Kitobni o'qish: «История России языком дворянских гербов»

Shrift:

* * *

Доброй памяти одного из моих Учителей
Елены Ивановны Каменцевой
и старшего друга и коллеги
Игоря Владимировича Борисова
с благодарностью и почитанием

Предуведомление

Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена дворянской геральдике России. Само понятие «геральдика» имеет несколько значений. С одной стороны, это деятельность по составлению гербов (так называемая практическая геральдика), которая зародилась еще в эпоху Средневековья и существует и в наши дни. С другой – научное исследование гербов («научная геральдика»), одна из «вспомогательных», или «специальных» (то и другое название крайне неудачно и не отражает сути вещей) исторических дисциплин.

Слово «геральдика» происходит от средневекового латинского heraldus – герольд, или глашатай. Герольды-глашатаи были распорядителями на рыцарских турнирах, они также описывали рыцарские гербы. То же происхождение имеет слово «герольдия», означающее учреждение, создающее гербы и ведущее их учет.

Геральдика – продукт культуры того периода европейских Средних веков, который именуется Высоким, или классическим Средневековьем (XI–XIII века). Неверно называть геральдикой любые комплексы эмблем, бытовавшие, к примеру, в Античности или в Древней Руси. Точно так же нельзя назвать геральдическими родовые знаки неевропейских народов, например тюркские тамги или японские моны. Все они не являлись гербами в классическом смысле слова, выполняя функцию идентификации и даже обозначения родовой принадлежности, но для того, чтобы считаться гербами, этого недостаточно.

Распространено заблуждение, будто каждый гербовый символ, каждая гербовая эмблема обладает одним неизменным смысловым значением. Причем зачастую это значение весьма расплывчато и на самом деле ничего не объясняет. Например, лев трактуется как символ храбрости, а слон – символ силы. На самом деле любая эмблема, в том числе используемая в геральдике, полисемантична и имеет множество значений, зачастую противоположных. Такая амбивалентность – характерная черта эмблем. Например, единорог может выступать символом как агрессии и неустрашимости (поскольку считалось, что его очень сложно поймать), так и кротости и невинности (поскольку поймать его можно было с помощью девственницы): все зависит от контекста. Что уж говорить о формальных, наиболее обобщенных эмблематических изображениях, в том числе геометрических фигурах. Крест, круг, звезду и т. д. можно встретить во множестве культур и в разные исторические эпохи, но это отнюдь не означает, что их семантика везде была одинаковой. То же относится к изображениям, которые со временем становились гербовыми. Например, двуглавый орел, ставший с конца XV века российским гербом, встречается в культурах Малой Азии, начиная по крайней мере с хеттов. Это не значит, что у хеттов он означал то же, что и в Московском государстве при Иване III. Такие особенности эмблематических изображений (а гербы относятся к их числу) в наше время, как правило, игнорируются всевозможными любителями, берущимися толковать различные визуальные символы.

Впрочем, обо всем по порядку.

Часть первая. Дворянская геральдика России: откуда, как и зачем?

Глава 1. Что такое гербы и как они появились

Слово «герб» впервые фиксируется в древнерусском языке в середине XVI века как заимствование из польского (herb), что, в свою очередь, восходит к средневерхненемецкому Erbe – «наследство». Таким образом, в самом наименовании явления заложена важная характеристика: герб – это то, что передается по наследству (имеются в виду родовые гербы).

В языках же Западной Европы слово «герб», как правило, этимологически связано с вооружением. Например, в немецком (Wappen) оно этимологически близко слову «оружие» (Waffe), а в английском (coat of arms) имеет старофранцузскую этимологию и соотносится с названием накидки, которую рыцари носили поверх доспехов и которая была украшена геральдическими изображениями. Иными словами, в этих случаях подчеркивается генезис герба, тесно связанного с рыцарским вооружением. И действительно, первые гербы появились на щитах рыцарей, на их баньерах – небольших флажках, которые крепились к концу копья, и на других предметах вооружения. Собственно, сама структура герба и его элементы восходят к различным деталям рыцарского облачения.

