Kitobni o'qish: «Рожденная землей», sahifa 3
Глава 7
После этого мы с Джашером избегали друг друга так, как здоровые сторонятся прокаженных. И все же невозможно было игнорировать друг друга все лето, как бы мне этого ни хотелось.
Позже на неделе мне пришлось заниматься прополкой сада вместе с тетей Фейт. Нужно ли говорить, с каким энтузиазмом я отнеслась к этому занятию? То был самый теплый день с момента моего приезда – на небе не было ни облачка.
Итак, пятничный полдень. Джашер вернулся домой с очередного заказа и работал в оранжерее. Время от времени он появлялся в саду, чтобы взять инструмент или раму. Я старалась не поднимать головы всякий раз, как замечала его краем глаза. Знает ли Фейт, каким колючим бывает Джашер? Или что он, возможно, псих?
Тетя тем временем сосредоточенно и терпеливо обучала меня искусству определения сорняков, и это поглощало все ее внимание. Она не была вполне уверена, что я справляюсь, поэтому постоянно крутилась рядом, покуда возле меня рос ворох сорванной растительности. Умная женщина. И вот я дергаю еще одну зеленую штуковину прямо с корнями – кажется, Фейт считает такие вредителями.
– Эту не нужно, милая. Это эхинацея, отлично подходит для укрепления иммунной системы.
– Ой, простите.
– Джорджи, ты сегодня, похоже, немного рассеянна. Все в порядке? Надеюсь, ты не жалеешь, что приехала в Ирландию на целое лето?
Черт, а она проницательная.
– Нет, тетя, – солгала я.
Она сняла грязные садовые перчатки и отерла лицо.
– Мне скоро ехать в город на встречу, надо привести себя в порядок. Хочешь пить? Я купила свежие лимоны для лимонада.
– Да, горло пересохло.
Я тоже сняла перчатки и последовала в дом за Фейт. В переднем кармане фартука, что был на мне, пискнул телефон – новое сообщение. Я достала его и взглянула на экран.
Сэксони: «Ну что, поговорила уже с этим шизиком?»
Я цокнула языком. Сэксони никогда не сдается.
– Ты уже связалась с мамой? – спросила тетя.
Я покачала головой и опустила телефон обратно в карман.
– Все в порядке. У Лиз много дел, она не ждет, что мы будем болтать по телефону.
– С каких это пор ты зовешь свою маму «Лиз»?
– С тех пор, как она перестала относиться ко мне как к своей дочери, – бросила я и поспешно зажала рот.
Упс. Следовало немедленно извиниться, но тут перед моим носом прожужжало летающее насекомое – отступив назад, я попыталась отмахнуться от него, и заметила мелькнувшие черные и желтые полоски. Где-то в дальнем уголке мозга разум и правила приличия умоляли не орать как сумасшедшая, но их жалобный писк подавила огромная красная глыба под названием «фобия». У меня перехватило дыхание от нахлынувших воспоминаний о жгучей боли, пронзавшей тело десятками жал.
– Спокойно, Джорджи, – голос Фейт эхом прокатился по гранитной громаде моего страха, – она не тронет тебя, если ты сама не навредишь ей.
Я застыла или что-то вроде того, насколько это возможно при гипервентиляции17.
– Сохраняй спокойствие, не двигайся.
Спустя пару мгновений насекомое исчезло, а я все никак не могла отдышаться. Я приложила руку к колотившемуся сердцу… и тут, наконец, меня охватил мучительный стыд. Прошу меня понять – я не знала, как еще вести себя в подобной ситуации. Подобная реакция – всего лишь первобытный рефлекс, идущий из тех же глубин подсознания, что и дурные сны.
Пчелы и осы стали моими заклятыми врагами, когда мне было восемь. Мы тогда с Таргой играли в лесу неподалеку от дома. Я получила с дюжину укусов. Лиз в припадке безумия увезла меня с криками в больницу – в смысле, кричала именно она. С тех юных пор я убеждена, что все существа с полосками и жалом – порождения дьявола. Кстати, позже стало понятно, почему Лиз обезумела: она не знала, есть ли у меня аллергия на пчелиный яд. Слава богу, ее у меня не оказалось. Однако я получила травму другого рода – психическую.
