Kitobni o'qish: «Я до меня»

Глава – 1, «Вяземский»

Автор Маша Храмкова

– Твою ж мать! – чуть слышно выругался Игорь, рассматривая объявление.

Черные буквы на ярко-желтом фоне – все как учили на бизнес модуле. Лимонные бумажки выгодно смотрелись на доске, заклеенной тонким слоем белых листов, выделялись из всех остальных объявлений… вот только на этом подъезде какой-то умник зачеркнул слово «гипнолог», а вместо него написал другое:

«Г***н профессор Вяземский»

– Надеюсь, это сделал не тот школьник, которому я заплатил за расклейку, – по старой привычке сказал сам себе Игорь.

Он рванул на себя желтый листок, но тот, зараза, порвался четко посередине, оставляя обидное слово на доске.

«А может, я и правда никакой не гипнолог? – этот вопрос Игорь так и не решился озвучить, даже вполголоса. – Сидел бы себе в семейной психологии… зачем полез в эту шизотерику?»

«Ну уж нет! – Вяземский подобрался и перекинул длинный шарф через плечо. – До конца жизни рыться в чужом грязном белье? Надоело!»

Гипнологом Игорь Вяземский стал совсем недавно. Несколько лет он проработал в частной клинике, «на дядю», и, наверное, продолжал бы сидеть на стуле ровно, если бы не всемирный постпандемический коллапс. Клиника закрылась, а Игорь пошел повышать квалификацию, осваивать новую профессию, втайне благодаря вселенную за подаренный шанс изменить свою жизнь.

Так, пройдя трехмесячный курс в интернете, семейный доктор стал специалистом, который решает проблемы пациентов при помощи работы с бессознательным. Другими словами – погружением в гипноз.

На курсе им говорили, что иногда травмирующее событие может лежать за пределами реальности. Отправиться с пациентом в его прошлую жизнь – вот о чем всегда тайно мечтал Вяземский. Однако за все месяцы работы не было ни одного клиента, который подарил бы ему эту возможность. Были ревнивые мужья, мнительные жены, заикающиеся дети, алкоголики, желающие завязать… а «особых» клиентов не было.

Оторвав остаток объявления, Игорь машинальным движением руки извлек из кармана пачку сигарет. Встал против ветра и щелкнул зажигалкой. Затянулся и прищурился, глядя, как порыв ветра прошуршал под его ногами прозрачными, будто слюда, листьями. Ноябрь в этом году был ветреным, как тварь, но ясным и дивно хорошим.

В новой специальности Игорь освоился быстро. Благодаря большому опыту в психологии и хорошо подвешенному языку, за несколько месяцев Вяземский наработал большую базу клиентов. Острая потребность в деньгах ушла, уступив место потребности реализовать себя на новом поприще.

Потушив сигарету, Вяземский направился к офису. Пальто и костюм, подогнанные портными под его высокий рост, сидели безупречно, на руках был свежий маникюр, а на счете в банке пол ляма на новую машину. Все у него было хорошо. И все же, настоящего удовлетворения от жизни не хватало.

Иногда Игорь ловил себя на мысли, что к нему постучался кризис среднего возраста. Он вроде бы и стал успешным, но великим не стал. Не успел еще сделать в жизни что-то важное. Именно поэтому Вяземский и подался в гипнологи: ему до жути хотелось работать в интересной сфере, делать научные открытия и помогать совсем уж безнадежным случаям, людям, от которых отказалась традиционная психология.

Вот только где они водятся, эти безнадежные случаи?

Кабинет Игоря Вяземского располагался на первом этаже старого здания в исторической части города. Большим плюсом его был черный ход, через который предпочитали попадать на прием некоторые пациенты: он выходил в тенистый двор, в котором даже в солнечный день было сумрачно и свежо.

Фасад был более оживленным. По соседству с кабинетом Вяземского располагалась с одной стороны аптека, а с другой – превосходная пекарня. Игорь уже набрал пару килограммов от здешних круассанов, да и бабульки, сидящие на скамейке в парке напротив, то и дело обсуждали его… но не беда. Он уже продержался на плаву девять месяцев и за это время его дела только шли в гору. Даже несмотря на то, что вышеупомянутые бабушки были уверены: «новый упырь» здесь долго не протянет.

