Kitobni o'qish: «Психическое развитие с позиций системно-субъектного подхода»

Shrift:

* * *

Предисловие

Настоящая книга посвящена обоснованию возможностей создания интегративной, унитарной концепции психического развития. Для решения столь сложной задачи предлагается использовать системно-субъектный подход и в этом аспекте рассмотреть содержание понятия субъекта, его места и роли в понятийной системе современной психологической науки.

Большое место в данной работе занимает анализ принципа развития, который стал центральным и в системно-субъектном подходе, и в концепции субъектного развития, и во всех работах автора.

Поскольку унитарная концепция психического развития в рамках системно-субъектного подхода включает субконцепции, которые позволяют на современном этапе операционализировать функции субъекта, то обоснованию и проверке концепции контроля поведения (регулятивной функции) и модели психического (когнитивной функции) посвящено в данной книге значительное место. Такая необходимость детального обсуждения понятий контроля поведения и модели психического также обусловлена тем, что данные понятия являются новыми и интегративными, отражающими общие тенденции развития науки в целом.

Автор критично оценивает попытку создания такой единой концепции психического развития на основе системно-субъектного подхода, поскольку разработка такой сложной области, как субъектная психология, сложнейшего вопроса о соотношении субъекта и личности требует дальнейших значительных усилий, теоретического и эмпирического анализа. Однако, если данные предположения найдут отклик у коллег и вызовут дискуссии, автор будет считать свою цель достигнутой.

Глава I. Категория субъекта в современной психологии

Одной из ключевых задач науки является разработка понятийного аппарата. Уровень развития категориальной системы становится характеристикой науки. Целостность и дифференцированность научных понятий выполняют интегрирующую роль в науке, создавая опорные точки в пространстве научного знания, становятся ориентирами ее поисков, инструментами объяснений и интерпретации.

Одной из центральных для современной психологической науки становится категория субъекта. На сегодняшний день eLibrary.ru содержит данные о более чем 6000 публикациях, связанных с понятием субъектности, что, однако, не означает, что это понятие разработано в полной мере и не нуждается в анализе.

1.1. Субъект в философии

Понятие «субъект» изначально было философским. «Субъект (от лат. subjectus – лежащий внизу, находящийся в основе, от sub – под, jacio – бросаю, кладу основание) – носитель деятельности (прежде всего практической), сознания и познания. Важно заметить, что такое понимание субъекта берет начало только в философии Нового времени, что связано с характерным для этой философии субъектоцентризмом. Прежде под субъектом понималось метафизическое основание вещей, предметов, прежде всего тех, которые существуют объективно реально (Лекторский, 2010).

Именно в антропоцентризме Нового времени вызревает понятие субъекта. Если в античной философии субъект и реальность слиты и неразделимы (Аристотель), то Р. Декарт уже разрывает эту слитность, указывая на непротяженность мыслящей души и протяженность тела.

Наиболее разработана категория субъекта в немецкой классической философии и связана с эволюционными представлениями о его проявлениях, трансформациях в ходе развития. Специальный анализ категории субъекта прослеживается от И. Канта, И. Г. Фихте, В. Ф. Шеллинга, Б. Спинозы и наиболее развернуто в работах Г. В. Ф. Гегеля (Введение в философию).

И. Кант явно противопоставляет субъект и объект, указывая, что человек как субъект конструирует свой объект. Здесь уже явно выражена идея активности субъекта познания по отношению к объекту. Субъект активно формирует объект познания на основе ощущений, с одной стороны, и априорных (доопытных) форм сознания – с другой. Тип познания связан с двумя слоями субъекта: эмпирическим (индивидуально-психологические особенности человека) и трансцендентальным (всеобщее, надындивидуальное начало в человеке).

И. Г. Фихте полагал, что субъект и объект – две неравновесные стороны единой системы (без объекта нет субъекта), где субъект пристрастен, активен по отношению к объекту, а объект равнодушен к субъекту. Субъект стремится к объекту с целью достижения «не Я», необходимого для «Я». Это стремление понимается как деятельность, для который объект становится пусковым стимулом, толчком, тогда как ее содержание определяется субъектом, «Я» потому и «Я», что оно деятельно (существует только в действовании). Таким образом, в разделении субъекта и объекта имманентно заложена их непосредственная взаимосвязь. И субъект, и объект – это мерности одного и того же бытия.

