Kitobni o'qish: «Последний гость на свадьбе»

Великим учителям, где бы они ни были.

Особенно Эду Логу, Джону Балабану, Шарлотт Холмс, Роберту Ч. С. Даунсу, Шелби Хирон, Т. Р. Смиту и Чарльзу Канталупо

Jason Rekulak

THE LAST ONE AT THE WEDDING

Copyright © 2024 by Jason Rekulak

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC

© Г. В. Соловьева, перевод, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука^®

I. Приглашение

1

На экране высветилось: «номер неизвестен», что обычно обозначало спам, но я был не прочь поговорить, так что нажал «ответить».

– Алло.

– Папа?

Я подскочил, ударившись коленями о кухонный стол, расплескал кофе.

– Мэгги? Ты?!

Ответа я не разобрал. Плохо было слышно, в трубке шуршало и потрескивало, будто голос вот-вот пропадет.

– Погоди, милая, я тебя почти не слышу.

С кухни у меня разговаривать – хуже некуда. Сигнал – одна-две палки. Я вынес телефон в гостиную и споткнулся о доски, которые подравнивал, полировал и красил. Обычное дело, если столярничаешь, чтобы убить время по ночам, вечно выходит кофейный столик. Только я никак не мог собраться и закончить, так что по всему ковру валялись инструменты и опилки.

Я проскакал через этот развал и кинулся в коридор перед детской спальней Мэгги. Из ее крохотного окошка виднелись наш задний двор и старая Лакаваннская железнодорожная линия¹, – когда я прислонился к стеклу, сигнал показал три палки.

– Мэгги? Так лучше?

– Алло!

Все равно казалось, будто до нее миллион миль. Будто из-за океана звонит. Или из хижины в глухом лесу. Или из кузова старой машины, забытой в подземном гараже.

– Папа, ты меня слышишь?

– С тобой ничего не случилось?

– Пап, алло! Ты слушаешь?

Я притиснул телефон к уху и гаркнул:

– Да! Где ты? Тебе нужна помощь?

И линия заглохла.

«Разговор прерван».

Первый разговор за три года не продлился и минуты.

2

Зато теперь я знал ее номер. Наконец, наконец у меня был способ с ней связаться. Я нажал «перезвонить» – занято. Попробовал еще, второй, третий, четвертый раз: занято-занято-занято. Это она мне звонила. Я так разволновался – руки дрожали. Заставил себя больше не набирать, а дождаться звонка. Сел в ногах ее кровати, нетерпеливо оглядывая дочкину спальню.

Все ее вещи так здесь и остались. Я не звал гостей с ночевкой, так что повода все это повыбрасывать не было. Постеры, которые она налепила в старших классах: «One Direction», «Братья Джонас» и ухмыляющийся с ветки ленивец. А еще большая полка спортивных наград и большая плетеная корзина с мягкими игрушками. Я редко открывал сюда дверь и старался забыть об этой комнате. Но время от времени – неохота признаваться, как часто – заходил, садился в гигантское кресло-мешок и позволял себе вспомнить времена, когда мы все были в сборе и походили на семью. Вспоминал, как мы с Коллин втискивались на узкую двуспальную кровать, а Мэгги плюхалась между нами и мы читали «Спокойной ночи, Горилла» и ржали как дураки.

Телефон снова зазвенел.

Тот же «номер неизвестен».

– Пап? Так лучше?

Теперь я хорошо ее слышал. Как будто она сидела рядом, переодевшись перед сном в пижамку с Королем Львом.

– Мэгги, ты в порядке?

– Прекрасно, пап. Все отлично.

– Ты где?

– Дома. То есть в своей квартире. В Бостоне. И все отлично.

Я ждал продолжения, но она молчала. Может, не знала, с чего начать? Я и сам не знал. Сколько раз я воображал, как это будет. Сколько раз, стоя под душем, репетировал этот разговор. А теперь только и сумел выжать из себя:

– Ты мои открытки получила?

Господи, сколько открыток я послал этой малышке: на день рождения, на Хеллоуин, просто так. К каждой прикладывал долларов десять или двадцать на карманные и маленькую записочку.

– Получила, – ответила она. – Я, вообще-то, давно собиралась позвонить.

– Извини, Мэгги. Так вышло…

– Не хочу об этом говорить.