Вяземский был упырем упертым. И сегодня, в этот, наверное, самый холодный день ноября, он словно чувствовал, что в его карьере появится тот самый необычный случай.

– Здравствуйте, вы ко мне? – спросил Игорь, приметив несколько рассеянного молодого человека у главного входа в свой офис. Сам гипнолог только что вышел из пекарни, и шлейф от свежей выпечки все еще висел за ним в морозном воздухе.

– Вы гипнолог? – спросил тот, оглядывая Вяземского с головы до ног, отчего тот невольно спрятал круассан поглубже в бумажный пакет.

– Вы не ошиблись! Как вы узнали обо мне? – Игорь уже открывал ключом дверь офиса.

– От одного… знакомого, – все так же рассеянно произнес парень. – Он просил не называть его имя.

«Любопытно!»

– На всякий случай хочу вас предупредить, что в следующий раз лучше записываться заранее и по телефону, – заметил Вяземский, входя в темный длинный коридор.

– Следующего раза не будет, – фраза прозвучала блекло, точно пациент не рассчитывал на ее эффект.

– Так многие говорят, – хмыкнул Вяземский, включая свет и приглашая клиента оставить верхнюю одежду на вешалке. – Полагаю, традиционная терапия вам не помогла?

Сам он предпочитал раздеваться непосредственно в кабинете, поэтому сейчас просто стоял, держа в руках пакет со своим завтраком.

– На самом деле я впервые обращаюсь за профессиональной помощью, – парень смутился. – Но я уверен, что мне именно к вам.

На вид он был самым обычным: среднего роста, крепкий, с незапоминающимся лицом, каких много. Одет парень был тоже как-то серенько. По крайней мере уж точно скромнее эффектного Вяземского, которого то и дело провожали взглядом дамы… И все же, Игоря не покидало ощущение, что он где-то видел своего утреннего посетителя.

– Как ваше имя? – спросил Вяземский.

– Витя… Виктор Барсуков, – пациент накинул курточку на крючок и взглянул на Игоря глубоко посаженными серыми глазами.

– Вы живете где-то здесь неподалеку? – Игорь поманил его вслед за собой по коридору.

– Нет, я живу на… – Виктор назвал район.

– Хмм… а в книжном «Аддис» случайно не бываете? – поинтересовался Вяземский.

Он зашел в кабинет и первым делом поднял жалюзи. В небольшую, красиво обставленную комнату проник особый свет, который бывает только утром.

– Да, иногда захаживаю! – Барсуков удивился проницательности гипнолога.

«Теперь все понятно. Я точно видел его в книжном!» – сам себе ухмыльнулся психолог.

– Присаживайтесь поудобнее… да-да, на этот диванчик, – кивнул Вяземский, орудуя возле кофемашины. – Не желаете ли кофе?

Тут он с тоской посмотрел на пакет с выпечкой. Придется подождать до конца приема.

– Нет, спасибо. Мне можно только шесть кружек в день, а я три уже выпил, – с легкой горечью отозвался Барсуков.

– Утро началось рано? – с улыбкой спросил Игорь. Он прощупывал почву очень осторожно. Опыт работы психологом подсказывал ему, что любой факт, даже упомянутый вскользь (особенно упомянутый вскользь!) имеет значение.

– Да я работаю в ночную смену, – Виктор ерзал на кожаном диване, все никак не находя удобного положения.

– А чем занимаетесь? – Игорь положил две ложки молотых зерен в холдер и утрамбовал сверху. Он-то свой напиток богов еще не пил.

– Я работаю в IT-сфере, сколько себя помню, – Виктор говорил спокойно, хотя пальцы его то и дело нервно переплетались. – Сейчас перешел в американскую команду, работать допоздна приходится… а иногда и ночью, если что-то упадет…

– Ммм-угу, продолжайте, – сказал Игорь чуть громче, чтобы перебить гудение кофемашины. В прозрачную кружку из толстого стекла полилась густая коричневая жижа.