Г. В. Ф. Гегель рассматривал появление субъекта из неживой (несубъектной) формы. Живое для него – это субъект, как источник активности, направленной на объект для его достижения или избегания. Субъект потребляет предназначенное ему в объекте и поддерживает себя. Это соответствует необходимому достижению «не Я» для «Я» у Фихте и Шеллинга. Основная проблема здесь состоит в том, как взаимодействовать с объектом. Субъект отражает для себя объект, оставляя одновременно его самим собой. В этом суть психического: идентифицировать в объекте предмет потребности субъекта, не подвергая прямому воздействию.

Г. В. Ф. Гегель подверг пересмотру кантовское определение трансцендентального субъекта. Он видел главный недостаток теории Канта в противопоставлении истинного знания, постигаемого точными науками, и тех форм знания, которые дают искусство, язык, культура. Именно этот тип знания существенно отличается от естественно-научного, которое, по Гегелю, не следует абсолютизировать. Это лишь разные стороны знаний о мире. Немецкий идеализм предложил рассматривать трансцендентальный субъект исторически, как историю человечества в целом. Субъектом знания у Гегеля выступает человеческая история как «объективный дух» или субстанция – субъект. Субстанция субъекта не имеет жестко фиксированной формы, это развивающие, подвижные формы, суть которых – исторические формы культуры. Данное понимание привело к важнейшей теоретической перестройке: снята дихотомия научного и ненаучного знания (наука не противопоставлена мифологии, а становится формой донаучного знания); снята дихотомия ложного и истинного, которая связана с противопоставлением научного и ненаучного (истинного для своего времени); в саму историю вводится понятие эмпирического (история фактическая) и трансцендентального (умозрительная конструкция) уровней. Таким образом, возникает онтология культурно-исторической деятельности, представляющая абсолютный (божественный) субъект. В индивидуальном субъекте отражен субъект общественный, абсолютный.

Гегелю принадлежит разработка идеи развития качеств субъекта в природе как ступеней Абсолютного Духа: растения – животные – человек – Абсолютный дух.

Субъект возникает при изменении соотношения субъекта и объекта. Первоначально соотношение меняется на уровне растений (неполный субъект), обладающих активностью, но не обладающих субъектностью (ср.: развитие психики, по А. Н. Леонтьеву, – это раздражимость, низший уровень). Субъектность появляется на уровне животных: появление обособленности от среды и появление самоощущения. Животные ощущают не просто себя, а определенные состояния, но всегда свои, а не другого, т. е. субъект имеет внутреннюю форму – самость, отражающую состояния внешних и внутренних воздействий. Субъектность на уровне человека, по Гегелю, – это переход к духовной деятельности и мышлению. Источником духовной деятельности становится Абсолютный дух, воплощенный в индивидуальном субъекте.

В. А. Лекторский, анализируя философское понимание субъекта, пишет: «Для современной философии субъект – это прежде всего конкретный телесный индивид, существующий в пространстве и времени, включенный в определенную культуру, имеющий биографию, находящийся в коммуникативных и иных отношениях с другими людьми. Непосредственно внутренне по отношению к индивиду субъект выступает как Я. По отношению к иным людям он выступает как Другой. По отношению к физическим вещам и предметам культуры субъект выступает как источник познания и преобразования» (Лекторский, 2010, с. 5).

Можно выделить два подхода, восходящих к разным философским традициям: антропоцентрической (И. Кант, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр и др.) и эволюционно-генетической (И. Г. Фихте, Ф. В. Шеллинг, Б. Спиноза, Г. В. Ф. Гегель). Они также имплицитно и эксплицитно выражены в развитии понятия субъекта в психологии.

В социогуманитарных науках последних десятилетий, кроме индивидуального субъекта, выделяется также коллективный (групповой) субъект как носитель определенных норм деятельности, познания и коллективного сознания, «коллективных представлений», как система взаимоотношений, входящих в него индивидов. Отличиям коллективного и индивидуального субъекта посвящена отдельная работа А. Л. Журавлева (Журавлев, 2000, 2018).