– Ладно. Хорошо.

Я чувствовал себя как те переговорщики из службы 911. Главное, чтобы она не бросила трубку, чтобы продолжала разговор, так что я переключился на безопасную тему:

– Ты по-прежнему в «Кепэсети»?

– Да, как раз три года отпраздновала.

Мэгги безумно гордилась этой работой. Ее взяли в «Кепэсети», как раз когда у нас пошли нелады, – о них тогда и не слышал никто. Тогда это был один из тысяч кембриджских стартапов, сулящих изменить мир новой сверхсекретной технологией. Теперь у них восемьсот сотрудников на трех континентах, а совсем недавно они провели «Суперкубок» с Джоржем Клуни и Мэттом Деймоном. Я читал об их компании все, что мог найти, – искал, не мелькнет ли имя дочки или хоть намек, как она и где.

– Их новые «шеви» потрясающе смотрятся, – сказал я ей. – Когда пойдет вниз цена…

Мэгги перебила меня на полуслове:

– Пап, у меня новости. Я… замуж выхожу.

Она не дала мне времени переварить услышанное. Защебетала, выкладывая все подробности, будто больше не могла молчать. Жениха зовут Эйдан. Двадцать шесть лет. Его семья примет гостей у себя дома, в Нью-Гемпшире. А меня словно снарядом контузило.

Она выходит замуж?

– И что бы там ни было, – продолжала Мэгги, – я очень хочу, чтобы ты там был.

3

Меня зовут Фрэнк Шатовски, мне пятьдесят два года. С тех пор как стал взрослым, я большей частью водил машину «Единой службы доставки». Знаете, те большие коричневые грузовики, громыхающие по округе с заказанным через Интернет добром. «Служба» их называла «почтовиками», хотя, строго говоря, это просто большие фургоны. Я стал водилой смолоду, сразу после армии, и недавно зачислен в «Круг почета» – водительскую элиту, двадцать пять лет без аварий.

Я прилично зарабатывал, и работа мне всегда нравилась, хоть и становилась все тяжелее. В конце девяностых, когда я только начинал, доставлять приходилось посылочные ящики не тяжелее компьютера. Нынче об этом и вспоминать нечего. Каждую смену таскаем футоны, картотечные шкафы, искусственные елки, плоские экраны и даже столы для пинг-понга. И еще, матерь божья, автомобильные шины – это хуже всего. Вы знаете, что шины можно купить онлайн? Эту чертовщину высылают по четыре штуки, связав и упаковав в картонную коробку, так что даже закатить нельзя.

И все-таки, если не пренебрегать переработками, обычно выходит чистыми по сто штук. За свой джип я уже выплатил, за дом почти, и на Visa и MasterCard ни пенни долга. Мне осталось три года до досрочной пенсии с приличными деньгами и недурной медстраховкой. Неплохо выходит для парня, который в коллежах не обучался. Пока была жива жена и не начались нелады с Мэгги, я любил называть себя счастливчиком. Считал, что удачливей меня в целом свете нет.

А теперь послушайте, что творится!

– До свадьбы три месяца, – сказала мне Мэгги. – Двадцать третье июля. Понимаю, что звоню в последнюю минуту, но…

– Я приеду, – проговорил я надтреснутым голосом, потому что расплакался. – Конечно же я приеду.

– Хорошо, отлично. Потому что мы завтра рассылаем приглашения, а мне… я решила сперва позвонить.

И тут разговор застопорился. Мэгги как будто ждала от меня каких-то слов, а у меня горло перехватило. Я кулаком ударил себя по груди – три раза подряд хорошенько врезал, чтобы не расхныкаться.

«Брось, Фрэнки, соберись. Что ты как младенец!»

– Пап? Ты здесь?

– Расскажи мне про Эйдана, – попросил я. – Про будущего зятя. Ты где с ним познакомилась?

– На костюмированной вечеринке. Еще на Хеллоуин. Я оделась Пэм из «Офис»², Эйдан – Джимом. Он как вошел, нас сразу поставили вместе. Мы стали разыгрывать сценки, он все время попадал прямо в точку…

Мне трудно было уследить за рассказом, потому что я пытался подсчитать.

– Вы познакомились на этот Хеллоуин? Полгода назад?

