Kitobni o'qish: «Черноногие и бизоны. Воспоминания о жизни среди индейцев»

Введение

Бескрайние бурые равнины, невысокие холмы с плоскими вершинами; еще более далекие гигантские горы, с голубыми склонами и острыми пиками, увенчанными снежными шапками; запах полыни и дыма костра; грохот десяти тысяч бизоньих копыт по твердой, сухой земле; протяжный, меланхоличный вой волков, нарушающий ночную тишину – как я любил всех вас!

Джеймс Уиллард Шульц, «Моя жизнь среди индейцев»

Автор этих строк прочитал тридцать три из тридцати семи книг Джеймса Уилларда Шульца за последние два года. Убедившись в том, что первая из всех этих книг, «Моя жизнь среди индейцев» – это американская классика старого Запада, сейчас он больше, чем когда-либо, понимает, что Апикуни – такое имя дали Шульцу черноногие – навсегда останется в памяти как величайший рассказчик благородного индейского народа для всех, кто способен это ценить. Апикуни, однако, в отличие от многих выдающихся писателей, которые, в свою очередь, обогатили наши знания и понимание образа жизни и истории индейцев, позволил черноногим – точнее, пикуни (пиеганам), самой южной ветви великой конфедерации черноногих говорить о себе своими собственными словами. Не будучи журналистом, он был репортером, и очень добросовестным, говоря о повседневной жизни и разговорах, а также о глубинном сознании индейца, которое раскрывается в его молитвах, религиозных церемониях и мудрой убежденности в том, что Вышние присутствуют во всем, что происходит.

Рассказы Апикуни уникальны по той причине, что, хотя он и был белым человеком, он также был настоящим индейцем. Он был женат на замечательной женщине из племени пмкуни, Женщине Красивый Щит (Луци-Авотан-Ахки, которая выведена как Нитаки в «Моей жизни среди индейцев»), которая стала матерью его сына, Харта Мэриама Шульца (Одинокого Волка), известного художника из Таксона, штат Аризона. Трудный язык черноногих он освоил в возрасте восемнадцати лет и постоянно говорил на нем со своей семьей, индейскими родственниками и друзьями на протяжении более пятидесяти лет. Таким образом, он не только говорил на языке черноногих, но и думал на нем. Более того, с самого начала своей жизни с индейцами, в 1877 году, он прекрасно использовал свои таланты и возможности. Он не только слушал истории об их жизни и приключениях, рассказанные известными рассказчиками – мужчинами и женщинами, такими как Женщина-Ворона, Женщина-Земля, Хью Монро, Хвостовые Перья, Переходящие Через Холм, Много Хвостовых Перьев, Три Солнца и другими; он вел записные книжки, в которые записывал их истории. Он провел бесчисленное количество вечеров у камина в доме своих друзей, слушая от разных людей их версии одних и тех же событий, пока многие из их историй не запечатлелись в его памяти.

После смерти Женщины Красивый Щит в 1903 году Шульц считал свою жизнь законченной. Бизоны исчезли, равнины Монтаны были разгорожены и наводнены крупным рогатым скотом и овцами, а теперь смерть любимой жены лишила его воли к жизни. Тем не менее, в восьмидесятых годах он познакомился с Джорджем Бердом Гриннеллом, они дали названия многим горам и ледникам в близлежащих Скалистых горах, и он начал публиковать рассказы в издаваемом Гриннеллом журнале «Леса и ручьи». Жизнь закончилась в 1903 году, но ему предстояло написать тридцать семь книг и много рассказов, и предстояло сыграть важную роль в основании национального парка Глейсир, о чём они с Гриннеллом задумались задолго до этого. Вскоре он станет всемирно известным рассказчиком.

