Kitobni o'qish: «Вечные сумерки»

*** 1 ***

Часы над стойкой регистратуры показывали начало четвертого ночи. Пиканье аппаратуры разносилось по всему этажу. Люминесцентные лампы, несмотря на неистовую яркость, совсем не освещали длинный коридор, куда выходили стеклянные двери палат.

Лея, не таясь, миновала дежурную медсестру, когда та принялась перебирать карты пациентов, стоящие на полке в дальнем углу. Пройдя коридор почти до конца, девушка вошла в предпоследнюю палату и плотно притворила за собой дверь. Здесь было уже по-настоящему темно, а к пиканью добавился монотонный шорох системы искусственного дыхания.

На пациента, окутанного трубками и проводами, было тяжело смотреть. Даже энцефалограмма не показывала признаков жизни.

У изголовья кровати, держа дорогого человека за руку, на жестком стуле сидела девушка. От звука шагов она вздрогнула и подняла голову.

– Это Вы? Вы звонили мне? – спросила она невнятным со сна голосом.

– Да, – ответила Лея.

– Как Вы сюда вошли? Я все ждала, что меня предупредят. Я ждала Вас днем. А теперь уже завтрашним утром.

– Я смогла войти, потому что меня ждали. Днем я прийти не могла. День не моя вотчина.

Лея оглядела палату. В углу стояло одно единственное мягкое кресло, где видимо несчастная девушка и спала, ожидая, когда её любимый или очнется, или на консилиуме решат отключить аппаратуру. Дальнейших расходов страховка не покрывала.

– Я присяду, – сказала Лея, направившись к креслу, – это может занять много времени. Очень. Не тревожьте меня, несмотря ни на что.

Девушка торопливо закивала, поднимаясь на ноги, но не желая отпускать руку возлюбленного. Таинственная, но долгожданная незнакомка, позвонившая накануне и предложившая помощь, уже успела устроиться в кресле, так и не сняв верхней одежды. Она откинула голову на спинку и закрыла глаза.

*** 2 ***

Унсу сидел на обломке стены, которая возможно была частью здания, если здесь когда-то были дома. Кругом простирались развалины. Что это было? Город? Не похоже. Больше это напоминало заброшенные декорации.

Буквально на глазах небо из темно-красного стало почти черным. Тяжелые тучи нависли низким давящим потолком. И воздух опять стал совсем неподвижным. Оно и к лучшему, иначе на этом кладбище неведомой цивилизации стало бы невозможно дышать от завесы пыли. Грязно-серая и мелкая-мелкая, она была всюду. Толстым ковром покрывала все в этом мире. И даже люди казалось, были припорошены ею.

– Люди, – пробормотал он, чуть заметно усмехнувшись, – нет здесь людей. Только нелюди, позабывшие прошлую жизнь.

Он коротко свистнул и спрыгнул со стены. Приземлившись, выпрямился. Он не таился, но тренированное тело не произвело ни единого лишнего движения, ни единого звука. И пыль осталась лежать неподвижно. Несколько… восемь особенно плотных теней, затерявшихся среди каменных остовов и мертвых кривых деревьев, встрепенулись и заскользили к нему. Нет, не тени. Его команда. Почти люди, в сравнении с прочими местными обитателями.

Они тоже уже не люди, но все же в каждом из них осталось что-то человеческое. Больше, чем в других в этом сумасшедшем мире. Но меньше чем в нем, в этом Унсу был уверен. Они еще не совсем разучились мыслить, еще не до конца позабыли, как чувствовать. Но они не помнили своих имен. Четыре девушки, и четверо молодых мужчин. Почти люди, только кожа их такого же цвета, как пыль; и волосы. Другие цвета едва проглядывали через серый. Наверное, скоро и он станет таким же серым приведением в черных лохмотьях одежды. Когда же? Может тогда и ему не нужно будет ни о чем переживать, не нужно будет ни о ком заботиться. И пытаться вспомнить что-то кроме имени уже не нужно будет.

Воздух, все такой же неподвижный, изменился, едва заметно потянуло стылой сыростью.

– Уходим, – бросил Унсу, когда тени нелюдей выстроились у него за спиной, – к вечным огням. Через пустошь. Грядет холодная ночь. Очень холодная.

Он еще раз усмехнулся. Нет здесь ни дня, ни ночи, здесь вечные сумерки, и грязное багряное небо над головой.

Его свита подчинилась, как и всегда без лишних слов. Вообще без слов. Двое отправились вперед. По двое вправо и влево, двое позади. И опять он один. Что вообще держит их рядом с ним? Он ведь им совсем не нужен! Или нужен?

Руины города остались позади, промелькнуло гротескного вида шоссе едва ли в три метра шириной, с полутораметровыми столбами линии электропередач с одной стороны. Эти места Унсу называл про себя «миром карликов». Обычно здесь было ветрено и неправдоподобно толстые провода почти всегда кричали подобно раненным птицам. Обычно, но не сейчас. Воздух был все так же неподвижен и беззвучен. Только стало еще холоднее.