– А в последнее время я стал забывать многие вещи… Не могу вспомнить, что я делал, а что не делал, – Виктор вдруг нервно рассмеялся. – Вы не сочтите меня психом, но… порой я ощущаю, что во мне борются два человека. Понимаете?

Игорь взял готовый кофе и присел напротив. В этот момент их взгляды встретились.

– Понимаю, – на автомате произнес Вяземский и отчего-то поежился.

«Наверное, сквозняк», – тут же сказал он самому себе.

– А еще, иногда я будто вспоминаю фрагменты из какой-то другой реальности, – продолжал Барсуков. – Будто я это не я, а кто-то другой… и нахожусь я, знаете, во всяких странных местах, каких и не придумать…

– Компьютерными играми увлекаетесь? – прямо спросил Вяземский.

– Нет, совсем нет, – покачал головой Виктор. – Вы не подумайте, я не страдаю зависимостями, даже фильмы почти не смотрю.

– Как вы проводите свободное время? У вас есть семья, дети? – Вяземский очень старался не давить, но сердце в его груди билось все сильнее: неужели это тот самый пациент, которого он так долго ждал?

Виктор покачал головой:

– Ни того, ни другого… Иногда я читаю научную фантастику, но это, скорее, исключение.

Игорь задал еще несколько вопросов, касающихся хронических заболеваний и анамнеза, однако план действий в его голове уже созрел.

– Вы знаете, Виктор, – Вяземский наконец со вздохом поднялся из кресла и принялся расхаживать по кабинету. – Чтобы узнать, что с вами, я как гипнолог хочу предложить вам особую услугу. Путешествие в прошлые жизни.

Приунывший было Барсуков подался вперед, а глаза его заблестели – явный признак того, что Вяземский попал «по болям».

– Хочу предупредить, что она недешевая, впрочем…

– Цена не важна, – отмахнулся Виктор. – Я готов!

«Как я и предполагал, – мысленно поздравил себя Вяземский, и тут же добавил сам себе: – Не смей облажаться, дружище! Такой шанс выпадает раз в жизни!»

– Тогда чего же мы ждем? – с плохо сдерживаемым предвкушением потер руки Игорь. – Принимайте горизонтальное положение, и мы отправимся с вами навстречу вашим прошлым воплощениям…

Привычным движением запустив метроном, Вяземский устроился в кожаном кресле напротив.

– Сосредоточьтесь на ритмичном звуке, который вы слышите, – медитативным тоном произнес он. – Почувствуйте, как ваши руки касаются кушетки. Как кислород свободно поступает в ваши легкие… вдох, выдох…

Барсуков расслабился так быстро, что Игорь на мгновение подумал, что он уснул.

– Доктор, – вдруг сонно позвал Барсуков. – А я точно смогу вернуться?

– Разумеется! Вы в безопасности в руках профессионала, – не изменяя тона, произнес Игорь.

Барсуков вошел в нужное состояние очень быстро – не успел Вяземский закончить финальную часть своего скрипта. И тут же в кабинете будто бы стало холоднее, и одновременно – и от этого по спине Вяземского побежали мурашки – он почувствовал, что вместо Виктора явился Другой.

– Вы здесь? – осторожно спросил гипнолог.

Ответ последовал не сразу.

– Да.

Голос Виктора изменился. Точнее сказать, это больше не был голос Виктора. Низкий, густой бас определенно принадлежал кому-то еще.

– Я могу задать вам несколько вопросов? – Игорь волновался, очень сильно. И вместе с тем ликовал. Впервые в его практике ему удалось вызвать на свет субличность.

– Да.

«Сейчас главное – не спугнуть его», – подумал Вяземский и включил диктофон.