– Боже правый, Джорджейна, – Фейт тронула мою руку своей теплой ладонью, – я думала, ты шутишь насчет пчел. Ты же не боялась насекомых в прошлый раз, когда была здесь. Что случилось?
Голова Джашера показалась из-за угла оранжереи и тут же исчезла. Зуб даю, что слышала его приглушенный смех! Или мне показалось? Я покраснела.
– Меня ужалила пчела… много пчел, – произнесла я с досадой. От жгучей ненависти к этому крошечному существу, бывшему причиной моего унижения, было кисло, как от лимонного сока.
Фейт вела себя как люди, у которых нет фобий: пыталась обезоружить мой страх с помощью логики.
– Мы любим пчел. Знаешь ли ты, что без них человечество погибло бы? Семьдесят процентов мирового продовольствия опыляется пчелами.
– Да, тетушка, я знаю. Разумом понимаю.
И я действительно знала об этом – в прошлом году у нас в школе проходила кампания «Спасем пчел», когда какая-то таинственная сила убивала их по всему миру. Я читала об этом статью. И была в курсе, что эти черно-желтые демоны – неизбежное зло. Но это знание не помогло мне при близких контактах жалящего типа.
– В любом случае это была не пчела, – продолжала Фейт, – это был шершень. Джашер! – позвала она к моему ужасу.
Только не это, пожалуйста! Мало мне позора на сегодня? Катастрофа – он идет по траве прямиком к нам! Весь такой веселый и потрясный… Как же я ненавидела его в этот момент.
– Да? – отозвался Джашер.
Мне захотелось смахнуть эту его ухмылочку смачной оплеухой. Может, он и псих, но фобий у него точно нет – по крайней мере, так я рассуждала в этот момент. Знай я тогда то, что знаю сейчас, я бы отнеслась ко всему этому гораздо спокойнее. А тогда мне хотелось показать Джашеру язык. Или врезать ему с ноги в прыжке с разворотом – между прочим, у меня длинные ноги. Я бы дотянулась.
– Не хочешь обучить свою кузину увлекательному искусству «найти и уничтожить»?
Найти и уничтожить? Я с удивлением уставилась на тетю, любительницу природы. Только стоит решить, что хорошо знаешь кого-то, как вдруг…
Джашер медлил с ответом. Наконец, процедил:
– Я недостаточно безумен для этого.
Тут челюсть у меня совсем отвисла, и я вытаращила глаза.
– Джашер, – произнесла Фейт с укоризной.
– Да у нее нервишки пошаливают. Ты хочешь, чтобы я охотился за гнездом с этой психованной на буксире? – ответил он, даже не взглянув на меня.
Жгучий гнев заколотился в моем сердце, а лицо запылало от ярости. Разговор был обо мне, но он вел себя так, словно меня здесь не было!
– Ну же, покажи мне этот свой трюк, Джашер, – парировала я.
Тут он наконец-то посмотрел мне в глаза. И, должно быть, заметил в них вызов.
– Ладно, как хочешь.
Джашер направился к дому, и я последовала за ним, уповая на то, что не пожалею о своей напускной отваге. Он прошел в кухню прямиком к холодильнику и достал из него упаковку тушеной говядины. Затем открыл пачку и достал кусочек. Положив остальное обратно в холодильник, вернулся на улицу с порцией мяса в руках.
Озадаченная, я пошла следом в гараж, где Джашер порылся на захламленных полках. Он выудил длинную удочку, на конце которой болтался крючок. Затем, взяв с нижней полки ящик для снастей, поставил его на испачканный маслом стол. Открыв крышку, извлек оттуда леску и маленькое перо. Все это время он действовал молча, никак не обращая на меня внимания. Наконец, Джашер вышел из гаража со всеми этими приспособлениями для уничтожения шершней, и я снова двинулась за ним, чувствуя себя полной идиоткой.
Фейт наблюдала за нами, пока мы шли через огромную лужайку к деревьям в задней части участка. Я старалась не отставать от Джашера, словно потерявшийся щенок.
Едва мы вошли в лес, он остановился. Прицепив кусок говядины на крючок удочки, Джашер протянул ее мне.
– Держи это, – приказал он, – и не шевелись.
