Kitobni o'qish: «Плоть орхидеи»

Shrift:

THE ORCHID

Глава первая

Откуда-то из глубин здания, перекрывая рев ветра, от которого дребезжали окна и сотрясались двери, сквозь стены с мягкой обивкой просочился женский вопль. Это был жуткий звук, свидетельствовавший скорее о полной деградации, чем о боли или страхе, и он все нарастал, а достигнув своей кульминации, наконец сменился жалобными всхлипами сумасшедшей.

По широкому коридору, проходящему через все строение, шла молодая симпатичная медсестра и несла на подносе ужин. Она остановилась у одной из дверей и опустила поднос на белый эмалированный столик у стены.

Тут же из-за поворота появился приземистый смуглый мужчина с двумя золотыми зубами. Увидев медсестру, он цинично ухмыльнулся, но сверху снова раздался душераздирающий женский вой, и ухмылка превратилась в гримасу.

– Эти вопли надоели до скрежета зубовного, – сказал он, останавливаясь рядом с медсестрой. – Уж хоть бы дать ей повод поорать… Это я бы обеспечил с удовольствием.

– А, это номер десять, – ответила девушка, приглаживая пшеничные кудри, обрамляющие хорошенькое личико под накрахмаленным белым колпачком. – В грозу она всегда так. Надо бы перевести ее в палату со звукоизоляцией.

– Да пристрелить проще, – буркнул коротышка. – Действует мне на нервы. Если б знал, как оно обернется, в жизни не согласился бы на эту работу.

– Не капризничай, Джо, – сказала медсестра, равнодушно посмеиваясь. – Это ж психушка, чего ты хотел-то?

– Уж точно не этого. – Джо помотал головой. – На нервы действует. А урод из пятнадцатой палаты мне утром едва глаза не выколол. Слышала?

– Все слышали, – сказала медсестра и рассмеялась. – Говорят, ты как лист дрожал.

– Надеялся так выпросить у дока Траверса хоть глоточек бренди, – ухмыльнулся Джо. – А он, подлец, мне нюхательной соли дал. – Джо подумал немного и продолжил: – Слышишь, какой ветер? Тут и так жутко, а еще он воет, как заблудшая душа.

– Вот ведь книжек начитался, – сказала медсестра. – А я люблю звук ветра.

– Ну и наслаждайся, – отрезал Джо.

Вдруг женщина наверху рассмеялась, и смех ее прозвучал ясно, пронзительно, без малейшего оттенка истерики, и этот сверхъестественный пугающий звук слился с шумом бушующей на улице грозы.

– И эти хиханьки тебе тоже нравятся? – спросил Джо, поджав губы и беспокойно косясь.

– Привыкла, – сухо сказала медсестра. – Психи – они как дети: желают самовыражаться.

– С этим у нее все в порядке, может гордиться.

После непродолжительной паузы медсестра спросила:

– Дежурство закончилось?

Джо внимательно посмотрел на нее – не то насмешливо, не то дружелюбно.

– Это приглашение? – спросил он, придвигаясь поближе.

Медсестра засмеялась.

– Боюсь, что пока нет, Джо, – с сожалением сказала она. – Надо еще восьмерым подать ужин. Хорошо, если через час освобожусь.

– Да к черту все! Я – спать. Сэм уже пришел на смену. Вставать-то в четыре. И потом, не могу я больше слушать, как эта ненормальная орет, – хватит с меня.

– Хорошо, значит, иди спать. – Медсестра вскинула голову. – Найду другую компанию. Доктор Траверс хочет, чтобы я сыграла с ним в джин-рамми.

Джо фыркнул:

– Только на это он и способен. У дока Траверса ничему новенькому не научишься.

– Знаю… доктор Траверс – не первой свежести… Да и ты тоже, Джо.

Джо потянул носом, глядя на поднос.

– А неплохо их тут кормят. – Он стянул с подноса стебелек сельдерея. – Пока я здесь не начал работать, думал, им бросают сырое мясо сквозь прутья клетки.

Он принялся жевать сельдерей.

– Не трогай ужин пациентки, – с раздражением сказала медсестра. – Какой невоспитанный! Здесь так нельзя.

– Все, уже сделал, – простодушно сказал Джо. – Гадость какая! И потом, у нее столько денег… Вряд ли ее опечалит пропажа веточки сельдерея.

