Kitobni o'qish: «Похитители тел»

Shrift:

Jack Finney

THE BODY SNATCHERS

Печатается с разрешения литературных агенств Don Congdon и Andrew Nurnberg.

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Глава первая

Предупреждаю: в этой истории не все концы сходятся и не на все вопросы найдется ответ. В финале не всё разрешится и получит объяснение – я, во всяком случае, объяснений дать не смогу. Я сам толком не понимаю, что и почему произошло, как это началось, чем кончилось и кончилось ли вообще, а я ведь находился в самой гуще событий. Если вас это не устраивает, примите мои извинения и не читайте дальше. Я могу лишь рассказать то, что знаю.

Лично для меня это началось в четверг 28 октября 1976 года, в шесть часов вечера. Я только что проводил последнего пациента с растяжением связок большого пальца, но чувствовал, что мой день еще не окончен. Докторское чутье, к сожалению, меня редко обманывает. Съездив на пару дней в отпуск, я вернулся аккурат к эпидемии кори. Падал в постель, валясь с ног от усталости и зная, что через пару часов придется ехать на вызов. Что поделаешь: я все еще посещаю больных на дому, как и многие другие врачи.

Сделав запись в медицинской карте, я смешал себе лечебный бренди с водой, чего почти никогда не делаю. Стоял у окна, смотрел на Трокмортон-стрит и пил понемножку. Днем я так и не пообедал из-за срочного удаления аппендикса, пребывал в раздражительном настроении и жалел, что у меня нет никаких приятных планов на вечер.

Когда я услышал легкий стук в дверь приемной, мне захотелось замереть и переждать, пока кому-то не надоест. В любом бизнесе, кроме моего, это обычная практика. Моя медсестра ушла вместе с пациентом, не иначе одержав над ним чистую победу в спуске по лестнице, поэтому я постоял еще пару секунд, глядя на улицу и притворяясь, что открывать не стану. Еще не стемнело, но смеркалось, зажглись фонари, на Трокмортон-стрит было пусто – в шесть все обычно ужинают. Из-за всего этого меня одолевали одиночество и депрессия.

Стук, затихший было, возобновился. Я поставил стакан, пошел открывать и разинул рот, увидев перед собой Бекки Дрисколл.

– Привет, Майлс, – улыбнулась она, радуясь моему приятному удивлению.

– Бекки, вот здорово, – пробормотал я, посторонившись. – Входи же! Нужна врачебная помощь? – Я сразу воспрял духом и сыпал блестками юмора. – На этой неделе мы специализируемся по аппендиксам, советую воспользоваться. – Фигура у Бекки великолепная – и скелет, и ткани в полном порядке. Некоторые женщины говорят, что у нее бедра широковаты, но от мужчин я такого не слышал.

– Нет, – Бекки прошла к столу и повернулась ко мне лицом, – не совсем врачебная.

Я поднял свой стакан.

– Всем известно, что я пью с утра до вечера, особенно в операционные дни. И больным тоже наливаю – ты как?

Тут я чуть не выронил бренди, потому что Бекки вместо ответа всхлипнула. Глаза у нее налились слезами, она опять отвернулась, сгорбилась, закрыла руками лицо и выговорила:

– Мне бы не помешало.

– Ты присядь, – осторожно предложил я. Бекки плюхнулась в кожаное кресло для пациентов, а я, стараясь не торопиться, смешал в умывальной еще порцию и поставил на стекло перед ней.

Потом сел на свой крутящийся стул, кивнул ей и отпил глоток – надо же дать девушке время прийти в себя. Только теперь я ее рассмотрел как следует: тот же идеальный костяк лица, те же красивые полные губы, и глаза все такие же добрые и умные, хотя и заплаканные. Темно-каштановые, почти черные волосы все такие же густые, но вроде бы стали короче и вьются естественными такими волнами – раньше вроде бы не вились. Ей уже, конечно, не восемнадцать, а хорошо за двадцать, но это все та же девочка, с которой я пару раз ходил на свидание в старших классах.

– Как же я рад, что снова вижу тебя, – сказал я, чтобы не сразу переходить к тому, что так ее огорчило.