Я завороженно наблюдала, как его ловкие пальцы мастерят петлю из лески. Затем он прикрепил белое перо к изготовленному им крошечному лассо. Мне хотелось, чтобы Джашер как-нибудь объяснил то, что делает, но я не собиралась доставлять ему удовольствие своими вопросами. Затем он вскарабкался на дерево, оставив меня стоять с удочкой внизу. Никогда в жизни я не чувствовала себя так глупо. В конце концов я полезла следом и устроилась рядом с ним на толстой ветке. Мы молча ждали: я, сидя с куском говядины на удочке, и он, прислонившись к стволу, с откинутой назад головой.
Спустя минут десять этой бредятины я уже порывалась спросить его, какого черта мы делаем, как вдруг мимо меня пронеслись два маленьких цветных пятнышка. Я повернула голову, чтобы получше рассмотреть их, но ничего не разглядела.
– Ты это видел? – прошептала я.
– Что? – откликнулся Джашер. На его лице появилось самодовольное выражение, как будто он знал что-то, чего не знала я.
Я стиснула зубы, искренне собираясь обозвать его нахалом, или позером, или еще как-нибудь похлеще, как вдруг он протянул руку к моей удочке. Его взгляд был устремлен к куску говядины:
– Передавай медленно.
Я взглянула в том же направлении и сглотнула: вокруг мяса жужжал шершень. Меня охватила дрожь. Я осторожно передала удочку в руки Джашера, и когда он взял ее, наши пальцы коснулись. Упершись толстым концом, словно шестом, в землю, Джашер соскочил с дерева. Я сделала то же самое, опасаясь, как бы не удариться головой. И вот уже Джашер крутит удочку в руках, стараясь подтащить шершня к себе, – у меня аж дыхание перехватило от этого зрелища – и смотрит прямо на меня! Выжидает, когда у меня сдадут нервы. Я напряглась и стиснула кулаки.
Шершень был ближе и ближе – мурашки бежали по всему телу, от страха свело живот. Лишь из какого-то упрямства я не бросилась наутек, аки ужаленная. Да и, признаться, мне бы не удалось отвести взгляд от этой мерзкой твари, даже если бы я захотела. Шершень с удовольствием уписывал говядину, вгрызаясь в плоть своими отвратительными крохотными челюстями, и не обращал на нас внимания. Его полосатое брюшко пульсировало, словно именно там билось маленькое сердце.
Удерживая удочку как можно ровнее, Джашер поднял крошечное нитяное лассо над шершнем. Я наблюдала, затаив дыхание, меня одновременно одолевали любопытство и отвращение. Он аккуратно охватил петлей мохнатое тельце, затянул нить на крошечной талии и осторожно убрал руку. У меня отвисла челюсть – шершень продолжал есть как ни в чем не бывало, а на брюхе у него болталось белое перо. Тут мое изумление взяло верх над ужасом.
– Ты еще здесь? – шепотом заметил Джашер.
– Наверное, сумасшествие заразно, – процедила я сквозь зубы.
Неожиданно он рассмеялся, а шершень замахал крыльями и загудел. Никогда прежде я не испытывала такого наслаждения от чьего-то смеха. Если бы не была так напугана, то позволила бы себе улыбнуться.
– Ты еще не видела настоящего сумасшествия, – усмехнулся Джашер.
Я собралась пробурчать, так ли он в этом уверен, когда шершень внезапно взмыл вверх, унося за собой перо. Джашер рванул за ним, я – следом.
Мы неслись через лес на всех парах вдогонку за белым пером, что зигзагами прыгало в воздухе, словно по собственной воле. Когда оно резко поднялось вверх, мы задрали головы, чтобы не потерять его из виду. И тут я споткнулась о гнилую ветку. Поднялась и побежала дальше – мне больше ничего не оставалось, так как я не хотела отстать от Джашера. Солнце, мелькавшее сквозь кроны деревьев, било в глаза, а руки то и дело царапали ветки, мимо которых мы мчались по серпантину леса: я мчалась на пределе своих возможностей. Густой ковер из палой листвы, хвои и грунта заглушал шорох наших ног. Перо кружило и петляло в чащобе, и несколько раз пропадало из моего поля зрения, но от Джашера ему было не спрятаться. Очевидно, у него имелся опыт в таком деле.
