Kitobni o'qish: «Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма»

Введение

Третий рейх оказал на нашу цивилизацию глубокое воздействие, не ослабевшее за истекшие годы. Как этому режиму удалось прийти к власти в цивилизованной стране и каким был образ жизни при нацистах – эти вопросы задаются до сих пор, в особенности теми, кому в силу возраста не пришлось сталкиваться с национал-социализмом и жить при нацистском режиме. Эта книга преследует цель показать характер Третьего рейха, приводя оригинальные документы и материалы того времени, которые позволят лучше понять суть этого явления. Главный вопрос, на который мы постараемся ответить: какой же была жизнь при Гитлере? Этот вопрос можно сформулировать и по-другому: каким образом национал-социализм вторгся в сознание живших тогда людей?

По этой причине мы не приводим документы, касающиеся внешней политики и внутреннего администрирования, уделяя основное внимание материалам культурной и социальной жизни. Более того, чтобы показать истинный характер режима, мы сконцентрировались на периоде с 1933-го по 1939 год. Национал-социализм, пришедший к власти, рассматривается в книге еще до начала войны, поскольку она накладывает свой отпечаток на многие его идеи и действия, придавая им порой преувеличенное значение. Во всяком случае, после 1939 года в культурной и социальной жизни немецкого народа мало что изменилось. Еще раз подчеркиваем, что приведенная здесь документация иллюстрирует нацистские взгляды на «добропорядочное общество». Это общество не допускало различий между политикой и повседневной жизнью большинства. Ныне во многих некоммунистических странах Запада политика является лишь одним из составных элементов жизни и не внедряется в каждую нашу мысль или поступок. Гитлер же намеревался создать такое органичное общество, в котором все стороны жизни должны были согласовываться с его основными целями. И никому не позволялось стоять в стороне от целей, провозглашенных национал-социалистической партией. Политика у национал-социалистов была не одной из сторон жизни и не одной из наук среди многих других, а точным выражением их мировоззрения. От каждого германца требовалась строгая приверженность этим взглядам, охватывающая все стороны человеческой натуры в проявлениях расы, крови и духовности.

Вот что имел в виду Гитлер, говоря о «нацификации масс»¹, считая волю и силу средством для овладения этими массами.

С января 1933 года такой взгляд на политику означал приобщение масс к господствующей в стране идеологии – «выравнивание и балансировку всего механизма» нации. Все люди и организации подлежали «нацификации», то есть оказывались под контролем партии, являвшейся блюстителем германского мировоззрения и создателем провозглашенного добропорядочного общества, под руководством своего вождя – фюрера.

В связи с этим были ликвидированы профсоюзы, а вместо них создан Немецкий трудовой фронт². Все образовательные институты были реорганизованы так, что партия получила полный контроль и над преподавателями, и над студентами и учениками. Была создана целая сеть различных организаций в сфере профессиональной и трудовой деятельности, естественно, под контролем партии, причем членство в них было обязательным. Кроме того, появились всевозможные группировки и организации, охватывавшие частную жизнь граждан – от «гитлеровской молодежи»³ до «немецких матерей». Границы между общественной и личной деятельностью были устранены, как и разграничительная линия между политикой и остальным жизненным комплексом.

Государство стало тоталитарным, а нацистская партия, подобно пауку опутав страну паутиной, контролировала все без исключения стороны жизни нации. Все было подчинено требованиям политики. Политическая же жизнь страны понималась нацистами по-своему: все прочие политические партии и независимые организации были запрещены. Ведь они, будучи по своей сути либеральными структурами, разрывали нацию на части, противопоставляли одних людей другим и классы – классам. В противоположность этому при нацистах каждый отдельно взятый германец испытывал чувство сопричастности и принадлежности к обществу, которое выражало его внутренние устремления. Через год после прихода Гитлера к власти в партийной печати публикуется следующее:

«Концепция «политического деятеля» отражает буржуазный менталитет. Быть политиком – значит действовать в соответствии со стандартными требованиями, предъявляемыми к поведению личности. Поэтому политическая позиция должна быть не одной из многих, а основополагающей стороной жизнедеятельности человека».