На мой взгляд, одним из самых необычных аспектов книг Апикуни является тот факт, что почти все они были опубликованы для юных читателей. Большинство из них я прочитал впервые, достигнув шестидесятилетнего возраста. Почему они предназначались для молодежи? Прежде всего, они были более подходят для прочтения молодыми людьми, чем многое из того, что публикуется сегодня. Но самое главное, они наполнены духом молодости; они дышат целебной атмосферой гор и равнин; они рассказывают о чистом, порядочном, благородном народе, которые прежде называли «ужасными черноногими», «дикарями», жестокими и кровавыми «разбойниках северо-западных равнин», которые оказались настоящими людьми – добрыми, щедрыми, дружелюбными, гостеприимными, любящими пошутить и посмеяться, любящими и достойными любви. Да, они были угонщиками лошадей, но при этом честными и правдивыми; они были безжалостными убийцами своих врагов, но черноногий, безусловно, был убит белым человеком прежде, чес сам стал убивать белых.

Апикуни пережил эту индейскую жизнь и понял её так, как не понимал никто до него и мало вообще когда-нибудь. Он был рассказчиком, но никогда не ставил перед собой задачу стать историком или ученым. Для историка и исследователя чрезвычайно важно, что после того, как факты тщательно выверены, для него не рождается окончательная историческая правда. Это не было его сильной стороной и не было его целью. Однако то, что представлено в этой книге, имеет нечто от незаменимой ценности изложенного в книге Джорджа Фредерика Ракстона «Жизнь на Дальнем Западе». В целом, оно может иметь ту же атмосферу для описания жизни индейцев, какую имеет описанная Ракстоном жизнь обитателя гор, жившего век с четвертью тому назад для описания жизни на дальнем Западе.

Апикуни слушал индийских рассказчиков и стал одним из лучших из них. Но, в отличие от них, он мог перенести их истории у вигвамных костров на бумагу, чтобы тысячи людей могли наслаждаться ими вечно. Его литературный стиль уникален – это речь черноногих в английских словах и предложениях. Он – художник повествования и мастер напряжённой интриги. Его повествования читаешь, затаив дыхание, и к концу книги сожалеешь о том, что страниц в ней так мало. Если бы только их было побольше и! Если бы только его книг было не так мало – всего тридцать семь. Но теперь появился еще один замечательный сборник воспоминаний и историй.

В рассказах Апикуни есть несколько разночтений. Иногда память подводила его, и записи были неполными. Нередко одна и та же история рассказывалась разными людьми через большие промежутки времени, так что детали и порой даже участники событий были разными. (В связи с этим следует напомнить, что один и тот же индеец в течение своей жизни носил несколько разных имен; получение другого имени в честь важного подвига было обычным делом. Имя Апикуни было дано ему Бегущим Журавлём, который сам в юности носил имя Апикуни.) Тем не менее, его рассказы по большей части историчны. Некоторые события, описанные в книгах и небольших произведениях, на самом деле не происходили. В редких случаях Апикуни ведёт рассказ от первого лица о событиях, в которых он лично не участвовал. Единственный такой пример в настоящем томе – «Отрезанный нос» (глава 15). Это правдивая история о трагическом событии, которому Апикуни был свидетелем, но он рассказал о нём от первого лица, использовав это как яркий литературный прием. Он всегда был полон решимости проверить факты, о которых писал, и никогда не прекращал попыток уточнить в своем сознании мельчайшие детали каждого приключения, о котором он рассказывал.

Шульц, как и все люди, не был полностью свободен от предрассудков. Он не был непогрешимым и никогда таковым не притворялся. Временами он делал ошибочные выводы из имевшихся в его распоряжении неполных фактов, что, пожалуй, наиболее заметно в его оценке майора Янга, агента резервации черноногих во время «Голодного года» 1883-84 годов. Недавнее исследование, похоже, доказывает, что Янг пытался получить от Вашингтона помощь, необходимую для спасения его подопечных от голодной смерти. Может, следовательно, оказаться, что он не был таким уж бесчестным, лживым негодяем, каким нарисован в «Моей жизни среди индейцев». Однако мои собственные расспросы среди черноногих в резервации Браунинг ясно показывают, что майор Янг считался кем угодно, только не сочувствующим и понимающим «отцом» своим индейским детям. Возможно, у них были естественные предубеждения против белого владыки, который тиранически управлял их судьбой в те ужасные месяцы 1883-1884 годов, но, принимая во внимание тот факт, что около пятисот из них умерли от голода, я убежден, что такие предрассудки были основаны не только на простом непонимании. Понимая, что по-прежнему существуют значительные различия во мнениях по этому вопросу, иногда под влиянием того источника, к которому обращался человек, я хотел бы лично пересмотреть все те выцветшие письма, направленные майором Янгом в Вашингтон, прежде чем делать положительные выводы об отношении майора к своим подопечным.

