Kitobni o'qish: «Саид»
Я попал в этот частный университет совершенно случайно. И только потому, что его владельцем являлся мой бывший ученик, уговоривший меня вновь вернуться к преподаванию. Мне ещё с его студенческих времён было ясно, что этот очень умный парень, с ярко выраженной харизмой, является этаким интеллектуальным циником.
Сегодня, размышляя обо всём этом, я поневоле проникаюсь всё большей уверенностью в том, что именно его безмерное эго помогло ему многого достичь в наше столь непростое время. При этом самым поразительным для меня явился факт того, что он оказался единственным из моих бывших студентов, кто спустя годы так и не забыл о том, как такой чудик, как я, пытался обучать их основам будущей профессии.
Я всегда был уверен в том, что мои студенты меня недолюбливают. Ведь я был строг, требователен и не заигрывал с ними. Но этот студент, спустя годы, во время нашей столь неожиданной встречи почему-то утверждал, что я был их любимцем.
– Почему?
– Ну, прежде всего, вы были настоящим. Ничего из себя не строили. К тому же вы были лучшим из всех этих арабистов.
Беседа, состоявшаяся спустя годы, продемонстрировала мне, что с годами его аналитические способности достигли совершенно новых горизонтов. Хотя при этом было очевидно, что жизнь, конечно же, изрядно его потрепала. Это чувствовалось хотя бы по тому, что цинизма в нём стало гораздо больше. Не мне гадать, как, почему и в силу каких обстоятельств он сумел стать обладателем фантастического количества денежных знаков. Когда и каким образом всё это произошло, видимо, в таких случаях спрашивать не принято.
Затем, видимо, в его жизни наступил такой момент, что он решил открыть частный университет. Они всегда это делают. Ну те, у кого много денег. У них абсолютно непонятная мне оптика видения и восприятия окружающего мира. Себе и своим редким собеседникам я объяснял всё это примерно так:
– Желания есть у всех, а вот возможности для их реализации чаще всего у обычных людей просто нет. Когда же человек вдруг становится очень богатым и эти возможности появляются, то они сразу переходят в какую-то другую категорию «homo sapiens» и начинают делать удивительные вещи. Скажем, одни покупают футбольный клуб. Другие ищут такую яхту, шире и длиннее которой нет ни у кого в мире. Если не хватает денег на такую, то покупают что-нибудь попроще, находя множество аргументов в пользу такого выбора. Но особенно продвинутые почему-то решают увековечить своё имя именно в образовании и культуре. И всё это не имеет никакого отношения к идеалам просвещения.
Очевидно, их усилия вовсе не направлены на то, чтобы поднять образовательный уровень в стране или обеспечить какой-то прорыв в культурном развитии. Для них наиглавнейшим во всей этой сумасшедшей гонке с себе подобными является удовлетворение своего собственного эго. И как же они кайфуют, когда их называют меценатами и благотворителями. И для них абсолютно неважно, в чём заключается то благо, которое они творят. И благо-ли это вообще?
Им всем кажется, что теперь они на «ты» с самим Гаджи Зейналабдином Тагиевым. При этом они уверены в том, что в далёком прошлом он всего-навсего занимался обычной благотворительностью, а они – истинные филантропы сегодняшнего, а может быть, даже и завтрашнего дня.
Если вернуться к началу всей этой истории, то следует сразу признаться, что всё началось с того, что этот мальчишка заявился ко мне домой. В девять часов вечера. Для меня это такое же время, как для других девять часов утра, то есть начало рабочего дня. Вернее, рабочей ночи. Всё уже было приведено в порядок на моём столе, а я сам готовился приступить к работе, когда вдруг раздался этот неожиданный звонок в дверь. Это было, по крайней мере, странно.