Глава – 2, «Последнее цветение сакуры»

Автор Сана Мидзуно

В сумерках я увидел перед собой, как на ладони, весь город. Тысячи деревьев, внизу в садах, как будто были окутаны облаками или покрыты хлопьями снега. Это цвела сакура. С каждым легким дуновением ветра нежные цветы, еще не успев до конца распуститься, тут же, кружась, падали. Окутывая ароматными облаками простых прохожих, стелясь под ноги мягким ковром из бледно-розовых лепестков. Постепенно разгорались большие фонари у храмов. С приближением темноты Киото не умирал, как многие другие города и не расцветал в сумерках в огнях, как какие-нибудь Токио или Осака. Нет, Киото приобретал какое-то особое, мягкое очарование.

Накрапывающий дождь без церемоний перешел в ливень. Я сидел у стены своего дома. Один. А у ног раскинулся великолепный бессмертный город. Из раны в моем животе вытекала, не останавливаясь, красно-черная жидкость. Она так торопилась покинуть меня, будто ненавидела и хотела поскорее избавиться. Смешиваясь с дождем и цветами сакуры, стекая по моему телу, кровь впитывалась в землю. Я скорбно усмехнулся ироничной выходке судьбы. Это был конец моей жизни.

***

До ушей донеслось раздражающее нытье должника, он обращался ко мне:

– Простите, оябун. Я отдам вам долг. Только дайте мне больше времени. У меня есть человек в залог. Это женщина. Она будет гарантией выплаты моего долга и процентами по нему. – В самом углу, закутанная в плащ, виднелась сидящая на циновке женская фигура.

Крепкий парень из охраны ударил должника в живот с такой силой, что тот согнулся пополам, ойкнул и впечатался в стену. Фусума, с двух сторон обклееная непрозрачной бумагой, сломалась, разорвав на части картину со сценами из истории Японии. Я недовольно скривился, мне нравилась эта картина. Я вздохнул и обвел взглядом зал.

– Аккуратнее. – Раздраженно прошипел, увидев всю картину разрушений. Вся внутренняя ярость поднялась наверх, грозя выплеснуться на незадачливого охранника. Но в данной ситуации пришлось сдержаться, в гневе сжимая кулаки. Сейчас есть дела поважнее.

Снаружи наш штаб казался неприступной крепостью, усиленные двери и наглухо запечатанные окна. В поле зрения всегда находился отряд телохранителей и рядовых членов группы, готовых отправиться на дело по первому моему приказу. Внутри же, штаб был просторный и состоял из одного большого зала без внутренних стен – в стиле «Синдэн-дзукури», который использовался при строительстве резиденций правителей Киото. Все в лучших традициях Японии эпохи расцвета Эдо.

– Это непозволительно! Ты должен вернуть долг деньгами! К тому же у тебя была простая задача, с которой справился бы и обычный головорез! – Гневно выкрикнул ему Кодо, мой сайко, самый близкий ко мне человек во всем клане. – Такеру, как ты посмел проявить такое неуважение?!

Незадачливый должник вытирал с лица струйки крови, сбежавшие с уголка рта и разбитого носа. Глаза, округлившиеся от испуга, смотрели мне под ноги, не решаясь встретиться с моим взглядом. Мерзкое зрелище вызывало глубокое отвращение. Все мы, по сути, уже далеко не люди чести, но не думал, что можно упасть еще ниже. Когда-то давно наши предки жили по законам бусидо. Но сейчас многое осталось лишь на уровне воспоминаний.

С того момента, как в двадцать два года я впервые убил человека, даже не думал, что когда-нибудь смогу умереть должным образом. Я никогда не рассчитывал, что предки примут меня достойно, а по мне, по древнему обычаю, хоть кто-то будет сжигать поминальные деньги. Закон жизни: то, что вы сделали другим, всегда вернется к вам. Я не удивился бы тому, что мой конец будет чем-то из разряда расправ якудзы. И если бы мне сказали: «Эй, Рюноскэ! Я знаю, как ты умрёшь – тебе отрежут конечности, а залитое в бетон тело сбросят в океан». Я просто бы беззаботно рассмеялся и выпил за это саке.

– Сколько он должен? – как только я открываю рот, все вокруг замолкают на полуслове, боясь не услышать или перебить. На первый взгляд мои черты лица и близко не похожи на моего отца, который имел типичный облик оябун якудзы. У него было одно из тех лиц, что притягивают взгляды даже в толпе. Стоит увидеть такое лицо хотя бы мельком – больше его не забудешь.