– А, так ты знаешь?

Джо хитро взглянул на нее:

– Я ничего не упускаю. Подслушал под дверью, когда док Траверс орал в трубку. Шесть миллионов баксов. Это же ей Блэндиш оставил, да? Подумать только! Шесть миллионов! – Он тихонько присвистнул.

Медсестра вздохнула. Эта мысль весь день не выходила у нее из головы.

– Ну, некоторым везет, да. – Она прислонилась к стене, оценивающе разглядывая Джо. Все-таки он не лишен привлекательности – так ей казалось.

– Какая она из себя? – спросил Джо, показывая стеблем сельдерея на дверь. – Рассказывают, понимаешь… Сэм говорит, сочная штучка. Это правда?

– Бывают и похуже, да, – отмахнулась медсестра. – Но не в твоем вкусе, Джо.

– Вот, значит, как. Да с шестью миллионами даже лошадь миссис Астор будет в моем вкусе. Если бы эта дамочка дала мне запустить руку в свой кошелек, я бы женился на ней хоть завтра. Может, уговоришь ее?

– Тебе такая жена точно не понравится, Джо, – хихикнула медсестра. – Будешь бояться глаза закрыть. Она прирожденный убийца.

– Если она так хороша, как говорит Сэм, я не захочу закрывать глаза, – парировал Джо. – И потом, ради таких денег стоит и рискнуть. Думаю, я бы с ней справился, взгляд у меня гипнотический. – Он потеребил медсестру за бок. – Однажды и тебя загипнотизирую.

– А меня не надо и гипнотизировать, – хихикнула она. – Ты же знаешь, Джо.

– И то верно.

Медсестра взяла поднос.

– Все, у меня работа. Неужели не увидимся сегодня? – Она посмотрела на него лукаво. – Правда, что ли, будешь валяться в постели?

Джо окинул ее взглядом:

– Ладно. Тогда в восемь. Но не заставляй меня ждать. Можем пойти в гараж и посидеть в машине. Если не найдем чем заняться, поучу тебя рулить. – Он прикрыл один насмешливый глаз. – Всяко повеселее, чем в джин-рамми играть.

И, погрузившись в свои мысли, зашагал по коридору – нескладный, приземистый, безразличный к собственной победе.

Медсестра посмотрела ему вслед, вздохнула и нашарила ключ, висевший на тонкой цепочке у нее на поясе. Пациентка на третьем этаже опять принялась кричать, словно нашла новый источник вдохновения, – ее вопли перекрывали шум дождя, хлещущего по оштукатуренным стенам лечебницы. Ветер, притихший было перед очередным порывом, постанывал в трубах. Где-то со стороны двора громко хлопнула дверь.

Медсестра отперла замок и вошла в незатейливо обставленную комнату. У окна стоял железный столик, в сторону двери было повернуто кресло – и оба предмета мебели были привинчены к полу. На высоком потолке горела лампа без плафона в проволочной оплетке. Светло-голубые стены были обиты мягким стеганым материалом. На кровати просматривались очертания женщины, очевидно спящей.

Медсестра чуть рассеянно, все еще думая о Джо, поставила поднос на столик и подошла к кровати.

– Проснитесь, – быстро сказала она. – В это время нельзя спать. Поднимайтесь, я вам ужин принесла.

Тело под одеялом не пошевелилось, и медсестра нахмурилась: ей вдруг стало не по себе.

– Просыпайтесь! – резко повторила она, касаясь спящей.

Когда пальцы ее погрузились во что-то мягкое, она поняла, что под одеялом – не человеческое тело. По спине пробежал холодок тревоги. Она откинула одеяло и едва успела заметить подушку и свернутое одеяло вместо пациентки: в этот миг стальные пальцы сомкнулись на ее лодыжках и сильно дернули.

Ужас сковал ей горло, не дав издать и звука, и она почувствовала, что падает. Миг, пока она отчаянно пыталась удержаться на ногах, показался ей бесконечностью, потом она рухнула на спину, и от сильного удара головой и плечами об покрытый ковром пол ей стало плохо. Ошеломленная, неспособная двигаться, она вдруг осознала, что оказалась наедине с опасной сумасшедшей, и отчаянно попыталась встать. Смутно ощущая, как кто-то над ней нависает, женщина тоненько пискнула от ужаса – мышцы отказались ей повиноваться. И тут поднос вместе со всем содержимым, с едой и посудой, обрушился ей на голову.