– А кажется, знакомы целую вечность! Он прямо мысли мои читает. Телепатия какая-то. У вас с мамой так бывало?

– Пожалуй, бывало. Когда мы только познакомились.

А потом, когда стали старше и умнее, сообразили, что это просто юношеские бредни. Об этом я не стал говорить. Приятно было слышать Мэгги такой счастливой – не голос, а сладостная музыка надежд и упований.

– А чем твой Эйдан зарабатывает на жизнь?

– Красит.

– Он в профсоюзе?

– Нет, он не маляр. Художник.

Я твердо решил во всем ее поддерживать, но этот мяч пропустил.

– Он картинами зарабатывает на жизнь?

– Ну, парочку уже взяли у него в галерее. Но пока что он создает себе имя. Наращивает репутацию. Без этого никак. И еще преподает, ведет классы в «Масс-арт».

– И сколько за это платят?

– Извини?

– Сколько он получает?

– Не скажу.

Я не понимал, почему бы и не сказать, но расслышал, как она набирает воздуха, чтобы обидеться, и решил не нажимать. Может, Мэгги права. Наверное, доходы ее будущего мужа-художника – не мое дело. К тому же у меня хватало других вопросов.

– У него это первый брак?

– Да.

– Детей нет?

– Детей – ноль, долгов – ноль, можешь не волноваться.

– А его мать?..

– Я от нее без ума. Сейчас она нездорова – мигрени мучают. Но она принимает новое лекарство, и оно уже помогает.

– А отец?

– Невероятный! Просто не верится.

– Он чем занимается?

Мэгги запнулась:

– Это довольно сложно.

– В чем сложность?

– Да ничего не сложность. Просто долго рассказывать, а мне сейчас некогда.

Как это, черт возьми, понимать?

– Это же простой вопрос, Мэгги. Чем он зарабатывает на жизнь?

– Одним словом: я выхожу замуж и жду тебя на свадьбе двадцать третьего июля в Нью-Гемпшире.

– А нельзя ли сказать, кто его отец?

– Сказать можно, но ты будешь дальше выспрашивать, а мне пора. Мне к десяти на примерку, а портниха просто психованная. Опоздаю на минуту – придется заново записываться.

Ей явно хотелось закончить разговор, но я не удержался, нажал еще разок:

– У твоего Эйдана отец в тюрьме?

– Да нет! Ничего плохого.

– Он знаменитость? Актер?

– Нет, не актер.

– Но знаменитость?

– Я же сказала, не хочу вдаваться в подробности.

– Ты просто назови имя, Мэгги, я погуглю.

В трубке вдруг стало тихо. Как будто звонок сброшен или она зажала микрофон, чтобы с кем-то посовещаться. А потом вернулась:

– Думаю, это можно будет обсудить за ужином. Мы с тобой и Эйдан. Ты доедешь до Бостона машиной?

– Конечно доеду.

Я бы до Северного полюса доехал, если Мэгги этого надо. Она назначила на семь часов вечера в субботу и назвала ирландский паб на Флит-стрит у Старого Капитолия. А потом твердо заявила, что ей надо заканчивать и собираться на примерку.

– Увидимся на выходных. Я буду ждать.

– Я тоже, – ответил я и, прежде чем завершить разговор, еще раз попробовал извиниться. – И послушай, Мэгги. Я знаю, что виноват, понимаешь? Я ужасно жалел все эти годы. Понимаю, что сам все испортил. Мне следовало быть умнее, и я хотел бы…

Меня прервал тихий щелчок.

Мэгги уже повесила трубку.

4

Моя жена умерла от мозговой аневризмы – это такая мина замедленного действия. Коллин работала в лавочке, торговавшей ремесленными и художественными изделиями. Только что искала для какой-то учительницы клей с блестками. И вот уже лежит замертво на полу. Умерла в машине «скорой помощи» по дороге в больницу Святого Искупителя. В тридцать шесть. Трагедия по любому счету, если подумать обо всех ужасах, о которых я вам буду рассказывать. Потому что жена моя мерзавцев чуяла за милю. Она бы распознала беду много раньше меня.