Как раз в тот момент, когда я подумала, что дальше бежать не могу, Джашер вдруг остановился. Я продолжила двигаться по инерции, не смогла вовремя остановиться и налетела на него сзади.
– У-у-уф! – вырвалось у меня.
Он даже не дрогнул и не сдвинулся с места – с таким же успехом я могла врезаться в дерево. Широкая спина кузена была крепкой и непоколебимой. Джашер машинально завел руки за спину, чтобы поймать меня, и его ладони попали на мои бедра и обвили их пальцами. Прикосновение было таким неожиданно интимным, что мое сердце заколотилось как бешеное. Мгновение – и он отпустил меня.
– Прости, – извинилась я, задыхаясь и отступая назад на полусогнутых ногах, чтобы перевести дыхание. Я с трудом втягивала ртом воздух, а Джашер даже не запыхался. Он ничего не отвечал, и я посмотрела в его сторону. Его взгляд был устремлен вверх. Я разогнулась и повернула шею в ту же сторону, прижимая ладонь к груди, к своему взволнованному сердцу. Выше на дереве висело большое серое гнездо. Сотни шершней жужжали вокруг него. Я зажала рот обеими руками, чтобы только не закричать, резко втянула носом воздух, и Джашер взглянул на меня. Ручаюсь, я выглядела так, будто меня вот-вот стошнит.
Гнездо шершни соорудили под одной из веток, и казалось, что оно словно спрятано под мышкой дерева. Белое перо жужжало вместе со всеми у гнезда. Зрелище, конечно, было невероятное.
В битве гордости и фобии в конечном итоге победила фобия – я сделала несколько шагов назад и только тогда убрала руки со рта, убедившись, что не завоплю.
– Поздравляю, – сказала я в промежутке между глубокими вдохами, – теперь я могу идти?
Джашер пренебрежительно указал подбородком в сторону дома:
– Иди.
Затем он порылся в кармане, достал зажигалку и перочинный нож.
Я попятилась назад, уязвленная его ледяным тоном. Едва ли укус пчелы более болезнен. Наконец, повернулась и пошла обратно домой.
Сзади раздался невнятный звук: «Тзнш…»
Я обернулась: Джашер стоял с перчаткой, зажатой во рту меж рядами идеальных зубов, а другую тем временем натягивал на руку. Вынув первую изо рта, он спросил:
– Ты знаешь, как возвращаться?
– Да, – ответила я, подумав, какое ему вообще до этого дело.
Джашер кивнул и вернулся к своему занятию.
А я вновь зашагала в сторону дома.
– Джорджейна!
Ого! Первый раз с его губ слетело мое имя. И я пришла в бешенство оттого, что мне так понравилось, как оно прозвучало. Джашер посмотрел мне в глаза – второй раз за день. И не почудилась ли мне в этом взгляде толика уважения?
– Ты держалась молодцом!
Теплая волна разлилась по моему телу, но это ощущение смешивалось с глубокой досадой от того, какое удовольствие доставили мне эти три слова только потому, что их произнес он. Так глупо! Раньше я не жаждала одобрения мужчин – тем более таких, с проблемами с психикой. Как раз за это я осуждала Сэксони! Кивнув, я решительно развернулась.
Шла пешком, пока сердце не утихомирилось, а затем снова побежала. Руки и ноги ныли, но были полны адреналина. Когда уже я была на безопасной дистанции от гнезда шершней, ко мне, наконец, пришло осознание того, что произошло. Я покачала головой в изумлении. Что это за человек, который знает, как накинуть лассо на шершня, а затем проследить его путь до гнезда? Любопытство бурлило во мне фонтаном. Я с нетерпением ждала, когда окажусь наедине с Фейт, чтобы засыпать ее вопросами. Однако, когда я вернулась домой, тетя уже ушла.
Глава 8
Следующим утром я обнаружила Фейт на кухне: она склонилась над книгой, лежавшей на барной стойке; на ней был фартук, а на кончике носа – очки для чтения. На долю секунды тетя напомнила Лиз.
Фейт взглянула на меня поверх стекол.
– Доброе утро. Хорошо спала?