– И я рада, Майлс. – Бекки глубоко вздохнула, взяла стакан и устроилась поудобнее, одобряя мое намерение начать со светской беседы. – Помнишь, как ты зашел за мной на вечеринку и у тебя была надпись на лбу?

Я помнил, однако вопросительно вскинул брови.

– «М. Б. плюс Б. Д». Красными чернилами или помадой. Ты сказал, что весь вечер будешь ходить с ней, еле заставила смыть.

– Ага, теперь вспомнил, – хмыкнул я и вспомнил еще кое-что. – Слышал, ты развелась – сожалею.

– Спасибо, Майлс. И мои сожаления прими по тому же поводу.

– Выходит, мы теперь одного поля ягоды.

– Да, – сказала она и перешла к делу. – Я к тебе насчет Вилмы, Майлс. – Вилма – ее кузина.

– А в чем проблема?

– Даже не знаю. – Бекки посмотрела в стакан, потом на меня. – У нее… – Она колебалась – людям не нравится давать четкие определения подобным вещам. – По-моему, это просто бред. Ты знаешь нашего дядю Айру?

– Знаю.

– Так вот, она вбила себе в голову, что это не дядя.

– В смысле, что в самом деле они не родственники?

– Да нет же. – Бетти нетерпеливо вздернула плечико. – Она думает, что он… самозванец, что ли. Что он просто выглядит, как Айра.

Я ничего не понимал: Вилму вырастили как раз дядя с тетей.

– А как она это объясняет?

– Да никак. Говорит, он выглядит и ведет себя точно как Айра, но она знает, что это не он. Я просто сама не своя от всего этого, Майлс! – У Бекки снова брызнули слезы.

– Ты пей, это помогает. – Я показал на ее стакан, отхлебнул из своего и задумался. У Вилмы свои проблемы, как и у всех, но женщина она здравомыслящая. Лет тридцати пяти, краснощекая, маленькая и пухлая, совсем не красотка. Замуж не вышла, так уж сложилось, хотя могла бы, по-моему, стать отменной женой и матерью. Платная библиотека и магазин открыток обеспечивают ей заработок, что не так-то просто в маленьком городке. Жизнь не ожесточила ее: Вилма – веселый циник, знающий, что почем, и не дающий себя одурачить. Мне не верилось, что ее психика вдруг дала сбой, – впрочем, все может быть.

– Чего же ты ждешь от меня? – спросил я.

Бекки наклонилась ко мне через стол.

– Давай сходим к ним, Майлс. Прямо сейчас, пока не стемнело. Взгляни на Айру, поговори с ним – ты ведь много лет его знаешь.

Я поставил поднесенный было ко рту стакан.

– С какой стати, Бекки? Ты тоже думаешь, что это не Айра?

– Нет, конечно, но… – Она потрясла головой. – Я не знаю, Майлс, просто не знаю. Это, конечно, дядя Айра, но Вилма говорит так уверенно! – Она по-настоящему заломила руки – обычно о таком жесте только в книгах читаешь. – Я не знаю, что у них там происходит!

– Ладно, пойдем. Успокойся, Бекки. – Я обошел вокруг стола, положил руку ей на плечо. Оно было плотным, круглым и теплым под тонкой тканью, и я быстро убрал ладонь. – Посмотрим, в чем там дело, и разберемся.

Я взял из стенного шкафа пиджак, который висел, как всегда, на Фреде. Фред – это учебный скелет; я держу его в шкафу вместе с еще одним, женским. Не выставлять же их на всеобщее обозрение, чтобы больных отпугивали. Отец подарил мне их обоих на Рождество, в мой первый медицинский семестр. Полезный подарок для студента-медика, но отец, по-моему, польстился исключительно на коробку шести футов длиной, перевязанную зеленой и красной лентами, – не знаю, где он нашел такую огромную. Теперь оба стоят в шкафу, и я всегда вешаю пиджак на костлявые плечи Фреда. Медсестру это смешит до чертиков – вот, даже Бекки улыбнулась слегка.

– Только и делаю, что дурака валяю. Скоро ко мне даже за рецептом аспирина перестанут ходить. – Я сообщил в телефонную службу, куда иду, и мы пошли взглянуть на дядю Айру.