Женщина на третьем этаже снова смеялась – ее невеселый смех походил на дикий хохот гиены.

Джо поднял плечи, словно ожидая удара в затылок, и заторопился по темному коридору, потом вниз по лестнице, в цокольный этаж. Он рад был оказаться в спальне, которую делил с Сэмом Гарландом, шофером доктора Траверса. Гарланд хоть и лежал на койке под одеялом, но все еще оставался в брюках и рубашке. Его широкое добродушное лицо было обращено вверх, глаза закрыты.

– Ну и ночка! – оживился он, когда Джо вошел. – Несколько лет ничего подобного не было.

– Жутковато, – сказал Джо, подходя к камину и усаживаясь в кресло. – Наверху эта безумная то смеется, то воет, здорово действует на нервы.

– Слышал. А если она сбежит и заберется сюда, пока мы будем спать? – Гарланд спрятал ухмылку. – Только представь, Джо: явится с ножом, пока темно, и перережет нам, спящим, глотки. Вот посмеется-то тогда, а?

– Заткнись! – сказал Джо, вздрагивая. – Чего это ты вздумал страху на меня нагонять?

– Да такое уже было, – соврал Гарланд, устраиваясь поудобнее на засаленной подушке. – Одна вот заявилась к медсестре с бритвой – а когда ее нашли, она в коридоре играла в футбол головой этой самой медсестры, катала ее туда-сюда. Это еще до твоего прихода случилось.

– Враки! – разозлился Джо. – Заглохни! Говорю же, у меня сегодня нервы на пределе.

– Да я ж просто так – поболтать… – Гарланд усмехнулся и снова закрыл глаза. – Расслабься. Хорошая работа, особенно если не дергаться.

– А мне-то свезло как, – сказал Джо, почесывая затылок. – Иду на свидание с блондинистой сестричкой со второго этажа, в восемь часов. Не думаю, что в темноте получится у нас что-то хорошее.

– А, с той, – презрительно бросил Гарланд. – Она со всеми новенькими встречается. Не такая уж она и красотка.

– Ну, на заднем сиденье машины сойдет. Пару дней назад у нас была репетиция в костюмах… Вполне себе энергичная дамочка.

– В том-то и проблема, – сказал Гарланд. – Слишком энергичная.

Но Джо не слушал. Он подался вперед, пристально глядя на дверь.

– Сейчас-то что не так? – озадаченно спросил Джо.

– Снаружи кто-то есть, – прошептал Джо.

– Может, мышь или твоей блондиночке уже не терпится, – усмехнулся Гарланд. – Ну есть там кто-то – и что?

Но Джо был так явно напуган, что это подействовало и на Гарланда, – он тоже сел и прислушался.

Снаружи скрипнула половица, потом другая. Чья-то рука коснулась стены, потом еще раз – уже ближе.

– Может, это Борис Карлофф, – предположил Гарланд, но улыбка застыла на его лице. – Сходи глянь, Джо.

– Сам глянь, – прошептал Джо. – Я туда и за сотню баксов не сунусь.

Никто из них не пошевелился.

У двери кто-то зашарил рукой, опять скрипнула доска, потом топот ног по деревянному полу коридора заставил мужчин вскочить. Гарланд отбросил одеяло, Джо споткнулся о свое кресло. Тут же хлопнула задняя дверь, и по коридору пронеслась волна холодного воздуха.

– Кто это был? – спросил Джо, пятясь назад.

– Да просто кто-то вышел, дуралей, – проворчал Гарланд, садясь на кровать. – Что с тобой? Я вот теперь тоже дергаюсь.

Джо запустил пальцы в волосы:

– Меня сегодня натурально трясет. И наверху эта кричит не переставая, да еще гроза.

Он продолжал прислушиваться, глядя на дверь.

– Потому что хватит жрать витамины пачками, – резко сказал Гарланд. – А то сам в дурку загремишь.

– Слушай! Это собака. Нет, ты прислушайся.

Где-то в саду тоскливо завыла собака. Ветер подхватывал звук и уносил его прочь.

– Чего ж ей не повыть, если хочется? – неуверенно спросил Гарланд.

– Не в том дело. – Лицо Джо приняло сосредоточенное выражение. – Так собака воет, только если ее сильно напугать. Что-то ее страшит.