– Да, спасибо, – пробормотала я, прошаркав до холодильника и налив себе в стакан выуженной из него отфильтрованной воды.
– Как прошел мастер-класс «найти и уничтожить»? Вы оба были в кроватях, когда я вернулась.
Фейт открыла духовку и достала противень с горячими булочками.
– Думала, этим летом мне придется иметь дело с настоящим подростком – ну, из тех, что возвращаются с вечеринок под утро и тому подобное, – проговорила она, обмахивая пар с горячей сдобы и вдыхая ее аромат, – а в итоге у меня, похоже, два старичка на руках.
Я улыбнулась. Скорее, двое молчунов. Накануне вечером и Джашер, и я сами позаботились об ужине – каждый о своем, и почти ни минуты не провели вместе в одной комнате.
– Никогда особо не была любительницей вечеринок, где никого не знаю, – заметила я, – хотя ирландские кутежи, должно быть, забавные.
– Каждое лето местная молодежь устраивает вечеринку в старом местечке Эйне. Ты можешь попросить Джашера взять тебя с собой.
– Шансы невелики, – буркнула я, когда Фейт с лязгом закрывала дверцу духовки.
Она повернулась ко мне, снимая рукавицы:
– Что такое, дорогая?
– Ничего, – промямлила я, усевшись на стул возле стойки. От запаха свежей выпечки текли слюнки. – Во вчерашней битве человека и шершня человек победил со значительным перевесом.
– Да, против него у шершней никаких шансов.
Фейт достала из раковины дуршлаг, полный помидоров, и поставила его на полотенце, лежавшее на стойке.
– Хочешь немного помочь мне? Джашер придет к завтраку в половине восьмого.
– Ты имеешь в виду, ко второму завтраку?
Она рассмеялась. Джашер вставал и начинал работу утром в половине шестого каждый день, за исключением воскресенья. От такого расписания мне хотелось плакать.
– Разрежешь их пополам? – спросила Фейт, подвигая ко мне помидоры.
Она наклонилась и достала из ящика зазубренный нож.
– Он любит запеченные.
– Конечно.
Я сняла с крючка разделочную доску и принялась за работу.
– Где Джашер научился этому трюку?
– Как заарканить шершня? Можешь верить или нет, но он умел это до того, как пришел ко мне.
– Правда? – удивилась я. – Но он же был тогда слишком юн. Джашер рассказывал, где научился?
– Не сразу. Когда я впервые увидела, как он это делает, ему было всего девять. Я бы никогда не поверила, если бы не увидела это собственными глазами. Джашер сказал мне, что просто знает, как это делается. Но он должен был где-то этому научиться. Дети не рождаются со знанием таких вещей. Он просто боялся мне сказать.
Фейт поставила противень рядом со мной.
– Но в итоге все-таки рассказал? – допытывалась я, раскладывая на противне помидоры разрезом вверх.
– Не совсем. Мне пришлось выяснить это самой.
– И каким образом тебе это удалось?
– Чтобы объяснить, как я это поняла, придется вернуться к началу всей истории.
Тетя достала из ящика ножницы и подошла к окну. Она отрезала несколько стеблей от одного из растений и поднесла их к моему носу:
– Понюхай.
Резкий запах ударил мне в нос, глаза заслезились.
– Уф, – скривилась я.
– Нет ничего лучше свежего орегано с помидорами, – промурчала Фейт с улыбкой.
– Поверю тебе на слово, – ответила я, на самом деле желая вернуться к разговору о Джашере. – Не знаю, как у тебя, а у меня целый день свободен. Вряд ли он будет против того, чтобы ты рассказала мне эту историю. Я же член семьи, – добавила я, думая о том, что, напротив, чувствую себя здесь чужой. По крайней мере, рядом с Джашером я точно была посторонней.
– Да, дорогая, я знаю, это так, – прореагировала Фейт, – просто это довольно личная и мрачная история, если ты понимаешь, о чем я.
Я не поняла, но кивнула.
Она глубоко вздохнула:
– С чего бы начать… Мать Джашера, Мод, бедная женщина, умерла при родах.
Фейт полила помидоры оливковым маслом и посыпала орегано – аромат разлился по всей кухне.
– Да, я читала о ней в твоих письмах. Что с ней случилось?