1.2. Разработка понятия субъекта в психологии

Не претендуя на полноту анализа становления понятия субъекта в психологии, выделим наиболее значимые взгляды и концепции, определяющие данное понятие.

Г. И. Челпанова можно отнести к психологам, проложившим путь к развитию категории субъекта. Он связывает понятие субъекта с душой, относя ее к внутреннему миру человека. Именно этот внутренний мир и отвечает за активность, причинность и источник душевной жизни. Челпанов полагал, что сознание нельзя объяснить без понятия субъекта, поскольку оно не сводится к ощущениям и представлениям. Более того, к субъекту относятся не только сознательные, но и бессознательные психические сферы. Однако главное качество – это развитие, изменение и сохранение. Так, сравнивая свои состояния, изменяющие и перетекающие во времени, необходимо допустить для процесса сравнения общий субъект, позволяющий отнести их к себе (Богданович, 2004). Г. И. Челпанов внес в развитие понятия субъекта важнейшие характеристики: отнесенность к психической категории, развитие и сохранение субъекта и констатация проявлений субъекта не только в сознательном, но и в бессознательном человека. Взгляды Г. И. Челпанова, по мнению Н. В. Богданович, заложили понимание субъекта как основы целостности психического (Богданович, 2004).

Как указывает Н. В. Богданович, согласно фактической исторической последовательности, категория субъекта впервые употребляется в психологической науке в СССР в работах Д. Н. Узнадзе, в то время как у С. Л. Рубинштейна она представлена впервые в статьях и рукописях 1920-х годов и в рукописи книги «Человек и мир» (1950-е годы).

Для Узнадзе понятие субъекта имело важное значение. Он подчеркивал, что «психология как наука должна исходить… из понятия самого субъекта, как целого, который, вступая во взаимодействие с действительностью, становится принужденным прибегнуть к помощи отдельных психических процессов» (Узнадзе, 1961, с. 66). Следовательно, одной из важнейших характеристик субъекта становится целостность, которая связана с его теорией установки. При этом установка определяется им как меняющееся состояние субъекта в зависимости от задач, которые он сам себе ставит, и от условий их осуществления. Установка связана с деятельностью, поскольку является модусом субъекта. Узнадзе критиковал попытки установить тождество психики и сознания, поскольку это приводит к разрушению целостного активного субъекта психической жизни (Богданович, 2004). Следовательно, субъект в теории установки Узнадзе не всегда является сознательным в отличие от представлений С. Л. Рубинштейна. Побуждающая сила действия не всегда связана с действием на субъект, а может порождаться им самим. Следовательно, в теории установки субъект представляется как целостное образование, не всегда сознательное, тесно связанное с деятельностью, обладающее способностью к самодетерминации. Дифференциация категорий субъекта и личности у Узнадзе фактически не проведена.

Анализ, выполненный Н. В. Богданович, приводит к выводу, что Л. С. Выготский относит понятие субъекта в основном к человеку, и оно остается в его теории неразработанным. Последовательница учения Л. С. Выготского Л. И. Божович представила стройную концепцию развития субъекта как личности, которая ближе к школе С. Л. Рубинштейна или, по крайней мере, выражает ее отдельные положения.

Субъект рассматривался Г. Г. Шпетом в качестве автора-творца, который реализует потенциальные возможности, присущие слову или формам искусства. Шпет считал, что язык обладает независимым, внешним бытием, оказывает влияние на человека. Во многих аспектах развитие духовного мира человека определяется языком, который уже содержит в себе определенные мировоззренческие константы. Шпет вводит понятие «языковое сознание». Интерпретация субъектом объекта есть единственная форма, в рамках которой только и может проявляться действительность. Именно эта интерпретация представляет собой выражение свободы субъекта, создающего реальность вновь. Особое значение этот процесс приобретает в эстетическом переживании. Шпет указывает, что проблема субъекта является основной в герменевтике. Таким образом, представления Г. Г. Шпета о субъекте фактически ограничены сознательными характеристиками, детерминированными культурой языковой среды и степенью овладения ею субъектом – творцом. Здесь мы видим существенные параллели с концепцией развития психики Л. С. Выготского.