Для знакомства: мое полное имя Майлс Бойз Беннел, мне двадцать восемь. Около года практикую в Милл-Вэлли, Калифорния. Закончил Стэнфордский медицинский колледж, прошел интернатуру. Родился и вырос в том же Милл-Вэлли, где до меня практиковал мой отец. Он был хорошим доктором, так что недостатка в пациентах я не испытываю.

Мой рост пять футов одиннадцать дюймов, вес один стоун шестьдесят пять футов, глаза голубые, волосы черные, как бы волнистые, довольно густые, но на макушке намечается плешь – это у нас семейное и меня не волнует. Против этого медицина бессильна, хотя ученые могли бы, казалось, что-то изобрести. Играю в теннис когда удается, поддерживая тем свой загар. Пять месяцев назад я развелся и теперь живу один в большом старомодном каркасном доме, где много высоких деревьев и большая лужайка. Раньше это был родительский дом, теперь мой. Вот, пожалуй, и всё. Имею «мерседес» выпуска 1973 года, красный, как пожарная машина; я купил его подержанным, чтобы не разрушать иллюзию о несметном богатстве всех докторов.

В пригороде Строберри, сразу за городской чертой, мы повернули на длинную, извилистую Рикардо-роуд. Дядя Айра стоял на лужайке перед домом и улыбался нам.

– Добрый вечер, Бекки. Привет, Майлс.

Мы помахали в ответ и вышли. Бетти направилась по дорожке к дому, я шел следом небрежно, руки в карманах.

– Добрый вечер, мистер Ленц.

– Как дела, Майлс? Много народу уморил за день? – Он ухмылялся так, будто эту шутку раньше никто не слыхал.

– В пределах нормы. – Наш обычный диалог, когда мы встречаемся в городе.

Он стоял футах в двух от меня. Погода стояла ясная, около шестидесяти пяти градусов¹, дневной свет еще держался, и я мог хорошо его рассмотреть. Не знаю, что я ожидал увидеть, но это был, конечно же, дядя Айра, тот самый мистер Ленц, которого я знал с детства, кому каждый день приносил в банк вечернюю газету. Он был тогда главным кассиром и всегда уговаривал меня поместить в банк мои громадные доходы от доставки газет. Теперь, пятнадцать лет спустя, он вышел на пенсию, но нисколько не изменился, разве что поседел. Он большой, выше шести футов; немного шаркает при ходьбе, но в целом энергичный, остроглазый, приятный старик. На лужайке ранним вечером стоял он, и никто другой, и я немного испугался за Вилму.

Пока мы болтали о местной политике, погоде и бизнесе, я пристально всматривался в его лицо и вслушивался в голос, засекая нюансы. Но две вещи одновременно делать затруднительно, и он это заметил.

– Что это с тобой, Майлс? Ты сегодня какой-то рассеянный.

Я с улыбкой пожал плечами.

– Беру работу на дом, наверно.

– Ты это брось, парень. Взять хоть меня: я забывал про банк, как только надевал шляпу и уходил оттуда. В президенты таким манером, конечно, не выбьешься, но президент помер, а я вот живу.

Черт. Это был дядя Айра до последней морщинки, жеста и мысли. Я почувствовал себя дураком. Бекки с Вилмой, выйдя на веранду, устроились на диване-качалке, и я пошел к ним.

Глава вторая

– Хорошо, что ты пришел, Майлс, – тихо сказала мне Вилма.

– Привет, Вилма, рад тебя видеть. – Я уселся на широкие перила к ним лицом, прислонившись к столбику.

Она перевела взгляд на бродящего по лужайке дядю.

– Ну, что скажешь?

– Это он, Вилма. Твой дядя.

Она кивнула, будто ничего другого не ожидала, и произнесла тихо:

– Это не он. – Вилма не спорила, а констатировала факт.

– Ладно, – сказал я, – давай по порядку. Тебе, в конце концов, лучше знать, ты давно живешь в одном доме с ним. Откуда ты взяла, что это не дядя Айра? В чем разница?

– Не он это, вот и всё! – Вилма чуть ли не на визг сорвалась, но тут же успокоилась и наклонилась ко мне: – Глазами это нельзя увидеть. Я надеялась на тебя, но ты ничего не заметил, потому что и замечать нечего. Посмотри на него.