– У нее было кровотечение, и она умерла от потери крови, что само по себе трагично. Но самое странное, что она умерла до того, как успела родить Джашера. Мы должны были потерять и малыша, но… – тут она сделала паузу, – я никогда не видела ничего подобного.
– Что ты имеешь в виду?
От выражения отстраненности на ее лице у меня побежали мурашки.
Фейт поставила противень с помидорами на гриль и закрыла духовку. Она повернулась ко мне:
– Если беременная женщина умирает, младенец умирает тоже. Иногда ребенка удается спасти с помощью кесарева сечения, но всё произошло так быстро, и мы были так сосредоточены на том, чтобы остановить кровотечение, что это застало нас врасплох. С момента начала кровотечения до клинической смерти прошли считаные мгновения – ни дыхания, ни сердцебиения. И самое невероятное в том, что, пока мы пытались что-то придумать, чтобы спасти ребенка, тело Мод продолжало рожать.
Я увидела, как тетю пронзила дрожь.
– Мы все понимали, что стали свидетелями чуда. Ее тело продолжало тужиться еще полчаса. Мы не знали, что делать, – бедный малыш оказался уже в родовом канале, когда мы пришли в себя. Это было одновременно потрясающе, ужасно и невероятно.
Какое-то время мы обе молчали. Мурашки поползли к голове, когда я представила труп беременной женщины, чье тело сотрясают родовые схватки и чьи глаза при этом мертвы и больше ничего не видят. К горлу подступила тошнота.
– Это была хорошая мать, вот что я скажу, – произнесла Фейт, – и она продолжала любить свое дитя даже с того света.
– Но как это возможно? – Я взяла из буфета стакан и налила себе воды. – Ты узнавала у кого-нибудь, бывали ли раньше такие случаи?
После нескольких больших глотков у меня заурчало в животе. Я приложила к нему руку, не совсем понимая, доволен он или нет.
– О да, – ответила тетя. – Мы все тогда были в замешательстве. Заведующий больницей сразу же обратился к картотеке и запросил отчеты о похожих случаях. Ни одного не пришло. Я послала письмо своему старому университетскому другу – человек принял около сотни родов, – и он тоже никогда не слышал о подобном. Посоветовал оставить поиски. Отец Джашера был не слишком доволен той шумихой, которая возникла вокруг этого случая – последовало бесчисленное количество просьб об интервью и исследованиях. Он был против всего этого. И я его не виню.
– А что случилось с отцом Джашера? – спросила я, выглядывая в окно на задний двор. Кузен пока не появился.
– Это тоже печальная история, – отозвалась Фейт. – Сначала казалось, что с ним все в порядке. Конечно, ему пришлось погоревать, но он забрал мальчика домой и пытался растить его один. Что еще ему оставалось? К несчастью для Джашера, отец стал винить его в смерти жены. Боюсь, он ужасно издевался над сыном.
Тетя тоже подошла к окну, её серые глаза устремились к горизонту.
– Отец Джашера знал меня с рождения и не раз просил забрать сына. Других родственников у него не было, да и друзей осталось мало. Он говорил, что мальчик проклят, что он – дьявольское отродье. И прочую чепуху.
У меня глаза полезли на лоб.
– Чего-чего?!
– Я пыталась образумить его, но, потерпев неудачу, посоветовала ему обратиться к адвокату. Однажды летом, во время прополки сада от сорняков, я услышала шум автомобиля, остановившегося у края подъездной дороги. Дверца машины открылась и закрылась, после чего автомобиль уехал. Во дворе показался Джашер – совершенно один. Никогда не забуду, каким он тогда пришел: маленькие худенькие ручки были покрыты синяками, под глазом – фингал. В руках у него был вещмешок, куда поместилось всё, чем он владел в этом мире. Джашер сказал, папа ему обещал, что я присмотрю за ним.
Я представила себе эту сцену, и сердце кольнуло от боли за этого несчастного ребенка.
– И что ты сделала?
– Конечно, я ответила, что, разумеется, позабочусь о нем. Обняла его, и он позволил мне взять его на колени – так мы и сидели с ним на крыльце около часа. В тот день я стала мамой.
Фейт тоже посматривала во двор – не появится ли там её приемный сын.