В век индустриализации и классовых конфликтов человек должен быть един со своим народом, при этом его истинное «я» и чувство отчужденности трансформируются в чувство сопричастности.

Таковой была нацистская теория, хотя на практике многим людям удавалось оставаться в стороне от этой интеграции. Важное значение в период правления нацистов имело понятие «внутренняя эмиграция» – единственное оставшееся проявление частной жизни. В стране не было ни одной группировки, свободной от влияния партии и государства, к которой можно было бы присоединиться, ни одной организации, не связанной с «новой Германией». Точности ради все же следует упомянуть довольно важные институты, сохранившие хотя бы формальную независимость, – церковь, бюрократия, отдельные экономические организации и армия. Но и в них различными косвенными методами осуществлялся контроль партии и государства. Как показывают некоторые документы, против церквей нацистам пришлось вести длительную и напряженную борьбу. Но и церкви не представляли собой единого фронта, поскольку многие видные католические и лютеранские прелаты активно сотрудничали с Третьим рейхом. Более того, церкви находились под определенным давлением собственных прихожан, стремившихся к «единению». К сожалению, приходится констатировать, что в 1933 году оппозиция нацизму проявлялась совсем незначительно и позже, сформировавшись, была малоэффективной в вопросах культурного развития национал-социалистической Германии.

На иностранные книги, периодику и газеты была введена жесткая цензура, внутренняя же литература и художественная деятельность строго контролировались. Вокруг страны и народа была возведена стена, для сооружения которой вполне хватало камней и строительного раствора. И внутри этой стены руки нацистской культуры были развязаны даже в вопросах отношения к человеческой жизни.

Нацисты взялись за дело сразу же после назначения Гитлера канцлером рейха. Мощная пропаганда, призывы и обращения, проведение частых массовых митингов лишали народ воли. Эти мероприятия сопровождались сожжением книг во всех городах и населенных пунктах, навязыванием единообразия во взглядах на культурные и социальные потребности, демонстрацией псевдореволюционных зрелищ. К лету 1933 года люди стали уже уставать от массовых митингов, речей и парадов, которые занимали все свободное время. (Этот процесс рассматривается более подробно в 11-м разделе книги, где идет речь о захвате нацистами власти.) Нацисты в то время развернули бурную деятельность, чтобы сломить индифферентность масс и выиграть борьбу за их отношение к вопросам культуры. К концу этого периода уже немногие люди (в особенности из числа молодежи) придерживались прежних взглядов.

В книге подробно проиллюстрирован характер нацистской культуры, внедрявшейся в народные массы. Культура эта не несла никакого прогресса и развития, «истина» воспринималась как нечто «данное», и все было пропитано расизмом и духом арийства. Вместе с тем не следует думать, что это было навязано большинству правящим меньшинством, – напротив, нацистская культура вызревала в течение десятков лет, когда находившийся в оппозиции ко всему современному немецкий менталитет утверждал собственную точку зрения на искусство, литературу и расовые проблемы. Более того, нацистская культура взывала к народным вкусам, о чем мы еще поговорим поподробнее. Нацистская оппозиция к новым веяниям в искусстве и литературе встречала массовую поддержку. Таким образом, эта культура была статичной, поэтому нет никакого смысла рассматривать ее по отдельным датам или пытаться показывать в развитии, которого в действительности не было. То, что происходило в период с 1933-го по 1939 год, было, по сути дела, принуждением и не имело никакого отношения к истинной культуре.

Представленные документы вместе с тем объясняют, почему так много людей приняли и помогли становлению и укреплению нацистского правления, ведь основу этого «добропорядочного общества» составляли эмоции и унифицированная идеология. Адольф Гитлер постоянно подчеркивал значение идеологического фактора и мировоззрения, придавая им исключительную важность. Основу новой Германии должны были составить «новые люди» – продукт «правильного» мировоззрения. Мировоззрение или идеология (термины эти взаимозаменяемы) были реальным инструментом реформ. Используя особенности человеческой натуры, идеология проникала во все аспекты бытия. Мировоззрение, как считалось, проистекало из глубины человеческой души, поэтому и должно было выражаться не материально, а духовно. Один из лидеров румынских фашистов, Хориа Сима, в своей книге «Сущность национализма» сказал: «История – лишь следствие высочайшего проявления духа».