Широкое, волевое, высокий лоб словно рассечен глубокими и прямыми морщинами, массивные губы темного, почти лилового цвета, а глаза скрыты складками тяжелых, желтоватых век. Я же был молод, обычно в таком возрасте становятся просто рядовыми членами клана. Моя внешность не навевала ужас своей суровостью. Люди, которые не были знакомы со мной, сначала принимали за обычного приятного молодого человека. Пока не узнавали кто я. В наших краях все знают – внешность обманчива. И слава о моем характере шла далеко впереди меня. Злить меня была не самая лучшая идея.

– Около трех миллионов йен. – Ответил, гневно хмуря брови, Кодо. В удивлении приподняв одну бровь, я посмотрел на Такеру. Сумма годового дохода обычного рабочего. Не сказать, что для меня большая, хотя по меркам обычного человека далеко не маленькая. Однако он хотел сбежать. А это усугубляло его вину во много раз. Хиджиката Рюноскэ никто не смеет обманывать ни на йен.

– Ты хотел сбежать с этим долгом, чтобы другие за тебя платили? – нахмурившись, я подошел к молодому человеку, который был вмят в стену и сидел на полу, беззвучно всхлипывая и размазывая кровь дрожащими руками по лицу. Он опустил голову в поклоне до пола и лепетал:

– Простите, простите. Такеру готов совершить юбицумэ, чтобы доказать преданность и загладить вину. Я был не прав и признаю вину. – Он продолжал находиться в поклоне, упираясь лбом в пол, так и не осмелившись поднять свои глаза.

– Мгм. Хорошо. Подайте ему танто. – Такеру протянул трясущиеся руки и забрал нож из рук Кодо, который тот ему протянул.

Отвернувшись от должника, я направился в сторону женщины, которую должник привел с собой. Хрупкая маленькая фигурка сидела на циновке с ровно выпрямленной спиной и была закутана в плащ, так что были видны только одни глаза. Протянув руку, я откинул капюшон с ее головы. Передо мной была женщина лет двадцати-двадцати двух. Ее лицо было красивое, круглое с детским выражением, но подбородок острый.

– Ты добровольно сюда пришла? – Она кивнула.

– Я сама попросила Такеру взять меня с собой, чтобы стать его поручителем. Не убивайте его. – Она гордо подняла голову.

– Ты хоть знаешь, что тебя ждет? – Снова кивок.

Посмотрев на своих подчиненных, я коротко приказал:

– Отвезите женщину в особняк.

***

На следующий день я никуда не поехал и остался в особняке. Он был устроен наподобие старинного замка и находился на возвышенности, так, что весь Киото был у ног, как на ладони. По обе стороны от главного входа, словно колонны, высились две огромные сосны, а крыльцо было вырублено из цельного куска древесины. У входа по периметру всегда дежурила охрана. Сидя в своих комнатах и попивая зеленый чай, я ожидал, когда приведут мою пленницу. Была растоплена сенакен, а на низком столике в нарядной вазе высилась горка мандаринов. Я чтил и уважал традиции. Поэтому мой дом, как и штаб, соответствовал обстановкам лучших времен Эдо.

Молодую женщину завели в комнату. Ее походка была неуверенной, но глаза светились ненавистью. Один из сопровождающих остался за дверью, другой подвел ее ближе ко мне и усадил на циновку возле стола. Взмахом руки я велел ему удалится. Когда повернулся, его уже не было.

Дверь хлопнула, и комната снова погрузилась в тишину. Я повернулся. Пленница молчала. Ни всхлипов, ни мольбы о пощаде, ни гневных тирад. Лишь едва различимое дыхание. Такое поведение меня заинтересовало. Шелестя развивающимся домашним халатом, я подошел к ней вплотную.

Она сидела на циновке с опущенной головой, вперив немигающий взгляд в пол. Длинные черные волосы выбивались из растрепанной прически и спадали на лицо. Протянув руку, коснулся ее подбородка и задрал вверх лицо, чтобы рассмотреть свой залог. Тонкие черты, ровно очерченные брови, слегка припухлые губы – миловидное лицо.