Дядя Айра слонялся по лужайке, пиная камешек.

– У него всё в точности как у Айры, до мелочей. – На лице Вилмы, все таком же румяном и круглом, пролегли тревожные складки. – Я все ждала, когда он стричься пойдет, и наконец дождалась. – Она подалась еще ближе ко мне и свистящим шепотом сообщила: – У него на затылке маленький шрам. Когда-то там был нарыв, и твой отец его вскрыл. Когда волосы отрастают, шрама не видно. Так вот, сегодня он наконец подстригся…

– И что? – Ее волнение невольно передалось мне. – Шрама нет?

– Да нет же! На месте он! В точности как у Айры!

Я опустил глаза, не смея взглянуть на Бекки и на бедную Вилму. Потом все-таки взглянул и сказал:

– Значит, это и есть дядя Айра, Вилма. Что бы тебе ни казалось…

– Это не он, – упрямо повторила она.

Я не знал, что еще сказать.

– А где твоя тетя Аледа?

– Наверху. Смотри только, чтобы он не услышал.

Я прикусил губу, стараясь мыслить логически.

– Как насчет его привычек? Повседневной рутины?

– Всё как у Айры.

Признаться, я на миг потерял терпение.

– Так в чем разница-то? Если ее нет, то с чего ты… – Тут я взял себя в руки и попытался быть конструктивным. – Ну, а с памятью как? Должны ведь быть какие-то мелочи, которые только вы с ним помните?

Вилма, отталкиваясь от пола, раскачивалась и смотрела на Айру. Тот теперь стоял под деревом, глядя вверх, – будто прикидывал, не пора ли подрезать ветки.

– Я и это пробовала. Говорила с ним о своем детстве. – Вилма вздохнула, не надеясь больше, что я пойму. – Как-то раз он взял меня в хозяйственный магазин. Там на прилавке стояла маленькая дверка – реклама нового замка, что ли. Как настоящая, с петлями, с ручкой, даже с медным молоточком. Я, конечно, захотела ее и устроила скандал, когда нам ее не продали. Он всё это помнит. Что я сказала, что он сказал, что сказал продавец. Даже название магазина, которого давно уже нет. Он помнит даже то, что забыла я, – например, как забирал меня в субботу с дневного сеанса и мы видели похожее на кролика облако. Всё он помнит, как помнил бы дядя Айра.

Я врач общей практики, не психиатр. Что дальше-то делать? Я помолчал, слушая, как поскрипывает качалка, и попытался еще раз. Говорил спокойно и убедительно, но не как с ребенком, напоминая себе, что мозги у Вилмы, не считая этого заскока, в полном порядке.

– Вилма, я целиком на твоей стороне. Моя работа – разбираться с проблемами пациентов. Ты не хуже меня знаешь, что твою проблему надо решать, и я найду способ тебе помочь. Слушай меня внимательно. Я не жду, что ты так сразу согласишься, что ошибалась, что это все-таки дядя Айра и ты не знаешь, что на тебя нашло. Ты не можешь как по заказу перестать думать, что он не твой дядя, но я хочу, чтобы ты осознала, что это именно Айра и что проблема в тебе самой. Невозможно, чтобы два человека были идентичны во всем, что бы там ни писали в книгах и не показывали в кино. Даже однояйцевых близнецов в семьях всегда различают. Никто бы не смог долго притворяться дядей Айрой так, чтобы ты, Бекки и даже я не засекли миллион отличий. Обдумай это, Вилма, и ты поймешь, что проблема в тебе – а после мы обсудим, как с этим быть.

Высказав все это, я опять прислонился к столбику и стал ждать.

Вилма, продолжая раскачиваться и смотреть вдаль, поразмыслила, поджала губы и отрицательно потрясла головой.

– А тетя Аледа как же? – вскипел я. – Ее ведь не проведешь! Она-то что думает? Ты хоть с ней говорила?

Вилма снова покачала головой, избегая моего взгляда.

– Почему?

Она на миг посмотрела мне в глаза, и по ее пухлым щекам вдруг потекли слезы.

– Потому что она тоже не тетя Аледа, Майлс! – Ее лицо исказилось от ужаса, и она прокричала (шепотом, если такое возможно): – Господи, Майлс! Я что, с ума схожу? Скажи, не щади меня. Я должна знать!