Мэгги тогда было десять лет. На пороге пубертата и созревания, хуже нет времени осиротеть. Помню, я жалел, что аневризма не убила меня вместо Коллин, – жена бы прекрасно вырастила Мэгги, а жили бы на мою Тимстеровскую пенсию³. А так мне пришлось обходиться помощью сестры Тэмми. Она жила за шесть миль от нас и здорово помогала: всегда подвозила Мэгги к врачам, дантисту, дерматологу, подбирала контактные линзы, устраивала гинекологические осмотры и много чего еще делала, так что мне оставалось только оплачивать счета и следить, чтобы на столе была еда. Трудное было время, и я первым признаю, что наделал до черта ошибок. Поневоле поймешь, что напортачил, когда единственная дочь перестает с тобой разговаривать, три года молчит. Но об этом я после расскажу. Сначала надо поведать историю ее прежнего, так сказать, увлечения, и хочу объяснить, почему сразу проникся подозрениями насчет нового парня.

На следующий день после главного сюрприза Мэгги позвонила, чтобы сказать, что планы меняются.

– Мы решили, что лучше посидим у нас. Там и поедим.

Это она впервые упомянула, что они с Эйданом уже поселились вместе, но я не так уж удивился. Аренда квартир в Бостоне зверски дорогая, и Эйдан, подселив соседку, сэкономил, наверное, уйму денег. А Мэгги свою прежнюю квартиру терпеть не могла. Тесная сырая студия в подвале мрачного викторианского дома, и к тому же там кишмя кишели серебрянки – длинные волосатые букашки, похожие на гигантскую бровь. Они валились ей в ванну, когда Мэгги принимала душ, и ей приходилось плясать вокруг этих тонущих тварей. Дочь уверяла, что проводит выходные в «Кепэсети», просто чтобы вырваться из этой промозглой дыры. Она наверняка счастлива была разорвать договор аренды и переехать к Эйдану.

Но я все-таки попробовал отстоять ресторан:

– Случай-то особый. Не хочу, чтобы тебе пришлось готовить.

– Не буду я готовить.

– Эйдан приготовит?

– Мы все устроим, пап, ты только приезжай.

Я решил, что понял. Решил, что, когда на горизонте свадьба, ребята заглянули в счета и взялись урезать расходы. Я уже погуглил «Сколько получает учитель» и скажу вам: не много. В среднем сорок кусков, а в таком городе, как Бостон, на этом далеко не уедешь. За сорок штук получишь разве что пару банок печеных бобов.

Я заверил Мэгги, что оплачу любой ресторан, какой она выберет.

– Китайский, итальянский, выбирай любой. Давайте кутить.

Но она уперлась:

– Приезжай на квартиру. Это на Девяносто третьей. У моста Закима⁴.

– Вы живете у моста?

– Не то чтобы совсем, но из окна он виден.

– А там безопасно? Мой джип не угонят?

– Все будет хорошо, пап. Эйдан три года там живет, и никаких проблем.

Ей, похоже, казалось, что я глупости спрашиваю, но, право, в наше время, стоит включить радио, услышишь об очередном убийстве, угоне или стрельбе. А у самой Девяносто третьей автомагистрали – район не из лучших. Эта трасса весь день забита, человек с деньгами выбрал бы другое место.

Но эти мысли я придержал при себе и попросил Мэгги выслать мне адрес текстом. Я решил мыслить шире. Ради встречи с дочкой я бы куда угодно приехал.

5

Не считая четырех лет в армии США, я всю жизнь прожил в пенсильванском Страудсберге – это городишко на шесть тысяч душ в горах Поконо. Нас любят туристы – у нас тут и лыжи, и плаванье, и конные прогулки, и мили пешеходных маршрутов, и еще симпатичный центр с ресторанами и магазинчиками. Зимой мы все это наряжаем в мигающие гирлянды, и получается прямо рождественское кино. В марте празднуем день святого Патти с фейерверками, волынками и шествием школьных оркестров. А в июле у нас Страудфест – гигантский фестиваль под открытым небом с живой музыкой и танцами на улицах. Я не собираюсь вас убеждать, будто мы туристский объект мирового класса, – конечно, Вольфганг Пак⁵ здесь в ближайшее время ресторана не откроет, – но Страудсберг чистый и недорогой городок, и школы в нем хорошие. Все говорят, что маленькие города вот-вот вымрут, но мы как-то держимся.