– Какие отношения у тебя с Такеру? – спросил я, хмурясь.

– Я друг детства. – Возможно, она решила, что сопротивляться уже бесполезно, и поэтому послушно ответила. Тонкий мелодичный голос, как звон серебряного колокольчика наполнил комнату. Она посмотрела на меня. Ее глаза имели весьма необычный желтый оттенок, очень похожий на янтарь – с темными вкраплениями, словно настоящие камни. Но в то же время такие холодные и глубокие, что я ощутил себя погруженным в ледяной горный ручей. Я моргнул от неожиданности. Сам того не осознавая, провел большим пальцем по ее щеке и ощутил, как уголки моих губ начали приподниматься в улыбке. И тут же внутри все перекрыло раздражение, я еще сильнее сжал ее подбородок, впиваясь в него холодными пальцами.

Я почти никогда не показываю свои истинные эмоции. Последний раз это было на похоронах матери, мне тогда было семнадцать. После этого отец забрал меня к себе и растил в жестких традициях клана якудзы, чтобы воспитать сурового преемника. С тех пор я сохранял только невозмутимость на лице, которое, как говорили, с годами стало похоже на маску идола. Женщина уставилась немигающим взглядом на меня. Обычно такое бесцеремонное разглядывание меня раздражало, но по неведомой причине не в этот раз.

– Ты стала поручителем человеку, не связанному с тобой?

– Мы выросли в одном приюте. Он мне как брат, и я многим ему обязана.

Я резко разжал пальцы, державшие ее подбородок, и отшатнулся.

– Хм. Видимо такое предательство близкого человека для тебя в порядке вещей? Глупая женщина! – Я сказал это, цедя сквозь зубы, с насмешкой и отвращением. Краем глаза я заметил, как ее взгляд потемнел от ненависти.

– Я ему доверяла! – гневно прокричала она.

– Но ты же понимаешь, что долг должен быть погашен? Это понятно даже ребенку. А если он не заплатит – ты будешь платить.

– Но я и за много лет не соберу такую сумму.

– Есть много других способов оплатить. Как можно было быть такой тупой, чтобы добровольно идти поручителем за долг перед якудзой? – Ее глаза округлились, видимо, наконец пришло осознание всей ситуации.

Ее реакция позабавила. Нарочито тяжело вздохнув, я улыбнулся и легонько уперся носком домашней туфли в ее сомкнутые белые колени. Ее лицо исказила гримаса страха и непонимания. Зайдя ей за спину, я схватил женщину за волосы и откинул назад голову, чтобы видеть ее лицо. Гладкие волосы источали слабый запах мыльного корня. Я наклонился вплотную к ее лицу и прошипел.

– На самом деле деньги – это мелочь. Твой названный брат бросил тень на мою репутацию. И если он не заплатит, как обещал, я спрошу с тебя. Чтобы остальным была наука. Никто не смеет даже в мыслях думать, что сможет уйти от ответа перед Хиджиката Рюноскэ. Я продам тебя с аукциона, как вещь, в самое темное и злачное заведение Киото.

Ее длинные чистые волосы и безупречно белая кожа привлекали меня. Я ненавижу дерзких женщин, которые такие только внешне, уважение же заслуживают разве что сильные духом. Интересно, как долго человек может противостоять насилию?

– Конечно же ты погасишь долг Такеру любой ценой. Торговля осуществляется только между равными по положению людьми. Ты же – проценты по этому долгу, то есть всего лишь вещь. Хотя… – мои губы изогнулись в презрительной усмешке, реагируя на пришедшую в голову шальную мысль. – Я решил, что ты станешь моей рабыней. Я так хочу. Ну или я найду его и очень жестоко накажу. А потом убью.

Рабыня поджала губы, но не проронила ни одной слезы. Я наклонился и небрежно схватил ее за руку. Лицо рабыни в тот момент, когда я ее с силой приподнял и вывернул руку, было потрясающе влекущим. Она отчаянно пыталась вынести боль и не показать этого. Люблю играть с людьми, пока они не сломаются.