В этой книге есть исторические факты, которые оспаривались другими авторами. Так, в частности, в главе 2, «Бизоньи шкуры», вождь Белый Телёнок изображен так, будто он не знал о двух указах, которые лишили пикуни их земель между реками Йеллоустоун и Мариас. А в главе 24, «Невеста для Утренней Звезды, упоминается история о Бегущем Орле, знаменитой деве-воительнице племени пикуни. Шульц относит ее деятельность к «очень давним временам», но, по другой версии, подвиги Бегущего Орла произошли после 1856 года – времени, о котором рассказывает Шульц.

Я считаю, что крайне важно сохранить эти кажущиеся несоответствия в работе Шульца. Как рассказчик, он, несомненно, допускал некоторые вольности в обращении с некоторыми историческими фактами, и все же он сам пережил большую часть истории, которую он рассказывает в этой книге, и, следовательно, должен был хорошо ее знать. Возможно, эти расхождения побудят читателей и ученых провести дополнительные исследования, чтобы выяснить, кто прав, а кто нет.

Некоторые из приведенных здесь рассказов были подготовлены и впоследствии опубликованы в виде коротких повестей в популярных журналах и газетах. В начале все они были впервые опубликованы в журнале «Грейт Фоллс», а некоторые – в журнале «Лос-Анджелес Таймс», «Американский мальчик», «Спутник молодёжи», «Открытая дорога для мальчиков», «Святой Николай», «Кавалер», «Настоящие приключения на Западе» и «Жизнь мальчика» – все они содержат более ранние, а иногда и сокращённые версии историй, которые автор должен рассказать. Но у Апикуни были и более поздние версии; многие годы он вынашивал намерение объединить их в книге. Его смерть в 1947 году не дала этого сделать. Это осталось на долю его жены Джесси Дональдсон Шульц, известной как Апаки, и её бесчисленных индейских и белых друзей – собрать эти материалы и подготовить их к публикации. Без ее самоотверженной и неустанной преданности делу эта книга никогда бы не продвинулась дальше стадии планирования, на которой она находилась, когда Апикуни упокоился на индейском кладбище в долине Двух Талисманов в резервации черноногих. Больше, чем с кем-либо еще, делился с ней своими воспоминаниями о давних временах сам Апикуни. Теперь, исключительно благодаря ее целеустремленности и трудолюбию, эти воспоминания стали реальностью.

Все истории, содержащиеся во второй части этого тома, были рассказаны Шульцу его индейскими друзьями. Таким образом, хотя они являются подлинными во всех смыслах этого слова, их содержание, по необходимости, должно нести на себе отпечаток правки и вкусов Апикуни.

Эта последняя книга Джеймса Уилларда Шульца напомнит многим дни детства, миновавшего тридцать лет назад. Мы знали Нитаки, и Женщину-Ворону, и Хвостовые перья, Переходящие Через Холм, и многих других друзей Апикуни в восьмидесятые, потому что он сделал их нашими друзьями. Какими прекрасными людьми они все были, и какая честь быть с ними знакомыми! Мы были разлучены с ними на целое поколение, но теперь мы снова собрались вместе, чтобы вспомнить старые времена. Сейчас только двое или трое из них все еще живы, и я горжусь своей связью с самым благородным их них, моим приемным отцом, Жующим Черную Кость, который соответствует Ахко Питсу этой книги.