До Бостона от нас далеко, так что я постарался выбраться на трассу пораньше. На полпути через Коннектикут стала попадаться реклама новых «Крайслер-реакторов» и «Чудо-батареек» – на них «Кепэсети» и сделала себе имя. Они добились лучшей по Штатам дальности – восемьсот миль на одной зарядке, даже если на полную мощность гонять музыку и кондиционер. На всех билбордах один девиз: «Будущее за чистой ездой», и я, проезжая мимо них, замечал за собой горделивый трепет. Ведь Мэгги работала у них в отделе маркетинга, и мне хотелось думать, что она помогает с этими плакатами или хоть знакома с теми, кто их делает. Эту гигантскую дорогущую рекламу каждый день видели миллионы водителей, а моя дочь принимала участие в ее создании. Жаль, что ее мать этого не увидит.

После двух я остановился в Вустере, примерно в часе езды западнее Бостона, подыскать дешевый отель. У самой трассы нашелся «Супер-эйт»⁶ со свободными номерами по шестьдесят девять долларов, и менеджер охотно позволил мне раннюю регистрацию, так что больше я и выбирать не стал. Номер был обшарпанный, с пятнами протечек на потолке и сигаретными ожогами на мебели, зато матрас не провисал и в ванной чисто, так что я счел это выгодной сделкой.

У самого города я заехал в «Сэмс-клаб» купить цветы. У них всегда есть симпатичные букетики прямо у кассы. Заодно, раз уж заехал, купил печенье «Пепперидж-фарм Милано», Мэгги всегда его любила. И еще пару маленьких огнетушителей – они распродавались по десять долларов, а запас никогда не лишний.

Немножко дороговаты подарки? Может быть. Но я еще не забыл, каково быть молодым и пробивать себе дорогу, и решил, что Мэгги с Эйданом оценят помощь.

К шести я добрался до реки Чарльз и запутался в бостонской дорожной сети. Через мост Закима переползал долго и мучительно, но на другой стороне дорога расчистилась. Я свернул на первом же съезде и милю катил вдоль реки, пока не уперся в огромную башню из стекла и стали – Бикон-тауэр. GPS сказал, что я прибыл в пункт назначения, но я сразу понял, что он ошибся. Башня походила на небоскреб из «Крепкого орешка». Мои фары высветили список главных съемщиков: «Аксенчер», страховая компания «Либерти мьючуэл», банк «Сантандер» и еще какие-то, судя по названиям, юридические фирмы. Вечером субботы большая часть этажей не была освещена. Но в окно вестибюля я увидел женщину и, оставив свой джип в погрузочной зоне, зашел спросить дорогу.

Будто в собор вошел – огромное гулкое пространство из стекла и полированного камня. Легко представить, что в будний день здесь полно спешащих на работу служащих. А так только я и одинокая девушка посреди комнаты, за высокой, похожей на алтарь стойкой.

– Мистер Шатовски? – спросила она.

Я ушам не поверил.

– Вы меня знаете?

– Маргарет нас предупредила. Мне только нужно глянуть на документ с фотографией. Водительские права вполне подойдут.

Это была хорошенькая маленькая блондинка в изящном синем платье. Я вытащил бумажник – большой кожаный кошель, чуть не до дыр протершийся на швах.

– Это жилое здание?

– Смешанное. Большая часть под офисами. Но в верхних этажах, где живут Эйдан с Маргарет, остались квартиры.

Я протянул ей свои пенсильванские права, и Оливия (вблизи я разглядел табличку с именем) приняла их с великим почтением. Будто оригинал Декларации независимости, написанный на пергаменте.

– Спасибо, мистер Шатовски. Лифт D направо, он доставит вас наверх.

– У меня машина в погрузочной зоне, – объяснил я. – Нет ли здесь…

Слева словно из воздуха материализовался молодой человек.

– О вашей машине я позабочусь, мистер Шатовски. Здесь подземный гараж, – сообщил он.

Я не знал, чему больше дивиться: что все здесь знали меня по фамилии или что произносили ее без ошибок. Если у вас есть польские корни, вы знаете, что «sz» в ней произносится как «ш»: Шатовски⁷. Но обычный человек все равно пытается выговаривать каждую букву, и меня обзывают «мистер Сзатоуски», если не хуже. Каждый коверкает на свой лад.

