружало, порой остро и преувеличено. Оригинальность его творчества и личности многим европейцам казалась несовместимой с господствующим представлением о нормированности, пуританстве, обывательской бесцветности американского общества, его рационализме и прагматизме, бездуховности, враждебности всему интеллектуальному. Отсюда пошло не раз повторенное утверждение о чуждости По духу Соединенных Штатов. Лаконично это выразил Бернард Шоу: «Как мог появиться в Америке этот изящный художник, настоящий аристократ литературы?» В этом высказывании только доля правды. Когда за пределами Соединенных Штатов стали больше известны произведения писателей и мыслителей эпохи По, их сложные духовные искания, когда раскрылся весь массив американского романтизма как своеобразного и красочного явления, автор «Падения дома Ашеров» или «Маски Красной Смерти», «Ворона» или «Колоколов» уже не казался странным исключением, а, наоборот, хорошо вписывался в общую картину литературного процесса США тридцатых-сороковых годов XIX столетия и становился рядом с такими выдающимися художниками, как Мелвилл или Торо, Эмерсон или Дикинсон, был самым значительным из них.

Действие многих произведений По происходит или в Европе, или в условной экзотической стране. Героям присущи общечеловеческие, а не конкретно-исторические или национальные черты. Писатель иногда даже может показаться вненациональным, особенно в сравнении с таким чисто американским писателем, как автор «Приключений Тома Сойера» и «Приключений Гекльберри Финна». Правда, стертость национальных черт, космополитическая универсальность вообще присущи некоторым романтическим произведениям (не менее, кстати, чем ярко выраженный национальный характер – другим). И даже не воссоздав в реалистических образах национальную жизнь американцев, По – очень американский художник. Как продолжатель прозаической традиции своего старшего современника Вашингтона Ирвинга и оппонент поэтов-трансценденталистов, предтеча Уитмена, Марка Твена, Брет-Гарта и пр., как художник, он откликался на потребности американских читателей, писал о том, что интересовало и волновало именно его соотечественников, и, наконец, как автор сатир на американскую предприимчивость, безоговорочный оптимизм и хвастовство, на прессу и литературу США, По был, бесспорно, национальным художником. Характерные особенности жизни родины отразились в интеллектуальном своеобразии многих его рассказов, в культе рацио, в научно-фантастической тематике, особом интересе к техническим изобретениям, воспевании ученого, путника, пионера новых земель.

Федор Михайлович Достоевский, современник По, один из его внимательных читателей в России, прозорливо отметил именно «американскость» этого художника. Он писал: «В По если и есть фантастичность, то какая-то материальная, если только можно так сказать. Видно, что он вполне американец даже в самых фантастических своих произведениях».

В стиле многих рассказов По прослеживается молодая американская юмористическая традиция и фольклор, конечно, с глубокой их трансформацией. Наконец, даже ориентация на Европу, на культурные традиции Старого Света (прежде всего Англии) – как ни парадоксально, казалось бы, звучит такое утверждение, также исторически обусловленная американская традиция, которая тянется до первых десятилетий XX века.

Надо добавить, что именно Эдгар По стал первым поэтом и прозаиком США, который приобрел мировую славу и, главное, оказал значительное и длительное воздействие на многочисленных художников в разных странах. Конечно, его соотечественник и современник Фенимор Купер рассказал в своих когда-то очень популярных романах читателям Европы гораздо больше о природе Северной Америки, ее истории, кровавой борьбе аборигенов – индейцев – и белых пришельцев. Но его проза лишена той художественной и интеллектуальной силы, которая присуща произведениям По. Романы Купера с течением времени изменили свои жанровые признаки, стали восприниматься как приключенческо-развлекательная беллетристика, книги для детей и юношества. Как поэт По еще долгое время не имел на континенте равного себе и остался в сознании читателей за пределами Соединенных Штатов крупнейшим американским лириком XIX века.

Именно лирический герой стихов талантливого американца, а также рассказчик в его многочисленных новеллах стали источником величайших недоразумений, связанных с личностью автора. Черты этих литературных персонажей без каких-либо оговорок переносили на автора, добавляя и все необычное и грозное, что находили в фигурах героев его рассказов. По считали не просто восторженным, но и сумасшедшим, рассказывали о его алкоголизме, склонности к наркотикам, грубости в отношениях с близкими людьми, цинизме, скандальности и т. д. Грисуолд утверждал, что По – развратник, безбожник, наглец, желчный человеконенавистник, который обожал только себя самого. Всю это грязь лили так долго, что жизнь По стала походить на отвратительный миф.