Кит С. Сил

Чикаго, Иллинойс

Часть первая
Автобиографические рассказы
Глава первая
Приключения в старом форте Конрад (1878-79)
Я – Белая Собака, ассинибойн

Форт Конрад! Какие воспоминания сохранились у меня о нем, о тех днях, когда мы занимались торговлей – мир, покой, волнующие приключения тут и там – все это было в давно ушедшую эпоху бизонов. Прекрасно оборудованный торговый пост, предназначенный для торговли с индейцами-черноногими, стоял на высоком южном берегу реки Мариас, немного выше устья ее притока Сухой Вилки, в восьмидесяти милях к северо-западу от форта Бентон, бывшего в то время столицей территории Монтана. Изменчивое течение размыло землю, на которой он стоял, и бревна, из которых он был сделан, давно сгнили на наносных островах Мариас, Миссури, Миссисипи, а может быть были унесены течением до самого Мексиканского залива.

Соединенные между собой бревенчатые хижины форта формировали три стороны квадрата размером 150 на 150 футов. Его восточная сторона представляла собой высокий бревенчатый частокол с воротами из крепких досок, достаточно широкими, чтобы пропустить фургон. К западной стороне примыкала конюшня и загон для лошадей.

Чарльз Конрад, компаньон фирмы по торговле с индейцами «Сент-Луис – Форт Бентон», построил форт Конрад в 1875 году, и тот был назван его именем. В 1878 году мой друг и работодатель Джозеф Кипп, прозванный черноногими Мастунопачисом, что значит Вороновый Колчан, купил этот форт, и мы незамедлительно, с большим запасом товаров для торговли все вместе отправились туда: Кипп со своей семьей, главный служавщий Хайрам Д. Уфам и их семьи (их жены были женщинами из племени пикуни), некоторые из их родственников пикуни, и я сам, юноша девятнадцати лет от роду.

Кипп был прирожденным торговцем с индейцами, в самом буквальном смысле этого слова, поскольку его отец был не кем иным, как бесстрашным капитаном Джеймсом Киппом из американской Меховой Компании, который в 1831 году построил форт Пиеган около устья реки Мариас, чтобы перехватить торговлю с черноногими – включающими собственно черноногих, Кровь и пикуни – у своих конкурентов с севера, компании Гудзонова Залива, а его матерью была Сахкей Ахки, Женщина Земли, прекрасная дочь вождя манданов Махтотопы, о которой в своих письмах восхищенно писал Джордж Кэтлин. С юности Джозеф работал в компании своего отца в форте Бентон, позже он работал на Кэролла и Стила, которые купили этот форт в 1865 году, когда Американская Меховая компания вышла из дела. Потом он начал свое дело, и весьма успешно, на постах, которые поставил в провинции Альберта – форте Стэндофф и потом в форте Кипп на реке Пузатой. За эти годы, в основном благодаря своей интуиции и сердечной доброте, он получил большой авторитет среди черноногих. До самой его смерти в 1913 году они не предпринимали никаких важных шагов, не посоветовавшись с ним.

В течение зимы 1878-79 годов мы вели хорошую торговлю с черноногими, пикуни и Кровью, получив от них две тысячи бизоньих шкур и несколько тысяч оленьих, волчьих, антилопьих и бобровых. Весной индейцы разошлись – черноногие и Кровь в места своего обитания, в Альберту в Канаде, а пикуни – на летнюю охоту к подножию Скалистых гор, за семьдесят пять миль к западу от нас.