Вот почему Гитлер придавал столь большое значение артистизму и выразительности. Его выступление в Доме германского искусства в 1937 году хорошо иллюстрирует это. Лейтмотивом его речи прозвучала идея о том, что «новый человек» должен стать средоточием культуры, созидательной личностью, утверждающей «германизм». Идея эта была краеугольным камнем немецкого национализма и отражала крушение личности в безличностном обществе.

Приводимые нами документы показывают, как формировался этот «новый человек» начиная с раннего детства. Гитлер действительно верил в мировоззрение расизма, народности и духовности, четко представлял, каким образом донести его до людей. Он подчеркивал: «Любое мировоззрение, будь оно правильным и тысячу раз доказавшим свою пригодность, не будет иметь никакого значения для жизни народа, пока его основные догмы не будут написаны на знаменах воинствующего движения».

Такое движение должно быть не только высокоорганизованным, чтобы обрести силу в народе, но и обязательно основываться на мировоззрении. Поэтому исключительно большое значение придавалось пропаганде, хотя само слово «пропаганда» и не произносилось. Гитлер никогда не считал, что идеи национал-социализма можно рекламировать, как зубную пасту или сигареты, для этого требовались более тонкие методы.

Джордж Сорель, которому фашизм многим обязан, писал в начале века, что все большие движения сопряжены с мифами. Миф внушает людям уверенность в своей правоте, почему его последователи считают себя армией, ведущей борьбу за правое дело против армии зла. За несколько лет до этого, в 1895 году, французский психолог Густав Ле Бон заявил о «консерватизме толпы». И это его определение как бы приклеилось ко всем традиционным идеям. Основные положения национализма Гитлер взял из германских традиций прежних времен, создав на их основе целое вероучение. Из высказываний же Ле Бона он уяснил, что для установления контроля над толпой необходима «магическая сила». Поэтому он писал в «Майн кампф» о «магическом влиянии» на массы, которое стало своеобразной мессой нацистского движения и самой настоящей массовой религией.

Нет никакой необходимости задаваться вопросом, прочитал ли Гитлер труды Сореля и Ле Бона, в которых затрагивались проблемы массового общества, появившегося в результате промышленной революции. Ле Бон назвал это явление «эрой толпы». В своей книге «Толпа» (изданной в Лондоне в 1922 году) он высказал мысль, которую через несколько лет подхватил Гитлер, и затем фаталистически ее придерживался: «Мы видим, что исчезновение здоровых личностей, преобладание несознательных элементов, направление чувств и идей в определенное русло под воздействием средств внушения, тенденция к немедленному превращению провозглашенных идей в действия являются основными и принципиальными характеристиками индивидуумов, формирующих толпу».

Определение иррационального поведения масс было четко сформулировано уже к концу XIX века, а характер действий толпы во время беспорядков, связанных с делом Дрейфуса во Франции, и первой антисемитской волны в Германии привел к зарождению теорий. В мире, созданном под воздействием индустриализации, личность была отчуждена не только от общества, но и от собственного природного разума. Проблема эта приняла всеобщий характер, а Сорель и Ле Бон разглядели в этой дикой иррациональности определенные закономерности, которые могли быть направлены лидером в позитивное, конструктивное русло.

Индустриализация, как им казалось, разрушила традиционные связи и взаимоотношения людей, разбудив иррациональное начало в человеческой природе. Другие же мыслители, такие, как Карл Маркс и Фридрих Энгельс, признавая «отчуждение» человека от общества, продолжали верить в его рациональность. Что же касалось Гитлера, то он разделял точку зрения Сореля и Ле Бона, что и позволило ему прийти к власти в стране, где народ страдал от последствий поражения в войне и кризиса. Использование иррациональных предрассудков и склонностей помогло ему внедрить в сознание народа так называемое германское мировоззрение и тем самым положить конец отчуждению человека от современного общества.