Сам писатель, как уже упоминалось, тоже виноват в том, что его образ приобрел мифические черты. В небольших автобиографических заметках, так называемом «Меморандуме», он придумал отдельные подробности своей биографии, например дедов – адмирала и генерала – или путешествие в Россию, которого, как теперь окончательно доказано, он никогда не совершал. (Кстати, над исследованием этого вопроса работали наши отечественные литературоведы: очень уж хотелось иметь убедительные свидетельства о пребывании По в Петербурге.) Как почти каждый лирик, он часто влюблялся (без этого не было бы лучших жемчужин мировой поэзии вообще). Но эти иногда короткие и невинные всплески нежных чувств, которые дают поэту столь необходимое творческое вдохновение, зафиксированы во многих стихотворениях По, посвященных женщинам или названных вымышленными поэтическими женскими именами, обеспечили ему дурную славу соблазнителя несчастных женщин. Поэт женился на своей юной двоюродной сестре, которую обожал, и это дало повод обвинять его в кровосмешении.

Эдгар По обладал нервным характером; непокорный и непоседливый, враг всего банального и низменного, он часто менял квартиры и работу, расходился с приятелями, высказывал категорические язвительные утверждения в своих литературно-критических выступлениях, руководствуясь очень высокими, иногда субъективными критериями в оценке произведений коллег-писателей. Он часто конфликтовал с издателями, не принимал притворства и фарисейства «нормированной» жизни состоятельных обывателей, не покорялся пуританским принципам своих сограждан. Он хотел быть свободным человеком в обществе рабов морали, религиозных, сословных и расовых предрассудков. Это затрудняло его жизнь, придавало переживаний, приводило к нервным срывам и депрессиям.

На рассвете этой жизни добрые феи не одарили Эдгара ни покоем или уютом, ни родительской любовью. Мать и отец По были странствующими актерами, их сын родился в Бостоне 19 января 1809 года. Эдгару не исполнилось и двух лет, когда он потерял обоих, сначала отца, а потом мать. Мальчика взяла на воспитание богатая семья ричмондского купца Джона Аллана (отсюда вторая фамилия писателя). В этой семье он прожил восемнадцать лет. Супруги дали Эдгару хорошее образование. Несколько лет он жил в Англии, где учился в закрытых пансионах. Атмосферу своих первых школьных лет он воспроизвел в рассказе «Вильям Вильсон». Конечно, не все учителя были одаренными педагогами, не все предметы захватывали юного школьника, но прочный культурный фундамент По был заложен уже в древних стенах этих школ. По возвращении Аллана в Соединенные Штаты Эдгар учился в школах Ричмонда, а затем короткое время в Виргинском университете. В итоге он получил серьезное филологическое образование, знал классические языки, свободно владел французским, читал и писал на немецком, итальянском и т. д. Хорошо ориентировался в древней и новейшей истории. И конечно, был всесторонне осведомлен в мировой и отечественной литературе. Как многие его коллеги-современники, По уделял особое внимание изучению философии от античности до своего времени. Литературу он знал так глубоко и тонко, что впоследствии в своих произведениях свободно и непринужденно пародировал сюжеты, стиль европейских и американских писателей и, кстати, библейскую прозу, исторические исследования, труды путешественников и ученых-географов.

Вопреки воле приемного отца Эдгар бросил университет. После смерти миссис Аллан, которая любила и защищала Эдгара, ничто уже не связывало его со строгим воспитателем мистером Джоном, с домом, где он провел детство и юность. Аллан отказался материально помогать непокорному воспитаннику. В двадцать лет тот начал самостоятельную жизнь. Перед окончательным разрывом была еще добровольная попытка поступить на военную службу в Бостоне. Во время пребывания в армии юноша служил в составе артиллерийской батареи, которая была расположена в форте Моултри на острове Сэлливан, так органично изображенном По в его замечательном рассказе «Золотой жук». Служба в артиллерии имела еще один положительный для его дальнейшего творчества момент. Знание математики всегда было обязательным для артиллериста. По – один из немногих поэтов, кто был хорошо знаком с математикой, физикой и другими точными науками.

Когда По был солдатом, вышла его первая книга стихов «Тамерлан и другие стихотворения». Автор не решился поставить на титульном листе свое имя. Анонимная книжка, куда были включены ранние и в основном незрелые произведения, осталась незамеченной.