Концепция деятельности А. Н. Леонтьева фактически обращается к понятию субъекта, но он представлен только как продукт деятельности. Несмотря на многозначность понятия субъекта, употребляемого А. Н. Леонтьевым, на основе контент-анализа, осуществленного К. А. Абульхановой, книги А. Н. Леонтьева «Сознание. Деятельность. Личность», она делает вывод о том, что субъект как категория фактически там отсутствует, хотя слово «субъект» употребляется очень часто и в разных сочетаниях. Место субъекта занимает здесь деятельность (см.: Богданович, 2004).

Основные идеи А. Н. Леонтьева получают свое продолжение в рамках концепции В. А. Петровского. Но в отличие от Леонтьева В. А. Петровский вводит «субъектность» как понятие, соединяющее категории деятельности и личности. «В нашем понимании „индивидуальный субъект“ („субъект“) есть сущее, имеющее образ своего существования. Из этого понимания вытекают четыре характеристики (индивидуального) субъекта: 1) субъект – целеполагающее (т. е. целеустремленное и целедостигающее) существо: иначе ни о каком „воспроизводстве“ нет и не может быть речи; 2) субъект – рефлексирующее существо, обладатель образа себя; иное немыслимо, так как самовоспроизводство подразумевает наличие образа того, что должно быть воспроизведено; 3) субъект есть свободное существо (никто, кроме него самого, не отвечает за процесс, не направляет его и не заключает о том, что все завершилось или должно быть продолжено); 4) субъект – развивающееся существо (ибо приходится действовать в изменчивой, непредсказуемой среде, и по этой причине воспроизводству подлежат новые, обозначившиеся на предшествующем шаге активности условия и способы самовоспроизводства)» (Петровский, 2010, с. 17–18).

Субъектность трактуется как устремленность к новым возможностям, включающим в себя внешние (производимые, присваиваемые) и внутренние (актуализируемые, «высваиваемые») возможности. Автор выделяет понятие рациональной субъектности, характеризуемой тем, что возможности, вкладываемые субъектом в процесс, соответствуют возможностям, обретаемым в результате. Выделяются два варианта иррациональной субъектности: сверхадаптивная пассивность и активная неадаптивность («надситуативная активность»). Автор на основе данных представлений выстраивает соответствие между уровнем обретаемых субъектом возможностей и уровнем его побуждения к последующим действиям: чем выше уровень обретаемых субъектом возможностей («могу»), тем сильнее стремление воплотить их («хочу») – условие равенства «могу» и «хочу». Такое динамическое единство автор называет состоятельностью – средоточием возможностей, побуждающих активность. Несмотря на введение модели состоятельности, В. А. Петровский вновь утверждает мультисубъектный характер личности. Присутствие разных субъектов во внутреннем пространстве личности рассматривается как результат интериоризации культуры, межсубъектных отношений, существующих вовне. Следовательно, субъектные характеристики суть атрибуты личности и производные внешних взаимодействий (Петровский, 2015).

Субъект в работах С. Л. Рубинштейна

Субъектный подход в психологию ввел С. Л. Рубинштейн. Раскрывая принципиальное отличие гуманитарной методологии от естественно-научной, он показал, что «специфика гуманитарный наук в их субъектности и ценностной опосредованности знания», что привело к созданию принципа самодеятельности субъекта, его самодетерминации, сформулированный С. Л. Рубинштейном в 1922 г. (Гусельцева, 2009). Преодолевая формально-структурный подход к анализу сознания и деятельности, С. Л. Рубинштейн формулирует представление о «действующем лице», творящем деятельность, вкладывая в это понятие значение личности как субъекта собственной активности. В его работе «Человек и мир» субъект рассматривается не только как носитель активности, но и как источник причинности бытия (Рубинштейн, 1997а). Сознание, обеспечивая познание субъектом мира, определяет не только его отражение, но и выражение отношения к нему субъекта – созерцательности. Деятельность преобразует объект в целях субъекта, а созерцание сохраняет и раскрывает для субъекта его ценность. Утверждая и доказывая единство предметного содержания и переживания, благодаря которому возникает значение объекта и события, С. Л. Рубинштейн, помимо гносеологического основания субъекта, вводит онтологическое.