Гитлер, в частности, считал, что массовые митинги совершенно необходимы, так как они позволяют человеку выйти «из его мастерской или цеха», где он чувствует себя совсем маленьким и одиноким, и стать частью массы, состоящей из «тысяч и тысяч людей, исповедующих те же убеждения». В результате он подвергается воздействию этой массы. Но хотя фюрер и ликвидировал отчужденность, иррациональность человеческой натуры оставалась основой его собственного мировоззрения. Эти сборища представляли собой настоящие литургические обряды, при проведении которых большое внимание обращалось на детали и цели. Мы воспроизвели в этой книге порядок проведения двух таких фестивалей: один из них часто устраивали в школах, а другой был приурочен к летнему солнцестоянию.

Проведение массовых митингов стало одним из наиболее значимых технических приемов нацистского движения, в особенности в годы прихода их к власти, когда сборища проводились чуть ли не ежедневно в различных регионах рейха. Однако сами по себе они бы дали немного, массовое воздействие на людей осуществлялось в самых различных областях культуры – в литературе, живописи и скульптуре, театре, кинофильмах и образовании. «Тотальная культура» должна была вдохнуть в людей националистические предрассудки, преодолеть их чувство изоляции и направить их творческую энергию в необходимое русло стремительного потока борьбы за власть. Вот почему в документах по нацистской культуре обнаруживается удивительное единство стиля – ведь все они преследовали одни и те же цели.

Частью этого стиля была «динамика» – настрой на необходимость борьбы со злом. Как бы то ни было, речь идет о своеобразной революции, поэтому книга начинается с документов, которые показывают, что же это была за революция, так сказать, какого сорта. Прежде всего, она была связана с насилием: взять хотя бы самые настоящие сражения, которые вела СА⁴. «Массы не понимают рукопожатий», – любил повторять Гитлер. Важное значение придавалось и «традиционным узам» человека: народ, семья, мораль. В столкновениях с революционным порывом победа оставалась за этими узами. В своем выступлении перед штурмовиками Ханс Андерлан обращал особое внимание на это обстоятельство. Отношение нацистов к женщине и семье носило удивительно консервативный характер, даже тогда, когда они пытались выстраивать его на расовой основе.

Причина этого вполне ясна: идеология нацистской революции исходила из германских традиций. В случаях, когда речь шла о будущем, в ход пускалось мифическое прошлое. С прошлыми традициями многие люди действительно связывали надежду на преодоление воцарившегося хаоса. Национализм пытался увязать современность с моральной атрибутикой народа в прошлом. Однако это была не та мораль, которой придерживались древние германцы, обретаясь в лесах, ничего общего она не имела и с моралью современных крестьян, обрабатывавших землю. Тем не менее нацистская идеология всячески поддерживала эту версию, о которой говорила и Иозефа Беренс-Тотеноль в своих трудах. В действительности же мораль, которую национал-социализм представлял как типично германскую, являла собой буржуазную мораль XIX века, основанную на святости семьи, брака и предписанного скромного образа жизни. Скромность была, однако, предписана народу, но не тем, кто делал деньги, в связи с чем буржуазия была заклеймена, получив название «жидовской». Наиболее характерно выступление Ханса Наумана, профессора литературы Берлинского университета, по поводу сожжения книг в 1933 году. Он начал свое выступление с того, что подчеркнул необходимость подобной акции: настало время действовать против антигерманского духа, и если слишком много книг, а может быть, даже и слишком мало предано огню, так что из этого? Закончил же он утверждением, что только такие акции способны вновь сделать священными семейные узы, родную землю и кровь. Как мы видим, в нацистском движении доминирует смешение «героических» деяний и традиционализма.