Он протянул руку за ключами, но у меня в джипе остались подарки, так что я вышел за ними вместе с парнем. Молодой человек вручил мне карточку с номером своего телефона и велел позвонить, когда соберусь уезжать, чтобы он подогнал мне машину. Я вытащил из бумажника доллар, хотел дать ему, но он так попятился, будто от моих денег било радиацией.

– Рад был помочь, сэр. Хорошего вечера.

Я вернулся в вестибюль, где Оливия снова растопила мое сердце улыбкой. Не знаю уж, с какой стати такая женщина торчала за стойкой в субботний вечер. Ей бы предварять выступления НХЛ или выступать на подиуме на Виктория-стрит.

– Хорошего вам вечера, сэр.

– Спасибо.

Я вошел в лифт D – узкую черную коробку с гладкими металлическими стенками. Впервые попал в лифт без кнопок – панели управления вовсе не было, и я не понимал, как его запустить. Но двери закрылись сами собой, и лифт тронулся. Над дверью ожил маленький экранчик, который стал отсчитывать этажи: 2-3-5-10-20-30-ПХ1-ПХ2-ПХ3. Тут он замедлил ход, остановился, открыл двери, и передо мной оказалась Мэгги – на фоне заходящего солнца, в черном свитерке с воротом-хомутом и черных брючках, с бокалом белого вина на длинной ножке – на самой вершине мира.

– Папа!

Уж не мираж ли? Я-то думал, попаду в коридор с рядом квартирных дверей и цветочных горшков. А телепортировался прямо в чью-то гостиную, светлую, со стеклянными стенами, за которыми открывался вид на весь город. Это кружило голову, сбивало с толку и… выглядело каким-то поддельным, словно я попал в декорации телешоу.

– А где квартира?

– Это она и есть! – засмеялась Мэгги.

– Ты здесь живешь?

– С февраля. С тех пор, как мы обручились. Эйдан пригласил меня перебраться к нему.

Двери лифта стали закрываться, она придержала их рукой.

– Ну, пап, ты выходишь?

Я нерешительно шагнул вперед – не очень-то верилось, что этот пол меня выдержит. Я с трудом узнавал дочь. В детстве Мэгги была, что называется, «мальчишистой». Носила комбинезоны, спортивные джемперочки и мои фланелевые рубашки, завязывая их узлом на поясе, чтобы не болтались. В старших классах ее качнуло в обратную сторону, к пышным юбкам, цветочным орнаментам и безумным находкам из лавок старья. А теперь она выбрала новый образ – чистая кембриджская Лига плюща⁸ – изящество, тонкий шик, изысканность. Мэгги отрастила волосы – до середины спины и такие пышные, будто она вложила в прическу немалые деньги. И глаза горели, как бывало только в детстве. Он походила на диснеевскую принцессу – того гляди, запоет. Или все проще – моя дочка казалась влюбленной по уши.

– Мэгги, ты потрясающе выглядишь!

Она отмахнулась от комплимента:

– Ой да брось!

– Я серьезно. Что ты с собой сделала?

– Это от освещения. Здесь все выглядят супермоделями. Ну дай я тебя обниму.

Дочка обхватила меня за пояс и ткнулась лицом в грудь – я чуть не расплакался от счастья. Было время, когда эта малышка каждый день меня обнимала. В шесть лет она придумала игру в чудище-обнималище: с рычанием подползала по ковру, обхватывала меня за коленки, и оставался единственный способ превратить ее снова в девочку: подхватить на руки, так что руки и ноги болтались в воздухе. Я лет десять не вспоминал этой игры, а тут вдруг всплыло откуда-то.

И горло у меня снова перехватило. Я испугался, что, если попробую заговорить, голос сорвется и я расхнычусь, как большой младенец. Так что я просто высвободился и отдал ей пакет с подарками. Огнетушителям она удивилась, зато цветам явно обрадовалась.

– Какие красивые! Давай поставим их в воду.