Они прислушались к тоскливому вою, потом Гарланд вдруг вздрогнул.

– Ты накручиваешь меня, – сердито сказал он, выглядывая в окно, в мокрую темноту. – Ничего не видно. Может, нам спуститься – у нее хоть будет причина для вытья?

– Я не пойду. – Джо сел. – Туда, в темноту, – да ни за какие деньги!

Но пронзительная трель звонка тут же заставила его вскочить.

– Это тревога! – закричал Гарланд, хватая пиджак. – Пошли, Джо, давай быстрее!

– Тревога? – непонимающе спросил Джо. У него по спине пробежал холодок до самых корней волос. – Какая тревога?

– Кто-то из психов сбежал! – проорал Гарланд, протискиваясь мимо Джо к двери. – Нравится тебе или нет, придется двинуть в темноту прямо сейчас.

– Так вот почему завыла собака, вот что мы с тобой слышали, – сказал Джо, не решаясь сдвинуться с места.

Но Гарланд уже бежал по коридору, и Джо, которому было страшно оставаться одному, поспешил за ним.

Перекрывая шум ветра и дождя, снова завыла собака.

Шериф Камп стряхнул воду с черной шляпы, входя вслед за медсестрой в кабинет доктора Траверса.

– Слышал, у вас тут неприятности, док. – Он пожал руку высокому угловатому человеку, шагнувшему ему навстречу. – Кто-то сбежал, верно?

Траверс кивнул. В его глубоко посаженных глазах читалось беспокойство.

– Мои люди сейчас ищут пациентку, – сказал он, – но нам пригодится любая помощь. Нервная работа: понимаете, она опасна.

Шериф потянул соломенный ус, пожелтевший от табака, ошарашенно глядя светлыми глазами.

– Так, значит? – медленно выговорил он.

– Я в очень затруднительном положении, – продолжал Траверс. – Если эта история попадет в газеты, мне конец. Именно эту пациентку никак нельзя было потерять.

– Помогу, чем смогу, док. – Камп сел. – Можете на меня положиться.

– Знаю. – Траверс принялся расхаживать туда-сюда и вдруг продолжил: – Пациентка – наследница Джона Блэндиша. Его имя вам о чем-то говорит?

Камп нахмурился:

– Джон Блэндиш? Да, кажется, что-то слышал. Это тот миллионер, у которого лет двадцать назад похитили дочку?

– Именно. Пациентку нужно вернуть на место раньше, чем кто-либо узнает о ее побеге. Вспомните, какой шум поднялся, когда Блэндиш умер в прошлом году. Если новости просочатся, все начнется по новой, хоть клинику закрывай.

– Да расслабьтесь, док, – спокойно сказал Камп. – Получите вы ее назад. – Он снова потянул себя за ус. – Говорите, она наследница Блэндиша? А о чем он думал, когда завещал деньги сумасшедшей? Бред же.

– Это его незаконнорожденная внучка, – сказал Траверс, понизив голос. – Просто чтобы вы были в курсе, и больше никому не говорите.

– Повторите, пожалуйста, – сказал Камп, выпрямляясь.

– Дочку Блэндиша похитил убийца-дегенерат, – сказал Траверс после минутного колебания. – Когда ее нашли, она успела пробыть в его руках не один месяц, и, помните, она покончила с собой – выбросилась из окна, не дождавшись встречи с отцом. Она умерла от полученных травм.

– Да, я в курсе, – нетерпеливо сказал Камп.

– Но вот чего вы не знаете: перед смертью она родила дочь. Отец ребенка – похититель, Гриссон.

Камп шумно выдохнул:

– И этот ребенок – ваша пациентка, ну, в смысле, уже взрослая, так?

Траверс кивнул:

– Внешне Кэрол – точная копия матери, и Блэндиш не мог вынести ее присутствия. Поэтому ее воспитывали приемные родители. Блэндиш не пытался сблизиться с ней, но она ни в чем не нуждалась. То, что ее отец – дегенерат, вызывало подозрения, но в первые восемь лет ее жизни не было видно никаких признаков дурной наследственности. За ней наблюдали; но когда ей исполнилось десять, она перестала общаться с другими детьми, стала мрачной, проявилась тяга к насилию. Блэндишу сообщили, и он нанял для присмотра за ней медсестру из психиатрической лечебницы. Она буйствовала все сильнее, и скоро стало понятно, что ее нельзя доверить никому, кто слабее ее. К тому времени, как ей исполнилось девятнадцать, ее пришлось признать невменяемой. Уже три года она – моя пациентка.