Бекки, преисполненная сочувствия, стиснула ее руку.

Я улыбнулся, делая вид, что знаю, о чем говорю.

– Нет. Не сходишь, – сказал я твердо и накрыл ладонью другую ее руку, вцепившуюся в подлокотник качалки. – Сойти с ума не так просто, как тебе кажется, даже и в наши дни.

– Если человек думает, что он спятил, то с ним все нормально. Так всегда говорят, – добавила Бекки.

– В этом есть смысл, – подтвердил я, зная, что смысла тут никакого. – Но для того, чтобы пойти к психиатру, не обязательно сходить с ума, Вилма. Теперь это не зазорно, и многие обращаются…

– Вы не понимаете, – глухо сказала она и высвободилась, благодарно пожав руку Бекки. Она больше не плакала и говорила спокойно. – Он выглядит, говорит и ведет себя точно как Айра, но это только видимость. Внутри он другой. У него… неправильные эмоции, если это о чем-то говорит тебе, Майлс. Да, он всё помнит, и улыбается, и говорит: «Ты была славная девчушка, Вилли, и умненькая», но чего-то все-таки не хватает. И с тетей Аледой в последнее время стало происходить то же самое. – Вилма вновь устремила напряженный взгляд в простанство. – Айра с раннего детства заменял мне отца, Майлс. Когда он вспоминал о том времени, у него в глазах всегда появлялось особенное, умиленное выражение. Теперь оно пропало, и я точно знаю, что этот дядя Айра, или кто он там такой, всего лишь прокручивает текст. У него в памяти записаны все воспоминания прежнего дяди Айры, но эмоции отсутствуют напрочь. Он просто имитирует их. Слова, жесты, интонации прежние, но чувства за ними нет. – Голос Вилмы стал твердым и властным. – Сколько бы мне ни говорили, что это невозможно, я знаю одно: это не мой дядя Айра.

Понимая, что больше добавить нечего, Вилма встала и сказала с улыбкой:

– Закончим на этом, не то он задумается.

– О чем задумается? – спросил я в полной растерянности.

– Не возникло ли у меня подозрений. – Она подала мне руку. – Ты помог мне, Майлс, сам не сознавая того. Не волнуйся за меня, и ты тоже, Бекки. Вы же знаете, я крепкий орешек. Всё у меня будет в порядке. Ты хочешь, чтобы я пошла к психиатру, Майлс, – что ж, я схожу.

Я сказал, что запишу ее к лучшему известному мне специалисту, доктору Манфреду Кауфману из Сан-Рафаэля, и утром ей позвоню. К этому прилагался всегдашний совет расслабиться и постараться не беспокоиться. Вилма улыбалась и касалась ладонью моего рукава – так делают все женщины, когда мужчины не оправдывают их ожиданий. Она поблагодарила Бекки за то, что пришла, сказала, что собирается лечь пораньше, и мы с Бекки пошли к машине.

– Доброй ночи, мистер Ленц, – сказал я, проходя мимо дяди Айры.

– Доброй, Майлс, заходи почаще. – Бекки он послал ухмылку, а мне сказал, чуть ли не подмигнув при этом: – Хорошо, что Бекки вернулась к нам, правда?

– Да, замечательно.

В машине я спросил Бекки, не хочет ли она поужинать где-нибудь, и не удивился, когда она попросила отвезти ее сразу домой.

Жила она в трех кварталах от меня, в большом белом старомодном каркасном доме, где появились на свет и она, и ее отец.

– Как ты думаешь, она правда будет в порядке? – спросила Бекки, когда я затормозил у обочины.

Я пожал плечами.

– Как сказать. Я хоть и врач, согласно диплому, но не знаю толком, что с ней не так. Мог бы много чего на психжаргоне наговорить, но это не моя тема, а Мэнни Кауфмана.

– По-твоему, он сможет помочь ей?

Всякой правдивости есть предел.

– Да, – сказал я, – если кто и сможет, так это Мэнни.

Проводив Бекки до двери, я вдруг совершенно непредумышленно спросил:

– Увидимся завтра вечером?