Происходившие события Гитлер назвал «величайшей расовой революцией в мировой истории, революцией духа». По сути же дела это была культурная революция, поскольку не предусматривала никаких экономических преобразований. Фюрер взывал к старым пристрастиям и предрассудкам, не угрожая существующей экономической системе. И обращался он в основном к квалифицированным рабочим, так называемым белым воротничкам, и к мелким предпринимателям, о чем четко говорится в представленных в этой книге документах. Это была их революция, так как нацистская идеология давала им и новый статус, устранявший изоляцию от индустриального общества, и цель в жизни. Но она не угрожала их законным интересам имущественного и иного порядка. Усиливая буржуазное почитание семьи и жизненных благ, она в то же время разрушала «старые добрые ценности», с которых современность срывала покров традиций. В таком подходе нет, однако, ничего странного, поскольку он представлен голлизмом во Франции и консерватизмом в Соединенных Штатах.

Нацистская революция была связана с определенным мировоззрением, которого придерживался Гитлер и которое присуще в большей степени центральноевропейцам, нежели западноевропейцам. Расизм обеспечивал базу национал-социализма, что ясно видно из высказываний трех ведущих теоретиков нацизма – Ханса Гюнтера, Людвига Фердинанда Клауса и Альфреда Розенберга. Первые два были университетскими преподавателями. Идеи их, высокоабстрактные, были затем конкретизированы нацистским руководством: весьма поверхностная расистская форма переквалифицирована в «расистский дух». Из этих же идей были взяты стереотипы – арийцы и их враги евреи. Идеология трансформировалась в «движение борьбы», в результате чего абстракция была конкретизирована и превратилась в средство целенаправленного воздействия на массы. Некоторые другие положения расистской теории были использованы при разработке новых положений в биологии (важность появления расистского мышления) и руководства для студентов высшей школы по распознанию в людях расистского духа.

Расизм требовал героев, так как ни одна революция не обходится без примеров героизма. Нацистский герой соответствовал гитлеровскому мировоззрению и был наделен огромной силой воли. Именно воля делала человека героем; предполагалось, что сильное желание можно было превратить в реальность. В этом явно прослеживается германская интерпретация философии Ницше, идеи которого были широко распространены среди интеллигенции в начале века. Властные устремления Ницше были реализованы Гитлером в добропорядочном обществе. Альфред Баумлер, наиболее известный философ Третьего рейха, широко использовал идеи Ницше. Силу индивидуума он увязывал с войной, при которой эта сила оказывалась просто необходимой. В связи с этим представляется типичным возвышение Эрнста Рема из простого офицера: ведь лидер СА был активным участником Первой мировой войны, а затем и действий фрайкоров⁵. Рём воплощает ностальгию нацистов по войне.

Сам Адольф Гитлер славил армию, в которой ему пришлось служить и в которой он получил звание ефрейтора, – хорошего воспитателя, приучающего людей к решительности и вырабатывающего у них смелость и ответственность. Армия, утверждал он, является антиподом фондовой биржи.

Нацисты придавали большое значение активности действий, назвав свою партию «движением». В сочетании с иррациональным обоснованием их мировоззрения это составляло оппозицию интеллектуализму. По этому поводу Гитлер в 1938 году сказал:

«Ныне нам наносит вред избыток образования. Высоко ценятся только истинные знания. Врагом же действий является самодовольный дурак. Поэтому нам требуются инстинкт и воля».

Под «инстинктом» подразумевались любовь народа и расизм, исходившие будто бы из души и эмпирических порывов. «Воля» же побуждала необходимость преобразования этой любви в реальность. В связи с этим героями нацистов были не академики, не образованные люди, а личности, сумевшие проявить силу воли и задействовать свой здоровый инстинкт в борьбе за правое дело. Поэтому Йозеф Геббельс обратился к собирательному образу немецкого обывателя Михеля, сделав из него героя. Михель отразил интеграцию личности в единое народное целое.

К современным героям, к которым относился Фриц Тодт, строитель автострад, были добавлены герои прошлого. При этом Фридрих Великий, король Пруссии, был представлен исключительно как военный деятель, без упоминания о его дружбе с Вольтером. Прусский монарх был отмежеван от просвещения, стоявшего на позициях столь ненавистного нацистам рационализма.