Однако это лишь отдельные стороны истории и содержания самого понятия «герб». Что же это такое и какими особенностями должно отличаться эмблематическое изображение, чтобы считаться гербом?

Наш великий учёный Михаил Леонович Гаспаров когда-то дал блестящее определение того, что такое стих в отличие от прозы. Он писал так: «Чем отличается стих от прозы? Дошкольник скажет: „Тем, что стихи печатаются короткими неровными строчками“. Школьник скажет: „Тем, что в стихе есть ритм и рифма“. Студент скажет: „Тем, что стих – это специфическая организация речи поэтической, т. е. повышенно эмоциональной, представляющей мир через лирический характер…“ и т. д. Все трое будут правы, но ближе всех к сути дела окажется все-таки дошкольник». Если дошкольника (конечно, не всякого, а обладающего каким-то кругозором) спросить, что такое герб, то он с большой вероятностью скажет, что герб – это то, что нарисовано «на щите», т. е. определит формальный визуальный признак герба (а у автора был опыт таких вопросов, правда, не с дошкольниками, а с учениками младшей школы). В некоторых старинных руководствах по геральдике так и писали, например, замечательный ученый екатерининской эпохи Нестор Максимович Амбодик (Максимович): «Эмблемы просто, а гербы на щитах, известное очертание имеющих, изображаются».

Что уловил наш дошкольник в своем ответе? Визуальную характеристику герба как особого вида эмблематического изображения. Герб составлен в соответствии с определенными правилами, в рамках определенной традиции, и правила эти появились не до того, как начали составляться гербы, а сформировались в процессе их составления. Иными словами, геральдика – это особая эмблематическая система, обладающая своим символическим, изобразительным языком. Герб имеет свою структуру, исторически обусловленную (и в ней как раз щит занимает важное место), и определенные принципы построения и изображения гербовых фигур, также исторически сложившиеся.

Одним из существенных аспектов гербового языка является его условный, символический характер. Конечно, в гербе могут быть изображены совершенно конкретные объекты и явления, но только если в этом есть необходимость. Во многих же случаях мы сталкиваемся не с непосредственным отображением реальности, а с неким условным, символическим ее изображением. Хорошим примером этого могут служить некоторые современные гербы, например герб литовского города Кайшядорис. Он расположен на важном железнодорожном узле, связывающем Вильнюс, Каунас и Шяуляй, да и само развитие этого города было связано с железнодорожным строительством. Как отразить эту местную особенность в гербе? Малосведущий в геральдике человек нарисует в щите современный локомотив, едущий по рельсам. Более грамотный изобразит архаичный паровоз, как символ железнодорожного движения. Наконец, наиболее подкованный в этом деле сделает так, как поступили геральдисты в Литве. В черном щите они поместили стилизованные изображения четырех серебряных скачущих коней. При этом кони располагаются друг над другом и движутся в противоположные стороны. У них длинные, волнообразные, развевающиеся гривы и круглые красные глаза. Серебряные скачущие кони означают поезда, их гривы словно паровозный дым, а глаза как паровозные фонари. Серебряный цвет коней обозначает металл железнодорожных составов, а черный цвет поля – уголь, который когда-то служил паровозным топливом. Сама же железнодорожная развилка показана разнонаправленным движением коней. Вот так с помощью символического языка представлена местная городская специфика, которую в ином случае можно было бы показать с помощью более-менее реалистичной картинки. Но герб – это не просто картинка, и геральдика старается оперировать условным языком символов, который не всегда кажется очевидным.

Герб выполняет определенные функции, простейшей из которых является идентификационная. Иными словами, герб обозначает своего владельца, служит его отличительным знаком. В полном соответствии с тем определением герба, которое дал известный историк Юрий Васильевич Арсеньев (1857–1919) в своем популярном дореволюционном учебном пособии по геральдике: «Гербами называются особые фигуры или символические изображения, представленные на основании известных, точно определенных правил и служащие постоянными отличительными знаками отдельному лицу, роду, сообществу или учреждению, а также городу, области или целому государству». Собственно гербы и появились на предметах рыцарского вооружения в качестве отличительных знаков конкретного рыцаря. В определении Арсеньева есть также слово «постоянный»: герб, по его мнению, должен отличаться стабильностью в употреблении. В некоторых определениях герба подчеркивается и его наследственный характер. Однако наследственность характерна прежде всего для родовых гербов, в то время как в геральдике существовало и существует множество гербов личных, принадлежащих конкретному человеку и не наследуемых потомками.