Ко мне домой давно уже никто не приходил. Тем более так поздно. Дверного глазка у меня нет, да и не было никогда. Поэтому эту свою, почти картонную, дверь я сразу же открыл нараспашку. Внимательно посмотрел на незнакомого мужчину. Он выглядел слишком хорошо. Такие не ходят пешком на улицах. И тем более не забредают в наш убогий спальный район. Однако он, непонятно зачем и почему, сразу же начал улыбаться, глядя на меня. И задал мне неожиданный вопрос:
– Неужели вы меня совсем не помните? Я пони маю, что прошло уже немало лет. Но все говорят, что голос у меня всё такой же противный, каким он был в юности.
Вот тут меня и озарила догадка. Он был прав. Я всегда подшучивал над тем, что его голос звучит, как старая, плохо смазанная дверь в ветхом доме. Это не мешало ему быть одним из самых лучших у себя на курсе. Конечно же, передо мной стоял уже не тот тощий высокий мальчишка, что когда-то учился у меня, а зрелый мужчина. Прекрасно одетый и преисполненный невероятным чувством превосходства над всем и вся.
Он даже не попросил разрешения войти. Просто вошёл и сел. Я ещё даже не успел закрыть входную дверь, как он уселся за моим рабочим столом. Хорошо, что ума хватило не садиться в моё кресло, а взять один из стульев, стоящих у обеденного стола. При этом он всё время улыбался и не переставал говорить. Много и ни о чём.
– Я всё помню. Вы как-то очень зло сказали, что решение открыть частный университет всегда чем-то сродни желанию открыть качественный, но дешёвый бордель для народа. Так вот, я всё же это сделал. У меня в университете всё продумано в полном соответствии с моей собственной концепцией. Вы наверняка назовёте её сумасшедшей. И я должен признаться, что она не совсем обычна. Все те, кто хотят получить дипломы юриста, экономиста, айтишника, конечно же, получат здесь свои корочки. Это вполне заурядная категория студентов. На них я зарабатываю деньги и про сто стараюсь впарить в их мозги адаптированные для наших условий хорошие западные программы.
– Постой, постой! Не гони! Какое всё это имеет отношение ко мне?
– Просто мне в университете для престижа нужна научная составляющая. Её я решил развивать по двум направлениям. Это математика и востоковедение. Я прекрасно понимаю, что не могу готовить научную элиту в области физики. Сколько бы я ни потратил денег, кого бы из научных светил ни пригласил и какое дорогое оборудование ни закупил, мне всё равно не удастся это быстро и качественно сделать. Причин тому много, и я не буду их излагать. В общих чертах это достаточно хорошо понятно и мне, и вам. А вот в этих двух областях с минимальными вложениями можно достичь фантастического результата.
– Какого? Ты надеешься на то, что твои выпускники потом будут за гроши работать в Академии наук?
– А вот это мы с вами потом обсудим. Я всё же хочу создать специальный фонд для финансирования научных исследований.
– Плохо я во всё это верю. Да и зачем тебе это?
– Поймите, что сейчас очень нужны не просто люди, которые будут после университета заниматься наукой. Нужна элита. Научная и творческая. Она не может возникнуть из ничего. Необходим толчок. Ну, ещё и среда. Я принципиально не хочу принимать в вуз тех, кто, получив математическое образование, уйдёт в какой-то банк и будет там заниматься финансовой аналитикой. Или же, овладев арабским языком, станет всего-навсего гидом для иностранных туристов. Не мне вам говорить, что сейчас уже нет Советского Союза, который обеспечивал приток в науку талантливой молодёжи.
– Ты не сможешь поменять сложившуюся ситуацию. Это абсурд. Ложные надежды и пустая трата денег.
– Разные всякие социологи уверены, что нынче лишь дети из очень обеспеченных семей могут себе позволить заниматься тем, что не приносит сиюминутный доход. Вопрос лишь в том, захотят ли они это делать и хватит ли на это их ума и таланта. А одарённый, но бедный человек всегда пытается обеспечить себе какой-то прожиточный уровень. В силу этого он выбирает лишь определённый спектр специальностей. Я всё же хочу своим проектом хоть немного повлиять на формирование будущей элиты. Ну, что, поможете мне? Пойдёте ко мне работать?
***
Тон моего сына был просто недопустимым. Откровенно злым и агрессивным.