В ста ярдах ниже нашего форта реку Мариас пересекала фургонная дорога, проходившая между фортом Бентон и фортом Маклеод в Альберте. Все запасы для этого северного форта и других поселений в южной Альберте доставлялись на пароходах, поднимавшихся по Миссури до форта Бентон, а оттуда их везли дальше на повозках, запряженных быками, лошадьми или мулами. Однажды вечером, в июне, караван Джона Хани, состоявший из трех лошадиных упряжек, восьми пар лошадей и двух фургонов на всех, встал на ночь недалеко от оврага д'Орелль, в двадцати милях к югу от нас, и ночью военный отряд индейцев увел всех его лошадей. Несколько ночей спустя, в Роки Спрингс, в тридцати милях к северу от нас, военный отряд напал на караван фургонов Генри Хагана, увел большую часть его лошадей и убил двух погонщиков. После этого подобные происшествия, хоть и в меньшем масштабе, продолжались с другими караванщиками, терявшими по пути своих лошадей, так что в итоге королевская канадская Конная полиция начала патрулировать часть дороги, проходящей через Альберту, и коменданта форта Шоу, на Солнечной реке, обязали позаботиться о безопасности части дороги, проходящей через Монтану.

Таким образом и прибыл однажды из форта Шоу отряд конных солдат из Третьего полка армии США во главе с первым лейтенантом Дж. H. Биком и встал лагерем в нескольких сотнях ярдов от нашего форта. Их палатки были белыми и опрятными, ряды покрытых холстом вьючных седел выглядели аккуратно, сигналы горниста были очень веселыми и вообще они производили очень хорошее впечатление.

Лейтенант Биком пришел поговорить с Киппом.

– Чьи это военные отряды, которые совершают эти набеги? – спросил он.

– Некоторые из них, без сомнения, ассинибойны. Наиболее вероятно, что другие – кри, Вороны или сиу- янктоны, – ответил Кипп.

– Да, и очень вероятно, что некоторые из этих отрядов – черноногие.

– О, нет! Нет! – воскликнул Кипп. – Они не подумали бы о том, чтобы напасть на белых здесь, на своей земле. Набеги они совершают только на своих краснокожих врагов и достаточно успешно. Только на днях военный отряд пикуни прошел здесь, у них было сто лошадей и пять скальпов, которые они взяли в сражении с ассинибойнами у устья Молочной реки.

– Хорошо, как я могу найти эти военные отряды и наказать их?

– У вас мало шансов их найти. передвигаются они только ночью, а днем прячутся где-нибудь, выставив часовых. Но белых солдат они боятся. Я советую вам проехать по дороге сперва на юг, потом на север, можно пройтись и по речной долине. Любые военные отряды, которые вас увидят, вернутся туда, откуда пришли.

– Да, похоже это все, что мне остается, – со вздохом произнес лейтенант. – Спасибо за совет. – И немного погодя добавил: – Какая дурацкая миссия нам предстоит. Одеть форму и разъезжать по окрестностям, в надежде на то, что нас издалека заметят и постараются избежать встречи. и очень маленькая возможность того, чтобы поймать налетчиков во время нападения на караван. Как бы я хотел иметь в своем отряде людей с вашим опытом. Я уверен, что с помощью ваших друзей – охотников и трапперов – мы скоро смогли бы сделать эту дорогу безопасной для проезжающих по ней.

– Да, может и смогли бы, – скромно ответил Кипп.

У нас не было много лошадей, только четыре для фургонной упряжке и дюжина верховых, включая двух быстрых скакунов, обученных охоте на бизонов, один из которых был моим, Для того, чтобы перевозить наши бизоньи и прочие шкуры, меха и товары для торговли, у нас был большой караван – три упряжки по восемь быков и по два фургона на каждую. Командовал этим хозяйством длинный Джон Форджи, а погонщиками были шурины Киппа – Берущий Ружье Ночью, Красные Глаза и Идущий С Погремушками. Все трое были молодыми пикуни, возрастом не более двадцати лет. В данное время фургоны не использовались, быки паслись в речной долине ниже форта. Лошадей на ночь загоняли в загон, а на восходе выгоняли пастись.

Поскольку лейтенант Биком и его люди лошадьми пользовались ежедневно, их вместе с вьючными мулами выводили пастись на ночь, привязанными на цепи или кожаные ремни, под охраной двух солдат, один из которых дежурил до полуночи, а другой до рассвета, когда их отвязывали и отводили в лагерь.