Герб предполагает некое юридическое оформление, утверждение официальной властью, желательно высшей – в монархических странах эта прерогатива принадлежит государю. Недаром герольдии возникали при королях как один из важных инструментов осуществления их властных полномочий, или при высших государственных учреждениях, как в Российской империи, где Герольдмейстерская контора была создана при Сенате (но гербы утверждал император). Разумеется, в истории геральдики бытовало огромное число неутвержденных гербов. Но само их наименование предполагает, что герб может и должен быть утвержден. Как бы то ни было, официальное юридическое оформление герба является важным, хотя и не сугубо обязательным свойством.

Наконец, герб свидетельствует об определенном статусе владельца. Геральдика появилась в среде рыцарства как особого социального слоя. Герб обозначал принадлежность к этому слою, обладавшему особым положением и правами по сравнению с другими социальными стратами. Иными словами, геральдика могла зародиться только в сословном обществе Средневековья, в условиях феодального строя и феодальной иерархии, достигшей своего расцвета как раз в XII–XIII веках. Затем геральдика «шагнула» и в другие социальные группы. Так, например, появились гербы у городской верхушки, так называемые бюргерские. Они тоже призваны были обозначить принадлежность к определенной социальной страте и т. д. Конечно, само это явление было своего рода подражанием рыцарской традиции гербов, и дворянство смотрело на такие гербы свысока. Но тем не менее и здесь мы видим желание подчеркнуть свое особое социальное положение. Гербы городов сопряжены с городским правом, городскими привилегиями и традициями самоуправления, то есть с юридическим статусом города как субъекта права. Гербы корпораций (например, гербы ремесленных цехов или университетов) также связаны с их особым правовым статусом. Наконец, герб государства свидетельствует о его суверенитете, самостоятельном положении на международной арене.

Герб – явление и правового характера. Он становится как бы нерасторжимым со своим владельцем – до такой степени, что поругание герба равнозначно оскорблению владельца. Публичное оскорбление государственных символов означает оскорбление этого государства. Европейская геральдика предполагала даже явление «геральдической казни», своего рода казни «гражданской»: человека, совершившего неблаговидные поступки, лишали герба и тем самым сословного статуса. Гербовый щит могли публично перевернуть, замазать черной краской или даже разбить. Впрочем, остается вопрос о реальном применении такого наказания. Как бы то ни было, герб был символом чести, и умалением этой чести считалось не только переворачивание гербового щита, но даже падение рыцарского щита с гербовыми изображениями лицевой стороной на землю.

Из всего вышесказанного становится понятно, что герб не просто идентифицирующий знак, пусть даже и изображенный по всем правилам, но выражение особого правового статуса своего обладателя. Вот почему в бессословном обществе личные гербы лишаются очень важной части своего смыслового содержания, превращаясь скорее в некую имитацию геральдики. Впрочем, далеко не везде они и существуют на практике. Например, в современной России Геральдический совет при Президенте не утверждает никаких личных или родовых гербов, и правильно делает, поскольку, согласно Конституции, все граждане страны равны перед законом. А в дореволюционной России, где существовали сословия, правом на герб обладало только дворянство, что и было законодательно утверждено еще Жалованной грамотой Екатерины II 1785 года. Создание новых личных и родовых гербов для граждан Российской Федерации, которое столь активно предлагается за определенные средства различными коммерческими фирмами, на самом деле является торговлей воздухом. С тем же успехом каждый может сам нарисовать себе герб по собственному разумению. Все равно это никакого смысла иметь не будет.