Я впервые попал в квартиру из лифта, так что понадобилась минутка, чтобы разобраться, что тут где. «Гостиная» оказалась частью просторного помещения, огибавшего угол здания. Все наружные стены были стеклянные и открывали панораму города. Все внутренние – заняты лицами мужчин и женщин разного возраста, все фоткались в черно-белом и смотрели прямо на зрителя. Никого из них нельзя было принять за супермодель: слишком много на лицах морщин, бородавок, обвисших век, кривых зубов, пролысин и острых подбородков. Другими словами, они смотрелись самыми обычными людьми, из тех, кого встретишь в магазине на углу или в автобусе после работы.

– Это все Эйдан, – с гордостью сказала Мэгги. Присмотревшись, я сообразил, что это не фотографии, а портреты, искусно выведенные черно-белым и оттенками серебристого с серым. – Парочку он продал, но эти его любимые, так что мы их развесили. Что скажешь?

Если по-честному, я бы сказал – жутковато. Все они смотрели так холодно, будто их насильно заставили фотографироваться. А с другой стороны, если пара жутковатых рож оплачивает шикарную квартиру в пентхаусе, я, честное слово, готов потерпеть.

– Невероятно, Мэгги! Он настоящий талант.

Она провела меня за угол через «столовую» в очень современную кухню с двумя мойками, мраморным кухонным столом, панелями из нержавейки и множеством крошечных компьютерных экранов. Над плитой, помешивая что-то в кастрюльке, стояла невысокая темноволосая женщина – она оторвалась от работы, чтобы меня поприветствовать.

– Здравствуйте, мистер Шатовски. Я Люсия.

– Пожалуйста, зовите меня Фрэнк. Рад знакомству.

– Люсия потрясающе готовит, – сказала Мэгги. – Я так многому научилась, глядя на нее.

Люсия сразу вспыхнула – она была еще совсем молода, – но я все не мог понять, кто она в этой семье.

– Вы сестра Эйдана?

Она закраснелась еще ярче, будто от комплимента.

– О нет. Просто сегодня вечером мне выпало удовольствие для вас готовить.

Мэгги объяснила, что Люсия училась в «Карино» – одном из редких бостонских ресторанов, получивших престижную звезду Мишлен, а теперь ушла на вольные хлеба, готовить еду для гостей в частных домах. Только тогда я сообразил, что Эйдан нанял ее приготовить нам ужин.

– Принести вам что-нибудь выпить? – спросила Люсия. – У нас есть пиво, вино, коктейли, минеральная вода…

– Как вам угодно, – ответил я.

Люсия терпеливо улыбалась, не зная, что делать, и я сообразил, что только осложнил ей работу.

– Как насчет пива? – предложила Мэгги.

– Превосходно.

Люсия попросила нас устраиваться с удобствами – сказала, что займется цветами и сейчас же принесет пиво. Мэгги увела меня обратно в гостиную и предложила подождать Эйдана в открытом патио.

– Он застрял в пробке, но скоро будет.

Одно из больших окон в стеклянной стене оказалось дверью, которая от легкого прикосновения Мэгги скользнула в сторону, открыв нам проход. Патио, как и сама квартира, огибало угол дома, и в нем нашлись всевозможные диванчики, кушетки, столики и жаровни. Но меня, конечно, притягивал вид – никогда не любовался городом с такой высоты. Отсюда открывался совсем новый Бостон: так, наверно, Господь Бог видит Фенуэй-Парк, Фанейл-холл, трехмачтовые корабли в гавани – как на миниатюрном макете.

– Господи, Мэгги, – начал я, – ты не говорила, что твой Эйдан… – Я запнулся на слове «богач». Не хотел спешить с выводами. – Сколько же вы за это платите?

– Эйдан считает, что аренда – пустая трата денег. Он купил квартиру как инвестицию в недвижимость.

– Каким образом двадцатишестилетний учитель инвестирует в недвижимость?

– Ну, понимаешь, я потому и хотела, чтобы ты сам его увидел. Его фамилия – Гарднер. Его отец – Эррол Гарднер. Знаешь такого?

Я последние три года читал про «Кепэсети» все, что мог найти, и, конечно, все знал про Эррола Гарднера. Это он стоял за «Чудо-батарейками»: исполнительный директор компании и главный создатель ее чудес. Только за последний год о нем писали «Уолл-стрит джорнал» и «Вашингтон-пост», и еще он побывал в Белом доме как гость президента Байдена. Может, имя не такое узнаваемое, как Джефф Безос⁹ или Илон Маск, но для всякого, кто следит за американской автомобильной промышленностью, – большой человек.