Особое место в галерее нацистских героев занимал Лео Шлагетер. Один из ранних нацистов, он пал в борьбе с французскими оккупантами в 1923 году и был затем приобщен к лику героев, символизируя «нового человека», объект подражания для молодого поколения. Наиболее известный драматург Третьего рейха Ханс Йост написал о нем пьесу.

О других компонентах мифа мы уже упоминали. Церемония поднятия флага школьными ребятишками наглядно показывает его воплощение: сценарий действа, постоянные репетиции, литургический смысл. Описание фестиваля, посвященного летнему солнцестоянию, дает представление об эффекте его воздействия на восприимчивую молодежь. Проводился фестиваль не столь формально, как церемония поднятия флага, более непринужденно и эмоционально.

Культура занимала в нацистской схеме действий центральное место, и задачи ее были определены четко: поддержка и распространение мировоззрения, в духе которого совершалась их революция. Оно должно было проникать в умы аудитории, что прослеживается в приведенных ниже документах. Интеллектуализм осуждался, и, поскольку народ был един, культура тоже не должна была отрываться от его корней. Это-то и имел Гитлер в виду, говоря, что «быть германцем означает обязательное наличие ясности»: в 25 пунктах партийной платформы им была изложена вся нацистская идеология.

При всем этом не следует упускать из виду цели, которым служила культура: уяснение мировоззрения, его распространение и создание условий для его восторженного восприятия. Еще раз подчеркиваем, что она создавалась с учетом популярных вкусов и наклонностей людей и бытовавших предрассудков. Народные массы (и не только в Германии) не любят «проблемного искусства», не увлекаются картинами экспрессионистов и не понимают творческих исканий представителей такого рода искусства. Примерно то же самое можно сказать и о литературе и других аспектах культуры. Большинству людей нравятся простые и понятные картины, а в романах и новеллах их привлекают фабула и сантименты. Необходимо отметить, что массовые вкусы XIX столетия мало чем отличались от вкусов XX, в том числе и в различных странах: стоит вспомнить «шиллинговые бульварные романы» в Англии или малеровские романы в Германии (так же сентиментально и почти без изменения стиля за период с 1864-го по 1950-е годы было написано более двухсот наименований, разошедшихся в 27 миллионах экземпляров). В Германии популярные в массах вкусы были искусно использованы при формулировании нацистского мировоззрения под предлогом «органичного» единения народа. Геббельсовская «дезинфекция искусства» преподносилась как следование «здоровым инстинктам народа». Вот этот-то консервативный инстинкт (впрочем, таков он и сегодня) был ловко использован в целях нацистской идеологии.

Так была использована историческая связь с прошлым (по Сорелю – важная составляющая часть мифа), причем упор делался на достоинства доиндустриального общества. Типичной в этом плане была грандиозная выставка германского искусства 1937 года, на которой главенствующую роль играли деревенские и семейные мотивы. Рабочему, потерявшему свои корни, противопоставлялся крестьянин, сидевший на земле и укорененный в ней, который представлялся прототипом «нового человека». Этот имидж широко популяризировался в печати. В Третьем рейхе довольно быстро разошлись более четверти миллиона экземпляров книги Йозефы Беренс-Тотеноль «Фемхоф» (о крестьянском подворье), в которой изображался идеализированный крестьянин и его образ мыслей. И нужно сказать, что этот сентиментальный роман пользовался популярностью. Другой тип нацистских романов являла собой книга Тюделя Веллера «Рабаукен» («Дебоширы»), пропитанная расизмом и крикливостью.

Театр, радио, кино также, как говорится, ввязались в драку. Типичные театральные постановки периода становления нацистского режима и перечень названий кинофильмов дополняют общую картину. Очень большое значение придавалось радио, поскольку Гитлер весьма рассчитывал на эффективность произнесенных слов. А на митингах и фестивалях, то есть в нацистской мессе, центральную роль играли речи. Радио же несло слово в массы. На рынок поставлялись дешевые радиоприемники, а на улицах были вывешены громкоговорители.