– Насколько она опасна?

– Трудно сказать. – Траверс отвернулся. – Все это время она была под наблюдением обученных специалистов, которые с ней справлялись. Не хочу, чтобы вы подумали, будто она всегда агрессивна и опасна – вовсе нет. На самом деле бо`льшую часть времени это очень милая и приятная девушка. Она месяцами ведет себя совершенно нормально, и кажется, что держать ее взаперти – недопустимо. Но потом вдруг она нападает на всех без разбору. Такая странная душевная болезнь, разновидность шизофрении. – (Тут Камп побледнел.) – Если хотите, раздвоение личности, как у Джекила и Хайда. Как будто у нее в голове какая-то шторка, которая ни с того ни с сего захлопывается, превращая ее в маньячку-убийцу. Проблема в том, что предугадать наступление приступа невозможно. Что-то вдруг происходит, и она нападает на всех подряд с удивительной яростью и силой. Когда она не в себе, силой может потягаться с любым мужчиной.

– Она уже убила кого-нибудь? – спросил Камп, дергая себя за усы.

– Нет, но ее признали невменяемой после двух неприятных происшествий. В последний раз она напала на одного типа, который бил собаку. Она любит животных, и прежде чем медсестра успела сделать хоть шаг, она налетела на того человека и исполосовала ему лицо ногтями. У нее очень сильные руки, и парень в итоге ослеп на один глаз. Медсестра и подоспевшие прохожие с трудом оторвали ее от него. Очевидно, что, если бы не они, она бы его убила. Он подал в суд, и ее отправили в клинику. Дело замяли, но Блэндишу пришлось прилично раскошелиться. – Траверс пробежал пальцами по волосам и тряхнул головой. – А сейчас она может отправиться, куда ей вздумается, и любой, кто на нее наткнется, в серьезной опасности.

– Да уж, хорошенькое дело, – сказал Камп. – И погода ведь дело не облегчает.

– Ее нужно найти тихо и быстро, без огласки. Вы, наверно, слышали, что имущество Блэндиша по завещанию переходит в руки поверенных, включая деньги – шесть миллионов долларов. Но если станет известно, что она сбежала и бродит по окрестностям, кто-нибудь нечистоплотный может попытаться захватить ее и получить доступ к деньгам.

– Но при наличии опекунов состояние в безопасности, разве нет?

– Не факт. В нашем штате имеется закон, охраняющий права невменяемых. Если такой человек бежит из-под врачебного присмотра и остается на свободе в течение четырнадцати дней, то, прежде чем поместить его в клинику, нужно будет заново признать, что он не в себе. Насколько я в курсе, согласно условиям завещания Блэндиша, если девушка покинет клинику и не будет признана невменяемой вторично, деньги достанутся ей и в опекунах больше не будет необходимости. Видите ли, Блэндиш не верил, что внучка неизлечима, и именно потому выразил свою последнюю волю таким образом. Думаю, он жалел, что отдал ее в чужие руки в раннем детстве, и хотел это как-то компенсировать.

– Словом, если ее не найдут за две недели, вы не примете ее обратно?

– Если только судья не вынесет решение о ее заключении в лечебницу и оно не будет подтверждено двумя независимыми экспертами, а они не станут принимать в расчет историю ее болезни. Придется доказывать, что она невменяема, прежде чем они смогут что-то сделать, а если она покинет территорию штата, то это и вовсе может оказаться невозможным.

– Значит, нужно срочно ее отыскать. У нее были свои деньги?

– По крайней мере, я об этом не знаю. Скорее, нет.

– У вас есть ее фото?

– Не думаю, что они вообще существуют.

– Тогда опишите ее.

Камп достал из кармана потрепанный блокнот.

Траверс нахмурился:

– Ее трудно описать так, чтобы вы могли представить. Ну, смотрите. Ростом она, думаю, пять футов и пять дюймов, волосы рыжие, глаза большие и зеленые. Она необычайно красивая девушка – хорошо сложенная, грациозная. Иногда она так по-особенному смотрит на собеседника из-под полуопущенных век, и в этом есть что-то определенно неприятное, будто расчетливое. С правой стороны рта у нее нервный тик, единственный внешний признак душевной болезни.