Была дождливая зимняя ночь и рано утром кто-то постучал в двери нашей конторы, где я спал. Я выскочил из кровати и впустил лейтенанта Бикома, запыхавшегося и промокшего так, что с него капала вода. Он сел на стул перед потухшим камином и, задыхаясь, произнес:

– Я должен видеть Киппа. Покажи мне, где он спит. А еще лучше – разбуди его, пожалуйста, и попроси прийти сюда.

Я оделся, набросил на плечи дождевик, пересек двор и нашел Киппа в его комнате, где он разжигал огонь в кухонной плите.

– Лейтенант Биком находится в конторе, он очень взволнован и хочет видеть вас, -сказал я.

– Ха! Что такое случилось, что он пришел в такую рань? – удивился он.

Когда мы вошли в контору, Биком встал, чтобы встретить нас, и сразу начал кричать:

– О, Джо! Мне нужен ваш совет, ваша помощь. Вчера вечером пять моих лошадей были украдены. Да, украдены прямо из-под носа моих часовых, так и было. Вы знаете, что для меня значит, если мы не сможем вернуть их. Я буду посмешищем всего полка на всю жизнь.

– Возможно, они просто ушли и заблудились? – предположил Кипп.

– О, нет. Нет! Воры вдобавок посмеялись над нами, оставив двух хромых лошадей в зарослях шалфея снова привязанными к длинной палке. Теперь нам не на чем ездить. Не попробуете ли вы найти и догнать этих воров? Мы последуем за вами и будем делать все, что скажете.

– Ладно. Я сделаю, что смогу, но вы знаете не хуже меня, что найти их будет трудно, потому что этот ливень смывает следы сразу, как только их оставят, – ответил Кипп. И с этим, отказавшись с нами позавтракать, лейтенант Биком поторопился вернуться в свой лагерь.

Как только мы с Киппом были готовы, мы сели на своих скакунов и присоединились к лейтенанту и его людям, ожидавшим нас, и все вместе поехали по узкой долине Сухой Вилки, где на рассвете этого дня два пастуха окружили табун армейских лошадей и мулов, чтобы отогнать их в лагерь, и обнаружили, что пять лошадей пропали – одной из них была любимая лошадь лейтенанта. Они показали нам также палку, к которой была привязана хромая пара. Но даже за это короткое время дождь смыл все следы табуна в поросшей густой травой пойме; в ту ночь дождь, принесенный северо-западным ветром, был очень сильным.

Оставив лейтенанта и его людей, Кипп и я сделали несколько кругов по долине и не смогли найти никакого следа пропавших лошадей. Искать след по Сухой Вилке тоже было бесполезно, потому что она превратилась в быстро взбухающий поток грязной воды. Поэтому, вернувшись к команде, Кипп сказал:

– Ну что, лейтенант, все так как я и думал. Абсолютно все следы украденных лошадей смыты дождем. Узнать, куда воры их увели, невозможно.

– Но я должен хотя бы попытаться их вернуть, что вы можете мне посоветовать?

– Ну, военный отряд может принадлежать к полудюжине разных племен, но более чем вероятно, что это – ассинибойны или сиу. Если так, то они без сомнения пересекли Мариас немного ниже, и теперь хотят обогнуть холмы Сладкой Травы с юга, чтобы вернуться к себе. Шанс догнать их невелик, но попробовать можно.

– Вы пойдете с нами?

– Да, – заверил его Кипп. И затем, обратившись ко мне, сказал: – Тебе стоило бы вернуться к форту. Скажи моим шуринам, чтобы они выехали и посмотрели, в каком состоянии наши быки.

Я был рад уйти из мокрой долины. Идущий С Погремушкой, Красные Глаза и Берущий Ружье Ночью ворчали, когда я передал им указание Киппа, что быки были в порядке и не нуждались в присмотре, но потом все же, поругавшись со своей сестрой, Женщиной Бьющей Дважды, женой Киппа, они оседлали лошадей и поехали вниз по долине.