Она кивнула рассеянно, не переставая думать о Вилме, и ответила:

– Давай. Часов в восемь?

– Ладно, я заеду. – Как будто в наших отношениях и не было многолетнего перерыва; идя обратно к машине, я осознал, что жизнь впервые за долгое время вновь улыбнулась мне.

Я рискую показаться вам бессердечным. Мне, вероятно, тоже следовало думать о Вилме, но доктор быстро приучается не тревожиться за пациентов слишком активно и отгонять эту тревогу на задворки сознания. В коллежде этому не учат, но для врача это не менее важно, чем стетоскоп. Потеряв пациента, ты возвращаешься к себе в кабинет и уделяешь полное внимание засоренному глазу. Не можешь – бросай медицину или приобретай узкую специализацию.

Ужиная у Дэйва за маленьким боковым столиком, я заметил, что посетителей в ресторане почему-то немного. Потом приехал домой, надел пижамные штаны, завалился в постель и стал читать детектив в бумажной обложке, надеясь, что телефонных вызовов не последует.

Глава третья

На следующее утро меня уже ждала одна пациентка. Маленькая тихая женщина лет сорока с лишним села в кожаное кресло для больных, примостив сумочку на коленях, и сказала с полной уверенностью, что ее муж – вовсе не ее муж. Совершенно спокойно она объяснила, что он выглядит, говорит и ведет себя точно как муж – а женаты они восемнадцать лет, – но это просто не он. История Вилмы повторялась во всем, за исключением каких-то деталей; я и ее записал к Мэнни Кауфману.

Короче говоря, к следующей среде, когда в Окружной Маринской больнице проводится собрание врачебного персонала, я отправил к Мэнни еще пять пациентов. Один, здравомыслящий молодой адвокат, довольно хорошо мне знакомый, был убежден, что замужняя сестра, у которой он живет, совсем не сестра, хотя ее муж ничего такого не замечал. Матери трех старшеклассниц в слезах поведали, что их девочки полагают, будто их учитель английского – самозванец, выдающий себя за учителя, и подвергаются за это насмешкам. Бабушка привела девятилетнего внука, живущего теперь у нее: мальчик впадал в истерику при виде матери и заявлял, что это не мама.

Мэнни Кауфман в кои веки приехал на собрание загодя и поджидал меня. Когда я запарковался на больничной стоянке, меня окликнули из другой машины. Подойдя, я увидел на переднем сиденье Мэнни и дока Кармайкла, другого психиатра из округа Марин, а на заднем Эда Перси, моего конкурента. Мэнни открыл свою дверь и сидел боком, уперев локти в колени. Он брюнет, красивый такой и нервный, на интеллигентного футболиста похож. Кармайкл и Перси постарше и посолиднее – сразу видно, что доктора.

– Какого черта творится у вас в Милл-Вэлли? – Задавая этот вопрос, Мэнни покосился на Эда Перси – к тому тоже обращались, как видно.

– Новое хобби, думаю, появилось. – Я оперся на открытую дверь. – Вроде бега трусцой.

– Первый заразный невроз, с которым я сталкиваюсь. – Мэнни посмеивался и злился одновременно. – Эпидемического масштаба. Ты нам так весь бизнес загубишь: мы в полных непонятках, что с ними делать – правильно, Чарли? – Он оглянулся на сидевшего за рулем Кармайкла. Тот слегка нахмурился (он патриарх местной психиатрии, а Мэнни – мозг) и сдержанно вымолвил:

– Да, серия весьма необычная.

– Ну что ж, – сказал я. – Психиатрия, как известно, отсталая падчерица медицины, пребывающая пока что в младенчестве, потому вы и не…

– Кончай острить, Майлс, я с ними в тупик уперся. – Мэнни смотрел на меня испытующе, прищурив один глаз. – Знаешь, что я сказал бы, не будь это совершенно исключено? Возьмем, к примеру, Ленц: я сказал бы, что это вовсе не бред. Все признаки указывают на то, что невроза, по крайней мере в этом отношении, у нее нет. Я сказал бы, что это не мой случай, что ее опасения абсолютно реальны и ее дядя в самом деле не дядя – вот только это исключено. Исключено также, чтобы у девяти человек из Милл-Вэлли внезапно проявился совершенно одинаковый бред, – верно, Чарли?