Камп что-то хрюкнул, строча в блокноте.

– А особые приметы есть?

– Двухдюймовый неровный шрам на левом запястье. Это она пыталась вскрыть себе вены во время припадка, уже когда находилась у нас. Самое примечательное в ней – волосы. Таких рыжих я никогда не видел – будто и правда красные, а не рыжевато-коричневые, очень необычно и красиво.

– А как она была одета во время побега?

– Темно-синее шерстяное платье и крепкие башмаки пропали. Мой шофер говорит, что исчезло его пальто, которое висело в коридоре у двери. Надо полагать, тоже она прихватила.

Камп встал:

– Ладно, начнем. Сообщу в патрульную службу, чтобы перекрыли дороги, и организую поисковый отряд, чтобы прочесать холмы. Не волнуйтесь, док, мы ее найдем.

Но, слушая, как отъезжает машина шерифа, Траверсу подумалось: нет, не найдут.

Грузовик остановился у кафе Энди. Дэн Бернс устало выбрался из кабины и побрел по лужам, пригнувшись, чтобы хоть как-то защититься от сильного ветра и дождя. Он толкнул дверь и пробрался сквозь жару и тяжелый табачный дым к столику почти у самой плиты.

Появился Энди – шумный жизнерадостный толстяк.

– Привет, Дэн, рад видеть. Что-то неважно выглядишь, сынок. Сегодня не поедешь, правда ведь? Ребята по большей части остаются ночевать. Для тебя тоже найдем местечко.

– Нет, надо ехать, – сказал Дэн. Лицо его застыло от усталости, веки сами собой опускались. – Налей-ка мне кофейку, Энди, да покрепче. Завтра мне нужно быть в Оуквилле.

– Да ты рехнулся, – сплюнул Энди. Он ушел и почти тут же вернулся с чашкой кофе. – Вы, дальнобойщики, ненормальные. Почему бы не поспать? Уже небось несколько дней кровати не видал?

– Я, по-твоему, развлекаюсь, что ли? С такими расценками и с просрочкой долга за грузовик в десять недель что еще остается? Я не хочу потерять грузовик, Энди.

– Будь только осторожнее. Ты скверно выглядишь и не в том состоянии, чтобы вести машину по горной дороге.

– Брось ты. Говорю же, мое дело. – Он пригубил горячий кофе и вздохнул. – У меня пятьсот гребаных ящиков грейпфрутов, того и гляди сгниют. Нужно отвезти их, Энди. Иначе не добыть денег.

Энди фыркнул:

– Ну, раз так… Как там Конни и малыш? Надеюсь, в следующий раз прихватишь их с собой. Хотел бы с ними повидаться.

Лицо Дэна посветлело.

– Они в порядке. А вот привезти не смогу, Энди, – слишком сложно, приходится все время мотаться туда-сюда. – Он допил кофе. – Надеюсь хоть как-нибудь дома переночевать – я там несколько недель не был.

– Да уж, хорошо бы. А то, не ровен час, вздумаешь поцеловать Конни, а сынишка тебе в глаз заедет.

– Точно. – Дэн встал. – Мне уже просто-таки худо от этого дождя.

– Сегодня точно не прекратится. Береги себя, сынок.

– Ладно. Ну, будь здоров, увидимся, если повезет с грузом.

– Непременно повезет, – жизнерадостно сказал Энди. – Смотри там, не усни, когда поедешь через гору. – Он подобрал деньги, которые Дэн выложил на стол. – Пока.

После теплого кафе кабина показалась Дэну холодной, и он как будто взбодрился. Он завел мотор, выехал на дорогу, и машина с ревом устремилась в темноту и дождь.

Справа, поодаль от шоссе, он увидел освещенные окна психиатрической лечебницы Гленвью и сморщил курносый нос в тревожной гримасе. Каждый раз, проезжая мимо, он думал: если не перестанет вот так ездить, не врежется во что-то, не сгорит, то точно попадет в дурдом. Долгие часы за рулем, монотонный рокот мотора, постоянный недосып в конце концов сведут с ума любого. Он снова посмотрел на удаляющиеся огни Гленвью. Ну, туда-то ему угодить не грозит – в Гленвью только богатые психи.