В 1829 году в Балтиморе По издает новый сборник «Аль Арафа, Тамерлан и мелкие стихотворения». После освобождения из армии начинается трудный и путаный период в жизни юноши. Он переезжает с места на место, не имеет ни постоянной работы, ни жилья, ни средств к существованию. Пытается учиться в военной академии Уэст-Пойнт, но его исключают со скандалом за недисциплинированность. Однако в самых неблагоприятных условиях он и далее пишет стихи, и в 1831-м они выходят под скромным названием «Стихотворения». Поэт находит убежище у своей тети по отцу Марии Клемм в Балтиморе, где живет с 1831-го по 1835 год. После успеха на конкурсе филадельфийского журнала «Сетерди куриер», куда По послал свои первые рассказы, молодой автор рьяно берется за прозу. Первые пять рассказов были опубликованы в том же филадельфийском журнале. После этого новеллы писателя печатают и перепечатывают газеты и журналы разных городов, но заработка это не приносит. О литературных гонорарах, характере полемики между различными изданиями, «объективности» критики и других проблемах американской журналистики По написал в сатирическом рассказе 1844 года «Литературная жизнь Какваса Тама, эсквайра». Гипербола и гротеск – оружие сатиры, но желчные преувеличения и злая карикатура в этом произведении не кажутся плодом разбушевавшейся фантазии, писатель просто писал с натуры. Впоследствии Марк Твен в своих произведениях не раз подтвердит справедливость наблюдений талантливого предшественника. В упомянутом рассказе есть и своеобразная самоирония. Собственный опыт уже зрелого писателя словно диктовал ему строки о молодой ненасытной жажде похвал, о готовности Тома Гавка (томагавка) громить своих коллег-конкурентов воинственным способом. Неслучайно его герой становится редактором журнала и имеет успех на этом поприще. В биографии По тоже начинается время, когда он в Ричмонде редактирует журнал «Сатерн литерэри мессенджер» (1835-й – начало 1837 г.), в котором были напечатаны его многочисленные произведения. Наступает определенная материальная стабильность. В 1836 году Эдгар По женится на своей двоюродной сестре Виргинии. Писатель горячо любил жену, прекрасную женщину с кротким нравом и романтической красотой. Она вдохновляла его на лирические стихи, полные утонченной красоты и музыкальности.

Первые годы, прожитые с Виргинией, были самыми счастливыми и плодотворными в жизни По. В Филадельфии, где поселилась семья, он работает редактором в различных журналаз, пишет критические статьи, имевшие большой резонанс. В 1839 году выходит двухтомный сборник его рассказов «Гротески и арабески», в который вошло двадцать пять произведений. За рассказ «Золотой жук» По летом 1843 года получает литературную премию. Состоялся переезд в Нью-Йорк, где писателя снова ждали редакторская работа и вдохновенный труд над стихами и прозой. В январе 1845 года в газете «Ивнинг миррор» впервые напечатано прославленное произведение По – поэма «Ворон», а летом появляются в печати «Рассказы», чуть позже – сборник стихов «Ворон и другие стихотворения». Наконец к Эдгару По приходит широкое признание. Но творческий успех омрачается личной драмой: тяжело болеет Виргиния, туберкулез подтачивают ее слабый организм, и в январе 1847-го жена писателя умирает.

Как будто убегая от тоски и одиночества, По в последние годы и месяцы жизни много путешествует. Он выступает с лекциями, посвященными теме «Поэтический принцип», читает собственные стихи, пишет и новые. Несмотря на тоску и отчаяние, пытается строить планы личной жизни, нового творчества. Но ни тем, ни другим не суждено осуществиться.

Двадцать восьмого сентября 1849 года По на корабле отплыл из Ричмонда в Балтимор. Третьего октября его нашли в Балтиморе на улице без сознания и в очень тяжелом состоянии, а седьмого он умер в госпитале.

Обстоятельства его смерти остались невыясненными, и эту тайну тщетно пытаются разгадать специалисты и дилетанты до наших дней. Версий хватает, нет убедительных фактов и доказательств.

Теперь, более чем полтора столетия от дня смерти великого американского романтика, мы яснее, чем современники художника, видим его принадлежность к всемирному братству художников первой половины XIX века, духовным родственником или даже духовным отцом, образцом и наставником которых был Байрон. Этих художников из разных стран мира объединяет общность творческих принципов и общность определяющих черт характера. Даже жизнь у всех знаменитых романтиков слишком коротка. Шелли, Китс, Леопарди, Мицкевич, Эспронседа, Маха, Лермонтов, Бараташвили, Петефи и многие другие ушли из жизни преждевременно. Почти никто из них не перешагнул за грань пятидесяти лет, а большинство умерли или трагически погибли, не дожив и до тридцати. И как ни мистически это звучит, в короткой и трагической судьбе романтических художников чувствуется какая-то роковая закономерность. Не стала исключением и судьба Эдгара По.