Кармайкл промолчал. После общей паузы Эд Перси вздохнул и сказал:

– Ко мне сегодня явился еще один. Многолетний мой пациент, мужчина под пятьдесят. У него есть дочь двадцати пяти лет, которая вдруг перестала быть его дочерью. К кому из вас направить, ребята?

– Не знаю, – ответил Мэнни после очередной паузы. – Как хочешь. От меня толку будет не больше, чем с остальными – может, Чарли настроен оптимистичней.

– Присылай, – сказал Кармайкл, – сделаю что смогу. Мэнни, однако, прав: бред нетипичный.

– Бред или что-то другое, – добавил Мэнни.

– Может, кровопускание попробовать? – предложил я.

– Почему бы и нет, – сказал Мэнни.

На собрании было весело, как всегда. Мы прослушали занудный доклад университетского профессора – я бы лучше провел время с Бекки или хоть телик посмотрел дома. После мы с Мэнни еще немного поговорили, но особо сказать было нечего.

– Будь на связи, Майлс, ладно? – попросил он под конец. – Надо же разобраться в этом.

Я пообещал, что буду, и поехал домой. С Бекки я на прошлой неделе встречался через день, но не потому, что между нами что-то завязывалось. Все лучше, чем ошиваться в бильярдной, раскладывать пасьянс или собирать марки. Меня вполне устраивало наше приятное, без напрягов общение. На следующий вечер мы решили пойти в кино. Я сообщил дежурной телефонистке Мод Крайтс, что иду в «Секвойю» на Корте-Мадера, добавил, что отныне буду заниматься исключительно абортами, и пригласил ее стать первой пациенткой. Она похихикала.

– Классно выглядишь, – сказал я Бекки, пока мы шли к машине. Чистая правда, между прочим: на ней был серый костюм с серебристым цветочным рисунком на плече.

– Спасибо. – Она села в машину с довольной, ленивой улыбкой. – Мне так хорошо с тобой, Майлс, – легче, чем с кем бы то ни было. Потому, наверно, что мы оба в разводе.

Я кивнул и включил зажигание, хорошо ее понимая. Свобода – это прекрасно, но прекращение отношений, которые задумывались как постоянные, выводит тебя из равновесия и подрывает твою уверенность. Мне повезло встретить Бекки. Пройдя через те же испытания, мы могли общаться спокойно, без волнений и запросов, всегда возникающих между мужчиной и женщиной. С любой другой все шло бы к неизбежной развязке – браку, роману или разрыву, а Бекки как раз то, что доктор прописал в такой вот погожий осенний вечер.

– Просто скажите Джерри, док. – Слова кассирши в кино означали, что она уведомит меня о возможном вызове, если я скажу администратору, какие у нас места. Мы купили попкорн, вошли в зал и сели.

Фильм удалось посмотреть до середины. Мне сдается, я видел больше половинок фильмов, чем кто-либо из живых, и память моя забита как неоконченными, так и безначальными сюжетами. Увидев, как Джерри Монтизамберт, администратор, делает мне знаки из прохода, я тихо выругался: фильм, как назло, был хороший, «Меж двух времен»² – про парня, который перемещается во времени. Пришлось пробираться к выходу мимо полусотни человек, у каждого из которых было по три коленки.

В фойе из-за киоска с попкорном вышел Джек Белайсек.

– Извини, что не дал досмотреть, Майлс. – Взгляд, устремленный на Бекки, давал понять, что извинения и ей адресованы.

– Пустяки, Джек. Что у тебя случилось?

Вместо ответа он вышел на улицу. Я понял, что он не хочет ничего говорить в фойе, и мы последовали за ним.

– В общем, это не срочно, – сказал он у ярко освещенных афиш. – В смысле, это даже и не болезнь. Я просто хотел, чтобы ты взглянул.

Мне нравится Джек. Он писатель, и хороший, по-моему, – я читал одну его книжку, – но сейчас я немного на него обозлился. Вечная история: весь день люди думают, звать им доктора или нет – дело вроде бы терпит, – а вечером почему-то решают, что лучше все-таки вызвать.

– Если не срочно, Джек, почему бы не подождать до утра? Тем более что я не один – вы, кстати, знакомы?