Геральдика возникла в Западной Европе в первой половине XII века и постепенно получила широкое распространение. Человека Средневековья повсюду – по крайней мере, в городском пространстве – окружали гербы. Точно так же, как наш современник окружен миром различных эмблем, торговых марок и логотипов. Разумеется, сложно определить, сколько всего гербов бытовало в эпоху Средневековья, но самые приблизительные размышления указывают на цифру чуть ли не в миллион гербов. Если выстроить типологию гербов по их принадлежности от частного к общему, то можно увидеть, что гербы (и, соответственно, геральдика) бывают личными, родовыми, корпоративными, городскими, территориальными (если принадлежат каким-то административно-территориальным единицам) и, наконец, государственными. При этом многие европейские государственные гербы восходят к гербам родовым, династическим, то есть гербам династий, которые правили в этих государствах. В России геральдика – явление гораздо более позднего характера. История российского государственного герба восходит к концу XV века, территориальной геральдики – к концу XVI века, а дворянской – к концу XVII века. При этом настоящего своего развития геральдика достигла только в Петровскую эпоху, что было связано с созданием отечественной геральдической службы. Таким образом, в русской культуре история геральдики шла не от частного к общему, а как бы наоборот (хотя, разумеется, это весьма условно).

Во второй половине XIII века появляются первые гербовники – систематизированные собрания изображений гербов; их количество многократно возрастает. Гербовники представляли собой произведения разного рода – от собственно собраний рисунков гербов до литературных памятников, сопровождаемых геральдическими изображениями. Осмысление геральдики как явления начиная с XIV века шло и путем создания геральдических трактатов.

Одним из способов создания герба было отражение в нем имени гербовладельца (или, к примеру, названия города). Такие гербы именуются «гласными» («говорящими»), даже если этимология, в соответствии с которой они созданы, условна и недостоверна. Иногда это так называемая народная этимология, иногда простое созвучие. Среди гласных гербов можно назвать гербы Альбрехта Дюрера с изображением открытых ворот (так этимологизировалась его фамилия: от венгерского ajtó – «дверь», а по-немецки – Türer, впоследствии трансформировавшаяся в Dürer) и Уильяма Шекспира с копьем в перевязи (shake speare – «трясти копьем», в прижизненных изданиях фамилия иногда писалась через дефис: Shake-speare). Дюрер в своей знаменитой монограмме из букв A и D отразил ту же створку ворот, что и на гербе. У Блеза Паскаля в гербе агнец с хоругвью как символ «пасхального» искупления, у Жана Расина – лебедь (по-французски cygne, что созвучно концовке фамилии). В гербе исторического «барона» Мюнхгаузена, как и в гербе российского фельдмаршала Миниха, изображен монах (Mönch).

Геральдика в Средневековье стала столь обычным явлением, что присваивалась и далекому прошлому, и культурам, где ее не было и быть не могло. Считалось, что гербы были всегда. Так появились гербы библейских персонажей: трех царей-волхвов Мельхиора, Каспара и Балтазара. Или гербы девяти «мужей славы»: трех библейских – Иисуса Навина, царя Давида и Иуды Маккавея; трех античных – Гектора Троянского, Александра Македонского и Юлия Цезаря; и трех христианских – короля Артура, Карла Великого и Готфрида Бульонского. Появились гербы экзотических городов, стран и земель – например, Вавилона или Египта.

Первоначально гербы изображались на рыцарском вооружении с помощью эмали, металлических накладок, то есть воплощались в реальности в виде декорированных элементов. Отсюда пошла специальная геральдическая терминология. Но помимо изображения в цвете со временем появилась необходимость графического изображения герба в черно-белом варианте. Особенно она стала актуальной после изобретения книгопечатания. Поэтому возникла система так называемой шраффировки (от нем. Schraffierung – штриховка) – графической передачи цвета, а вернее «тинктур» (то есть как бы материалов), в гербах. С начала XVII века существовали разные варианты такой передачи, но в итоге установилась общеевропейская система. Итак, герб в качестве изображения может быть представлен как в цвете, так и в черно-белом графическом варианте (особенно актуальном на тех носителях, где цветовое решение или затруднено, или невозможно – например, на матрицах печатей, надгробных памятниках, серебряной посуде или фасадах зданий).