Он выделял три аспекта деятельности человека: деятельность – всегда практическая, реально осуществляемая человеком; условия ее реализации создает сам человек и деятельность имеет свою внутреннюю структуру – цели, мотивы, направленность личности. Первый аспект не обязательно связан с субъектом, поскольку труд и его продукт носят отчужденный от личности характер. Второй и третий аспект связаны с разными свойствами субъекта, именно он организует реальную деятельность и одновременно внутреннюю систему активности. Действительность выступает в теории С. Л. Рубинштейна через призму возможностей и отношений к ней субъекта, а не противостоит ему в существовавшей дихотомии субъект – объект. Субъект выступает активным конструктором собственной жизни, бытия. В качестве субъекта рассматривается субъект психической деятельности, конкретный индивид, а не абстрактный конструкт. Таким образом, категорию субъекта С. Л. Рубинштейн перевел из философского плана в конкретно-психологический. Более того, изменилось представление и о категории деятельности. Не деятельность всецело детерминирует внутренний психический мир человека, а человек в реальной деятельности, благодаря внутренним психическим основаниям, определяет и направляет свою деятельность. Знаменитая формула С. Л. Рубинштейна «внешнее через внутреннее» изменила содержание принципа детерминизма в психологии. Это обстоятельство часто подчеркивал А. В. Брушлинский. Как пишет М. С. Гусельцева, книга «Человек и мир» являлась приметой нового мышления в психологии. В этой работе исследовалось введение человека в состав бытия (Гусельцева, 2009). С. Л. Рубинштейн обогатил психологию методологическими принципами: единства сознания и деятельности (просвечивать психику через деятельность) детерминизма (внешнее через внутреннее), субъектности, саморазвития (в творческой деятельности рождается творец), показывая, что, преобразуя бытие, человек преобразуется и сам.

Итак, переход к онтологическому основанию субъекта, введенный С. Л. Рубинштейном, определил смещение центра научных интересов в психологии, что побудило исследовать человека как субъекта деятельности, индивидуального и группового. Начал формироваться субъектно-деятельностный подход в психологии.

Субъект в работах А. В. Брушлинского

Наиболее значимой для научного творчества А. В. Брушлинского стала психология субъекта, субъектно-деятельностный подход. Ученики и последователи А. В. Брушлинского продолжают разработку психологии субъекта. Следует отметить, что категория субъекта завоевывает все большее место в психологических исследованиях, проникая в подходы, которые ранее дистанцировались от нее.

Психология субъекта, разработанная А. В. Брушлинским, проанализирована в работах В. В. Знакова, Е. А. Сергиенко, Н. Е. Харламенковой и др.

Остановимся более подробно на вопросах, имеющих большее значение для понимания развития субъекта и его детерминант.

М. С. Гусельцева обосновала то, что на постнеклассическом этапе исследований и реализации полипарадигмальности происходит смена борьбы методологий в разных психологических школах на большую толерантность, когерентность исследований, поиск консенсуса, что означает и продуктивность плюрализма вместо иллюзорного стремления к построению единой теория психики (Гусельцева, Изотова, 2016). «Под полипарадигмальностью мы понимаем стихийную или произвольную конфигурацию исследовательских парадигм, эволюционно возникающую для решения задач в условиях нарастающей многомерности и сложности предмета познания» (там же, с. 74).

Однако данная тенденция взаимопроникновения парадигм, не отменяет и не исключает анализа истоков и вариантов построения психологических концепций. А. В. Брушлинский постоянно отстаивал в собственных работах и выступлениях вклад С. Л. Рубинштейна в создание теории деятельности, субъектно-деятельного подхода.

В отечественной психологии долгое время господствовало понятие «деятельность», но не было представления о «деятеле», субъекте – творце собственной жизни и судьбы. Разработка идеи субъекта была начата именно в деятельностном подходе С. Л. Рубинштейна и продолжена его учениками (К. А. Абульхановой-Славской, А. В. Брушлинским и многими сотрудниками Института психологии РАН, для которых школа С. Л. Рубинштейна стала ведущей).