– Ты выходишь за сына Эррола Гарднера?

– Он тебе понравится. На самом деле он совсем земной.

– Эррол или его сын?

– Оба! – засмеялась она. – Оба потрясные.

Я, чтобы не упасть, вцепился в перила. До этой минуты я думал, что вполне представляю будущее Мэгги – традиционное восхождение по карьерной лестнице, когда приходится метаться между работой, домашним хозяйством, заботами о ребенке, машина вскладчину, уроки танца, тренировки и без конца счета, счета, счета. Я прикидывал, как смогу помогать Мэгги с Эйданом – посылать им время от времени сотню долларов. Но сейчас, глядя с высоты сорокового этажа на реку Чарльз, я увидел ее будущее совсем по-новому. Словно высадился на Марс, в ста миллионах миль от дома.

– Невероятно, Мэгги! Что же ты мне раньше не сказала?

Она махнула рукой на город, на сотни высоток, тысячи людей, на перемигивающиеся огоньки внизу.

– По телефону этого не опишешь. Тебе надо было самому увидеть.

Я вспомнил ее прежнюю квартирку – сырой темный подвальчик с серебрянками в ванной.

– После той дыры на Толмидж-стрит – перемена явно к лучшему.

Я просто шутил, но Мэгги почему-то смутилась.

– Никакая там не дыра. Тесновато только немножко.

– Ты ее терпеть не могла, – напомнил я. – Называла тюремной камерой.

– Преувеличила, – пожала плечами она. – Не так уж там было и плохо.

Люсия принесла мне пинтовую кружку ледяного пива и мгновенно скрылась. Мэгги подняла бокал с белым вином:

– За новое начало!

Мы чокнулись, выпили, и я снова не удержался от извинений:

– Я так рад, что ты позвонила, Мэгги. Все, что между нами вышло, – ты должна знать, я всю вину принимаю на себя.

Она оборвала мою речь взмахом руки:

– Папа, давай, чтобы тебе было проще, сотрем начисто все, что было. Мы оба ошибались. Но я не собираюсь целую ночь оплакивать прошлое.

– Я хотел извиниться.

– А я приняла извинения. Не будем об этом. Все улажено.

Мне так не казалось. По-моему, хорошо было бы обсудить то, что было, и выложить все карты на стол, но Мэгги думала о будущем.

– Я лучше тебе про свадьбу расскажу. Давай поговорим об этом. Ты не против?

Конечно, я был не против. Меня интересовала каждая мелочь. Мэгги сказала, что Гарднеры твердо решили все оплатить, потому что хотели устроить прием в своем «летнем лагере» в Нью-Гемпшире, а список гостей подбирался к тремстам. Мать Эйдана наняла специалиста по обустройству свадебных торжеств распоряжаться логистикой, но предоставила Мэгги свободу творчества: оформлять приглашения, рассаживать гостей, выбирать скатерти и украшения – тысяча мелочей требовали ее внимания, и она теперь, как никогда, сбивалась с ног.

– Могу я чем-то помочь?

Дочка улыбнулась, явно показав, что практической помощи от меня не ждет.

– Вообще-то, нет. Ты просто будь там. – Тут она, верно, заметила своего жениха за окном и, наклонившись поближе, понизила голос:

– Вот и Эйдан. Он волновался, как ты его примешь, так что будь поласковей, ладно?

– Конечно буду.

– И про синяки не заговаривай. Его недавно ограбили, но он не хочет об этом говорить.

– Недавно ограбили?

Мэгги не успела объяснить – стеклянная дверь уже открылась, пропустив к нам Эйдана Гарднера. Мне первым делом подумалось, что парень слишком молод для своей чудесной квартиры. У него была широкая грудь и по-взрослому широкие плечи, но лицо еще мальчишеское. А всклокоченные каштановые волосы он, пожалуй, причесывал пятерней. Одевался небрежно, но видно, что дорого – голубой спортивный пиджак на белый джемпер с треугольным вырезом. Такие наряды любили в молодежных группах, которыми моя дочка увешала стены своей спальни.

Он был, бесспорно, хорош собой – если не замечать синяка под левым глазом.