Лейтенант Биком оставил несколько человек для охраны лагеря и вьючных мулов. Около девяти часов один из них приехал к воротам нашего частокола, покричал, чтобы его впустили, и, когда мы впустили его, сказал, что второй сержант отряда, внизу в лагере, очень болен, он страдает от спазм в животе, можем ли что-нибудь для него сделать?

Я знал по опыту, что мать Киппа, Сахкви Ахки, Земная Женщина¹, и Женщина-Ворона были хорошими знахарками. Они вылечили меня от нескольких болезней. Они с готовностью согласились сделать для больного все, что могли, и, поспешно собрав свои снадобья, со мной и с солдатами отправились в лагерь. Больной согнулся и стонал. Земная Женщина быстро сделала отвар из смеси черных и белых корней и дала ему выпитm несколько чашек, и скоро он вытянулся на постели и с облегченным вздохом сказал, что боль уменьшилась. Женщина-Ворона улыбнулась, а Земная Женщина попросила меня сказать ему, что попозже она даст ему другой отвар и он не будет больше страдать.

Ночь была безветренной, но дождь продолжал идти, слабо барабаня по крыше палатки. Печь, стоящая в её центре, давала приятное тепло, а фонарь давал достаточно света. Мы курили и беседовали. Земная Женщина беспокоилась о сыне, думая, каково ему с солдатами приходится холодной дождливой ночью и думая, когда они вернутся. Заболевший сержант отвечал за лагерь, а шестеро его подчиненных посменно дежурили по двое, охраняя за пасущихся лошадей и мулов. Один из дежурных прибежал в палатку и сел перед печью, чтобы отогреть руки, которые, как он сказал, так замерзли, что он даже трубку не мог зажечь. Сержант сказал ему:

– Ладно, только побыстрее, этим мулам и лошадям нужен глаз да глаз.

Ветер стих, сменившись спокойным дождем. Днем приехали наши пастухи, они торопились и были очень взволнованы. на второй ступени южной части долины они нашли одного из быков убитого стрелой, его язык, печень и часть ребер были вырезаны. Рядом с тем местом, в густом лесу, они нашли шалаш, временное убежище, в котором военный отряд отдыхал и жарил мясо. Украшенная бусинами пара старых мокасин, найденная там, ясно говорила о том, что это несомненно были ассинибойны и наверняка именно они увели армейских лошадей.

Таким образом догадка Киппа о том, что лошадей увели ассинибойны, подтвердилась. Теперь он мог повести на них солдат, и им предстояло сражаться. Жена Киппа, его прекрасная мать из племени манданов, и ее близкая подруга, Женщина-Ворона, собрались вместе и просили Солнце беречь его. Так прошла вторая половина дня. Настала темная ночь, а дождь все продолжался, а Кипп так и не появлялся. Женщины все более тревожились и все более пылко молились о нем.

А затем мы ясно услышали донесшийся с небольшого расстояния крик на языке черноногих:

– Слушайте! Слушайте! Это я, я – Белая Собака. Вчера вечером я угнал пять ваших лошадей. Сейчас я взял пять ваших большеухих. Я – Белая Собака. Придите и схватите меня!

И Земная Женщина застонала:

– Белая Собака! Он снова здесь! – и солдаты закричали:

– Кто это? Кто это такой? Что он говорит?

Раздались выстрелы и несколько пуль пролетело через палатку.

– Это Белая Собака, ассинибойн. Говорит, что он вчера ночью взял ваших лошадей, а теперь взял пять ваших мулов, – крикнул я солдатам, хватая фонарь, чтобы погасить его. Они расхватали винтовки и выбежали из палатки – все, кроме больного сержанта. Я сказал, что не захватил свою винтовку, и он велел мне взять его спрингфилд. Ощупью найдя винтовку, я взял её, шагнул к дверному проему и вышел, наткнувшись на одного из солдат. Ночь была очень темной, настолько темной, что мы не могли видеть находившихся рядом мулов, которые фыркали и подпрыгивали на своих стеноженных ногах, испуганные стрельбой. И мы могли услышать стук копыт украденных мулов, который все слабел и слабел, потому что воры удалялись к устью Сухой Вилки.