С. Л. Рубинштейн, как отмечает М. С. Гусельцева и Е. И. Изотова, являлся скорее западником деятельностного подхода, тогда как А. Н. Леонтьев – почвенником, провозглашающим приоритет деятельности и общества над личностью и субъектом (там же). Субъект в подходе А. Н. Леонтьева – это субъект деятельности, где ключевым понятием остается деятельность. С. Л. Рубинштейн рассматривал субъекта как источник творческой самодеятельности.

Следует также отметить, что экзистенциально-гуманистические подходы, отдающие приоритетную роль духовной активности и индивидуальности личности, выступают сегодня в качестве компенсирующих и дополнительных по отношению к социогенетическим установкам современной психологии (там же).

В отечественной психологии мы обнаруживаем как минимум две принципиально различные традиции интерпретации субъекта: с одной стороны, субъект как источник активности, с другой – субъект деятельности или образовательных воздействий (там же).

В этом состоит ключевой вопрос принципиальных различий, которые многим ученым кажутся неважными и несущественными, но которые во многом определяют современное понимание детерминации психического развития, ее движущих сил и механизмов.

Понимание А. Н. Леонтьевым субъекта только как субъекта деятельности, по его указанию, опирается на культурно-историческою теорию Л. С. Выготского, критика которой была представлена в работах А. В. Брушлинского (1999, 2006). Он часто сетовал на то, что сторонники данной школы психологии не отвечают на поставленные вопросы, игнорируя их.

Детерминация психического развития

В работе «Культурно-историческая теория мышления» А. В. Брушлинский (1968, 2006) поднимает важные вопросы о детерминации психического развития, соотношении биологического и социального, индивидуального и общественного в развитии человека. Хотелось бы напомнить основные пункты критики по данной проблеме.

Брушлинский писал: «В „культурно-исторической“ теории последовательно проводится трактовка знакомых средств как „производящей причины“ понятий, как демиурга мышления… словесный знак выступает здесь как действующая извне на ребенка могучая „социальная сила“, как всемогущий „общественный орган“, наиболее концентрированно воплотивший в себе все социальное и потому детерминирующий поведение новорожденного (вначале натуральное). Так социальность, которая сводится к внешним знакам, превращена в демиурга психического. В этих условиях никаких специфических „механизмов“ деятельности у ребенка, конечно, не требуется: все делают сами по себе всесильные знаковые средства <…> В результате внешнее интериоризируется, т. е. переходит внутрь, превращаясь в „высшие“ психические функции» (Брушлинский, 2006, c. 109–110).

Следовательно, культурно-историческая теория сводит все развитие к внешним социальным воздействиям. «Во всех случаях изначального исключения и игнорирования внутренних, специфических условий развития (ребенка и т. д.) исчезает всякий объективный критерий психического. Такая концепция толкает на выведение психического исходя только из внешних условий (вначале не взаимодействующих с внутренними), т. е. непосредственно исходя из объекта, из содержания лишь данного предмета и т. д. Тем самым уже в исходном пункте внешние условия оторваны от внутренних, в результате психическое оторвано от человека, от людей» (там же, c. 120).

Понимание социального как внешнего приводит к отказу от психологических механизмов, что влечет за собой, в свою очередь, отождествление общественного и индивидуального сознания. «Индивидуальное сознание представляется тогда попросту проекцией идеального содержания общественного сознания, поскольку последнее оказывает на индивида очень сильное воздействие; в результате он как бы непосредственно и пассивно усваивает якобы все подряд из того, что ему предлагают. При таком подходе исчезают индивидуальное сознание вообще и его психические „механизмы“ в частности. На самом же деле сознание индивида, всегда формируясь под влиянием общественного сознания, отнюдь не является, как известно, его прямой проекцией. Восприимчивость данного человека лишь к строго определенным, а не вообще к любым влияниям обусловлена всей совокупностью обстоятельств его собственного материального бытия, его реального процесса жизни, деятельности и т. д.» (там же, c. 110).