– И по сей день я так рада, что ни на минуту не забывала о том, как бедный малыш был отвергнут и бит собственным отцом, винившим его в смерти матери. А потом ему сказали, что я – единственный в мире человек, который его примет. Если бы я хоть на мгновение показала ему, что колеблюсь, Джашер бы никогда так и не поверил в мою любовь к нему. – Она подошла к столу и присела. – Ничто в моей жизни тогда не предвещало материнства. Но иногда оказывается, что у судьбы свои планы на нас, хотим мы того или нет.
Тут я подумала, что совсем не планировала оказаться этим летом в Ирландии, но обстоятельства, не зависевшие от меня, в итоге привели сюда. И вот я здесь.
Тетя остановила взгляд на своих руках и закусила губу. Морщинка свела ее брови.
– Это только половина всей истории, – вздохнула она, – вернемся к ловле шершней арканом. Когда я спросила, где Джашер этому научился, поначалу он ничего не ответил. Но я не прекратила расспросы, и тогда он сказал, что это ему показал старый китаец. Джашер не пояснил, кто был этот человек и где он его встретил. Я была озадачена и ломала голову, пытаясь вспомнить хоть одного китайца в Анакаллоу, с которым бы мог общаться Джашер, но так никого и не припомнила. Целый год я мучительно размышляла об этом, пока, наконец, не догадалась.
Я присела на стул напротив Фейт, мое сердце заколотилось. Меня охватило неясное предчувствие, в затылке покалывало.
– Мне удалось обнаружить еще несколько зацепок, и в конечном итоге появилось достаточно оснований, чтобы собрать их все воедино и сделать выводы. Не уверена, что это получилось бы, если бы не Сараборн. Его ремонтировали и достраивали на протяжении многих лет, но фундамент остался прежним, и в целом большая часть первоначального строения тоже уцелела. В истории Сараборна случались свои трагедии…
Трагедии? Я постаралась припомнить всё услышанное о доме ее родителей от Лиз, но в голову так ничего и не пришло.
Фейт налила воды в стакан и сделала глоток.
– Дедушка Сиракуз частенько рассказывал нам с твоей мамой разные истории. Одна из них была посвящена молодому человеку, погибшему во время строительства Сараборна. Все работы были практически завершены, и рабочие уже занимались крышей. Скат ее довольно крутой, и для безопасности были установлены леса, подвешены веревки и тому подобное. Но все же один из рабочих, Конор, поскользнулся и упал. И хотя он обвязался веревкой, она не спасла – в те времена еще не было нейлона. Удара о землю он избежал, но во время падения получил внутренние повреждения, которые и привели к смерти.
Конор. Я притихла, во рту пересохло.
– Здесь водятся призраки?
Фейт кивнула и продолжила:
– Ни твоя мать, ни я никогда не замечали здесь ничего странного, а мы, поверь мне, очень старались. В детстве мы были просто одержимы поисками сверхъестественного: убеждали сами себя, что предметы перемещаются из одной комнаты в другую или что двери открываются сами собой. Но если честно, я уверена, мы ни разу так и не стали свидетелями чего-то действительно необычного. Примерно через год после того, как я впервые увидела фокус Джашера с надеванием пера на шершня, однажды поздно ночью до меня донесся его голос. Тогда я подумала, что он разговаривает во сне, и остановилась возле его спальни послушать. И поняла, что это диалог. – Тетя смотрела сквозь меня невидящим взглядом. – Я тихонько заглянула к нему. Было полнолуние, поэтому комната была хороша освещена. Джашер сидел в кровати, расслабленно прислонившись спиной к подушке, и разговаривал с кем-то, кого я не видела.
Несмотря на то, что в кухне было тепло, у меня по коже пробежал мороз. То, что описывала Фейт, очень походило на увиденную мной сцену в беседке, когда Джашер играл на гитаре. Так что могу себе представить, что тетя чувствовала в ту ночь.
– Я испугалась, – подтвердила она мои мысли, – а затем, чуть успокоившись, уловила суть разговора. Кто-то объяснял Джашеру, как был построен этот дом. Потом он спросил имя этого человека, подождал немного, и сказал: «Рад знакомству, Конор, я Джашер».
Я покачала головой:
– Но ты ведь никогда не рассказывала ему о Коноре.