Однако не всегда герб можно нарисовать. Еще со времен рыцарских турниров, то есть с самых первых шагов геральдики, появилась традиция словесного описания герба. Когда с помощью такого описания знающий геральдику человек может представить себе герб, не видя его изображения. Такое описание обычно называется французским термином «блазон». Это слово в старофранцузском языке означало «герб» (le blason) и восходит к немецкому глаголу blasen – трубить в рог, «потому что,– как пишет Ю. В. Арсеньев,– являвшиеся на турнир рыцари трубили в рог, а герольды, убедившись, что они действительно принадлежат к рыцарству, блазонировали их гербы, то есть во всеуслышание их описывали». Сформировался особый язык блазона, для которого были характерны две отличительные черты. Во-первых, описание герба должно было быть максимально точным, а во-вторых, максимально кратким. Идеальный блазон вообще стремится к одному предложению (если, конечно, герб не слишком сложный). Точность же достигалась созданием определенной терминологии. Например, то, как расположена фигура, как изображены отдельные ее части, – все это обозначалось соответствующими специфическими терминами. Эта терминология в основной своей части, как показали современные исследования, сложилась достаточно быстро, уже в первые десятилетия существования геральдики. И вся эта терминология была на старофранцузском языке. Такое положение неудивительно, поскольку старофранцузский в то время был языком не только французской, но и английской знати (этот английский вариант старофранцузского иногда именуется «англо-нормандским» или, для более позднего периода, «англо-французским»). Его распространение в среде английской элиты было связано с Нормандским завоеванием Англии в середине XI века. А геральдическая терминология во Франции и в Англии как раз формировалась в XII столетии. Впоследствии эти термины были переведены на некоторые национальные языки – так, есть их более или менее удачный перевод на русский.

Глава 2. История дворянской геральдики в России

Родовой, дворянской геральдики как сложившейся системы в допетровское время не существовало. Изображенные на печатях должностных лиц эмблемы не носили геральдического характера – как правило, в качестве печатей выступали античные или западноевропейские геммы, то есть резные полудрагоценные камни, имевшие некие изображения, а иногда и целые сюжетные композиции. Подьячий Посольского приказа Григорий Карпович Котошихин, бежавший в 1664 году за границу и в конечном итоге обосновавшийся в Швеции (еще в России он стал тайным информантом одного из шведских дипломатов), в 1666 году написал по поручению шведского канцлера сочинение, изданное впоследствии под названием «О России в царствование царя Алексея Михайловича» (сам Котошихин в 1667 году был казнен за убийство в пьяной драке хозяина дома, где он жил). В этом произведении, говоря о служилых людях, Котошихин, в числе прочего, отмечает, что царь жалует их всякими чинами, «а грамот и гербов на дворянства их и на боярства никому не дает… Да не токмо у князей и у бояр и иных чинов, но и у всякого чину людей Московского государства гербов не бывает».

И все же западноевропейская традиция личной и родовой геральдики постепенно проникала в Россию. Известен, например, герб патриарха Никона (1659), составленный по образцу гербов православных иерархов Речи Посполитой. В конце царствования Алексея Михайловича стали появляться первые дворянские родовые гербы, что было, по-видимому, связано с общей «геральдизацией» власти российских государей: именно в этот период создается новый государственный герб, формируется комплекс титульных, земельных гербов и т. д. Некоторые дворянские гербы были зафиксированы в документах Палаты родословных дел, созданной после отмены местничества (1682) для составления официальной родословной книги русского дворянства. В ряде родословных дел присутствуют изображения или описания гербов (всего их около 15), значительная часть эмблем которых восходит к польской геральдике.

В 1686–1687 годах в Посольском приказе был составлен сборник родовых дворянских гербов под названием «Книга в десть о родословии и гербах российских знатных шляхецких фамилий», но она не сохранилась. Вероятно, составление гербовника было связано с деятельностью Палаты родословных дел, работа которой увенчалась созданием примерно в те же годы так называемой Бархатной книги – собрания родословных российского дворянства, которая стала важной вехой отечественной генеалогии. Среди ранних дворянских гербов можно отметить гербы боярина Богдана Михайловича Хитрово, князей Одоевских и Ромодановских, фаворита царевны Софьи князя Василия Васильевича Голицына, воеводы Ивана Евстафьевича Власова и др., которые сохранились на парсунах или принадлежавших им вещах.