– Да, – улыбнулась Бекки.

– Конечно, – подтвердил Джек. – Я знаю и Бекки, и ее папу. – Он пораздумал и предложил: – Давайте возьмем и ее, если она не против. Пожалуй, так даже лучше, жене спокойнее будет. Не знаю, понравится ли Бекки то, что она увидит, но это точно интересней, чем ваше кино, гарантирую.

Бекки кивнула в знак согласия, и я больше не стал ни о чем спрашивать, зная, что Джек далеко не дурак. Сказал только:

– Ладно. Поедем в моей машине и поговорим по дороге. Потом я тебя подброшу обратно, и ты заберешь свою.

Мы втиснулись на переднее сиденье втроем и поехали к Джеку за город. Он так и не сказал ничего по каким-то своим причинам. Ему лет сорок, у него тонкое подвижное лицо и преждевременно поседевшие волосы. Умный, рассудительный человек. Я это знаю, потому что несколько месяцев назад он меня вызвал к своей жене. У нее внезапно подскочила температура в сочетании с крайней слабостью, и я, порядком напуганный, диагностировал пятнистую лихорадку Скалистых гор. Можно очень долго практиковать в Калифорнии, так никогда и не столкнувшись с этой болезнью, – я понять не мог, где больная могла ее подцепить. От нее я и назначил лечение, честно сказав Джеку, что это мой первый случай такого рода, – если ему требуется мнение другого врача, то пожалуйста. При этом я добавил, что крепко уверен в своем диагнозе и что любое сомнение в нем может привести к нехорошим последствиям. Джек выслушал, задал пару вопросов, подумал и предоставил мне лечить его жену, как я сочту нужным. Месяц спустя она уже печенье пекла, Джек мне привез его в офис. Я уважаю людей, умеющих принимать непростые решения, и ждал, когда он заговорит сам.

За черно-белым знаком границы города он наконец подал голос:

– Наш проселок налево, если забыл. Зеленый дом на холме.

Я кивнул и стал подниматься в гору.

– Остановись на минутку, ладно? Хочу кое о чем спросить.

Я притормозил на краю дороги, не выключая двигатель.

– Врач ведь обязан сообщать о некоторых вещах, верно?

Не столько вопрос, сколько утверждение. Я кивнул.

– Об инфекционных болезнях, – продолжал он, – об огнестрельных ранах, о трупах. Это обязательно, Майлс? – Он отвел взгляд. – Есть ведь случаи, когда врач может нарушить правила?

– Это зависит, – пожал плечами я.

– От чего, например?

– От врача, вероятно. И от конкретного случая. В чем дело-то, Джек?

– Не скажу пока, сначала ответь. – Он снова посмотрел на меня. – Допустим, это огнестрел, а ты о нем не заявишь. Зная, что у тебя будут неприятности, если об этом узнают, – могут даже лицензию отобрать. Можешь представить себе обстоятельства, в которых ты, рискуя своей репутацией, а то и лицензией, нарушишь врачебную этику и не заявишь властям?

Я снова пожал плечами.

– Не знаю, Джек. Может, и есть такая ситуация, в которой я бы согласился пойти на это. – Эта таинственность начинала порядком меня раздражать. – К чему ты, собственно, клонишь? Никаких обещаний давать не стану, учти. Если в вашем доме есть нечто, о чем я обязан сообщить, то, скорее всего, сообщу, вот и все.

– Этого хватит, – улыбнулся он. – Верю, что ты решишь правильно. Поехали дальше.

Я снова тронулся и увидел при свете фар женщину в фартуке – она шла нам навстречу, обхватив себя руками: вечера здесь холодные. Теодора, жена Джека.

Я остановился, подъехав к ней.

– Здравствуй, Майлс, – сказала она и заглянула в открытое окно. – Не могу сидеть там одна, Джек. Извини.

– Надо было взять тебя с собой, – кивнул он. – Я сглупил, что не взял.

Я открыл Теодоре заднюю дверь, Джек познакомил ее с Бекки, и мы поехали к дому.

1.18 °C.

2.Так называется роман Дж. Финнея, вышедший в 1970 году. Фильм по нему Р. Редфорд так и не снял.