Организовать весь этот поток воздействия на общественное мнение было, однако, не так-то просто. Ведь сентиментальность, столь любезная публике, работала против норм морали, проповедовавшейся нацистами. Обращаясь к вопросу семьи и семейных уз, национал-социалистам приходилось умерять социальный и сексуальный аспекты в угоду народу. Романтизация, включенная в идеологию, могла вести к толкованию любви в нужном им духе, к несдержанности в плотских радостях, превращаясь в социальную реальность. Популярная сентиментальность проникала даже в запрещенные области жизни, так что правящий класс стал постепенно отдаляться от установленных им же моральных требований. Сам Гитлер состоял в интимных отношениях с Евой Браун, но это, естественно, не афишировалось.

Этот иррационализм дисгармонирует с сущностью естественных наук. Как бы то ни было, в XIX веке, когда наука стала все более специализироваться, она отошла от концепции целостного взгляда на мир. Эра Ньютона давно уже прошла, и современный ученый исходит из своей специализации и определенных критериев. Поэтому лабораторный рационализм стал объединяться с иррационализмом «научного мировоззрения». И нацистская наука делает шаг в этом направлении. Сильная и доминирующая идеология проникла в лабораторию. Разрыв между наукой и остальным миром был преодолен в пользу не научного метода, а иррациональной идеологии. Взять хотя бы Иоханнеса Штарка и Филиппа Ленарда, лауреатов Нобелевской премии, сумевших использовать нацистскую идеологию в своей науке. Как это произошло, видно из документов. Главная их идея заключалась в попытке создания органического единства науки и нацистского мировоззрения, ведь и народ должен был стать органически единым. Отчуждению здесь должен был быть положен конец, как и во всем остальном.

Неудивительно, что астроном Бруно Тюринг возвратился к старым традициям Ньютона и Кеплера, которые подчеркивали наличие мирной гармонии в целом мире, чтобы продемонстрировать ошибочность теории относительности Эйнштейна. В его трудах верх взяли идеологические соображения: в качестве доказательств Тюринг использовал не научные, а расистские аргументы. Последствия такой интерпретации «нацистской науки» не замедлили сказаться. В докладной записке «Современное положение в физике» на имя Альфреда Розенберга гауляйтер Йозеф Вагнер раскритиковал Тюринга в 1944 году, в частности, за дискредитацию «новой физики», отрицательно сказавшуюся на военных успехах. Не упоминая Эйнштейна, Вагнер подчеркивал необходимость осуществления научных разработок в области теоретической физики в интересах военного дела.

Медицина следовала по стопам других наук. Лечению подвергался весь человек, включая душу. Решающим элементом и здесь выступала идеология. Ханс Шемм, первый нацистский министр культуры в Баварии, отмечал в связи с этим: «Мы не объекты, мы – германцы».

В таком же духе выступали Курт Гаугер, а также директор университетской клиники в Киле, известный психиатр Юнг. Юнг возглавил общество психотерапевтов Германии после прихода Гитлера к власти, проповедуя «развитые формы» и «созидательное начало» арийцев в противовес евреям.

Национал-социализм превратился в религию. Идеология, месса, элементы надежды на лучшее придавали движению характер новой веры. Показательно, что Геббельс во многих своих выступлениях использовал религиозную терминологию. Более того, нацизм стал тотальным мировоззрением, исключавшим все другие. Поэтому традиционное христианство превратилось в соперника, а не друга. Гитлер выступал против него – на первых порах очень осторожно, желая все же заручиться поддержкой христианских церквей (что ему в общем-то удалось). Поскольку, как мы уяснили, он обращался к буржуазии, ему трудно было поддерживать семейные узы и традиционную мораль при одновременном исключении религии. Но он считал, что со временем его мировоззрение ослабит, а впоследствии позволит вообще устранить христианство из общественного мнения страны. Языческие обряды уже перестали быть исключением, но еще предпринимались попытки проведения нацистских церемоний по протестантским канонам. (Основные усилия были направлены на соединение Христа с народом.) Целью же нацистского руководства было поглощение религии идеологией, подобно науке. И «германские христиане» этому постепенно подчинились. Хотя большинство населения поддерживало существующие церкви, нацисты исходили из приоритета в будущем евангелической религии.