Петровская эпоха ознаменовалась рождением нового символического языка русской культуры. Его органичной частью стали символы, эмблемы и аллегории, пришедшие из европейского барокко и Ренессанса, – и это мощное влияние требовало их понимания и толкования. Поэтому неудивительно, что именно в петровское время был издан первый и единственный в истории культуры России эмблематический справочник «Символы и емблемата», вышедший в амстердамской типографии Генриха Ветстейна значительным по тем временам тиражом в 755 экземпляров. В нем представлено 840 эмблем с толкованиями (девизами) на нескольких европейских языках, в том числе на церковнославянском. Например, эмблему «Лев со скипетром» сопровождает надпись «Кто у меня отъимет», а эмблему «Еж, в клуб свивающийся» – «Аз покрываюсь своею благодетелию». Книга представляла собой компендиум из двух эмблематических сборников Даниэля де ла Фея, увидевших свет в Амстердаме в 1690-х годах (впрочем, авторство де ла Фея некоторыми исследователями оспаривается). Эмблемы де ла Фея, в свою очередь, восходят к книге Николя Веррьена, впервые изданной в Париже в 1685 году (это был сборник эмблем, медалей, «иероглифических» фигур и монограмм).

В екатерининскую эпоху новый вариант под названием «Емвлемы и символы избранные» подготовил в 1788 году замечательный ученый-медик, ботаник и поэт профессор Нестор Максимович Амбодик-Максимович (1744–1812), автор первого русского руководства по акушерству и педиатрии «Искусство повивания», первой русской ботаники, трехтомника «Врачебное веществословие, или Описание целительных растений», заложившего основы научной фитотерапии, а также трех терминологических словарей по медицине и ботанике. Максимович дополнил «Символы и емблемата» общим введением по эмблематике и геральдике, словарем изображений и толкований символов и эмблем, сгруппированных тематически, и описаниями гербов иностранных государств и титульных гербов Российской империи. Церковнославянские девизы эмблем основной части книги были им переведены на русский язык.

Переломным моментом в институциализации геральдики в России явилось создание в 1722 году при Сенате Герольдмейстерской конторы. С конца XVII века формируется новая система наград и поощрений, в том числе учреждаются первые ордена (воспринимавшиеся, по обычаю того времени, как сообщества кавалеров) и медали европейского типа. За особые заслуги царь жалует дворянскими титулами, в том числе новыми. Для дворянства устанавливается обязательность службы, а в январе 1722 года вводится Табель о рангах, созданная на основе прежде всего шведской системы и открывшая путь в высшее сословие представителям других социальных слоев. В начале 1721 года сенаторы и члены коллегий выбрали первого герольдмейстера в истории России – им стал один из петровских сподвижников Степан Андреевич Колычёв. В задачу герольдмейстера входил прежде всего контроль за служебной деятельностью дворян. Герольдмейстерская контора вела не только служебный, но и генеалогический учет дворянства, на нее возлагались и задачи по созданию новых гербов, как дворянских, так и городских. Организовать такую работу был призван итальянец граф Франциск (Франческо) Санти. В России его звали Францем Матвеевичем, а фамилию первоначально писали как Сантий. 12 апреля 1722 года он получил должность товарища герольдмейстера «особливо для сочинения гербов». Это был, по сути, первый русский геральдист Нового времени и основоположник геральдики Российской империи.

Ф. М. Санти (1683–1758), уроженец Пьемонта, получил образование в Париже. С Петром I он познакомился в Амстердаме в 1717 году. Затем служил при испанском дворе, а в 1720 году приехал в Россию, где более двух лет жил «на собственном иждивении», ожидая должности. Товарищем герольдмейстера его назначили по рекомендации графа Я. В. Брюса, весьма интересовавшегося геральдикой. В 1725 году, при Екатерине I, Санти стал обер-церемониймейстером, но в мае 1727 года был арестован по сфабрикованному политическому делу графа П. А. Толстого и А. М. Девиера. Пятнадцать лет Санти провел в Сибири, в весьма тяжелых условиях, откуда его возвратила Елизавета Петровна, в 1742 году вернувшая ему прежний чин; позднее Санти стал действительным тайным советником. К геральдическим занятиям он больше не возвращался.