Пустошь, растянувшаяся до самого горизонта, была, как и всегда, полна звуков. Шелест ли, шорох. Или треск. Невозможно было понять, да и прислушиваться особо не хотелось. Никто и никогда здесь не охотился, это поле вообще избегали. Но сейчас каждая минута, если конечно время здесь еще хоть что-то значило, была на счету. Слова «холодная ночь» значили, что ночь должна была быть очень холодной, а это в свою очередь значило, что у вечных огней придется потесниться. Только вот ясно было это лишь ему.

Он, остановился и прислушался, и едва слышный звук стал куда громче и навязчивее. А кроме этого не было слышно никого и ничего. И холод стал совсем невыносимым. Следовало бы поспешить, уж больно скор на этот раз мороз.

Уже на краю пустоши он, не останавливаясь, дважды свистнул, а потом чуть погодя еще раз. На первый взгляд ничего не изменилось, но он знал, что это не так. Когда он углубился в лес мертвых деревьев, впереди, среди остовов стволов показалась тени. Его тени. Все восемь. Они, как и всегда, появились будто из-под земли. Это не могло не злить, и он едва сдержался на этот раз. Как те, кто уже перестал быть человеком, передвигаются в этом чудовищном мире, все еще для него оставалось загадкой, только вот обучиться этому, став нелюдем, все же не хотелось.

– Держитесь рядом, – бросил он, проходя мимо. – А если я говорю рядом, значит так близко, чтобы я мог к любому из вас прикоснуться при желании.

Они его слушались, это несомненно, только вот все его приказы они понимали как-то по-своему, а это всегда доставляло немало неудобств. Он побежал так быстро, как только мог, а следом за ним плечом к плечу восемь теней. Может, они и могут появляться из ниоткуда, но вот подкрадываться совсем не умеют. Что ж, теперь все у вечных огней осведомлены, что они приближаются. Это, в общем-то, неплохо, это значит, что к их приходу один из огней ближе к центру будет свободен. Шайка Унсу была самой многочисленной и свирепой в этом мире одиночек.

Небо стало совершенно черным, но чем ближе они подходили к долине огней, тем сильнее облака окрашивались кроваво-красными всполохами.

Долина вечных огней представляла собой огромный прямоугольник земли, выложенный плитами и огороженный кованым забором с вывороченными пряслами. Огни вырывались из стыков плит: маленькие, большие, огромные. Багряные и голубые, золотистые и оранжевые, они то затихали, то устремлялись в небо, опаляя все вокруг на многие метры.

Долина была пуста, если не считать двух нелюдей, которые здесь же и жили. Что ж, это как минимум не плохо, не надо будет терпеть вони немытых тел. К тому же можно расположиться со всеми удобствами, ведь неизвестно сколько продлится стужа на этот раз. Это явление никогда не отличалось стабильностью, хоть и было довольно регулярным событием. В это время долина огней становилась единственным обитаемым местом на многие километры вокруг.

– Давайте в центр, – скомандовал Унсу, первым ступив на старые искрошенные плиты долины. – И раздобудьте матрасы и одеяла. Да побольше.

Здесь, где время от времени концентрировалась вся жизнь, скопилось немало подобного скарба. Порою даже встречались кресла и скамьи. Надо же, кому-то не лень было тащить это на своем горбу.

Убедившись, что приказ его исполняется, Унсу отправился в центр долины, подобрать местечко получше, где они проведут ближайшие дни. Выбор пал на большую, почти не раскрошившуюся плиту, над которой громоздилась арка неведомого сооружения. Под ней должно быть теплее. Со всех сторон ровными всполохами плясали вечные огни. По узкому, словно специально кем-то проделанному в огне проходу, он зашел во временное свое убежище. Вскоре молчаливые серые тени, нагруженные потрепанными матрасами и одеялами, окружили его, а дождавшись кивка, поскидывали поклажу в кучу.

Здесь, в окружении пляшущего пламени, всё казалось донельзя неправильным. Здесь не должно было быть неподвижных теней, но они были. Хорошо хоть свет от огней почти ничего не освещал.

Нелюди опустились наземь только после вожака и, как будто бы и не сговариваясь, уставились в разные стороны. Может, просто так, а может, чтобы следить за тем, что осталось за стеной огня.

Вскоре ощутимо похолодало. Было жутко от того, что даже здесь, где казалось, что старые плиты лежат сразу поверх адского огня, стало так холодно. Каково же тогда там, снаружи? Может после нынешней стужи не останется в округе никого. Но сожалеть об этом будет некому. Попросту некому. А он давно не встречал тех, о ком можно было бы беспокоиться.

Стоило бы вздремнуть, да вот в этом ненормальном мире не осталось такого понятия, как сон. Здесь можно только лежать, завернувшись в плащ, и пережидать ночь, которая почти совсем не отличается от дня. Разве что ночью все затихало, и было страшно даже пошевелиться. Вот и сейчас вокруг была тишина, словно бы уже наступила эта самая ночь. Длинная на этот раз, и смертельно холодная.