У Эдгара По есть меткая характеристика собственной повествовательной манеры. В одном из писем он писал о своих ранних произведениях, которые должны были войти в сборник «Рассказы Фолио-клуба»: «Вы спрашиваете меня, в чем заключаются их характерные особенности. В бессмыслицах, доведенных до гротеска, в страшном, которому предоставлен оттенок ужасного; в остроумии, возвышенном до степени бурлеска, в непривычном, превращенном в странное и таинственное». Подтверждение этих слов можно найти не только в ранних рассказах, те же характерные для романтического стиля черты встречаем впоследствии и в совершеннейших прославленных произведениях писателя.

Рассказы По отличаются друг от друга сюжетом, настроением, самим тоном так, что, кажется, трудно найти для них общий стилистический знаменатель (по которому мы узнаем руку того или иного мастера). По содержанию и формальным признакам можно условно выделить следующие группы рассказов: психологические целиком или такие, где психологизм преобладает; пародийные и юмористические; сенсационные с ироническим привкусом или без него; приключенческие; мистические, в которых изобилует фантазия и пугают читателей готические ужасы; лирически-романтические, напоминающие стихи в прозе; философские диалоги; рассказы о путешествиях; логические или детективные; научно-фантастические (две последние группы проложили путь новым литературным жанрам). Встречаются и переходные формы, в которых сочетаются юмор и трагедия, поэтичность и научность, создавая причудливое и странное единство. И хотя разнообразие, богатство звучания новеллистики По поражает, стилистический знаменатель у нее определенно есть – это романтизм со всей щедрой и красочной палитрой его приемов.

Это и необычность сюжетов, экстравагантных и bizarre (странных), как любил подчеркивать сам автор, и ослепительная яркость, напряженность загадочных, таинственных образов. Они часто гротескные и почти всегда гиперболизированные во всех своих чертах и качествах – от гигантских размеров до порожденного ими поразительного эмоционального воздействия. Острые контрасты красок, небывалые, невиданные масштабы и формы, безумные страсти и крайне напряженные чувства – все это течет в прозе По в русле романтизма. Вот, например, описание того, что чувствовали мореплаватели во время бури: «То мы задыхались от недостатка воздуха, поднявшись выше птичьего полета, то с головокружительной быстротой слетали в водяную бездну, где воздух отзывался болотной сыростью». А вот как выглядят в том же рассказе «Рукопись, найденная в бутылке» матросы корабля-призрака: «Колени его дрожали, и все тело сгорбилось под бременем лет. Он что-то бормотал себе под нос слабым прерывающимся голосом на непонятном языке, копаясь в углу, в груде каких-то странных инструментов и старых морских карт». Подобные образные гиперболы встречаем во многих рассказах приключенческого, мистического или пародийного характера.

Контрасты, как и гиперболы, – важная составная часть романтического образного мира писателя. Они предоставляют особую яркость его палитре, усиливают краски, вызывают стилевое напряжение. Эта склонность подчеркивать контрасты в целом приводит к сочетанию в одном рассказе страшного и смешного или объединения в одном прозаическом сборнике произведений с совершенно отличным эмоциональным звучанием. Уже в первой задуманной По книге «Рассказы Фолио-клуба» должны были стоять рядом мрачный «Метценгерштейн» и юмористический «Герцог де л’Омлет», анекдотическое «На стенах иерусалимских» и остро сатирическое «Без дыхания», шуточный «Бон-Бон» и ужасающая «Рукопись, найденная в бутылке», притворно-трагическое «Свидание», отвратительно ужасная «Береника» и фарсовые «Страницы из жизни знаменитости» и другие. Впоследствии эти рассказы, а также многие другие вошли в прижизненные издания прозы По, составленные по тому же контрастному принципу.

Еще один из приемов, характерных для романтизма и любимых По, – накопление образов и тропов, их нарастание до излишества. Красочные экзотические описания становятся вроде самодостаточными, тормозят действие, экспозиция некоторых рассказов кажется рассчитанной на значительно более долгий сюжет. Но такая диспропорция между пространным, детализированным, пышным вступлением и кратким описанием событий характерна только для менее удачных ранних рассказов. В зрелом периоде творчества писателя все части произведений более взвешенные, строение рассказов гармоничнее, что не исключает образного великолепия, разнообразия красок, буйства невероятного.