Солдаты кричали друг другу, занимая свои позиции. Я сказал им, что военный отряд этой ночью уже не вернется, поэтому нет смысла мокнуть под дождем. Вернувшись в палатку, я снова зажег фонарь и подкинул в печь немного дров. Женщины говорили о смелости Белой Собаки. Сержант стонал:

– Как же мне не везет; когда вернется лейтенант Биком, я получу выговор.

Он попросил меня позвать четверых его солдат. Земная Женщина дала ему очередную порцию лекарства, и он сказал:

– Этот Белая Собака! Наверняка он имеет на нас зуб, раз украл пять наших мулов. Кто же он такой?

Белая Собака, объяснил я, был ассинибойном, который много лет не дает покоя черноногим. Несколько лет назад он захватил женщину племени пикуни и сделал её одной из своих жен, выучил её язык², и она родила от него ребёнка, мальчика. Но она ненавидела его и вместе с ребенком убежала от него, сумев вернуться к своему племени. С того времени Белая Собака, всегда с несколькими верными компаньонами охотились на черноногих, время от времени убивая неосторожных охотников и совершая ночные набеги на их табуны; он все время чувствовал себя в полной безопасности и кричал, что это он, Белая Собака, совершил набег. Военные отряды один за другим пробовали положить этому конец, некоторые из них были к этому близки, но ему всегда удавалось обмануть преследователей и уйти.

– Хорошо, почему тогда он нам это кричал? Он ведь знает, что мы не черноногие, – сказал сержант.

– Он несомненно знал, что некоторые из обитателей форта будут здесь и поймут его вызов, – ответил я.

– Вот же нахал. Пришел сюда в лагерь со своими людьми, убил вашего быка, угнал пять наших лошадей и никаких следов не оставил, а следующей ночью вернулся и увел наших мулов. Черт возьми! Как бы я хотел бы поймать его прежде, чем вернется лейтенант Биком, но я слишком слаб, чтобы куда-то идти, – сказал больной.

Один из его солдат сказал:

– Что толку от ваших разговоров о том, чтобы куда-то пойти? Все прекрасно понимают, что мы должны сидеть тут и стеречь скотину.

Ответа не было. Я предложил женщинам вернуться домой. Нет, они решили остаться до рассвета. Сержант предложил, чтобы четверо его солдат проводили нас до форта.

– Нет, – сказала Земная Женщина. – Белая Собака со своими головорезами могут быть рядом, и четверо солдат для них ничего не значат.

Дождь прекратился перед самым рассветом, и солнце поднималось в ясном синем небе, когда мы приблизились к форту и были встречены нашими тремя молодыми пастухами с винтовками в руках. Они слышали суету в лагере и до нашего появления были начеку, не зная, что происходит. Они были более чем злы, когда мы рассказали им о втором набеге Белой Собаки на армейский табун. Один из них процедил сквозь зубы:

– Что за ерунда! Вороновый Колчан (Кипп) уехал с солдатами на поиски Белой Собаки, а тот прячется здесь, чтобы на сей раз украсть у них несколько большеухих.

Я позавтракал, лег на свою лежанку в конторе и немного поспал. Кипп с солдатами вернулись ближе к вечеру. Они далеко спустились по долине Мариас, до подножия холмов Сладкой Травы, но никаких признаков воров не нашли. Когда мы сказали им, что выяснилось этой ночью, Кипп рассмеялся и сказал, что Белая Собака был самым коварным и самым удачливым конокрадом, с которым он встречался.

– Я думаю, что вы должны пойти с вашим отрядом вниз, прямо в лагерь ассинибойнов, он должен сейчас быть где-нибудь недалеко от устья Молочной реки, и заставить Белую Собаку отдать ваших лошадей, а потом арестовать его или даже убить, – ответил Кипп.

– Но это невозможно! Невозможно! – выкрикнул Биком. – Мне приказано стоять здесь лагерем и приложить все усилия для защиты проезжающих по этой дороге. Если я уйду отсюда, меня ждет трибунал.