– Ступай к себе в комнату и приготовься. Ночью я позову тебя к себе.

***

Прошло несколько месяцев. И с того дня, как рабыня переступила порог моего особняка, она почти не покидала мою комнату. Я никогда не называл ни одну женщину по имени. Но эту хотелось, хотя я никогда этого не сделаю. Сколько себя помню, я всегда на дух не переносил человеческого присутствия рядом. Но рядом с ней я чувствовал себя спокойно, она была бесшумной и незаметной. И у нее было два важных достоинства.

Первое, несмотря на наличие прислуги, она самостоятельно стремилась поддерживать чистоту и красоту в комнатах моей обители. Я – незаконнорожденный сын бывшего главы нашего клана. Сын одной из его многочисленных женщин, после ночи с которыми он забывал об их существовании до следующего раза. Он никогда не заботился о благополучии своих многочисленных бастардов. Но я был рожден под счастливой звездой. Оказалось – я его единственный сын. А так как отец никогда не был женат, то и законных наследников у него не было.

Я вырос в похожей на помойку комнате со своей матерью, которой абсолютно не интересны были ее дети. Больше всего в жизни ненавидел грязь, она вызывала у меня особое отвращение. И я с содроганием вспоминаю детство. Насекомых, порхающих во время сна над моим лицом, и одежду, которая была настолько грязной, что уже не отстирывалась. Но тогда я ничего не мог с этим поделать.

И второе достоинство рабыни – она умела хорошо готовить. Ее суп с ребрышками и корнями лотоса сводил меня с ума. Хотя у меня и были слуги, но ее забота вызывала какое-то особенное ощущение в груди, там, где сердце, которое я никогда раньше не испытывал. Я не переживал, что она может отравить меня ядом. Дом был под охраной, да и она сама шагу не могла ступить без присмотра. Поэтому без колебаний всегда брал палочки для еды из ее рук. Сегодня же я захотел, чтобы она присоединилась к моей трапезе.

– Я собираюсь это все съесть, выглядит и пахнет аппетитно… Ты тоже можешь со мной поесть.

– Йорико.

– Не понял?

– У меня есть имя, Йорико. – Меня так позабавило, с каким серьезным видом она это сказала, что я рассмеялся во все горло.

– Ты же моя рабыня, почему я должен называть тебя по имени?

– Я просто сказала. Вы ничего не должны, – сказала она, опустив глаза.

– Неважно, что ты имеешь в виду. Никогда больше не произноси свое имя, я не хочу больше это слышать, – сказал я резко холодным тоном.

– Хорошо. Простите, – прошептала рабыня, с сожалением закусив губу и продолжая смотреть вниз. Как бы она ни была унижена, она никогда не проливала слез.

Я прекрасно понимал, что все это время она терпела, лелея надежду, что ее близкий человек жив и вернется. Надежда и терпение… две самые мягкие подушки, на которые мы можем в лишениях положить голову. В ее же случае это была и единственная собственность, которая ей принадлежала. Которая не давала забыть, что в мире есть места, где можно дышать свободно. Что в ней есть то, до чего не добраться… То, что не тронут. И это только ее и ничье больше. Надежда. Но придет время – я лишу ее и этого.

***

Прошел год. Я полностью привык к ее присутствию в моей жизни. Однажды я задал вопрос, который давно меня посещал:

– О чем ты думаешь каждый день?

– О покое… свободе. – Задумчиво глядя куда-то вдаль, ответила она еле слышно.

Я положил голову ей на колени и удобно устроился. Ее тонкие пальцы почти невесомо порхали по огромному дракону, распластавшемуся цветной татуировкой на моей спине. Дракон чешуйчатыми кольцами обвил ствол цветущей сакуры, впиваясь в него когтями. Моя рабыня, молча, еле касаясь, обводила кончиками пальцев каждую чешуйку дракона и каждый иероглиф. Я поднял голову и посмотрел на ее лицо. – По крайней мере Такеру жив. – Прошептала она после паузы.