– Нет, не рассказывала. Он был слишком мал для таких историй. В общем, тогда я выяснила, что мальчик, которого я усыновила, может разговаривать с мертвыми.
Я была потрясена, потому что знала – тетя говорит правду.
– Затем я взяла небольшую паузу, – продолжала Фейт. – Но в конце концов спросила Джашера, был ли призраком тот старый китаец, что обучил его ловить шершней арканом, и он ответил «да». – Ее глаза затуманились, голос задрожал: – В тот момент Джашер выглядел таким виноватым!.. Я успокоила его, сказав, что ему не следует стыдиться своего дара. После этого он, казалось, почувствовал облегчение, что ему больше не нужно скрываться от меня.
Я жадно внимала всему, что рассказывала мне Фейт. Хотя посиделки у костра с историями о привидениях играют определенную роль в жизни каждого ребенка, я всегда считала, что это всего лишь байки. Но тут была не просто выдумка – всё случилось здесь, в этом доме, с моей семьей.
– Некоторые утверждают, что округ Анакаллоу расположен на лей-линии и потому сверхъестественные вещи происходят здесь чаще, чем в других местах.
– Лей-линия? – переспросила я. Раньше мне не доводилось слышать о таком понятии.
– Невидимая сеть энергетических потоков, пронизывающих Землю. Некоторые утверждают, что они связывают места, обладающие сверхъестественной силой, типа египетских пирамид или Стоунхенджа. Другие настаивают на том, что эта сеть возникла до того, как были воздвигнуты подобные сакральные объекты, и поскольку лей-линии настолько заряжены электромагнитным излучением, то они притягивают паранормальную активность.
– Ничоси! Тетя… – я взглянула на нее с изумлением, и она рассмеялась.
– Да-да, понимаю, – Фейт открыла духовку, и кухня наполнилась ароматом запеченных помидоров, – для того, кто постоянно не работает с энергией, это сущий бред. Но уверяю тебя, такие вещи кажутся сомнительными лишь тем, чье мировоззрение основано только на знаниях о материальном мире. Ведь нельзя отрицать, что Земля обладает собственной энергией, – иначе что движет ростом растений или активностью вулканов?
Она пожала плечами и поставила противень с помидорами на кухонную стойку, чтобы те остывали.
– Так что это далеко не такие и выдумки.
Мое собственное мировоззрение уже и так пошатнулось, когда я узнала об истории рождения Джашера и его способностях. С меня пока хватит и этого – не все сразу, иначе случится перегрузка.
– Как думаешь, Джашер все время видит призраков?
– Сейчас не знаю, – ответила Фейт, – думаю, что раньше, когда он ездил в городскую школу, да. Тогда я не могла понять, почему он такой худенький и постоянно тревожный. Но когда я Джашера оттуда забрала и какое-то время он поучился дома, все поменялось, мой мальчик стал совершенно другим.
– Как так? – я то и дело выглядывала в окно, отслеживая появление кузена и чувствуя себя несколько виноватой оттого, что мы так подробно обсуждали Джашера, пока его не было. Теперь я знала о нем гораздо больше, чем он обо мне. Козырь Джорджейны! Может, мне не так и стыдно.
Фейт снова засмеялась, сняла очки и протерла глаза.
– Иногда детям действительно виднее, что для них лучше. Домашнее обучение было именно его идеей. Поначалу я была против того, чтобы Джашер все время оставался дома, планировала, что в течение года он поправит свое здоровье, а потом снова станет учиться как все. Хотела, чтобы у него были друзья-ровесники и такие же возможности, что и у других детей. Но когда пришла пора снова записываться в школу, он умолил меня не делать этого. Он так отчаянно не хотел возвращения туда, что в итоге я наняла ему репетиторов. И, к моему и своему удивлению, Джашер успешно закончил обучение экстерном. А в школе у него, между прочим, были плохие оценки. Но без всех этих… отвлекающих факторов – всего того, с чем ему приходилось иметь дело в городской среде, – он достиг блестящих результатов. Вскоре после окончания учебы Джашер занялся ландшафтным дизайном, и, похоже, пока его это устраивает. Он больше не заговаривает о мертвых.
Bepul matn qismi tugad.