Никто не станет отрицать, что богатство и огромная творческая сила странной и bizarre фантазии Э. По – яркая черта его таланта. Как мощная фата-моргана, она порождает все новые удивительные картины. Призрачные, они кажутся полными жизни – красок, ароматов, блеска и теней. Достоевский так характеризовал воображение По: «В способности его воображения есть такая особенность, которую мы не встречали ни у кого, – это сила подробностей… В повестях По вы до такой степени ярко видите все подробности изображенного им образа или события, что в конце вроде убеждаетесь в их возможности, реальности, тогда как это событие или вовсе невозможно, или еще никогда не происходило на свете».

Образы и картины По конструируются (если этот технический термин подходит для описания акта рождения произведения фантазии, интуиции, мысли) на основе органического сочетания полной вымышленности общего и тщательной точности, предметности всех деталей. Это придает пластичную и даже техническую убедительность маловероятному или просто невероятному. Прием сочетания фантастической идеи или принципа и тщательно выписанных, вполне вероятных подробностей их воплощения стал ведущим у последователей По в области «сайенс фикшн» – Жюля Верна, Герберта Уэллса и сотен других писателей-фантастов уже нашего времени. Этому же приему у По подчинено и широкое применение вымышленных фамилий великих ученых и изобретателей в ряду настоящих имен, частые указания на конкретные даты, названия стран и местностей, географические широты и долготы, время и место придуманных автором событий. Все это имеет одну цель – убедить читателя в реальности нереального.

С другой стороны, писатель нарочно подчеркивает придуманность определенных ситуаций и персонажей, создает карикатуры, капризные гротески, обращает описание событий в буффонаду и фарс. Это случается в юмористических, сатирических произведениях, пародиях, которых много у По.

Одна из наиболее часто применяемых красок в палитре мастера новеллистики – ирония. В портрете, диалоге, ситуации, в главной идее произведения, как и в подробностях описания, звучит иронический тон – открыто или в подтексте, весело или язвительно. Кроме того, в некоторых строках прозы По ощущается и самоирония, весьма остроумная и язвительная. Иронией По борется против зла всемирного и обыденного, обывательского, против псевдонауки и псевдокультуры, против страха и беспомощности. Ирония у него может быть всеобъемлющей, сокрушительной, а может вызвать просто смех, развлекать как одно из средств юмора.

Сатирические, юмористические, пародийные рассказы в новеллистическом наследии По составляют самую многочисленную группу. А если добавить к ним те произведения, где прихотливо смешаны шутка и ужас, можно было бы утверждать, что писатель – юморист par excellence. Правда, довольно мрачный, а иногда и жестокий, но юморист. И в памяти читателей остаются прежде всего его трагические рассказы с их зловещей атмосферой, мистикой, страхами, тайнами, темными и болезненными пристрастиями. «Маска Красной Смерти», «Вильям Вильсон», «Черный кот», «Лягушка» и другие подобные рассказы запечатлеваются в наше сознание, становятся своеобразной приметой прозы По. Конечно, это и свидетельство их художественной силы, оригинальности, эмоционального воздействия.

Однако было бы несправедливо недооценивать и иронично-юмористический талант рассказчика «Человека, которого изрубили в куски», «Короля Чумы», «Дельца», «Системы доктора Смолла и профессора Перро», «Трагического положения» и многих других сатирических и пародийных шедевров.

В названных произведениях прочно слито в выразительную, яркую целостность страшное и жалкое, драматическое и смешное. Рассказы часто имеют двойное дно, как, например, «Система доктора Смолла и профессора Перро».

Это один из лучших рассказов Э. По. В нем сконцентрировано все самое примечательное для стиля, тематики и галереи образов автора. Произведение отмечено стремительным действием, в нем нет лишних подробностей, но уже с самого начала возникает атмосфера загадочности, чему способствует небудничное место событий. Наивный и доверчивый рассказчик попадает через свою заинтересованность наукой (на этот раз медициной) в старый полуразрушенный замок, где находится частная клиника для умалишенных. Во время роскошного ужина гость знакомится с довольно странной компанией приятелей и подруг хозяина – владельца и главного врача клиники. Перед ним целая кунсткамера чудаков и монстров, к тому же в непривычной одежде (вспомним описание участников пира в «Короле Чумы» или гостей маскарада в «Лягушке» и т. д.), что еще больше усиливает гротескность их поведения.