За короткое время Санти сумел разработать новый вариант герба для государственной печати, утвержденной в 1726 году, приступил к созданию городских гербов, которых в общей сложности «сочинил» около ста. Целый ряд этих гербов просуществовал до 1917 года, в том числе гербы Санкт-Петербурга, Архангельска, Тулы, Серпухова, Великих Лук, Старицы и др. Санти занимался составлением и дворянских гербов, среди которых были, например, гербы Демидовых, Строгановых, П. П. Шафирова и др. Можно сказать, что именно Санти заложил основные принципы создания гербов в России, перенеся западноевропейские традиции на отечественную почву. И хотя его активная работа прервалась, дело геральдики не погибло, хотя в XVIII веке оно больше зависело от задач текущего момента, нежели носило систематический и планомерный характер.

На рубеже 1720–1730-х годов значительный вклад в российскую геральдику внес профессор Петербургской академии наук Иоганн-Симон Бекенштейн (1684–1742), доктор права в Кёнигсбергском университете. В 1725 году по рекомендации историка Т.-З. Байера, автора сочинения «О варягах», Бекенштейн был зачислен профессором «публичной юриспруденции» при Академии наук. Правда, слушали его исключительно немногочисленные дети живших в России иностранцев, а из «российской нации в обучении никого не бывало». Видимо, этот прискорбный факт привел Бекенштейна к неутешительной мысли, что в России от него «малая происходить может польза». Тем не менее в течение десяти лет он честно и достойно выполнял возложенные на него обязанности, затем вернулся в Кёнигсберг, а в 1738 году был избран иностранным почетным членом Академии.

Бекенштейн не был специалистом по геральдике, но отличался «значительными познаниями в исторических науках, в греческом и латинском языках и во всем, относимом к гуманитарным наукам». Сам он оценивал свои способности скромно:

Я в сем деле великим искусством хвалиться не могу, понеже я никогда особливого старания к герольдике не имел <…> и никогда профессором геральдики не бывал, и сюда не за тем призван <…> Однако ж я, сколько мне возможно, в том стараться буду; но при том прошу, ежели мне в чем погрешить случится, чтоб оное благосклонно извинено было.

Тем не менее он «сочинял» гербы для знамен морских и слободских полков, а в конце 1734 года создал проект рисунка для печати Академии наук (с изображением Минервы), который был утвержден в начале 1735 года. Он стал автором труда, созданного для обучения геральдике Петра II и, по оценке академика Г.-Ф. Миллера (1705–1783), представлявшего собой «полную и в то же время компактную систему, особенно полезную для разъяснения специальных терминов из латинского, немецкого и французского языков». Этот труд был опубликован в 1731 году в Петербурге на немецком языке под названием Kurtze Einleitung zur Wappen-Kunst und zur Art des Blasonirens («Краткое введение в геральдику и искусство составления гербов»).

В 1740-х годах в геральдическую деятельность включился замечательный ученый Василий Евдокимович Адодуров (1709–1780), сначала в качестве советника конторы (с 1741 года), а затем и герольдмейстера (1753–1759). Адодуров, учившийся в Славяно-греко-латинской академии, а затем в гимназии при Петербургской академии наук, был первым русским по происхождению ученым в составе Академии наук (адъюнктом по кафедре высшей математики). В 1736 г. ему поручили надзор за прибывшими из Москвы учениками академической гимназии, среди которых находился и М. В. Ломоносов. Одновременно с физикой и математикой Адодуров занимался литературной деятельностью, переводами и изучением русского языка. Ему принадлежит первая русская грамматика на родном языке, написанная в 1738–1741 годах, однако, тогда не опубликованная (ее исследованию посвящена известная книга Б. А. Успенского). В 1744 году Адодурова произвели в коллежские советники и по рекомендации графа К. Г. Разумовского назначили преподавателем русского языка к будущей императрице Екатерине II.После восшествия ее на престол Адодуров стал президентом Мануфактур-коллегии в Москве и куратором Московского университета, которым оставался до 1778 года. К концу жизни он дослужился до чина действительного тайного советника.