Ветер бил в борт грузовика, по крыше молотил дождь. Дорогу было видно плохо, но он ехал дальше, до боли сжимая руль.

Вдруг он подался вперед, вглядываясь в лобовое стекло. Фары высветили девушку, стоящую у шоссе. Она словно не замечала хлещущего дождя и никак не отреагировала, когда к ней приблизился грузовик.

Дэн машинально нажал на педаль тормоза, и задние колеса заскользили. Он подъехал к девушке и высунулся из кабины. Теперь фары не светили на нее, и Дэн плохо ее видел, но мог разглядеть, что она без шляпы и мокрые волосы прилипли к голове.

Это казалось странным и слегка встревожило Дэна.

– Подвезти? – спросил он во весь голос, пытаясь перекричать шум бури, и открыл дверцу.

Девушка не шелохнулась. Он видел лишь белое пятно ее лица, чувствовал на себе ее взгляд.

– Я спрашиваю, подвезти? – проорал он. – И вообще, что вы тут делаете – не видите, какой дождь?

– Да, подвезите меня, – сказала девушка бесцветным голосом, лишенным всякого выражения.

Он наклонился, схватил ее за руку и помог забраться в кабину рядом с собой.

– Сырость такая, – сказал Дэн. – Жутко сырая ночь.

Он перегнулся через пассажирку и захлопнул дверцу. В тусклом свете приборной панели он заметил, что девушка одета в мужской тренч.

– Не правда ли? – невпопад произнесла она.

– Вот именно, жуткая сырость, – повторил Дэн озадаченно. Он отпустил тормоза, машина взревела и покатилась во тьму.

Издалека донесся звон колокола.

– Что это? – спросил Дэн, прислушиваясь. – Вроде колокол.

– Это тревога в психбольнице, – сказала девушка. – Значит, кому-то посчастливилось выбраться.

Она тихонько засмеялась – странный звук с металлическими нотками, от которого Дэну стало слегка не по себе.

Скорбный звон колокола, несомый ветром, преследовал их.

– Хотите сказать, какой-то псих сбежал? – Дэн уставился в темноту, почти ожидая увидеть бормочущего безумца, выскакивающего навстречу грузовику из густых придорожных кустов. – Спорим, вы рады, что я подвернулся? Куда направляетесь?

– Никуда.

Девушка подалась вперед, глядя в залитое дождем лобовое стекло. Свет панели упал на ее длинные тонкие руки, и Дэн заметил на левом запястье глубокий неровный белый шрам. «Почти у самой артерии, – подумал он, – должно быть, она сильно напугалась».

– Никуда? – повторил он и засмеялся. – Дотуда чертовски далеко.

– Я пришла ниоткуда, еду никуда, и я никто, – сказала девушка. В ее жестко звучащем голосе чувствовалась странная горечь.

«Хочет, чтобы я отвязался, не приставал», – подумал Дэн и сказал:

– Я не то чтобы любопытствую. Просто вот еду в Оуквилл, если вам подойдет…

– Подойдет, – безразлично сказала она и притихла.

Теперь они ехали вверх по склону, и мотор нагрелся, наполнив кабину теплом. Дэна разморило. Тело мучительно жаждало сна, мозг онемел, и Дэн вел машину на автомате, позабыв о сидящей рядом девушке, и качался в такт с грузовиком, словно тряпичная кукла.

За четверо суток он спал только шесть часов, и сил держаться почти не осталось. Вдруг он неожиданно для себя завалился вперед, уронив голову на руль. Он тут же проснулся и выпрямился, вполголоса ругаясь. Навстречу ему неслась обочина, трава ярко зеленела в свете фар. Он вывернул руль, и грузовик занесло, заскрежетали изношенные колеса. Диски прошлись по кромке травы, брезент кузова задрожал. Огромный груз ящиков с грейпфрутами заскрипел и опасно накренился. На один жуткий миг Дэну показалось, что грузовик сейчас перевернется, но машина выровнялась и поползла дальше по извилистой дороге.

– Ох ты ж… простите, – выдохнул он с бешено бьющимся сердцем. – Кажется, я отрубился. – Он взглянул на девушку, ожидая, что та дрожит от страха, но она все так же смотрела в лобовое стекло, спокойная, неподвижная, как будто ничего не случилось. – Что, совсем не страшно? – спросил он с легким раздражением. – Мы чуть не перевернулись.