Однако приверженцы культурно-исторической концепции не видят или не хотят видеть этих оставшихся открытыми вопросов, говоря о субъекте образования или становлении индивидуальности. Так же не акцентируются различия между теорией деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна. Подчеркивая различия в понимании детерминации деятельности этих авторов, А. В. Брушлинский указывает, что «сама деятельность, в свою очередь, не должна, конечно, пониматься как нечто замкнутое в себе, ничем не детерминированное и т. д. <…> Между тем вышеизложенный принцип детерминизма (внешние причины действуют через внутренние условия) приобретает в некоторых исследованиях одностороннюю, неадекватную трактовку: внешние причины преломляются через действия, через деятельность и т. д. Иначе говоря, более широкое понятие таких условий неправомерно подменяется понятием лишь деятельности. В результате сужается в принципе бесконечная область обстоятельств, которые могут включиться в детерминацию деятельности» (там же, с. 121–122). Не деятельность всецело детерминирует внутренний психический мир человека, а человек в реальной деятельности, благодаря внутренним психическим основаниям, определяет и направляет свою деятельность.

Последовательно реализуя представление С. Л. Рубинштейна о детерминации психического развития и деятельности человека как непрерывное взаимодействие внешнего и внутреннего, Брушлинский пишет, что и то и другое составляют единый процесс, в котором внешние воздействия обусловлены внутренними условиями, которые, изменяясь, изменяют и восприимчивость к внешним воздействиям. В таком решении детерминации психического развития реализован континуально-генетический принцип, который проходит красной нитью во всех трудах А. В. Брушлинского. Глубокий анализ континуально-генетического принципа в научном наследии А. В. Брушлинского представлен в ряде работ (Журавлев, Мелешко-Брушлинская, 2016; Мелешко, 2005).

Рассматривая соотношение биологического и социального в культурно-исторической концепции, А. В. Брушлинский проводит детальный анализ решения данной проблемы. Отождествляя внешнее социальное с развитием высших психических функций, а биологическое – с натуральными или низшими (животными), Л. С. Выготский считал, что высшие, «искусственные акты суть те же естественные, они могут быть без остатка, до самого конца разложены и сведены к этим последним… Искусственной является комбинация (конструкция) и направленность, замещение и использование этих естественных процессов» (цит. по: Брушлинский, 2006, с. 37–38), т. е. натуральных функций.

Брушлинский показывает, что «при таком понимании высшие психические функции – это низшие плюс овладение ими через знак (с помощью воли, использующей культурные средства-знаки). Или иначе: „высшие“ функции суть „низшие“ плюс их организация (направленность, структура и т. д.)» (там же, с. 38).

Таким образом, обе силы – биологическое и социальное – сведены в культурно-исторической концепции к социальным корням человеческой психики, противостоящей животной, низшей, что означает отказ от эволюционного принципа, редукцию к общественной чисто внешней детерминации.

Еще один вопрос, оставшийся без ответа, – понимание отношения между субъектом и объектом в концепции культурно-исторического развития.

А. В. Брушлинский приводит следующее понимание этих отношений: «Знак ничего не изменяет в объекте психологической операции», – он не имеет дела непосредственно с объектом, субъект проявляет свою «активность по отношению к себе, а не к объекту» (там же, с. 36).

Человек сам определяет и направляет свое поведение при помощи знаковых средств, в свою очередь, направленных не вовне, а внутрь, на субъекта, на овладение поведением. Брушлинский пишет: «Как совершенно очевидно, детерминация поведения, деятельности выступает здесь только со стороны субъекта, идет только от него. Разрушаются единство и взаимодействие субъекта с объектом: последний либо вообще выпадает, либо в лучшем случае не рассматривается как основа этого единства и взаимодействия. Понимание знака как средства психического развития и, прежде всего, как средства направления психических операций необходимо приводит к отрыву средства от того, средством чего оно является, вообще к полному разрыву между „направляющим“ и „направляемым“ (как бы ни трактовалось то и другое). И это тем очевиднее, чем большая роль приписывается знакам в психическом развитии, например, роль „производящей причины“ высших психических функций» (там же, с. 36).