– Тогда мы бы погибли, верно? – мягко спросила девушка; он едва слышал ее из-за шума ветра, бьющего в кабину. – Вам было бы страшно умереть?

Дэн поморщился:

– Говорить о таком в машине – к несчастью. Водители гибнут в грузовиках каждый день.

Он постучал костяшками пальцев по деревянной панели и замедлил ход перед крутым поворотом на горную дорогу.

– Едем в гору, – сказал он, придвигаясь ближе к рулю. – Смотри, дорога та еще.

Теперь они были зажаты между высокой гранитной скалой и обрывом. Дэн подобрался. Грузовик пополз под большим углом, ревя мотором.

– Там, выше, ветер будет просто жуть! – прокричал он девушке. И ветер действительно усилился, а где-то впереди в долину посыпались тяжелые камни. – Он дует по равнине и бьется в гору. Я тут ехал в прошлом году в такой же ветер и застрял.

Девушка не отвечала и даже не смотрела на него.

«Чудачка, – подумал Дэн. – Хотел бы я получше разглядеть ее. Вроде бы ничего из себя. – Он зевнул и крепко вцепился в руль. – Я никто и ниоткуда – смешно сказать! Может, в беду попала, убежала из дома».

Он обеспокоенно помотал головой.

Но на следующем изгибе дороги Дэн забыл обо всем, кроме управления грузовиком. Ветер бушевал с яростью дикого зверя. Мотор заглох, и грузовик, вздрогнув, остановился. Они словно врезались в кирпичную стену, двигаясь прямо навстречу ветру, и он ударил изо всех сил. К тому же дождь лил как из ведра, так что лобовое стекло скрипело. Сквозь потоки воды ничего не было видно.

Ругаясь, Дэн снова запустил мотор. Грузовик дернулся вперед, продираясь сквозь ветер, потом вдруг начал сильно раскачиваться. Ящики с грейпфрутами прорвали брезент и посыпались на дорогу.

– Боже! – выдохнул Дэн. – Мой груз!

Он попытался задним ходом добраться до укрытия за скалой. Снова посыпались ящики.

Грузовик качнуло, и он почувствовал, как колеса прокручиваются в воздухе.

«Мы сейчас рухнем», – подумал он, замирая от ужаса. Хотел было открыть дверцу и выскочить, чтобы спастись, но не мог заставить себя покинуть машину и груз.

Грузовик соскальзывал к краю дороги, и, отчаянно пытаясь рулить, Дэн запустил мотор на полную мощность, сдал назад и едва смог развернуть машину в укрытие – задние колеса чуть не сорвались. Он нажал на тормоза, заглушил мотор и откинулся на спинку сиденья; все мышцы дрожали, во рту пересохло.

– Это было нечто, – сказал он, сдвигая кепку на затылок и утирая пот рукавом. – Правда нечто.

– И что теперь будете делать? – спросила девушка с каким-то неестественным спокойствием.

Он не мог говорить, но вылез из кабины под дождь, чтобы оценить ущерб.

В свете фар было видно, что деревянные ящики раскидало по всей дороге. Некоторые открылись, и помятые желтые грейпфруты поблескивали под дождем. Теперь придется ждать рассвета. Он был раздосадован, а на гнев уже не осталось сил. Все, он застрял на дороге и потерял груз – совсем как в прошлом году.

Мокрый насквозь и донельзя усталый, Дэн едва забрался обратно в кабину.

Девушка сидела на его месте, за рулем, но он слишком устал, чтобы попросить ее подвинуться. Он рухнул на сиденье рядом и закрыл глаза.

Он уснул, прежде чем удалось придумать хоть какой-то план на завтра и оценить убыток, голова его свесилась на грудь, веки налились свинцом.

Дэну снилось, что он ведет грузовик. Солнце стояло высоко над горой, пел легкий ветерок, машина шла под гору. Так-то вести совсем неплохо. Он больше не чувствовал усталости. Ему было хорошо. Он разогнал мотор, и игла спидометра подрагивала возле отметки «семьдесят». Рядом были его жена Конни и сынишка. Они улыбались, восхищаясь тем, как он управляется с машиной, малыш требовал ехать быстрее, обгоняя ветер, и грузовик словно летел над дорогой с изяществом и скоростью ласточки.